Социальный факт в журналистике

Из семиотики известно, что в ОГЛАВЛЕНИЕ журналистского текста объективно внедрены факты и события, через которые его автору явлена социальная действительность. Факты и события имеют определенную форму. Форма предстает перед нами в виде определенных знаков и символов и выглядит как оболочка факта. Она-то и оказывается в фокусе внимания журналиста, потому что только через форму можно раскрыть ОГЛАВЛЕНИЕ факта. У. Эко выделил важный этап познания, когда исследователь находится на полпути между представлением об идее факта и знанием его единичного проявления. Все, что известно о всеобщем, дается через следы, а след единичен. Поэтому полнейшее, совершеннейшее знание – это проницание единичного^[1].

Также известно, что журналистское произведение не окажется понятым массами, если в нем не используется та или иная знакомая им система знаков, адаптированная под восприятие аудитории. И так как адаптация не может быть рассчитана на всех в равной мере, то даже в отдельно взятой аудитории возникает несколько прочтений одного и того же стереотипа. Отсюда истоки нетождественности содержания и значения журналистского текста для аудитории, в основе чего лежит неоднозначность толкования социальных фактов журналистом и его аудиторией.

В социологии социальный факт – это любой объект (событие или явление), так или иначе воздействующий на людей и их деятельность, это массовые, социально типичные явления и процессы, которые подтверждаются многократным наблюдением и повторением. Чтобы понять сущность фактов, необходимо их научное описание и объяснение. Полученное представление о социальном факте, его отражение путем описания, объяснения и теоретического осмысления называется социологическим фактом.

Журналист тоже имеет дело с социальными фактами и стремится отыскать в действительности устойчивые, носящие статистический характер явления. Однако этим журналистика не ограничивается. Известны примеры, когда корреспонденты находили в жизни такие социальные факты, которые были единственными в своем роде и которые только после обнародования в прессе начинали множиться. Если в науке социальный факт после соответствующего исследования превращается в факт социологический, то в медийной сфере – после осмысления и публикации – становится журналистским фактом. Воспользовавшись снова сравнениями У. Эко, можно сказать, что и социолог, и журналист в начале своего исследования находятся на полпути между представлением об идее факта и знанием единичного факта, но далее их пути расходятся. Социолога дорога ведет через поиски множества сходных единичных следов к всеобщему понятию, журналиста – от собственного неведения и единичности следа – к описанию единичного факта, за которым, быть может, скрывается всеобщее. Смысл творчества журналиста – в проницании единичного, без которого для него нет постижения всеобщего.

Социальная действительность в некотором смысле "защищается" от ее прочтения журналистом, ее ОГЛАВЛЕНИЕ скрыто от понимания и фиксации. Открыты лишь знаки. Социальная действительность проступает в восприятии журналиста через систему знаков, которые она подает ему и которые выстраивает сам творческий работник СМИ.

Политик ищет успех в электоральной среде, дает интервью, обозначая для аудитории свои политические предпочтения – словом, модуляцией голоса, мимикой... Возможность обосновать суждения выпадает крайне редко. Лишь кое-что получится аргументировать, все остальное – только расцветить флажками- символами. Однако и интервьюер ограничен своей символической системой, он заранее настроен – положительно или отрицательно – на подаваемые интервьюируемым знаки. Вот почему телеоператор внутренне готов отснять материал в нужном для себя ракурсе^[2], который может и не совпасть с установкой персонажа. Отснять в определенном ракурсе – это то же, что подать кому-то определенный знак.

Пресса – инструмент власти, т.е. партий и экономических лобби. Главное ее оружие, как считает У. Эко, – намеренное затемнение смысла высказывания, поскольку идея состоит не в том, чтобы снабжать читателей информацией, а в том, чтобы через их головы направлять тайные сигналы другим властным группировкам^[3]. Политик подает знаки другим политикам. Журналист – своим собратьям по профессии и власть имущим.

