Российское грюндерство
Реформы раскрепостили деловую активность, уже в 1857–1860 гг. возникло 100 АО – больше, чем за всю предшествующую историю России. Число бирж возросло с 6 до 18 в географическом диапазоне от сибирского Иркутска до прибалтийского Пернова (Пярну); после разрешения создания частных акционерных коммерческих банков их возникло 40 в 1864–1873 гг. Но наиболее заметной сферой грюндерства стало сооружение железных дорог, восхищавших и западников, и славянофилов, и фритредеров, и протекционистов.
Главное общество российских железных дорог (ГОРЖД; 1857– 1862 гг.; штаб-квартира в Париже), созданное с участием придворного банкира А. Л. Штиглица и братьев Перейра, а также ряда других западных банкиров, хотя и проложило линии Петербург – Варшава и Москва – Нижний Новгород, скомпрометировало себя
явным аферизмом. После этого первый министр путей сообщения (с 1865 г.) инженер Π. П. Мельников счел, что далее нужно строить железные дороги под госнадзором, не допуская расхищения средств. Затраты на версту сооруженной под руководством Мельникова Киево-Балтской дороги (1868–1870 гг.) обошлись вдвое дешевле, чем в случае с линиями ГОРЖД. Кроме того, Мельников предлагал учитывать военно-стратегические соображения, а также поскорее провести линию к Донецким каменноугольным копям, чтобы обеспечить все русские дороги минеральным топливом.
Но иные виды на цели российской железнодорожной сети были у министра финансов Рейтерна: подвоз экспортного хлеба к балтийским и черноморским портам; "раскручивание" предпринимательского успеха. Ставку на частную инициативу Рейтерн подогрел концессиями учредителям железнодорожных АО с государственной гарантией 5%-ного дивиденда по акциям, благоволя своим землякам – прибалтийским дворянам-немцам (П. фон Дер- виз, К. фон Мекк), а также евреям из западных губерний (Е. Гинцбург, С. Поляков, И. Блиох), имевшим налаженные связи с международными финансовыми рынками. Но в число железнодорожных грюндсров смогли затесаться и винные откупщики из великорусского центра: братья Шиповы и И. Мамонтов, присоединившиеся к славянофильскому проекту (Ф. В. Чижов) Московско-Ярославского железнодорожного пути (1859–1870 гг.); В. Кокорев со своим протеже П. Губониным[1].
Возникшая "концессионная горячка" привела за 10 лет (1866–1876 гг.) к созданию российской железнодорожной сети (свыше 50 линий), сопоставимой по общей протяженности (около 24,5 тыс. км) с французской и уступающей в Европе только германской. Хотя отсутствие координации между линиями, поделенными между 52 АО, затрудняло дальние перевозки, в целом была достигнута цель министра финансов: увеличить хлебный экспорт как главный источник накопления металлического фонда для стабилизации бюджета и денежного обращения. Вывоз основных российских зерновых (пшеница, рожь, овес, ячмень) возрос в 1876– 1880 гг. в 3,5 раза (в среднем за год 287 млн пудов) сравнительно с 1861–1865 гг. (около 80 млн пудов).
В разгар железнодорожного грюндерства Рейтерн убедил царя и его брата Константина в финансовой необходимости продажи Аляски за 7,2 млн долл. Соединенным Штатам (1867 г.). Сделка была организована в обстановке чрезвычайной секретности, с участием морского министра адмирала Краббе и канцлера князя Горчакова; прочие высшие сановники были поставлены в известность уже после подписания договора в Вашингтоне.
В 1875 г. Рейтерну наконец удалось свести бюджет с превышением доходов над расходами и начать подготовку к возобновлению свободного размена бумажных денег на серебро. Однако финансовые планы смешала русско-турецкая война на Балканах (1877– 1878 гг.), вновь расстроившая бюджет и ударившая по курсу кредитного рубля, а к территории Российской империи добавившая лишь три крепости в Закавказье, включая черноморский порт Батум с режимом порто-франко. Рейтерн ушел в отставку.
Московский "ситцевый" империализм
Ведущей (как и на Западе) крупнопромышленной отраслью в России была хлопчатобумажная, с фирменным товаром – ситцами, исчисляемыми в аршинах (1 аршин = 16 вершкам = 71,2 см). Наполовину сосредоточенная в Московской и Владимирской губерниях, укорененная на внутренних рынках сбыта, она искала внешних. И нуждалась в импорте как оборудования (из Англии), так и сырья (доля хлопка и красителей в русском импорте приблизилась к 20%). Московские славянофильские круги[2], выражая интересы великорусских текстильных фабрикантов, стали агитировать за превращение Средней Азии в "наш улус", поставщика хлопка и марены и рынок сбыта для ситцев. И приветствовали завоевания русских войск в Туркестане, с объятиями встретив покорителя Ташкента генерала Черняева (1865 г.) и участника завоевания Самарканда (1878 г.) генерала Терентьева, писавшего в книге "Россия и Англия в борьбе за рынки" (1876 г.): "вслед за штыком в Азию торжественно вступает и наш шестнадцативершковый аршин".
Образование Туркестанского генерал-губернаторства, протекторат над Хивинским ханством и Бухарским эмиратом оформили последние крупные колониальные приобретения России. В Сырдарьинской и Ферганской долинах началось насаждение американского хлопка для его подвоза к московским текстильным фабрикам; московские фабриканты добились ввозной пошлины на хлопок (1878 г.). В 1890-е гг. количество хлопка, завозимого из Туркестана, Хивы и Бухары достигло 60–80% от импорта хлопка из США.