Сферы проявления регулятивной функции морали

Можно выделить три сферы, в которых проявляется регулятивная функция морали: сфера микросоциальная – на этом уровне имеют место повседневные межличностные отношения, сфера профессиональная, где мораль выполняет функцию регулятора деловой активности, и сфера макросоциальная, где мораль выступает способом оценки людьми действий разного рода социальных и государственных структур, движений, организаций, а также идей, концепций, идеологий, циркулирующих в обществе как открыто – но каналам средств массовой информации, так и передающихся посредством слухов. "Обратная связь" во всех случаях осуществляется посредством так называемого общественного мнения (рис. 11.1).

Здесь уместно привести текст русского классика философии В. С. Соловьева, где он размышляет как раз о макросоциальном уровне: о том, что допустимо, и что недопустимо в государственной политике, направленной вовне.

Рис. 11.1. Сферы проявления регулятивной функции морали

Согласно общераспространенному мнению, каждый народ должен иметь свою собственную политику, цель которой соблюдать интересы этого отдельного народа или государства. В последнее время все громче раздаются у нас патриотические голоса, требующие, чтобы мы не отставали в этом от других народов и также руководились бы в политике исключительно своими национальными и государственными интересами, и всякое отступление от такой "политики интереса" объявляется или глупостью, или изменою. Если полагать интерес народа, как это обыкновенно делают, в его богатстве и внешнем могуществе, то при всей важности этих интересов несомненно для нас, что они не должны составлять высшую и окончательную цель политики, ибо иначе ими можно будет оправдывать всякие злодеяния, как мы это и видим. Наши патриоты смело указывали на политические злодеяния Англии, как на пример, достойный подражания. Пример в самом деле удачный: никто и на словах и на деле не заботится так много, как англичане, о своих национальных и государственных интересах. Всем известно, как ради этих интересов богатые и властительные англичане морят голодом ирландцев, давят индусов, насильно отравляют опиумом китайцев, грабят Египет. Несомненно, все эти дела внушены заботой о национальных интересах. Глупости и измены тут нет, но бесчеловечия и бесстыдства много. Если бы возможен был только такой патриотизм, то и тогда не следовало бы нам подражать английской политике: лучше отказаться от патриотизма, чем от совести. Но такой альтернативы нет.

Смеем думать, что истинный патриотизм согласен с христианской совестью, что есть другая политика, кроме политики интереса, или, лучше сказать, что существуют иные интересы у христианского народа, не требующие и даже совсем не допускающие людоедства.

Далее В. С. Соловьев говорит о лицемерии, которое сопровождает подобную политику. Так, англичане выставляют себя благодетелями по отношению к "низшим расам", приобщая их к высшей цивилизации, что и справедливо до некоторой степени. Но при этом "грубое стремление к выгоде превращается в возвышенную мысль о своем культурном призвании".

Обставлять свою экспансию можно по-разному. Если английская эксплуатация была делом материальной выгоды, то немцы направляют свое действие не на внешнее достояние народа только, а на его внутреннюю сущность. Эмпирик- англичанин имеет дело с фактами, мыслитель-немец – с идеей. Один грабит и давит народы, другой уничтожает в них самую народность.

В. С. Соловьев отдает дань культуре Германии. Ее высокое достоинство неоспоримо, но можно ли определить, где критерий "высоты" культуры? В чем состоит культурная миссия?

...Нет ни одного исторического народа, который не заявлял бы притязания на эту миссию и не считал бы себя вправе насиловать чужие народности во имя своего высшего призвания. Народом народов считают себя не одни немцы, но также евреи, французы, англичане, греки, итальянцы и т.д. и т.д. Но притязание одного народа на привилегированное положение в человечестве исключает такое же притязание другого народа. Следовательно, или все эти притязания должны остаться пустым хвастовством, пригодным только как прикрытие для утеснения слабых соседей, или же должна возникнуть борьба не на жизнь, а на смерть между великими народами из-за права культурного насилия. Но исход такой борьбы никак не докажет действительно высшего призвания победителя; ибо перевес военной силы не есть свидетельство культурного превосходства: такой перевес имели полчища Тамерлана и Батыя, и если бы когда-нибудь в будущем такой перевес выпал на долю китайцев, благодаря их многочисленности, то все- таки никто не преклонится перед культурным превосходством монгольской расы.

Идея культурного призвания может быть состоятельной и плодотворной только тогда, когда это призвание берется не как мнимая привилегия, а как действительная обязанность, не как господство, а как служение.

Соловьев В. С. Нравственность и политика // Мир философии. Книга для чтения. Ч. 2. Человек. Общество. Культура. М., 1991. С. 357-360.

В. С. Соловьев разделяет понятия народности и национализма, подчеркивая, что народность есть положительная сила: плоды английской народности – в Шекспире, Байроне, Ньютоне, а плоды национализма – всемирный грабеж, разрушение и убийство. Плоды великой германской народности – Лессинг и Гете, Кант и Шеллинг, а плод германского национализма – насильственное онемечивание соседей от времен тевтонских рыцарей и "до наших дней".

Разумеется, каждый исторический народ, имея свое особое место в истории, имеет и свое особое служение, оно как бы навязывается народу его историей. Но он может впасть в искушение разрешать возникающие проблемы не по совести, а по самолюбивым расчетам. "В этом величайшая опасность, предостерегать от нее есть долг истинного патриотизма", – писал философ и гражданин в 1880-е гг. Интересно, что сказал бы он о сегодняшних США?