Лекция IV. РЕЛИГИЯ КАК СОЦИАЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ
В результате изучения данной главы студент должен:
знать
• различные концепции происхождения религии;
• представления о религии как выражении человеческой природы;
уметь
• анализировать религию как кристаллизацию субъективных переживаний;
владеть
• навыками анализа трансцендентного чувства.
Страх создал богов
С религиозной точки зрения появление религии вполне объяснимо: она возникла благодаря живому общению с Богом. "Человек стоит перед Богом всю свою жизнь. Хочет он этого или не хочет, – пишет архиепископ Иоанн Сан-Францисский. – Солнце не спрашивает о нашем отношении к нему – оно светит и сияет, целит и животворит. И человек открывается все время – и откроется до конца – Богу во всех своих делах, чувствах и мыслях и получит от Бога в вечном мире то духовное место, которое будет правдиво соответствовать внутреннему нравственному состоянию его духа"[1].
Понять феномен религии пытались и светские мыслители, многие из которых вообще были неверующими. Существует множество различных версий (социальных, научных, познавательных, культурологических, психологических, антропологических), авторы которых по-своему объясняют появление религии. Среди ученых были и верующие. Например, у Фрейда в возрасте до трех лет была набожная, придерживающаяся католической веры няня. Она часто брала маленького мальчика в церковь и рассказывала ему о Боге, о рае и аде. Ф. Фрейд писал: "Действительно, человечество в течение столетий верит. Следовательно, веру, религию ни в коей мере нельзя считать безрассудством. Напротив, в религии есть некий высший смысл"[2]. И далее: "Влияние религии на сознание человека огромно, особенно когда религиозные, глубоко философские идеи перестали быть застывшими догмами. Они стали объектом глубоких научных размышлений и, конечно, оказали огромное влияние на мировое искусство, поэзию и литературу. Сколько гениальных мыслителей и поэтов черпали из религиозных сюжетов духовную пищу для своих творений. Даже если отвлечься от глубокого содержания религии, то надо признать, что ее необычайная одухотворенность и логическая стройность вдохновляли лучшие умы человечества"[3].
Когда религиоведение находилось еще в начальной стадии, некоторые исследователи полагали, что именно страх рождает богов. Впервые эту версию озвучил Демокрит из Абдеры (V в. до н.э.). Точку зрения греческого мыслителя древнеримский поэт Стаций (ок. 40 – после 95 г.) выразил афоризмом: "Первых в мире богов создал страх".
Тем не менее и Фрейд, и многие другие ученые, независимо от собственных внутренних чувств по отношению к религии, отважно пытались понять происхождение этого феномена. Одна из первых культурологических концепций выводила религиозные представления из чувства страха, который испытывал первобытный человек. Человека окружали грозные природные стихии: небо осыпало людей кометами, недра земли извергали огненные лавы. Человек постоянно испытывал предательство земной тверди. Не здесь ли источник религиозного переживания? Многие культурологи пытались понять, верно ли, что страх владеет каждым человеческим существом без исключения? Правда ли, что он обладает всепроникающей мощью? Доподлинно ли, что страх – глубочайшая бездна, в которой гибнут люди и народы?
Люди размышляли о страхе, едва задумались о мироздании. Какая леденящая тайна заключена в звездном небе? Почему так величественно и грозно сверкание молнии? Отчего неумолим огнедышащий вулкан? Можно ли умилостивить вездесущих духов? В человеке просыпается сознание трагичности своей судьбы и он, охваченный страхом, творит богов.
В известной мере эта точка зрения представлена в работе молодого Ницше "Рождение трагедии из духа музыки" (1872). Философ воскресил из греческой старины колоссальные образы двух главных эллинских божеств – Аполлона и Диониса. Грек ранней стадии греческой истории, по Ницше, грек гомеровский, воспринимал жизнь по-аполлоновски: он смотрел на блестящий мир явлений, на то, что индусы называют обманчивым покрывалом Майи, и принимал его за подлинную жизнь. Околдованный чарами солнечного бога, человек видит в жизни радость, гармонию, красоту, не чувствует окружающих бездн и ужасов. "И вот в это царство душевной гармонии и светлой жизнерадостности вдруг врывается новый, неведомый гомеровскому человеку бог – варварский, дикий Дионис. Буйным исступлением зажигает он уравновешенные души и во главе неистовствующих, экстатических толп совершает свое победное шествие по всей Греции"[4].
