Религиозные представления кельтов

Кельты, создавшие на огромной территории Европы развитую цивилизацию с высоким уровнем аграрной и ремесленной культуры, политическими институтами, письменностью, несомненно, обладали сложной системой религиозных представлений. Тит Ливий несмотря на римское высокомерное отношение к "варварам" признавал, что к религиозному благочестию племя галлов "отнюдь не равнодушно"[1]. Античные авторы указывали на существование у кельтов профессиональной группы носителей религиозного знания – жрецов-друидов, хранивших религиозное знание и передававших его посредством организованного религиозного образования. Однако те же античные авторы, в частности, Цезарь[2], знали, что религиозное учение друидов принципиально не записывалось и передавалось только устно от учителя к ученику. Чужеземцам религиозная доктрина оставалась недоступной. Замкнутый характер религиозного учения предопределил печальную историческую участь кельтского религиозного мировоззрения – с разрушением традиционных основ кельтской цивилизации, падением роли друидов и их физическим устранением религиозная доктрина кельтов фактически исчезла, не оставив о себе достоверных свидетельств.

Поэтому реконструкция кельтских верований и пантеона чрезвычайно затруднена. Она основывается на немногих текстах античных авторов, редких памятниках религиозного искусства Галлии, надписях и изображениях на монетах, соотносится с вторичными источниками – фольклором кельтов (прежде всего с ирландскими сагами), дополняется параллелями с религиозными традициями других индоевропейских народов (особенно германцев, италиков и индоариев). Религиозное мировоззрение кельтов может быть частично восстановлено также по словарю кельтских языков, которые хранят фрагменты древних представлений.

Свидетельства античных авторов сводятся к указанию на веру кельтов в бессмертие души. Помпоний Мела добавляет примечательную деталь, показывающую, сколь твердым и конкретным было убеждение кельтов в продолжении жизни после смерти: кельты откладывали уплату некоторых земных долгов, полагая, что смогут рассчитаться в загробном мире[3]. Очевидно, верой в посмертное существование объясняются бесстрашие кельтов в бою и полное презрение к смерти – качества, которые отмечали античные авторы.

Выделяя в мире две области – посюсторонней и потусторонней жизни, – кельты, судя по ирландским сказаниям, представляли потустороннее существование в радужном свете. "Иной мир" кельтов – блаженная страна, лежащая за морем, где нет ни страданий, ни смерти, где в обществе богов, героев и мудрецов под звуки чарующей музыки пируют те, кто достойно перешагнул за грань тягот земной жизни. Этот кельтский образ блаженной страны посмертной жизни близок славянским и германским представлениям, хотя германская картина иного мира имела свои особенности. "Если германская Валгалла является раем воинов, то Другой Мир кельтов в ирландской мифологии – это тихая гавань мира, неги и наслаждений. Иногда встречаются описания войн и битв, которые происходят в Другом Мире, но это случается тогда, когда туда переносятся человеческие привычки. Впрочем, убитые и раненые не обижаются и продолжают вечно пировать. Недаром Другой Мир по-ирландски назывался cud (sid), а это слово этимологически означает Мир"[4].

Сидом в ирландской мифологии называли также и особые холмы, которые почитались как чудесные места. Эти волшебные холмы были населены "людьми волшебных холмов", у них был свой правитель – Мидир. Для архаического сознания холмы, наделенные признаками чудесного, являлись видимым знаком присутствия "иного мира". Холмы выступали также локусом, посредующим общение двух миров. Когда, согласно саге "Сватовство к Этайн", король Эохайд ополчился против Мидира, он принялся всем своим войском разрушать волшебные холмы, творя зло обитателям сида.

Разделенные чудесной водной преградой или гребнем холма области жизни пребывали в постоянном соприкосновении. Обычный человек не мог вернуться обратно в земной мир, но сверхчеловеческие существа, добрые и злые, легко пересекали границу миров. Кельтский фольклор полон рассказами о посещении земных пределов богами и их вестниками. Представители "иного мира" отличаются от обычных смертных великолепием облика – физической красотой, богатыми облачениями либо, напротив, внешним безобразием. Иногда общей чертой этих существ выступает одноногость или одноглазость – признак причастности "иному миру"[5]. Типической характеристикой существ "иного мира" является обладание тайным знанием, магическими приемами и способность к превращениям (оборотничество). Эти качества предопределяют особое могущество представителей "иного мира", ставящее их выше человеческого удела. Именно недоступное простому смертному могущество, физическое и магическое, является первым основанием представлений об инаковости. Примечательно, что эта инаковость, которую может помыслить человек архаической культуры, есть инаковость прежде всего в степени уродливости, красоты, величины, силы, знания и др., тогда как онтологическое измерение инаковости остается еще очень нечетким.

