Рынок шерсти и сукна в развитии капитализма в Европе

Около 1150 г. Европа заимствует три важнейших технологических инновации: магнитный компас, изготовление бумаги и новый тип прялки.

Полумеханическую прялку (с педалями) изобрели арабы в Золотой век ислама (750–1250 гг.). Из Сирии она попала в Аль- Андалус (Андалусия в Испании), где не позже 1177 г. прялку усовершенствовали.

Помимо ткачества, шерсть является сырьем для шаповальной подотрасли, и надо заметить, что цеха валяльщиков были не менее сильными, чем цеха ткачей.

Шерсть как стратегический товар эпохи феодализма

С экспансией арабов на севере Африки, последовавшей за распадом Римской империи, прекращается ввоз зерна из Египта – крупнейший поток поставок продовольствия. Как только улеглись последние волны Великого переселения народов (IV-VII вв.), демографическая нагрузка на обширных пространствах Европы стала постепенно приходить в соответствие с плодородием земель, вновь занятых новыми народами. Каждое из вновь образованных ими государств вернулось к относительной продовольственной автаркии.

Стабильной обеспеченности населения всеми компонентами здоровой диеты: хлеб и мясо, фрукты и овощи, молоко и рыба, мед и напитки – египтяне впервые добились на исходе Древнего царства. Однако самообеспеченной их экономика была лишь в масштабах единого государства. Внутри же Египта из-за региональных климатических различий шли интенсивные встречные потоки продовольствия.

В этом разрезе экономика раннесредневековой Европы выглядит даже более натурализованной, нежели древнеегипетская. "Стратегическим товаром" во все века являлась поваренная соль как основной реагент в консервировании скоропортящихся продуктов. В остальном же мировая торговля на какое-то время стала сводиться к доставке благ для элитарного потребления – как между странами Европы, так и с Востока.

Оживлению торговли способствовало развитие текстильных отраслей. Что же способствовало выходу ткачества на роль ведущей ремесленной отрасли в Европе, когда уровень оборудования был примитивен, а качество тканей посредственным (уровня ткачей Древнего Египта европейцы достигли лишь в Повое время)?

За пределами розницы крупнейшим потенциальным заказчиком шерстяных тканей в раннем Средневековье были монастыри – институт, имеющий некие стандарты "форменной одежды". В Англии монастыри встали в ряд крупнейших овцеводов.

При сборе средств на выкуп плененного в 1194 г. короля Ричарда I Львиное Сердце (1189–1199 гг.)^[1] у английских цистерианцев, гильбертинцев и премонстратов конфисковали шерсть в объеме годового настрига.

Примечательно, что страны, практикующие собственное овцеводство, выступают на мировом рынке одновременно и как продавцы шерсти, и как ее покупатели. Благодаря наличию множества вариаций потребительских свойств шерсть обладает бо́льшим потенциалом товарности, нежели, скажем, рожь, греча и овес.

Англия и Фландрия (VIII–XIV вв.)

Овцеводство, шерсть и сукно в историко-экономическом контексте часто ассоциируются с "огораживанием" – специфической формой ликвидации общинных земель в Англии. Основным экономическим мотивом огораживаний был рост спроса на шерсть – основное сырье для выделки тканей в широком спектре потребительского спроса, от элитарного до массового.

Но, рассматривая огораживания XV–XVII вв. в Англии, фокус внимания иногда искусственно сдвигают па активную фазу первоначального накопления и становления капиталистических отношений. На самом же деле огораживания в Англии стали практиковаться еще с XIII в. И причина их была той же – рост спроса на шерсть.

Очевидное несообразие (непонятно, почему структурный сдвиг стал работать на первоначальное накопление капитала лишь 200 лет спустя) усиливается, если вспомнить, что как раз в 1297 г. один из английских баронов заявил: половину богатства страны обеспечивает производство шерсти.

Хотя официальная статистика в те годы не велась, современные оценки показывают, что барон был близок к истине. В Χ1Π в. шерсть и продукты ее переработки, вплоть до тканей и готовой одежды, обеспечивали практически все экспортные поступления Англии.

Аргумент этот прозвучал в ходе острых споров с королем: Эдуард I просил субсидии на войну с Фландрией, бароны же требовали подтвердить Великую хартию вольностей и дополнить ее поправкой De Tallagio поп concedendo. Речь шла о запрете королю впредь собирать налоги и получать субсидии без общего согласия духовенства, графов, баронов, рыцарей, горожан и других свободных людей королевства, представленных в парламенте. Свое согласие Эдуард I дал на земле той же Фландрии, в Генте – городе, имя которого еще не раз будет появляться в истории европейского капитализма.

