Сборник "Великое зерцало"

Этот популярный в русской читательской среде сборник, переведенный с польского, был известен в Западной Европе на латинском языке с конца XV в. Но сам тип сборника "прикладов", т.е. примеров для католических проповедников, еще старше: он ведет свою историю с XII–XIII вв. Его цель – дать готовый дидактический материал, способный оживить поучение, облечь отвлеченную христианскую идею в занимательную и вполне конкретную форму. Подобные сборники отличались богатством и разнообразием материала: в них свободно функционировали религиозные легенды и бытовые новеллы, сатирические повести и рассказы, имеющие притчевую основу.

"Великое зерцало" – русская версия латинского сборника, составленного в 1480 г. в Нидерландах. В начале XVII в. книга была переведена на польский язык, на Руси стала известна благодаря двум переводам. Первый, выполненный в 1670-е гг. по повелению царя Алексея Михайловича служащими Посольского приказа, отличался тяжелым стилем. Второй, осуществленный в 1690-е гг., вошел в число самых читаемых книг (выявлено свыше 200 списков, хранившихся как в царской библиотеке, так и в крестьянской избе). Многие идеи латинского сборника оказались созвучны русской действительности последней четверти XVII в. Так, вопрос о приоритете духовной власти над светской, что характерно для католицизма, живо обсуждался и в Московии. Концепции религиозной нетерпимости к еретикам придерживались и никониане, и старообрядцы. Наконец, как католики, так и православные были обеспокоены растущей тенденцией толковать Священное Писание, стремились оградить веру от экспансии со стороны светской науки.

Небывалый успех сборнику обеспечило сходство с жанрами пролога и патерика – "народных книг" Средневековья. "Великое зерцало" вобрало в себя легенды из Синайского, Скитского, Египетского и особенно Римского "отечников". Некоторые сюжеты сборника были известны русскому читателю из Пролога, другие представляли собой фрагменты из житий святых, читавшихся в Великих минеях четиих. Например, традиционный для агиографии мотив искушения святого положен в основу рассказа о благочестивом епископе Викентии. Богатой и знатной прихожанке не удалось "ввести его во блуд" ни красотой обнаженного тела, ни мольбами исцелить ее от любовного недуга, ни угрозой, что "сама ся убьет", не получив желаемого. Изгнать вселившегося в женщину демона не смогли врачи и заклинатели: он боялся лишь "человѣка, иже посредѣ огня быв и не опалися". Как только епископ вошел в комнату больной, демон "изыди, а тѣло ея наполы мертво остави". Женщина, покаявшись, обрела спасение, а Викентия "наипаче в великой чести и славѣ людие имѣша".

Любопытен другой рассказ из "Великого зерцала" на демонологическую тему. Некоему пустыннику удалось "связать молитвой" беса и заставить его охранять огород, где росла репа. Трижды бес-стражник окликал вора, пытаясь помешать ему, пока тот не обессилел под тяжестью украденного ("хотяше отити, не можаше поднята, но сила от множества рѣпы исчезе"). Пустынник стал укорять вора, но тот всю вину возложил на дьявола, научившего его красть. Бес не стерпел неправды и "воскрича": "...не трижды ли оглашах тя: не рви рѣпы, скажю старцу! Почто ты напрасно мя злословиши и клевещеши на невинного крадснию твоему?" Это заставило вора признать свою вину и покаяться. Средневековый автор, хотя и объяснял все сущее борьбой сил добра и зла, однако не снимал с человека ответственности за совершенные им поступки.

Как проложные и патериковые рассказы, "приклады" "Великого зерцала" поучали, развлекая, причем часто давали урок методом от противного. В них изображалось, как судьи творят беззаконие, берут взятки, преследуют обездоленных, как монахи пьют вино и объедаются, при этом обличение начинало доминировать над поучением. Сюжеты "Великого зерцала" отличались простотой и незамысловатостью: за прегрешением следовало либо раскаяние и прощение, либо "небесная кара". Благочестивый составитель сборника был уверен, что грех можно избыть постом и молитвой, а порок всегда наказуем. В "Великом зерцале" поучение еще не обособилось от рассказа, и дидактическое начало пронизывает все повествование. Чтобы "исцелить" богатых от гордости и привычки обзывать слуг, в сборнике помещен рассказ о Стефане, "муже жития добродѣтельнаго и звания именитаго", который, вернувшись домой из поездки, обратился к "рабичищу своему во гнѣвѣ": "Пришед, чортъ, розуй мя!" – и был за это наказан: "начашася сапоги сами о себѣ с великою прыткостью и силой сниматися, и не точию голенищамъ трещати, но и костем Стефановымъ трескотати". И только после покаяния "отиде демонъ" от него, а "сапоги же обрѣтошася в непристойномъ мѣсте, идѣже человѣцы испражняются".

С конца XVII в. "Великое зерцало" стало неиссякаемой сокровищницей сюжетов для русских писателей и художников. К этому сборнику восходят многие вирши Симеона Полоцкого и росписи ярославских церквей. Он обогатил русский фольклор, питал лубочную литературу, послужил источником для произведений А. П. Сумарокова и Н. М. Карамзина, И. А. Крылова и А. С. Пушкина, Н. А. Некрасова и Н. С. Лескова.