Вспомним классический пример, когда Наполеон в 1815 г. попытался вернуть себе утраченное, бежал с острова Эльба и высадился на французский берег. Столичные газеты Франции патетически писали о "корсиканском чудовище", "преступнике", которого непременно "будут судить и привезут в Париж в железной клетке". Но по мере приближения Наполеона к столице тон газетных сообщений о нем стал сначала нейтральным, потом – мягким, наконец – восторженным. Все закончилось лаконичным сообщением: "Император прибыл в Фонтенбло". Так французские газеты подавали знаки своей лояльности – то Людовику XVIII, то Наполеону...

Для глубокого "проницания" знака нужен журналист-исследователь, которому, в свою очередь, требуются время, условия, знания. Такой журналист призван не только верно отображать и расставлять знаки в каналах СМИ, но и осмысливать ОГЛАВЛЕНИЕ социальных фактов действительности. Аудиторией воспринимается только обозначение социального факта, который стал предметом внимания журналиста (рис. 2.2). Поэтому актуален вопрос о смысловой нагрузке тех или иных знаков, поступающих в ее поле зрения.

Некоторое время назад популярная на Петербургском радио программа "Час до полудня" отмечала в эфире свое двадцатилетие. Собрались те, кто в разные годы вел эту передачу у микрофона. Вспомнились люди, события, впечатления... Но все ли из звучавшего оказалось понятным аудитории, все ли знаки, которые подавали радиожурналисты своим слушателям, были расшифрованы ими? Ведь программе уже два десятилетия, за которые сменился качественный состав аудитории, коренным образом преобразилась социально-политическая действительность в стране, и то, что вроде бы должно восприниматься как само собой разумеющееся, перестает им быть. Вот кто-то из собравшихся в студии назвал Лазаря Маграчева, яркого журналиста, работавшего на радио еще в годы блокады Ленинграда. Однако его имя для большого числа радиослушателей оказалось ничего не говорящим знаком. Что делать, время неумолимо, многое надо объяснять заново. Знак должен быть наполнен смыслом.

Рис. 2.2. Социальная действительность: алгоритм отражения в журналистском тексте

Когда знак в журналистском тексте не наполнен для аудитории адекватным содержанию социального факта смыслом, он интерпретируется ею произвольно. Но нельзя считать аудиторию слепой и глухой, как будто она видит и слышит только то, что содержится в журналистских текстах. Случись такое, аудитория стала бы легко и просто управляемой. Но так не происходит, и прежде всего потому, что аудитория складывается из индивидов, каждый из которых обладает определенным социальным опытом, в той или иной мере включен в межличностное общение, и поэтому знаки, поступающие из журналистских текстов, воспринимает не так, как их видит журналист, а по-своему. Аудитория всегда разнородна, и в ней зарождается не одно, а несколько толкований факта. И когда знаки из журналистских текстов, сопоставленные аудиторией с ее реальным опытом, перестают совпадать с ним, конкретное средство массовой информации утрачивает доверие тех, для кого действует. Отказ в доверии, например, газете может стать "первым звонком" ее близящейся катастрофы.

Смысловая нагрузка знаков, их адекватность содержанию, учет возможностей аудитории верно воспринимать их – все это способствует налаживанию диалога в обществе по вертикали и горизонтали. При этом информация идет не только сверху вниз, но и снизу вверх. Если знаки произвольно подменены, если информация искажается, то разрушается основа общественного диалога, поскольку пониманию всегда предшествуют трудности, препятствия в установлении согласия, и в разговоре возделывается общее поле говоримого^[4].

"Улица корчится безъязыкая – ей нечем кричать и разговаривать", – сказал однажды Владимир Маяковский. Язык ей, ее людям, т.е. возможность говорить, быть услышанными и понятыми, должен дать поэт. Он по приметам, ему только и понятным, найдет образы – знаки того, что творится с улицей, что у нее на душе... И это будет правда, выраженная особыми, поэтическими знаками и символами. Не так ли и журналист? Он практически один в каналах СМИ профессионально владеет методами оперативного распознавания происходящего в душах людей. И он способен дать верный знак каждому, о ком пишет, и каждому, кто его смотрит, читает, слушает. Так что социальный факт становится фактом журналистским только в процессе осмысления и органического его "вживления" в систему личностного социального опыта журналиста. И в этом смысл его работы и высокое предназначение.