Английскую шерсть (здесь и ниже – собирательно, не выделяя сырую шерсть, овчины, ткани и пр.) на континенте знали уже в первой четверти VIII в. (английским миссионерам в Европе пересылали gifts of cloaks; скорее всего, ее имели в виду и под фряжскими одеждами, Frisian clothes), а к IX–X вв. о ней узнал и арабский мир. Производили ее не единичные "передовые, экспортно-ориентированные хозяйства", а целая отрасль. При общем господстве натурального хозяйства рынок отечественной и импортной шерсти в Англии развился до масштабов, потребовавших регулирования. Так, одна из статей Edgar's Andover code (959–963 гг.) предписывала продавать wey of wool не более, и не менее, чем за пол-фунта (120 пенсов).

Ряд ученых уверенно полагают, что регулярно экспортировать шерсть как ткацкое сырье Англия начала еще до норманнского завоевания. Но прошло еще не менее века, прежде чем (не ранее XI в.) ближайшая континентальная соседка, Фландрия, развила мощности своего сукноделия настолько, что стала регулярно ввозить шерсть из Англии. В любом случае два века тесных англофламандских экономических связей на рынке шерсти являются неоспоримым фактом.

Во Фландрии ткачество оставалось сугубо местным промыслом, пока в Брюгге не возник ремесленный центр, ориентированный па рынок. Но если страны разделяет существенная водная преграда, то ни опыта, ни наличия репродуцируемых технологий еще недостаточно для возникновения межрегионального разделения труда. Нужны и порты, и сеть дорог, связывающих их с центрами производства. Население же последних должно быть грамотным настолько, чтобы вести необходимый хозяйственный учет.

Соответствующие предпосылки во Фландрии создаются начиная с Балдуина IV Бородатого (989–1036 гг.), замирившего военные смуты и, между прочим, давшего отпор Нормандии. Балдуин V (1036–1067 гг.) начинает проводить comital policy. В долине р. Шельды вырастают новые города (Лилль, Мессина, Ипр, Эр, Кассель; первые четыре входят в пятерку frankes fiestes de Flandre), связанные дорогами между собой и с портами па Ла-Манше.

Ученые предполагают разную последовательность событий: одни считают, что эти города возникли вокруг укрепленных складов, устроенных купцами; другие же настаивают, что первичными были сложившиеся в прежние эпохи центры ремесла, к которым направлялись покупатели и торговцы.

Так или иначе, Вильгельм Завоеватель (1066–1087 гг.) обрел в лице Англии страну, географически напротив которой уже был готов рынок сбыта системообразующего продукта ее экономики. Закрепощая основных производителей Англии "Книгой судного дня", основатель нормандского дома в известной степени законсервировал и статус-кво отраслевой структуры экономики Альбиона.

Англо-фламандский тандем XI–XII вв., изначально основанный на экономическом интересе, содействовал культурному взаимопроникновению и принес ряд позитивных результатов. В этот век природных катастроф в Нижних землях поток беженцев направился в Англию, принеся с собой и опыт активной экономической жизни. В XII в. ткачи из Фландрии, обосновавшиеся в Норфолке, приносят с собой особую технологию гребённого прядения. До сих пор имя местной деревни Worstead обозначает в английском особый тип камвольной ткани. Кроме Вустеда эту пряжу выделывали в деревнях North Walsham и Aylsham.

Речь не идет о духе наживы и прочих издержках "протестантской этики", осуждаемых католицизмом: христианство утверждается в Фландрии лишь при Роберте I (1071–1092 гг.).

Впервые этот симбиоз оказался на грани распада, когда графом фландрским сделался датский принц Карл Добрый (1119– 1127 гг.). Восстановив против себя города (которые уже тогда накопили немалые богатства), он пал жертвой заговора бюргеров города Брюгге, после чего интригами французского короля власть во Фландрии перешла к французскому ставленнику Вильгельму. Об интенсивности обмена между двумя странами в эти годы косвенно свидетельствует тот факт, что об убийстве Карла Доброго в Лондоне узнали через два дня.

Но именно англо-ориентированный торговый интерес фламандцев способствовал тогда тому, что после гибели Вильгельма в войне за фламандское наследство графом сделался сторонник Англии Тьерри Эльзасский (1128–1168 гг.).