Кельтское представление о святом выражалось словом *noibo-, от которого производно, в частности, ирландское noib (святой, священный). Первичные смыслы этого понятия открываются через сближение с родственным nlab (жизненная сила)[6]. По-видимому, кельтское религиозное сознание акцентировало в представлении о святом идею жизнестойкости, витальной силы. Выдвижение в качестве высшей ценности и объекта почитания витальных свойств, явленных во всесокрушающей силе и потенции животворения, очень естественно для общего "героического" духа кельтского мировоззрения. Имя одного из богов ирландского пантеона, Немеда, означало "священный" (nemed) – Немед почитался как один из героев-завоевателей, предводитель воинственного народа, заселявшего и обустраивавшего Ирландию. Примечательно также, что образ славного короля, священной фигуры ирландской архаики, был крепко связан с верой в то, что истинный правитель "умел творить чудеса и был властен над стихиями и урожаем людей"[7]. Персона кельтского короля окружена магическим ореолом, свойственным священным царям архаики. Кельтские представления о святом, по-видимому, близки тем индоевропейским понятиям, что выражены в греческом словом ιερός, а в славянском *svet-. Священные места кельтов обозначались словом nemeton, в картине мира они отмечали центр кельтского мира, здесь проходили общеплеменные собрания, советы союзных племен.

Из-за ограниченности источников попытки реконструкции кельтской космогонии и эсхатологии наталкиваются на большие трудности. Несомненно, однако, что кельты, сохранявшие в социальной организации, культуре, языке многие реликты праиндоевропейского наследия, создавшие свою развитую религиозную систему, не могли оставить в стороне фундаментальные темы происхождения мира, его истории и конечной судьбы. Отголоски кельтской космогонии и эсхатологии запечатлены в фольклоре островных кельтов. Творение мира переосмыслено в ирландских мифах как освоение Ирландии несколькими эшелонами переселенцев. Каждая волна переселенцев вносит свой вклад: одни покоряют стихии, преображают природный облик острова, другие упорядочивают общественные отношения, приносят навыки ремесел, магических искусств. Во главе переселенцев стоят чудесные герои, кладущие пределы первозданному хаосу, побеждающие демонических противников. Сага "Битва при Маг Туиред" наследует мифологему космической битвы светлых и темных божественных сил. Эсхатологические мотивы ирландской мифологии построены по древнейшей схеме деградации мира от "золотого века" творения к "веку вырождения" последних времен, когда жизненные и нравственные силы целиком иссякают. Космическая катастрофа в стихии огня и воды губит одряхлевший мир, чтобы открыть отсчет новому циклу творения[8].

Магия играла огромную роль в религиозных представлениях кельтов. Глубокий след кельтского магизма лежит на ирландских сагах. Здесь все – и битва, и любовь, и другое сколько-нибудь значимое событие – имеет явную примесь магии. Магия слова, формула заклинания, творит чудеса – она дарует необыкновенную силу или насылает немощь. Один из важных разделов религиозного знания кельтов составляла, по-видимому, магия числовых соответствий. Ключевой формулой кельтской нумерологической магии был знак троичности: утроение образа или действия магически увеличивало его силу, придавало ему полноту и тотальность. Распространенная среди кельтов военная магия была призвана обеспечить воину неуязвимость, исцеление от ран, разящую мощь оружия. Меч воина был объектом почитания; согласно верованиям кельтов, "обнаженные мечи говорили о славных деяниях" – голос демона меча рассказывал о совершенных этим мечом подвигах[9]. Память ирландцев хранила воспоминание о четырех особо чтимых магических предметах: камне Фаль, "вскрикивал он под каждым королем, кому суждено было править Ирландией"; копье бога Луга, "ничто не могло устоять перед ним или перед тем, в чьей руке оно было"; мече бога Нуаду, который стоило вынуть из ножен, "как никто уж нс мог от него уклониться, и был он воистину неотразим"; котле бога Дагда, "не случалось людям уйти от него голодными"[10].

Боги, владевшие магическими приемами и предметами, были главными носителями магических сил. При этом само могущество богов во многом определялось присутствием или отсутствием магического оснащения. Такого рода представления о богах имеют очень архаический характер.

Античные сведения о кельтских богах весьма скупы. Цезарь, сообщая о галльских богах, называет их римскими теонимами: Меркурий, наиболее почитаемое божество, изобретатель искусств, покровитель дорог, путешествий и торговли; Аполлон, отвращающий болезни; Минерва, дарительница первых навыков ремесла и искусств; Юпитер, царящий на небесах; Марс, управляющий ходом войны. В другом фрагменте Цезарь сообщает, что друиды учат почитать Диспатера как родоначальника галлов[11]. Свидетельство Лукана дополняет перечень кельтских богов именами Тевтатеса, Езуса и Тараниса.

В кельтских надписях, обнаруженных в ареале кельтской цивилизации (эпиграфические, нумизматические данные), упомянуто множество имен других богов, однако о функциях этих богов почти ничего не известно. В древних кельтских надписях часто встречаются обращения к Матерям, женским божествам, некоторые из них названы по имени (Эпона, Росмерта и др.). Топонимика и фольклор местных кельтских традиций открывают следы почитания богов Луга, Бригиты и некоторых других.