Конечно, эти мысли относятся не к первобытному человеку, но они ухватывают суть концепции: страх рождает богов. В. В. Вересаев рассказывает о племенах дикой и суровой Фракии, к северу от Эллады. На жизнь эти люди смотрели, как на тяжкое несчастье. Эрвин Роде (1845–1898) так передает это состояние: "Человек чувствовал сверхчеловеческую жизненную силу, которая царила вокруг него, над ним и распространялась на собственную его личную жизнь. В другое время, заключенный в отдельное свое существование, он мог только противопоставлять себя этой силе, робко поклоняясь ей; но в эти часы высшего подъема пламенное переполнение духа разбивало все грани и вело к целостному единению с этой силою; здесь собственная жизнь человека терялась на мгновение в жизни божества"[5].
Безусловно, страх содействует религиозным переживаниям. Однако, несомненно, данная версия значительно упрощает существо вопроса. Б. Малиновский отмечает: "Ошибочно думать, что на ранних стадиях развития человек живет в запутанном мире, где реальное смешано с нереальным, где мистика и разум так же перепутаны, как фальшивые и настоящие монеты в стране, где царят беспорядки". Комментируя это суждение, Кассирер пишет о том, что первобытная религия и миф вовсе не бессвязны, вовсе не лишены смысла и разумности. Он отмечает также, что феномен религии не мог возникнуть только на чувстве страха, ибо отрицательное переживание не способно закрепить какое-либо явление.
"Похоже, – пишет Кассирер, – однако, что даже на самых ранних и низших стадиях развития цивилизации человек обрел новую силу, с помощью которой мог сопротивляться страху смерти, прогонять его. Силой, позволяющей противостоять страху смерти, была уверенность в неделимом и нерушимом всеединстве жизни. Даже тотемизм выражает это глубокое убеждение в общности всех живых существ – общности, обеспечиваемой и укрепляемой постоянными усилиями человека, строгим исполнением магических ритуалов и религиозных обрядов"[6].
Философы и религиоведы полагали, что истинный и высший источник религии – чувство зависимости в человеке. Религия, согласно немецкому романтику Шлейермахеру, возникла "из чувства абсолютной зависимости от божества". Этот тезис принимает Фрэзер в "Золотой ветви"; он пишет: "Поначалу религия лишь отчасти и небезоговорочно признает наличие внешних по отношению к человеку сил, однако с ростом знания она становится глубинным исповеданием полной и абсолютной зависимости от божества; его прежнее свободное поведение сменилось установкой на скромную простертость перед таинственными силами незримого"[7].
Что думает по этому поводу Кассирер? Он считает, что это описание не лишено истины, но оно лишь полуистина. Ни в одной области человеческой культуры "установка на скромную простертость" не может пониматься как подлинная и решающая побудительная сила. Пассивная установка никак не может породить установку продуктивную. В этом отношении даже магия выглядит как важный шаг в развитии человеческого сознания. Вся магическая практика основана на убеждении, что природные явления во многом зависят от человеческих поступков.
Однако современные исследования, авторы которых пытались воссоздать внутренний мир первобытного человека, отказались от этого взгляда. Венера, которая стояла у изголовья влюбленных, благословляя их страсть, Гермес, покровительствующий торговле, Аполлон, под сенью которого процветало искусство. Неужели можно обосновать происхождение религии испугом первобытного человека? Но ведь современное религиоведение, опираясь на огромный эмпирический материал, совершенно исключает мысль о том, что исток религии в ощущении страха.
Религия как феномен возникла вовсе не в результате осознания человеком своей подорванности. Этнографы не фиксируют в первобытном сознании той задавленности, о которой говорят сторонники этой концепции. Если бы религия была рождена страхом, то, вероятно, цивилизация подорвала бы основы этого феномена. Между тем в современных технократических обществах религия по-прежнему сильна, как и много тысячелетий назад.
По мнению Кассирера, невозможно понять подлинный смысл этой проблемы, если исходить из предпосылки, что все религии порождены страхом. Чтобы понять взаимосвязь между явлениями тотемизма и почитания предков, нужно найти другой, более глубокий источник религии. Если следовать нашей общей установке, т.е. судить о духовной жизни первобытного человека не только по его представлениям и верованиям, но и по его поступкам, мы увидим, что в этих действиях есть и другой устойчивый мотив. Со всех сторон и в любой момент жизни первобытному человеку угрожают неведомые опасности.
