Современность: общество риска или общество благоденствия?

Исток проблем современного общества следует искать в глобальных изменениях, охвативших наш мир. Техническая культура породила новые медиумы коммуникации, которые имеют мало общего с религией, гуманизмом и метафизикой. Традиционные понятия и различия уже не позволяют понять такие культурные феномены, как инструментарий, знаки, произведения искусства, законы, нравы, книги, машины и другие искусственные "вещи". Их невозможно дифференцировать с помощью таких категорий, как дух и материя, душа и тело, субъект и объект. Попытка рассуждать об этих сложных феноменах в рамках однозначной онтологии и двузначной логики приводит к деструктивным последствиям. На самом деле современные технологии гораздо гуманнее прежних, а опасения должна вызывать не столько техника, сколько пещерное мышление людей, которые ее используют. Антитехнологическая истерия особенно характерна для тех, кто заботится о гуманизации человека. Между тем именно техника выводит человека из нечеловеческого состояния в человеческое. Техника не производит отчуждения, как не является причиной перверсий (извращений). Технологии, имеющие дело с информацией, открывают путь для ненасильственных отношений, формируют новый тип рациональности, а не игнорируют ее в поисках способов самореализации. Многие ученые стали говорить о "диалоге с природой", что означает отказ от стандартной установки на ее покорение. Нарастание военно-технического безумия несовместимо с новыми технологиями. В мире, который стал сетью межинтеллектуальных взаимодействий, эффективным становится не господство, а сотрудничество. Человек был и остается продуктом технологий очеловечивания, одомашнивания, социализации и цивилизации.

Современность не есть что-то монолитное. Модель современности следует строить по образу сети, состоящей из каналов, по которым циркулируют люди, товары, знания и капиталы (включая культурный и символический). Необходимо описание каналов, по которым циркулируют информация, деньги, культурные артефакты и иные ценности. Важно знать, какие организации и люди обслуживают эти сети; к каким последствиям приводят те или инъекции европейских культурных образцов (экономики, политики, прав человека, искусства и др.) в "тело" неевропейских народов. И наоборот, могут ли, и если могут, то как, самобытные народы представлять себя сами и соответственно влиять на другие "цивилизованные" народы. Тут тоже недостаточно разговоров о взаимодействии культур, необходимо проследить трансформации культурного и иного капитала. Предлагая в качестве лекарства для лечения современности архаичные формы солидарности даже в сублимированном виде, нельзя недооценивать положительные качественные изменения коммуникативных трансформаций, смягчающих социальную ткань. Социальная реальность становится более сложной, дифференцированной, в ней возможна игра и свобода.

Наше время предоставляет человеку столько свободного времени, сколько у него никогда не было раньше. Кажется, наступила эпоха развлечений. Досуг становится главным мотивом жизни, охватившим все слои населения и окончательно уничтожившим сложный био-психополитический феномен, именовавшийся пролетариатом. Заповеданный Богом труд перестает быть главным проклятьем для человека. То, что не слишком удачно называют обществом потребления, выражает главное: общество перестало конструироваться как средство преодоления нужды на основе экономии и ограничений. Решающая особенность нашего времени заключается в повороте человека к собственному благоденствию. Очевидно, драма современного общества уже не может быть описана языком старых сценариев об эксплуатации или отчуждении. Пора осознать, что критерии человеческого сложились в последнее аграрно-империалистическое столетие и уже давно устарели. Революции начала XX века были консервативными, возвращающими к уравнительной бедности и экономии. Им соответствуют модальные идеологии, опирающиеся не на идеи, а на потребности. Свобода сводится к необходимости, а достаток – к удовлетворенным потребностям. Это можно объяснить социально-психологическими обстоятельствами: родители постоянно учат детей, что они должны жить лучше их; собственно, облегчение жизни и позволило интенсифицировать переживание бедности. Так сознание становится своеобразным складом прошлой нужды.

Рост покупательной способности масс способствовал изменению сознания. Даже низшие слои населения вступили в рынок моды, мобильности, дизайна и гастрономии, характерный для индустриального общества. Автомобильная культура, хотя ее чрезмерное развитие наносит вред, свидетельствует об изменении жизни в сторону достатка. Но настоящим достижением становится расширение зоны свободною времени, благодаря чему возникают новые субкультуры. Излишки времени уходят на развитие разного рода талантов и даже на конструирование приватных метафизических систем. В свою очередь, изощренность психики, повышение ее чувствительности ведет к трансформации жилья: многие не только улучшают одно, но и инвестируют средства во второе жилище. Начинается дачный бум. У нас он также зарождался под знаком нужды, как подсобное хозяйство, но, продолжая восприниматься в терминах нужды, дачный участок на самом деле перестает быть огородом и становится местом отдыха и развлечений. Вообще говоря, столь широкое вторжение масс людей в сферу развлечений, отдыха, туризма, спорта, музыки не имеет прецедента в истории. Чтобы верно оценить достижения, достаточно сопоставить современность с первым послевоенным десятилетием.

Почему же на фоне роста благосостояния процветал либо пессимистический, либо утопический язык XIX столетия, выражающий мечты о лучшей жизни? Почему люди так долго не хотели признавать, что их чаяния о хорошей жизни наконец воплощаются? Лишь немногие интеллектуалы смогли избежать как утопизма, так и пессимизма в отношении прогресса и констатировать рост благосостояния бедных слоев населения. Но едва ли кто отмечал в своей критике или диагностике "духовной ситуации времени" те существенные изменения, которые обнаруживают несостоятельность прежней двузначной оценки бытия как подлинного или неподлинного. Тем самым "черный" дискурс о цивилизации продолжается.

