Русская история в "Повести временных лет"

"Повесть временных лет" – ценнейший исторический источник. Летописец, следуя христианской концепции истории, открывал "Повесть" библейской легендой о разделении земли после потопа между сыновьями Ноя – Симом, Хамом и Яфетом (славяне являются потомками Яфета и, как греки, входят в семью европейских народов). Летопись включала обширные историко-географические сведения о славянских племенах, их обычаях и нравах, взаимоотношениях с соседними народами. Составитель "Повести временных лет" подчеркивал единство восточных славян (полян, древлян, дреговичей, полочан, словен, северян), а также их кровное, языковое и культурное родство с другими славянскими народами, южными и западными. Он отдавал дань уважения великой миссии первых славянских "учителей" и "философов" Кирилла и Мефодия, создателей "азбуки словенской".

Первая статья, датированная 852 г., связывалась летописцем с началом Русской земли: при византийском императоре Михаиле III "приходиша Русь на Цесарьград, якожс писашсть в лѣтописании грѣцком". Под 862 г. помещалась легенда о призвании варягов, где устанавливался единый предок русских князей – Рюрик, вместе с братьями Синеусом и Трувором приглашенный новгородцами "княжить и володеть" Русской землей. Эта легенда не свидетельствовала о неспособности русских самостоятельно устроить свое государство, а служила актуальной в то время цели – доказательству политической независимости Руси от Византии.

Следующий поворотный этап отечественной истории связан с крещением Руси при князе Владимире Святославиче (988 г.), что приобщило страну к христианской культуре, упрочило ее связи с европейскими народами. Дальнейшие успехи в деле христианизации Руси, государственного и культурного строительства летописец относил ко времени правления Ярослава Мудрого, при котором "нача вѣра крестьяньская плодитися и раширятися, и чернорисци поча множитися, и манастыреве почаху быти... И собра писцѣ многы, и прѣкладаше от грѣкь на словеньскый языкъ и писмо. И списаша многы книгы... ими же поучаються вѣрнии людье и наслажаються учения божественаго гласа". Если Владимир, по словам летописца, землю вспахал и размягчил, т.е. крещением просветил, то его сын Ярослав "иасѣя книжными словесы сердца вѣрныхь людий. А мы ножинаемь, учение приемлюще книжьиое".

Заключительные статьи "Повести временных лет" рассказывали о княжении Святополка Изяславича. Это время омрачено участившимися половецкими набегами на Русь, феодальными распрями и народными бунтами. Символической антитезой эпохи становится противопоставление "креста" и "ножа" ("целовать крест" означает скрепить клятвой договор о миролюбии и единодушии князей; "ввергнуть нож" – посеять вражду между князьями-братьями). Высшей степени драматизма противопоставление достигает в "Повести об ослеплении Василька Теребовльского", помещенной в летописи под 1097 г.

"Повесть временных лет" и фольклор

"Повесть временных лет" – наиболее значительный пример использования фольклорной традиции в литературе Киевской Руси, что неудивительно. Ведь восстанавливая дохристианский, дописьменный период в истории Руси, летописец был вынужден обращаться за сведениями к родовым преданиям, топонимическим легендам, дружинной поэзии.

При этом он не был простым регистратором событий, но часто выступал в роли исследователя, приводя и анализируя несколько фольклорных версий одного исторического факта. Например, рассказывая о возникновении Киева, летописец излагает две точки зрения на происхождение основателя города: одни "ркоша, яко Кий есть перевозникъ бысть", другие "сказають: яко велику честь приялъ есть от цесаря". Следуя логике официального историографа, автор летописи утверждает: "Аще бо былъ перевозникъ Кый, то не бы ходилъ къ Цесарюграду. Но сий Кий княжаше в роду своем".

Воздействие фольклора прежде всего сказывается на изображении героев начальной части летописи. Как и в произведениях устного народного творчества, летопись даст первым русским князьям (Олегу, Ольге, Игорю, Святославу, Владимиру) немногословные, но яркие характеристики, выделяя в их образе доминирующую черту индивидуального характера. Так, в образе княгини Ольги летописец поэтизирует мудрость государственного деятеля, которая выражается и в поиске ею единой веры, способной сплотить восточнославянские племена, и в мести древлянам, которые, убив ее мужа, князя Игоря, отказались подчиняться Киеву.

