Социальные отношения. Знать

На вершине социальной иерархии в средневековой Руси находилась родовитая знать. Это были князья Рюриковичи, в XIII–XV вв. разделившиеся на субдинастии и отдельные княжеские роды (фамилии), происхождение которых связывалось с их уделом (вотчиной). Так появились князья Суздальские, Ростовские, Угличские, Ярославские и др.

В рамках своего удела князь имел всю полноту административной власти: назначал наместников и волостелей, вводил законы (посредством уставных грамот), осуществлял право верховного суда, устанавливал и собирал налоги. В период татарского господства князья могли получить полномочия по сбору дани для Орды.

У каждого удельного князя был так называемый двор – группа слуг (служилых людей), которые составляли ядро княжеского войска, исполняли административные, судебные и управленческо-хозяйственные поручения князя, руководили сбором податей. В период службы они либо находились на содержании князя (если жили непосредственно при дворе), либо получали от него землю за службу. Формами землевладения были вотчина (земля, предоставляемая за службу с правом ее передачи по наследству, отсюда и название – "в отчина", т.е. "земля отца") и поместье (земля, предоставляемая только на период несения службы дворянину). С XII в. его получали так называемые милостники, служилые люди господина. Большое распространение эта форма землевладения получает с 1470-х гг., с периода реформ Ивана III.

В XIV–XV вв. развивается и возвышается категория боярства как особого социального слоя, богатство и положение которого основаны на пожалованиях, полученных от князя представителями рода за верную службу. Именно с этим кругом служилых людей князь советуется по главным вопросам. Из них же формируется и набирается аппарат управления княжеством, назначаются наместники и воеводы для управления городами и местностями.

С. В. Веселовский выделял следующие роды бояр в первой половине XIV в.: Кобылины, Морозовы, Сабуровы-Годуновы (Зерновы), Плещеевы, Воронцовы-Вельяминовы, Квашнины, Отяевы (Хвостовы), Постеевы (Минины). Во второй половине XIV в. к ним добавляются Симские, Хабаровы, Зайцевы, Викентьевы, Всеволожские, Заболоцкие, Карповы, Ржевские, Волынские, Овцыны, Новосильцевы, Кутузовы. В XV в. возвышаются Ховрины-Головины, Бороздины, Сорокоумовы-Глебовы, Сатины, Мамоновы, Даниловы, Басенковы, Татищевы. Судьбы этих родов сложились по-разному: некоторые из них угасли, некоторые измельчали, представителям других удалось возвыситься во второй половине XV–XVI в.

Бояре должны были исполнять службы, на которые их направит князь (военные, административные, судебные, фискальные и др.). Если отношения с князем не складывались, то теоретически боярин мог через определенную процедуру отказаться от службы и перейти к другому господину (это называлось правом отъезда). Однако, по справедливому замечанию С. Б. Веселовского, случаев отъезда мы знаем не очень много. Русские бояре стремились держаться за своего господина, ведь чем дольше служит род, тем более богатым и сильным он становится. Перебежчику же приходится все начинать сначала, поэтому переходы бояр к новому князю чаще всего были связаны с личными конфликтами, либо бояре покидали своего господина в преддверии его политического краха, поглощения его удела более сильным соседом. Служить такому неудачнику было бесперспективно. Если боярин заранее объявлял о своем намерении, это не считалось предательством.

При сборе войска бояре не только являлись в него лично, но приводили с собой небольшие отряды из младших родственников и слуг-послужильцев. Так постепенно формируется иерархия служилой знати. На ее вершине были бояре, которым служба обеспечивала богатство, положение в обществе. Затем шли дворяне, милостники, другие лично свободные мелкие служилые люди, для которых служба была источником средств существования. В войске также присутствовали слуги-послужильцы.

Структура военно-служебной организации, постепенно складывающаяся в XIV–XV вв., получит окончательное оформление в XVI в. и станет основой комплектования русского войска для XVI–XVII вв.

Боярские вотчины формируются как подсобные хозяйства, обеспечивавшие жизнь боярина и его слуг, поэтому поначалу вотчины были невелики.

Боярским вотчинам второй половины XIII – XIV в. историк В. Б. Кобрин дал такую характеристику: "Вероятнее всего, они служили для княжеских вассалов и слуг своеобразными небольшими “подсобными хозяйствами”: в условиях господства натурального хозяйства для феодала было в равной степени не нужно производство сельскохозяйственных продуктов на рынок и необходимо личное село, избавлявшее от закупок зерна и мяса, масла и молока. Повседневный, да отчасти, и праздничный сгол феодал XIII–XIV вв. должен был поневоле сам себя обеспечивать; лишь заморские деликатесы и виноградные вина представляли здесь покупную провизию. Первоначально более крупная вотчина просто была не нужна".

В XIV–XV вв. происходит постепенный рост вотчины, что в первую очередь относится к княжескому и боярскому землевладению: князья и бояре стремились закрепить за своим родом владение селами, землями, сельскохозяйственными угодьями.

Пытаясь понять особенности менталитета княжеско-боярской знати второй половины XIII – первой половины XV в., прежде всего нужно помнить, что это были годы татарского владычества. Поскольку с татарами в контакт наиболее интенсивно входила именно знать, то как раз она и испытала на себе самое существенное влияние Орды. Можно даже сказать, что это влияние изменило облик древнерусской знати. Старые аристократические роды, ведущие свое начало от домонгольской эпохи, в XIII–XIV вв. оказались во многом истреблены. На смену им пришла новая служилая знать, сформировавшаяся главным образом из бывших слуг княжеского аппарата (тиунов, мечников, емцев и т.д.). Например, среди родов московских бояр, кроме Рюриковичей, Гедиминовичей и выходцев из Новгорода, нет ни одной фамилии, у которой были бы известны предки до монгольского нашествия.

Аристократия Северо-Восточной Руси оказалась под влиянием монгольской политической культуры. Как империя принадлежала всему роду Чингизидов, так и род Калитичей (потомков Ивана Калиты) в XIV в. начинает борьбу за полноту своей власти над всеми русскими землями по ордынскому образцу. А. Л. Юрганов обосновал гипотезу об общности моделей власти и собственности Монгольской империи и Руси. Сходство и преемственность можно найти и в организации верховной власти ("царской" – ханской или великокняжеской), и в системе дьяческого делопроизводства, и в отношениях государства с подданными.

Результатом влияния ордынской политической культуры на русскую знать стало постепенное формирование так называемого службистского менталитета у князей и бояр.

Смысл своего существования князья и бояре видели только в службе, исполнении воли господина – хана или великого князя. Становясь "служебниками" ханов, они поневоле впитывали дух империи: беспрекословную покорность подданных при безграничной власти правителей. Впоследствии они переносили такую модель внутрь своей страны, уже на собственных подданных. То, что при этом они сами тоже были владельцами вотчин, оказывалось вторичным.

Менталитет русской аристократии под влиянием монгольской политической культуры формировался не как менталитет феодалов, земельных собственников, а как менталитет служилых людей. Эта модель получит дальнейшее развитие в Московском государстве и определит специфику отношений власти и общества.