Похоже, однако, как считает Кассирер, что даже на самых ранних и низших стадиях развития цивилизации человек обрел новую силу, с помощью которой мог сопротивляться страху смерти, прогонять его. Силой, позволяющей противостоять страху смерти, была уверенность в неделимом и нерушимом всеединстве жизни. Даже тотемизм выражает это глубокое убеждение в общности всех живых существ – общности, обеспечиваемой и укрепляемой постоянными усилиями человека, строгим исполнением магических и религиозных обрядов.
В книге "Тотем и табу" (1913) Фрейд пытался разгадать первоначальный смысл тотемизма. Под тотемом подразумевалось животное или растение, которое оценивалось как фактический предок, от которого магическим образом зависели жизнь и благополучие рода в целом и каждого человека в отдельности. Вместилищем духов тотемных предков были чуринги, хранившиеся в других местах.
Тотемизм включал в себя комплекс верований и возможность постоянного "непорочного" воплощения тотема в новорожденных членах рода, т.е. в живых потомках. Тотемы могли быть покровителями людей, защищая их, обеспечивая пищей. Уничтожение тотема грозило гибелью двойника. Рудименты тотемизма обнаруживаются во всех религиях мира, включая иудаизм, христианство, буддизм, индуизм, ислам. Вместе с тем Фрейд показал, что для истолкования культуры огромное значение имеет система запретов, компенсирующих утрату животных инстинктов. По его мнению, каждый, кто подходил к проблеме табу со стороны психоанализа, т.е. исследования бессознательной душевной жизни, после недолгого размышления обнаружит, что есть вещи, которые он ни при каких обстоятельствах не может допустить. Это наблюдение Фрейда резонно[8].
Другому исследователю, У. Робертсону-Смиту (1846–1894), удалось связать проявления тотемизма с другими явлениями религиозной жизни, которые на первый взгляд кажутся совершенно несопоставимыми. Даже самые грубые и жестокие суеверия предстают в ином свете, если рассматривать их под этим углом зрения. "Некоторые из наиболее примечательных и устойчивых черт всякого древнего язычества, – писал Робертсон-Смит, – начиная с тотемизма и далее, основаны на физическом родстве, которое объединяет человека со сверхчеловеческими членами той же самой религиозной и социальной общности... Неразрывные узы, которые соединяют человека с богом, – это по сути дела даже кровнородственная связь, которая в древнем обществе соединяет человека с человеком, связь, освещенная принципом морального обязательства. Так мы замечаем, что даже в грубейших формах религии была моральная сила... С древнейших времен религия, в отличие от магии и колдовства, адресовалась к родственным и дружественным существам, которые могли подчас разгневаться на свой народ, но обычно были доброжелательны ко всем, за исключением врагов своих почитателей или отступников общины... Религия в этом смысле вовсе не дитя страха, и различие между ней и первобытным ужасом перед неизвестными врагами – абсолютно и фундаментально как на самых ранних, так и на более поздних стадиях развития"[9].
Похоронные обряды во всех концах света свидетельствуют об одном и том же. Страх смерти – один из самых общих и глубоко укоренившихся инстинктов человека. Первая реакция последнего на мертвое тело, должно быть, как подмечает Кассирер, заключалось в том, чтобы бросить его на произвол судьбы и в страхе бежать прочь. Но такая реакция встречается лишь в немногих исключительных случаях. Очень скоро она сменяется противоположной позицией – желанием удержать или вернуть дух умерших.
Этнографический материал, по мнению Кассирера, свидетельствует о борьбе между двумя этими побуждениями. Но последнее обычно берет верх. Конечно, можно найти немало попыток воспрепятствовать духу мертвых вернуться домой: прах рассеивали за гробом, пока несли его в могилу, чтобы помешать духу мертвеца найти обратный путь; обычай закрывать глаза мертвецу можно объяснить как попытку ослепить труп, чтобы он не видел дороги, по которой его несут хоронить.
Однако в большинстве случаев преобладала противоположная тенденция. Всеми силами живые стремились удержать дух мертвых вблизи себя. Нередко труп зарывали прямо в доме, где теперь должно было находиться его жилище. Духи умерших становились домашними богами: и жизнь, и благополучие семьи зависели от их присутствия и расположения. Умерших родителей просили не покидать дома.
Э. Кассирер считал, что между мифологической и религиозной мыслью нет коренного различия в этом отношении: та и другая порождаются одними и теми же явлениями человеческой жизни. В развитии человеческой культуры нельзя точно указать, где именно кончается миф и начинается религия. Вся история религии неразрывно связана с мифологическими элементами, пронизана ими. В то же время миф даже в его грубых и неразвитых формах содержит некоторые мотивы, которые в чем-то предвосхищают высокие религиозные идеалы более позднего времени.