Как уже было сказано, социальный факт имеет общественное значение, он находится в поле общего интереса многих индивидов. Так что же скрыто в социальном факте, что само по себе способно возбудить к нему интерес многих? И что, таким образом, следует проницать журналисту?

В журналистике социальный факт обычно таит в себе социальное противоречие – "ножницы" между тем, что есть, и тем, что, по мнению наблюдателя, должно быть. Противоречия свойственны всем сферам жизни. Смысл установления противоречия состоит в потенциальном его снятии. Для этого оно и выявляется. По обнаружить – меньшая часть дела, потому что устранение противоречия само по себе проблема. Таким образом, социальная проблема в журналистике выступает как общественно значимая неразрешенная задача.

Творчество журналиста, направленное на решение проблемы, движется по некоей траектории, на которой важны все этапы пути (рис. 2.3).

Первая процедура – фиксация знаков социального факта – относительно проста. Сложность там, где надо проникать в суть происходящего, где ищется противоречие и устанавливается проблема. Здесь без элементов точного знания не обойтись.

На помощь приходит социологическое изучение действительности. Это могут быть:

– либо проведенное социологами исследование, результаты которого тем или иным путем поступили в распоряжение журналиста;

– либо сведения, полученные самим журналистом с применением социологического инструментария, адаптированного к возможностям повседневной работы творческого работника СМИ.

Рис. 2.3. Социальная действительность в журналистском тексте: отражение противоречия и постановка проблемы

Понимание сущности социального факта приводит журналиста к необходимости мысленно сопоставить свои впечатления от того, что происходит в действительности, и свои представления о том, что должно происходить. Как правило, обнаруживается несоответствие – противоречие, так называемые "ножницы" между сущим и должным.

Так, в петербургской прессе 2005–2008 гг. появилось большое число актуальных публикаций о возведении в исторической части города новых зданий с нарушением высотного регламента и законов эстетики градостроения. Материалы на эту тему содержат в себе констатацию "ножниц" между только что построенным или даже еще намеченным к строительству высотным сооружением и архитектурным ансамблем Петербурга. В своем большинстве журналисты совершенно точно обозначают возникшую социальную проблему: как уберечь прекрасный город от варварства. Однако дальше постановки проблемы авторы выступлений не идут. Предложить способы решения социальной проблемы многим оказалось не под силу. Для этого требуется более высокого уровня журналистская квалификация, нужна осведомленность в определенной области знания. В данном случае осведомленность носит комплексный характер, образуется на пересечении познаний в области политики, экономики, эстетики, урбанистики, истории и пр. Плюс к тому многое решается по наитию. Поэтому точное знание должно найти органичное соединение с мироощущением журналиста, его представлениями о реальности, с интуицией.

Интуиция (от позднелат. intuituo – созерцание, пристальное всматривание) – понимание сути предмета, полученное благодаря непосредственному постижению сущности вещи, составляет основу интуитивного знания. Это нечто, приходящее в наше сознание почти ниоткуда. Но озарение на пустом месте не возникает.

В гуманитарной сфере интуитивное мышление, интуитивные способы познания окружающего преобладают. Да и всякая научная система в области точного знания неизбежно содержит два важнейших элемента: не только строгое логическое доказательство, но и суждение, или интуитивное усмотрение^[5]. Конечно, интуитивное умозаключение необходимо для раскрытия истины, по в то же время трудно выработать суждение, не страдающее субъективностью. Тем более что автор может высказать свое суждение, аргументировать его, а читатель оценит весомость сказанного на личном интуитивном уровне. Поэтому возможна такая реакция читателя, которая, например, в математике немыслима: "Да, вы доказали, но я внутренне не могу с этим согласиться".