Именно в этот период города Фландрии (Брюгге, Гент, Иперн, Лилль, Сент-Омер, Камбр и др.) обретают свои особые права. И Вильгельм, и Тьерри раздавали хартии и привилегии, чтобы заручиться поддержкой мощного бюргерства.

К 1180-м гг. продукт сукноделов Фландрии проходит стадию брендинга: все Средиземноморье и Левант уже различают "ткани Ипра", "ткани Арраса" и т.п.

Симметричный процесс идентификации развивается в самой Англии. Казалось, еще недавно на фоне остальных extranei mercatores (заморских купцов) здесь стали выделять Flandrenses. К 1200-м гг. закупщиков шерсти из Фландрии стали различать и по городам: в фискальных документах их записывают бюргерами или купцами Гента, Ст. Омера, Ипра и т.п. Собственно, таможенное дело Англии как раз и рождается в связи с необходимостью лицензирования вывоза шерсти и его обложения разовыми сборами.

В 1196 г. купец Ойзель (Hugo Oisel) из Ипра заплатил 400 марок королю Ричарду I за право торговать в Англии и других его землях в годы мира и войны.

Если принять датировку наиболее ранней экспортной сделки 1113 г., то темпы последующего роста торговли представятся почти что взрывными. При Плантагенетах (Анжуйская династия, с 1154 по 1399 г.) количество переходит в качество, и короли Англии начинают использовать зависимость Фландрии от импорта английской шерсти как рычаг политического давления.

В 1173 г., при Генрихе II (1154–1189 гг.), герцог Лестер организует десант фламандцев на восточное побережье Англии. Авантюра была пресечена, за чем последовала конфискация товаров фламандских купцов в Эссексе, Сассексе и Йоркшире.

В 1203 г., когда знать Фландрии стала склоняться к союзу с Францией, Иоанн Безземельный (1199–1216 гг.) вынудил местные города сохранить лояльность Англии. Позже, в 1213–1214 гг., король выдал Генту и Ипру займы. Правда, возвращать долги купцы не торопились. В середине 1230-Χ гг., после начала самостоятельного (с 1227 г.) царствования Генриха III (1216–1272 гг.), англо-фландрские торговые отношения еще более обострились. Только в 1236 г. взаимные финансовые претензии были урегулированы. Подписанный тогда договор стал основой дальнейшего расширения торговли между странами.

Ряд историков находят свидетельства возникновения в конце XII в. Лондонской ганзы – союза купеческих гильдий приморских городов Фландрии под водительством Брюгге. В отличие от "классических" ганзейских институтов, возникающих позже в портах Северного моря, Лондонская ганза не имела постоянной администрации.

С начала XIII в. внешние силы (прежде всего – Франция) превозмогают сопротивление Фландрии и втягивают ее в орбиту антианглийских интриг. В Англии эпизодически активизируются французские купцы (Руэн, Дьепп). К югу от Фландрии Пикардия (Амьен, Нуайон, Сен-Кантен, Абвиль) также развивает текстильное ремесло – некоторое время в 1275-х гг. пикардийские ткачи закупали шерсть только в Йоркшире. Валяльное производство в Нормандии существовало еще в 1086 г.

В 1270-е гг., в момент раздоров с Голландией и Зеландией, на рынке английской шерсти появляются купцы Алемании (Almain), причем не только из будущего ганзейского Любека, но и из Дортмунда, Мюнстера, Кёльна. В 1279–1290 гг. Англия экспортировала в среднем по 26 750 мешков шерсти (от 24 до 31 тыс. в год).

С началом Столетней войны тогдашний правитель Фландрии, Людовик Неверский, в 1336 г. круто порвал с Англией и приказал арестовать всех английских купцов, находившихся во Фландрии. Ответная акция Эдуарда III не ограничилась встречным арестом фламандцев в Англии: на вывоз шерсти во Фландрию был наложен запрет.

Доставка английской шерсти во Фландрию возобновилась только в 1338 г., причем несмотря на продолжавшийся конфликт между Англией и Францией. Город Гент направил в Лондон пивовара Якова Артевельде, который убедил короля снять запрет, хотя порывать с французами Гент при этом отказался.

История с проваленным эмбарго ярко высветила противоречивость понятия "зависимость" в приложении к отношениям между странами, в структуре торговле между которыми доминирует некий товар. На первый взгляд (так казалось и английским королям), в подчиненном положении должен оказываться импортер. Но есть и обратная сторона: экспорт шерсти формировал крепнущий источник поступлений в бюджет Англии. За 1275–1279 гг. сбор magna et antiqua custuma (великого и древнего налога) составил 43 802 фунтов.