Эпически лаконична летописная характеристика князя Святослава, сына княгини Ольги. Перед нами человек прямодушный и мужественный, простой в общении с воинами, предпочитавший военной хитрости победу в открытом бою и потому, выступая в поход, неизменно предупреждавший врагов: "Хочю на вы ити!" Зная о засаде, он с малыми силами вступил в бой с печенегами и погиб, строго следуя закону воинской чести. Характеристика герою дается через его поступки, совершенные им подвиги; она насквозь действенна и предельно конкретна в "живописании" военного быта: "Князю Святославу възрастыню и възмужавшю, начя воя съвокупляти многы и храбры. Бѣ бо и самъ хоробръ и легокъ, ходя аки пардусъ, войны многы творяше. Возъ бо по себѣ не возяше, ни котла, ни мясъ варя, но потонку изрѣзавъ конину, или звѣрину, или говядину, на угълехъ испекъ, ядяше, ни шатра имяше, но подъкладъ постилаше, а сѣдло въ головах; тако же и прочий вой его вси бяху".

В более поздних фрагментах летописи на смену эпическому стилю в изображении героя пришел монументально-исторический стиль, где идеализация князя предполагала восхваление его христианских добродетелей: любви к Богу, почитания церкви, милости к убогим, воздержания от похоти и пьянства. Летописные характеристики князей-христиан официальны, парадны, в них мало индивидуальных примет. Их изображение не лишено метаморфоз: князь-убийца мог превратиться в князя-праведника, но, разумеется, в результате чуда, ибо герой средневековой литературы еще нс знал внутренней борьбы. Поэтика фольклора нс допускала двухцветной палитры в изображении князя, в то время как литературный герой мог перевоплощаться. Ярослав Мудрый из непокорного сына, отказавшегося платить дань отцу, киевскому князю, превращается в орудие божественного наказания Святополку Окаянному за смерть братьев-мучеников Бориса и Глеба. Всеслав Полоцкий – легендарный князь-оборотень, "не милостивый на кровопролитье", однако в 1068 г. киевляне освободили его из "поруба" и посадили на великокняжеский стол. "Злодей" стал "мучеником", обрел народную поддержку и симпатию, ибо Изяслав Ярославич обманом заманил его в Киев и, нарушив крестное целование, заключил брата в темницу.

О влиянии фольклорных источников на "Повесть временных лет" свидетельствует решение в ней темы воинского подвига. Победа русичей над врагами в начальной части летописи изображается без религиозной мотивировки, без появления на поле боя небесного воинства, как результат единодушного желания "хороброй" русской дружины "не посрамить земли Русской и лечь костьми тут, ибо мертвые срама не имут". Однако уже описание поединка князя-христианина Мстислава с касожским богатырем Редедею содержит эпизод, когда ослабевший в схватке с врагом князь молится Богородице и даст обет: в случае победы воздвигнуть храм в ее честь. Религиозный мотив чуда позднее будет пронизывать батальные описания, ставя судьбу человека и народа в зависимость от воли Бога, помощи небесных покровителей.

Выполненные в эпической манере рассказы летописи содержат больше бытовых реалий, чем эпизоды о деяниях князей-христиан. Это и уздечка в руках отрока, который во время осады Киева, якобы в поисках пропавшей лошади, пробирается сквозь вражеский стан. И упоминание о том, как, испытывая себя перед боем с печенежским богатырем, юноша-кожемяка профессионально сильными руками вырывает из бока пробежавшего мимо быка "кожю с мясы, елико ему рука я". Подробности бытового характера помогают читателю представить происходящее в зрительно конкретных образах, стать как будто свидетелем событий, запечатленных исторической памятью народа, а затем и летописью.