Интуиция и творчество – неразлучная пара мыслительного процесса. Творчество – общественно целесообразное и субъективно значимое открытие нового в сфере производства, управления, науки, техники, искусства, журналистики и т.д. Творчество рождается, когда работа, связанная с воссозданием имеющегося знания, методов и форм деятельности, уже не удовлетворяет общественным и личностным потребностям. Возникающее при этом противоречие преодолевается с помощью продуктивного, новаторского решения^[6]. Только противоречие способно побудить нас искать нетривиальные пути решения возникающих проблем. Чем острее проблема, чем больше она кажется неразрешимой на первый взгляд, тем чаще возбуждается в нас таинственное нечто, соединяющее идеальное и сугубо рациональное, тем смелее наши выводы и планы.

Мы понимаем: одну и ту же задачу два человека могут решить по-разному. Здесь слово за интеллектом человека, его привычкой действовать в непростых ситуациях, за способностью прогнозировать последствия совершаемых им самим и другими людьми поступков. Иными словами, ведущая к свершениям интуиция опирается на социальный опыт человека. В журналистике это правило неопровержимо. Тем не менее убедительность, авторитет интуитивного усмотрения истины, весомость интуитивного суждения должны быть не меньшими, чем авторитет логического рассуждения, иначе невозможным оказывается журналистское решение проблемы, которое в той или иной мере опирается на интуицию.

Обеспечить доверие к интуитивному методу со стороны как аудитории СМИ, так и самого журналиста можно с помощью уже апробированных способов. Среди них – апелляция к признанным авторитетам. В этом случае интуитивное суждение строится с помощью аналогии и опирается на уже известное аудитории. Прием аналогии следует воспринимать в качестве интуитивного способа мышления, потому что аналогичность, определенное сходство исследуемого явления с уже изученным выявляет сам журналист, когда ищет убедительные аргументы для своих суждений. Выявление сходства основано на синтезе рационального и нерационального, т.е. подразумевает сравнение образов уже известного с еще не познанным. А непознанное и есть модель прогнозного состояния исследуемого объекта, возникающая в сознании журналиста. Разворачивая интуитивные суждения перед аудиторией, журналист убеждает ее в правильности своих умозаключений.

Вслед за аналогией поставим ассоциативное мышление с его богатейшими возможностями формирования и усвоения образов социального мира как для журналиста, так и для его аудитории. Ассоциация в творчестве журналиста не возникает сама по себе, она – плод его социального опыта. Нужно знать нечто, чтобы, увидев иное, вспомнить об этом нечто. Ассоциации не должны быть осознаваемо конкретными. Более того, они могут опираться на другие, уже сами по себе обобщенные образы. Чтобы они возникли, требуется, во-первых, состояние вдохновения, во-вторых – хотя бы минимум информации, подкрепленной социальным опытом пишущего. Вдохновение есть состояние высшей мобилизации интеллекта и эмоций, когда ум и чувство способны к обобщающему интуитивному постижению истины, преодолению логики содержания, когда непререкаемо разумный тезис вдруг никнет перед последующим суждением, основанным на эмоциональном отношении пишущего к событиям, фактам, явлениям социальной действительности.

Приобщение к социологической журналистике стихийно не происходит. Это, если угодно, длительный процесс профессионального становления, включающий в себя не столько овладение навыками письма, хотя и не без этого, сколько целенаправленное формирование личности журналиста. Говоря точнее, речь идет, прежде всего, о развитой способности критического мышления, которое уже само по себе подразумевает, что журналист непременно должен владеть:

– научными принципами познания социальной действительности;

– развитой способностью к выбору социально значимых фактов в качестве объекта журналистского выступления;

– методами анализа фактов и явлений реальности.

Следовательно, профессионализм журналиста предполагает двухуровневое восприятие социологического знания:

а) усвоение общеметодологических принципов научного исследования действительности в целом, теоретических представлений о социальной структуре общества, месте и роли в ней журналистики в частности;

б) применение результатов социологических исследований при повышенной требовательности к надежности источников информации, учете всей совокупности данных вне зависимости от позиции журналиста, отказе от "выборочного" цитирования документов, строгом различении факта и мнения о факте.