Маркс и Энгельс писали о власти товарно-денежных отношений. На самом деле психоистория капитализма развивается от пуританского отношения к богатству до либеральной свободы ориентирования в форме шопинга, спорта, туризма, коллекционирования и т.п. Субъект эпохи постмодерна отрекается от общепринятых форм жизни. Он меньше озабочен платежеспособностью или родственными связями и больше – своей индивидуальной биографией; он колеблется не между добром и злом, а между шуткой и розыгрышем. Люди озабочены едой и любовью. Американское слово "секс" стало синонимом разгруженного отношения к половым отношениям, которые стали рассматриваться не как способ продолжения рода, а как путь к удовольствиям. Открылся рынок эротической жизни. Психоаналитик Вильгельм Райх (1897–1957) назвал это сексуальной революцией. Начиная с XIX века сексуальная потенция становится символом подлинного богатства. Бедные – это импотенты. Речь идет о том, что люди неправильно распоряжаются сексуальностью либо по причине зажатосги, либо из-за незнания опций (возможностей, вариантов поведения). Сексология проливает свет на особенности современного общества. Понятие "сексуального" используется во всех сферах – публицистике, эстетике, психологии, экономике. Это разрушило монополию государства на регулирование отношений разнополых личностей. Оправданы гомосексуализм, автоэротизм и другие формы нетрадиционного полового поведения, если они не имеют криминального характера.

Современность характеризуется резким снижением рождаемости в высокоразвитых обществах. Это свидетельствует о преемственности менталитстов "нового" мира и "старой" Европы. С одной стороны, можно говорить о восстании против мировоззрения нищеты – наследия индустриально- городского общества; с другой – о резком снижении рождаемости в постаграрных обществах. Это служит основой для рассуждений о взаимозависимости благосостояния и низкой рождаемости. Слабая биологическая инвестиция (так в терминах экономики можно описать нежелание обременять себя детьми) характерна для развитых стран. Таким образом, можно говорить о детско-материнской нищете в обществах благоденствия.

Отказ от родительского долга отчасти оправдывается дороговизной воспитания и образования детей. Если посчитать, то сегодня в постиндустриальных обществах ОГЛАВЛЕНИЕ ребенка обходится дороже, чем позолотить шпиль на церкви. В современных высокоразвитых обществах период детства продолжается почти 30 лет, причем сами "взрослые дети" не ощущают своих привилегий, а родители живут в постоянном страхе за будущее детей. Таким образом, суть дела не в недостатке средств на воспитание и образование, а в недостатке родительского тепла. Низкую рождаемость нельзя объяснить ссылками исключительно на профессиональную занятость женщин и дороговизну воспитания. Современные государства тратят такие средства на поддержку материнства и детства, каких никогда в истории ни одно общество не могло себе позволить. Кроме того, контрацептивы снижают количество нежеланных детей, и случаев избавления от них становится меньше. Правда, в России это настоящая проблема, острота которой определяется не только неустроенностью молодых родителей, но и увеличением числа больных детей. И все-таки причина падения рождаемости лежит в изменении стандартов комфорта. Люди уже не желают обременять себя лишними заботами о других.

В современных обществах идет беспримерная борьба за уменьшение страданий от болезней. Цивилизационный процесс, затронувший больницы, проявляется в том, что кроме хирургов весьма важными фигурами там становятся психологи и социологи. Даже старики и инвалиды занимаются спортом. Болезнь становится не просто формой жизни, но и сопровождается культурой диеты и фитнеса, что ведет к расширению курортов, грязелечебниц и т.п. Наступление на страдание происходит благодаря развитию разнообразных медицинских служб. Разрабатывается утонченная герменевтика болезней, которые представляются с позитивной стороны, как шанс для больного проявить заботу о себе. На Западе "клинический архипелаг" оснащен различными средствами, делающими жизнь больного не только вполне сносной, но и комфортабельной, имеющей свои прелести и радости. Кроме специалистов современные клиники имеют совершенный гуманистический патронаж.

Горючим веществом развития современной технологии и экономики является строительство общества как гигантской теплицы, в которой благоденствуют люди. Свободное время тратится на развлечения. Львиную долю его съедают путешествия, передвижение в поисках удовольствий. Современные тела – это тела водителей или пассажиров автомобилей. Два из трех моторизованных передвижений тратятся на неэкономическую и непрофессиональную деятельность. Бросается в глаза расцвет туризма: сегодня количество путешествующих людей и потраченного на туризм времени во много раз превосходит то, что было раньше, даже если учитывать кругосветные путешествия. В целом свободное время тратится не на производительный труд, а на соревнование но части разного рода забав и развлечений, но вряд ли это может служить аргументом в пользу освобождения. Большинство развлекается по установленному образцу, довольствуясь тем, что предоставляет индустрия наслаждений. Вот почему пристальное внимание современной философии должно быть обращено на сферу досуга и развлечений. Именно в этой сфере необходимы определенные вмешательства государства, ибо забота о под растающем поколении является важнейшим фактором развития современных обществ.