Установление строгих соответствий между богами, сведения о которых дошли из разных мест кельтского мира, чрезвычайно затруднительно. В регионах этнических контактов происходило совмещение некоторых кельтских богов с иноэтническими. Характерный тому пример – Меркурий, божество галло-римского культурного круга. Многие боги носили узколокальный характер или имели позднее происхождение (таковы, например, некоторые боги ирландской мифологии). Имена многих богов явно указывают на племенную принадлежность. Так, упомянутое Луканом имя Тевтатеса обозначало не какое-то особое божество общекельтского пантеона, а буквально "бога племени" (от *teutä – племя, народ). К таким богам племени относились Арама – бог племени арамиков, Воконтия – богиня воконтиев, Сантий – бог сантонов и др. С почитанием этих богов было связано представление о племенной обособленности.

Тем не менее определенные схождения, намечающие путь к определению общекельтских богов, все же имеются. Так, современные реконструкции с большой долей вероятности сближают упомянутого Цезарем галльского Меркурия с ирландским Лугом, имя которого встречается и в Галлии. Очевидно, Луг – общекельтское божество, воспринявшее в галло-римской культуре имя Меркурия. Имя Луга, означающее "сияющий", и ряд его функций обнаруживают солярную природу этого божества. Луг выступал как владеющий магическими приемами бог-воитель, побеждающий враждебных людям чудовищ, как бог-покровитель ремесел и искусств, как гарант могущества правителя. Иногда с Меркурием-Лугом связывают широко распространенные в Галлии изображения трехголового бога.

Таранис, чье имя означает "гром", – это, очевидно, кельтский бог-громовик, бог грозового неба и молнии, бог-воитель. Имя и функции сближают Тараниса с германским Донаром. Римляне видели в Таранисе Юпитера. Бригита, которую Цезарь, по-видимому, упоминает под именем Минервы, почиталась как богиня мудрости, материнства, плодоношения, водных источников. Поклонение Бригите восходит к архаическому культу Великой матери; иногда ее образ утраивался. К числу общекельтских принадлежит и бог Огма (Огмиос), воин и маг-мудрец, в заслугу которому ставили изобретение огамической письменности. В романизированной ипостаси Огма ассоциировался с Геркулесом. Галльский бог Суцслл, которого обычно изображали с молотом в руке, был, согласно современным реконструкциям, богом смерти и подземного мира. С представлением о божественной мудрости и сытом благоденствии связан бог Дагда, бог-друид, почитание которого островными кельтами восходит к общекельтской традиции. Прототипом галльского бога Беленоса и ирландского бога Беля было кельтское божество солярной природы. Его солярная сущность подтверждается именем (bei– блещущий) и, как предполагают исследователи, близостью, вплоть до отождествления, с Аполлоном.

Ограниченность сведений о кельтских богах не помешала обоснованию двух теоретических подходов к интерпретации кельтского пантеона. Ряд исследователей, среди которых из наиболее авторитетных Ж. Вандри, склоняются к трактовке кельтских богов как богов прежде всего племенных, локальных[12]. В этом случае говорить об общекельтском пантеоне можно лишь условно. Другие исследователи допускают, что в кельтском религиозном сознании было развито представление об универсальном божестве, которое в ходе своих теофаний принимает разный облик (часто – трехликий), разные имена и выполняет разные функции[13]. Фигура этого бога могла выступать структурообразующим началом общекельтского пантеона. Предполагается, что на роль универсального, многоликого и полифункционального общекельтского божества мог бы в первую очередь претендовать Луг[14]. Обе концепции имеют свои сильные и слабые стороны. Сложность реконструкции архаической теологии объясняется, возможно, не только неполнотой сведений или позднейшими искажениями, но также и тем, что "некоторая аморфность пантеона и его сопротивляемость строгой классификации" являются "изначальным и необходимым его свойством"[15].

Образы кельтских богов преимущественно антропоморфны. Примечательной особенностью некоторых галльских изображений богов является их трехголовость (или трехликость). Встречаются, однако, и изображения козлоногих, рогатых богов. Континентальные кельты почитали Эпону, покровительницу всадников, чье имя производно от галльского названия лошади; эту богиню изображали восседающей или стоящей рядом с лошадью, не исключено, однако, что у истоков этого почитания был культ лошади.

Широко распространены среди кельтов были культы быка, вепря, медведя, волка, ворона. Почитание животных было тесно связано с верой в оборотничество. Вера в духов-оборотней была глубоко укоренена в кельтской традиции.

Сага "Битва при Мак Туиред" помнила о временах, когда "с клинков вещали демоны". Эта же сага рассказывает о духе ядовитого зелья, который мог уничтожить многотысячное войско. Кроме демонов оружия и ядов, духов-оборотней, кельты почитали огромный сонм благожелательных или злонамеренных духов природы. Реки, ручьи, водные источники, особые деревья, камни имели своих духов.

Подземный мир, мир сидов, был населен обитателями, обладавшими магическими способностями. Демонические персонажи мифологии островных кельтов, судя по сагам, имели примечательную особенность – очень часто это были существа "с одной ногой, одной рукой и одним глазом"[16]. Такой облик свойственен фоморам – пожалуй, наиболее опасной и могущественной группе демонических существ. Иногда, правда, и божественные персонажи принимают сходное обличье. Это очень характерно: кельтское религиозное сознание в трактовке пантеона и пандемониума не доходит до крайностей дуализма.