Поэтому условием продуктивного использования новейших знаний из сферы обществоведения в труде журналиста является синтез творческого и социологического освоения социальной реальности.

В совершенствовании профессионального мастерства журналиста большое значение имеет развитие его способности работать с результатами социологических исследований – применять их при написании своих произведений, учитывать в построении взаимоотношений с собеседниками и аудиторией в целом. Вместе с развитым социологическим мышлением это важнейшая составляющая успеха автора в области социологической журналистики. Использование результатов исследований – еще одна грань практического применения журналистами знаний в области социологии. Результаты социологических исследований – не только очень важный источник сведений, открывающий возможности для глубокого проникновения в действительность, но и фактический материал для подготовки текстов, носящих аналитический характер.

В реальности проникновение социологических данных в ткань журналистских текстов осуществляется постоянно, поскольку в наше время без исследований социологов не обходятся ни пропагандистская кампания, ни обсуждение и принятие решений органами власти. К аргументации, почерпнутой из результатов соответствующих исследований, прибегают политики, политологи, психологи, ведущие телевизионных ток-шоу.

Правда, возникают проблемы, поднятые еще П. Бурдье и П. Шампанем. По их мнению, публикуя результаты опросов, поле журналистики "работает" не только для себя, но и для фирм-консультантов в области политики. Ведь если некие статистические распределения преподносятся на первых страницах газет, воспроизводятся телевидением, значит, они публично признаются политически важными. Это заставляет политических лидеров считаться с ними как с реальностью^[7].

Подчеркнем, что социологические данные как элементы доказательной базы в журналистских произведениях ценны и достоверны, если они:

• почерпнуты из надежного источника;

• корректно используются в соответствующем контексте;

• цитируются полностью, без принципиально значимых умолчаний.

Также отметим, что социологическое обеспечение аргументации журналистских выступлений может осуществляться на разных уровнях. Так, первый из них, в своем роде наиболее приближенный к возможностям восприятия аудиторией, подразумевает такое использование отдельных социологических данных, которое неискушенной части читателей или зрителей даже незаметно.

Скажем, в небольшой аналитической публикации по поводу развития ипотечного кредитования жилищного строительства отмечается, сколько в процентном выражении горожан могут позволить себе дорогостоящий банковский кредит. Показатель явно взят из какого-то источника, о котором в газете ничего не сообщается, – не столь уж принципиально это уточнение, журналисту можно поверить и на слово. Гораздо важнее, что публикация может побудить к размышлениям тех, кто уполномочен принимать решение, а уж они-то при желании отыщут всю необходимую для данного случая социологическую информацию.

Более сложный вариант, когда журналист стремится обязательно указать атрибуцию приводимой им социологической информации, источник сведений. Такое чаще всего случается, если в полемической публикации рассматривается комплекс сложных социальных проблем, каждая из которых по-своему спорна. В этой ситуации общая конструкция журналистского выступления без строгой аргументации каждого положения становится зыбкой. Здесь автор проявляет особую заинтересованность в том, чтобы его доказательная база была надежной.

Более внимательно следует отнестись к журналистским публикациям, которые полностью опираются на социологический эксперимент, организованный и проведенный творческими работниками СМИ. (Характерным примером может служить когда-то широко известная газетная рубрика "Журналист меняет профессию".) Здесь источником социологической информации выступает сам журналист, точнее, та социальная реальность, которую он увидел, проанализировал и осмыслил. Этот комплексный метод сбора информации дает журналисту весьма надежные, интеллектуально обоснованные и наглядные материалы для аргументации.

Социологический эксперимент в своем творчестве применяли многие журналисты. Наиболее ярких результатов на этом пути достиг А. Рубинов, обозреватель "Вечерней Москвы" и "Литературной газеты". В ходе сбора фактуры проведенные им творческие эксперименты по сфере деятельности являются социальными, по характеру экспериментальной оценки – полевыми, с выездом на место, по характеру решаемых задач – практическими^[8].

Обратимся к некоторым примерам из его практики.

