Смысловая подвижность идеи

Жизнь ежедневно и неотступно предлагает нам ситуацию выбора и властно требует от нас ответов. Искать желанную профессию или вместе с приятелем торговать в ларьке? Высказать собственное мнение или промолчать, будто так и надо? Довериться любимой или сразить ее жестокостью? Испытать радость общения на людном перекрестке жизни или "ощутить сиротство как блаженство"?

Скажи мне, какой ты сделал выбор, и я скажу, кто ты. Итак, будь свободен, поступай по собственному велению. Услышав такое, иной усмехнется: "Легко сказать... Разве кто-нибудь интересуется, что у меня на уме? Я, может быть, в институт не пошел бы, и книжки забросил. Только кто мне позволит?"

Понятие свободы заключает в себе подчас самое неожиданное ОГЛАВЛЕНИЕ. Неслучайно Кассирер в работе "Техника современных политических мифов" оценивал данное слово как одно из наиболее туманных и двусмысленных не только в философии, но и в политике. Свидетельством смысловой "подвижности" и "неконкретности" понятия служит тот факт, что оно возникает, как правило, в разных сопоставлениях. В философии свобода обычно противостоит необходимости, в этике – ответственности, в политике – порядку. Да и сама содержательная интерпретация слова "свобода" содержит в себе весьма различные оттенки. Свобода может отождествляться с полным своеволием, а может оцениваться как сознательное решение, тончайшее мотивирование человеческих поступков.

По мнению Фомы Аквинского, "свободу можно правильно определить следующим образом: свобода есть отсутствие всяких препятствий к действию, поскольку они нс содержатся в природе и во внутренних качествах действующего субъекта. Так, мы говорим, что вода свободно течет или обладает свободой течь по руслу реки, ибо в этом направлении для ее течения нет никаких препятствий; она не может свободно течь поперек русла реки, ибо берега препятствуют этому. И хотя вода не может подниматься вверх, никто никогда не говорит, что у нее нет свободы подниматься, потому что в данном случае препятствие заключается в самой природе воды и носит внутренний характер. Таким же образом мы говорим, что связанный человек не обладает свободой ходить, потому что препятствие заключается не в нем, а в его узах; но мы не можем говорить так о больном или увечном, потому что препятствие заключается в них самих"^[1].

А. Шопенгауэр считал, что для новейшей философии свобода – главнейшая проблема. Свои размышления на данную тему он начал с определения данного понятия, которое представлялось ему отрицательным. Когда мы говорим о свободе, то фиксируем те препятствия, которые нужно устранить ради нее. Если бы у меня были деньги, я купил бы видео... Если бы знаменитый режиссер увидел меня, я стала бы кинозвездой... Окажись у меня родственники во Франции, я бы... Был бы я столь талантлив...

Выясняется, что о свободе можно говорить только как о преодолении трудностей. Исчезла помеха, родилась свобода. Она всегда возникает как отрицание чего-то. Неожиданный подход, не правда ли? Свобода казалась таким безупречным понятием, кристально ясным. И вдруг обнаруживается, что определить свободу из самой себя крайне сложно, попросту невозможно. Для того чтобы приблизиться к ее пониманию, нужно указать па совсем иные, посторонние факторы. Они существенны, конкретны. Собственное же положительное ОГЛАВЛЕНИЕ свободы, согласно Шопенгауэру, равно нулю.

Возьмем такой пример. Человек собирается поступать в институт. Нет никаких препятствий к тому, чтобы он принял такое решение и осуществил его. Но воля его бездействует. Оказывается, есть нечто (угрозы, обещания, опасности), воздействующее на мотивы его поведения. "Точно ли свободен такой человек?", – спросил бы Шопенгауэр.