Если в рассказах, выполненных в стиле монументального историзма, читателю все известно заранее, судьба героя предопределена, то в развитии сюжета эпической части летописи нередко используется эффект неожиданности. Например, княгиня Ольга как бы всерьез принимает сватовство древлянского князя Мала, втайне готовя смерть его послам. Конь, от которого Олегу Вещему по предсказанию волхвов суждено было погибнуть, давно мертв, однако его череп таит смертельную опасность: "выникнувши змиа изо лба, и уклюну в ногу" князя, после чего тот "разболеся и умре". Судьбы эпических героев русской истории иллюстрируют антитезу, где "биографиям наказания" князей-язычников противопоставлены "биографии спасения" князей, принявших крещение. Если Олег, посмеявшийся над предсказанием волхвов и наступивший на череп коня ногой, наказан за святотатство – умирает в зените славы неожиданной и страшной смертью, то княгиня Ольга, крестившись, обретает духовное спасение и кончает свой жизненный путь в преклонном возрасте, окруженная уважением и любовью близких.

Особая роль устно-поэтической традиции в формировании летописи хорошо видна при анализе ее поэтики. Ведущее место в рассказах, выросших на фольклорной основе, занимает нс монологическая, а диалогическая речь. Диалог составляет не менее половины рассказа о мести княгини Ольги древлянам, тогда как сами поступки Ольги фиксируются с предельным лаконизмом. Кроме того, ранним летописным текстам чужда риторическая украшенность речи: они отличаются предельной скупостью в использовании художественных средств, частым повтором одних и тех же слов, употреблением простых синтаксических конструкций типа "Иде Святославъ на козары" или "Побѣди вятичъ Святославъ и дань на нихъ възложи". Это особенности живой разговорной речи, недаром в летописи так много пословиц и поговорок, впитавших народную мудрость. "Аще ся въвадить волкъ въ овцѣ, то относить по единой все стадо, аще не убьють его; тако и сий, аще не убьем его, то вси ны погубить", – рассуждают древляне, узнав, что князь Игорь идет за повторной данью.

Несмотря на то, что в поле зрения летописца часто попадали трагические события отечественной истории: убийство по приказу брата князей Бориса и Глеба, набеги кочевников и разорение русской земли, – он, как и народный сказитель, верил в конечное торжество добра и справедливости; его произведения пронизаны чувством исторического оптимизма. Осуждая политику княжеских распрей, летописец выступал против князей, прозванных в народе Гориславичами и Окаянными. В летописной "Повести об ослеплении Василька Теребовльского" истинным героем является не "сотона" (дьявол), который "влез" в сердца некоторых мужей, "нашептавших" Давыду, что Василько и Владимир "куют крамолу" на киевского князя, нарушая Любечский договор; не Давыд, убедивший Святополка Изяславича ослепить Василька и тем самым лишить политической активности; и, конечно, не князь Святополк, решивший после преступления бежать из Киева, осажденного войском Владимира Мономаха. И даже не князь Василько, потому что активное начало он проявляет лишь в сцене ослепления: только несколько слуг с помощью досок, под которыми "трещит" грудь князя, сумели лишить его возможности сопротивляться. Подлинным героем повести о княжеском преступлении выступает народ – киевляне, посылающие депутацию к Владимиру Мономаху с просьбой отказаться от родовой мести: "Молимся, княже, тобѣ и братома твоима, не мозѣте погубите Русьской землѣ. Аще бо возмете рать межю собою, погани имуть радоватися и возмуть землю нашю, юже бѣша стяжали ваши дѣди и отци ваши трудомъ великимъ и хороборьствомъ".

При всем богатстве фольклорной традиции в "Повести временных лет" нельзя преувеличивать связь устной и письменной литературы Киевской Руси. Летописец тщательно отбирал исторический материал и, интерпретируя его, не забывал о своей роли официального историографа. С осуждением он писал как о княжеских распрях, так и о восстаниях смердов. Летопись пошла дальше устно-поэтических представлений о русской истории, не только регистрируя самые яркие события, но и показывая их взаимосвязь. Расширился и сам круг событий, находящих отражение в летописи: это и героические подвиги русичей, их военные походы, и первые успехи в деле христианизации Руси, в распространении книжности.