Целью операции "Хочу купить разговор" стал поиск ответа на вопрос – сколько времени тратит человек, желающий позвонить, на отыскание нужных монеок (напомним, что в 1970-е гг. разговор по телефону-автомату оплачивался 2-копеечной монетой или двумя однокопеечными). Оказалось, что многое зависит от случайных обстоятельств. После публикации очерка руководители телефонной сети убедились, что они теряют значительные средства из-за плохой работы таксофонов. Как следствие, старые модели начать заменять на более совершенные.

Другая операция "Девушки и телефон" имела главной целью оперативное и объективное исследование работы междугородной телефонной станции (в отсутствие мобильной и широко развитой стационарной автоматической связи эта проблема была среди злободневных. Так что оценим способность журналиста браться за острые вопросы). В эксперименте приняли участие и специалисты, тем самым повышался уровень его объективности. Технология операции была простой: делается 10 заказов, и в ожидании их исполнения журналист с гостями обсуждают проблемы "междугородки". Специально для эксперимента были изготовлены бланки актов, в которых фиксировалось все, что происходило с каждым заказом, т.е. эксперимент обеспечивался документально. Плюс к тому журналист, конечно же, не упускал возможность вести наблюдения за работой сотрудников междугородного телефонного узла и его абонентами. Публикация имела общественный резонанс и привела к определенным положительным переменам в работе междугородной связи.

Таким образом, можно утверждать, что социологический эксперимент в журналистике – не дань моде, а насущная общественная необходимость. Однако стоит заметить, что журналистскому экспериментированию должны быть поставлены разумные пределы – нравственно-этические прежде всего. Такая мысль не могла не прийти в голову после просмотра сюжета, показанного по телевидению (НТВ) в начале 2000-х гг. Корреспондент газеты "Комсомольская правда" взялась за расследование обстоятельств того, как уехавшие за рубеж российские девушки становятся секс-рабынями, которых иной раз перепродают в глухие районы ближневосточных стран, средневековыми караванными тропами отправляют к месту назначения. С таким караваном под видом одной из попавших в беду девушек отправилась и корреспондент газеты, естественно, не сообщив ни караван-баши, ни его подчиненным о своей принадлежности к журналистскому цеху. Налицо все признаки применения двух методик – включенного наблюдения и "журналист меняет профессию". По вопрос о том, к какой профессии, к какой социальной роли временно приобщилась журналистка, так и не был задан. Додумывали зрители. И не всегда почтительно по отношению к героине этого телевизионного сюжета.

Конечно, в перечисленных теоретических положениях и приведенных примерах их воплощения в журналистскую практику второстепенных деталей нет. И все же отважимся на одну мыслительную операцию, попытаемся совершить своеобразный "нажим" на те выводы, которые уже сейчас можно было бы сделать, – попробуем выделить центральное, наиважнейшее звено в цепочке требований к профессионализму в области социологической журналистики. Таким звеном, по нашему мнению, должно стать практическое умение анализировать события, ситуации, факты, с которыми по ходу выполнения своих служебных обязанностей сталкивается журналист.

Нет вздоха облегчения, когда закончен сбор материала, здесь все только начинается, – так можно понять пишущего о журналистском труде В. Аграновского. Профессиональной биографии одного из ярчайших представителей социологической журналистики и его словам о тех аспекта своей профессии, которые обращены к науке, доверять можно. Особенно, когда Аграновский констатирует в журналистском деле неизбежное: "Итак, нет нам передышки... Вернувшись домой, мы не сваливаем привезенный материал в ящик стола или в угол комнаты в надежде, что отлежится, “успокоится” и только тогда пойдет в дело, – нет, без промедления мы топаем дальше, до самой газетной полосы, взвалив на плечи бесформенную массу. Вся поВперед работа связана с необходимостью осмыслить и обработать материал... Это значит – отобрать и систематизировать факты, цифры, собственные впечатления... Иными словами, думать надо, и думать научно В противном случае мы рискуем просто запутать читателя в бесформенной, бессюжетной жиже фактов, мыслей, цифр. В литературе, говорил М. Горький, идет та же самая работа, что и в науке. Освобождение от этой работы я совершенно серьезно расцениваю как освобождение от журналистики"^[9].

Навыки анализа приобретаются не сразу, не каждый работающий в газете или на телевидении способен за фактом увидеть явление, в событии – проявление закономерности. Давно известно утверждение классика о необходимости "видеть действия объективных отношений там, где на первый взгляд кажется, что действуют только лица", и о том, что все явления в обществе порождены существующими в них отношениями^[10]. Однако известно – это еще не значит, что освоено.

"Любопытство и необходимость – вот важнейшие мотивы, лежащие в основе человеческого познания. Мы пытаемся понять мир вокруг нас и ради знания и самозащиты, и ради облегчения своей судьбы. В любом случае мы получаем хотя бы потенциально способ исправить существующий порядок вещей. Иными словами, чем больше мы узнаем об окружающем нас мире, тем больше возможностей для управления им мы получаем"^[11]. Чтобы иметь ключ к пониманию окружающего нас мира и его изменению, надо всего лишь больше знать об этом мире.

В этом плане важно помнить, что методология социологической журналистики представляет собой уникальную область социологического познания, тесно сопряженную с творческими процессами создания журналистских текстов и распространения информации по каналам СМИ.

Произведение социологической журналистики основано на эмпирическом анализе действительности, но элемент реализации полученного знания предполагает наличие нормативности исследования, проявляющейся как определение субъективных целей, ценностей и ценностных ориентаций, этических норм, которыми руководствуются люди, принимающие решения и участвующие в их принятии на основе полученных новых знаний. В данном случае особенно важно иное понимание нормативности – связанное с исследовательской культурой аналитика. Это объясняется, прежде всего, современными тенденциями к интеграции научного знания. К ним, например, следует отнести метод переноса знаний об уже изученных областях на новые предметные области. Это метод научной экстраполяции^[12].

Экстраполяция является переносом способа деятельности (практической или теоретической) с уже освоенного объекта на еще не исследованный континуум предметов, явлений реальности и познания. Объективным фундаментом экстраполяции служит всеобщая взаимосвязь явлений, выражаемая принципом материального единства мира. Практическое обоснование метода – потребность постижения нового и невозможность поиска нового какими-то иными средствами, кроме накопленных ранее. В исследованиях журналистам приходится иметь дело не только с экстраполяцией каких-либо социальных процессов и тенденций, когда из уже известного прошлого корректно переносятся те или иные выводы в настоящее или, быть может, в будущее. В журналистике активно применяется перенос методов и приемов исследования из одной области познания в другую. Научная экстраполяция не имеет направленности исключительно по одной оси координат – она и вертикальна, и горизонтальна, она общественно значима и узко специализирована.

Случай с экстраполяцией только подтверждает особую значимость исследовательской культуры журналиста-аналитика, которая в сфере социологической журналистики включает в себя некоторое число, если воспользоваться терминологией Т. Парсонса, "культурных стандартов", среди которых:

• приоритет научного знания, причем законы, категории, методы изучения без крайней на то необходимости не переоцениваются;

• вместе с тем, применяемые аналитиком научные методы исследования нуждаются в определенной адаптации, необходимость и меру которой устанавливает специфика изучаемого объекта;

• особо значим для журналиста-аналитика общенаучный принцип историзма. Это связано с настоятельной необходимостью тщательно избегать "греха анахронизма", иначе основания сделанных аналитиком выводов не будут вызывать доверия.

Итак, социологическая журналистика включает в себя значительный диапазон публикуемых в прессе журналистских произведений, в которых на основе научных данных, с помощью апробированных исследовательских методик раскрываются актуальные общественно значимые проблемы. В реестр таких произведений в качестве центрального звена, свидетельства наивысшего достижения профессионализма и мастерства можно внести социологическую публицистику, интегрирующую в себе все важнейшие особенности социологической журналистики в целом и удовлетворяющую определенное стремление к публичному изложению результатов своих размышлений ученых-обществоведов.