Лекция 9. Развитие политических культур: возможности управления

Впервые роль социально-культурных факторов и предпосылок формирования экономического уклада была исследована М. Вебером. На примере формирования рыночной экономики в Западной Европе и на Севере Америки им было убедительно продемонстрировано, что главным условием успеха этой модернизации послужили предпосылки, заложенные Реформацией. Базовые ценности протестантизма, особенно в его кальвинистской версии, сформировали систему нравственных ценностей, мобилизующих человека на активную хозяйственную деятельность, инициативу, предприимчивость.

Духовный переворот, совершенный М. Лютером, Ж. Кальвином и их последователями, состоял в утверждении нового понимания идеи спасения, которое они связывали с идеей полного божественного предопределения. Вопрос о том, кто будет спасен, решен и никакие подвиги, добрые дела, индульгенции не могут помочь. Человек способен только надеяться на то, что он принадлежит к богоизбранным. И такую надежду ему может давать, например, жизненный успех. Поэтому надо не подвиги совершать, не каяться, а праведно жить и трудиться. Нетрудно заметить, что такое мировоззрение радикально отличается от традиционного католицизма или от православия, в которых добрые дела, покаяние дают возможность искупления грехов. Хорошо известна русская пословица: "Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься". Протестантизм не дает личности такой лазейки и создает мощный мобилизационный импульс на активное жизнеустроение. Бедность и нищета в протестантской культуре, в отличие от традиционного христианства и некоторых других религий, не только не несут в себе позитивных моральных ценностей, но и не могут быть поводом для сострадания и тем более — благотворительности. В отличие, например, от православия, где бедность, нищета — свидетельства близости к Богу, а подать милостыню — дело исключительно богоугодное, в протестантизме бедность — признак богооставленности, бедный неудачник отвержен Богом. Подавать нищему значит испытывать Господа. Другой разговор, что человек может попасть в беду, и тогда ему надо дать шанс проверить себя: не денег дать, а предложить работу, дать ссуду и т.п.

Эта система ценностей и предопределила возможность перехода от традиционного способа хозяйствования к капиталистическому. Если в условиях докапиталистической экономики трудятся лично зависимые работники (рабы, крепостные, беспаспортные крестьяне, зависимые крестьяне), труд которых основывался па личностном, часто физическом принуждении, то капиталистическое производство оказывается связанным с рациональной организацией и самоорганизацией деловой активности, в том числе и с учетом свободного рынка труда. В отличие от лично зависимого работника, свободный найм давал возможность не только заинтересовать денежным вознаграждением, но и стимулировать качественное выполнение работы, соблюдение дисциплины и, тем самым, качественный рост производительности труда.

Классическая работа "Протестантская этика и дух капитализма" сознательно подготовлена М. Вебером в духе "антикапитала", как альтернатива марксизму с его акцентом исключительно на экономических факторах социального развития и пренебрежением к факторам культурным и духовным. Марксизму свойственно рассматривать культуру в качестве вторичного явления, эпифеномена экономических отношений. Вебер убедительно доказал, что капиталистической модернизации западного мира предшествовала модернизация духовная — Реформация. Мир и общество меняют не внешние по отношению к личности факторы, а внутренние — нравственные, духовные — мотивы, побуждающие человека к занятиям активной деятельностью. При этом стремление к наживе, — писал Вебер, — само по себе ничего общего не имеет с капитализмом. Такое стремление наблюдалось и наблюдается у официантов, врачей, кучеров, художников, кокоток, чиновников-взяточников, солдат, разбойников, крестоносцев, посетителей игорных домов и нищих и т.п. Модернизация невозможна на базе оголтелой наживы и потребительства. Она предполагает изрядную долю самоограничения и усилий, направленных одновременно как на самореализацию, так и на развитие общности.

Концепция Вебера о роли протестантской этики для капиталистической модернизации и формирования индустриального общества была развита в наши дни Д. Мак-Клеландом. Он обратил внимание па то, что историческое назначение протестантской этики состоит в особой роли достижительной мотивации, направленности на личностный успех и профессиональное мастерство, когда детям с раннего детства прививается ориентация на собственные силы, необходимость достижения высоких результатов.

Именно в этих нравственных основаниях Мак-Клеланд видит источник того мотивационного импульса, который связан с модернизацией.

Как показала история модернизации, опыт постколониального развития стран Востока и Африки, в условиях модернизирующихся обществ образуются некие переходные формы хозяйственной культуры, включающие в себя как традиционные ценностные ориентации и нормы, так и заимствованные, которые вступают в сложные неоднозначные отношения с первыми. Главной проблемой такого общества становится вопрос о том, должен ли переход к современным способам хозяйствования сопровождаться заимствованием их культурных и духовных оснований? Обязательно ли модернизация и экономический рост предполагают принятие западной системы ценностей? Или они возможны на основе самобытной культуры? Вопросы эти не простые, весьма болезненные и, похоже, не имеют универсального решения, а предполагают каждый раз конкретный содержательный анализ нормативно-ценностного содержания соответствующих культур.

Так, в добуржуазных культурах общинное достояние понимается как некая постоянная величина, как достояние не личности, а клана, семьи, касты, и чье-то личное обогащение рассматривается как претензия на чужую долю благ. Поэтому явное стремление к накоплению в традиционных культурах считается предосудительным, если оно не сопровождается расходованием значительных средств на ритуальные, религиозные и прочие общинные нужды. Работа, труд в таких обществах не выделены из общей системы статусных, символических отношений, носят ритуальный характер, рассматриваются как исполнение долга, служение, оказание личной услуги, но не воспринимаются как самостоятельный профессионализм. В результате по-европейски образованный инженер предпочитает чиновничью или конторскую работу "низкой" работе на производстве, работники отказываются от выполнения технологических операций, если они не соответствуют нормам, предписаниям или запретам (табу) традиционной культуры. Более тот. на этой основе неприятия нового могут возникать протестные движения, пользующиеся широкой общественной поддержкой, а то и острейшие социальные конфликты, чреватые переходом в религиозный и прочий фундаментализм. Убедительные примеры таких цивилизационных срывов дает Новейшая история Ирана, Афганистана, Индонезии, отчасти Алжира. Подобная симптоматика проявляется и в России.

Практически любая модернизация сопровождается разрушением традиционных структур, норм, ценностей, социальных ролей и статусов, картин мира. И модернизация, не сбалансированная с традиционными культурами, ведет к дезорганизации и хаосу, ставя под угрозу не только осуществление модернизации, но и существование самого общества. Поэтому, как подчеркивает Ш. Айзенштадт, специально исследовавший причины цивилизационных срывов, главной проблемой модернизации и главной причиной ее срыва является не тормозящее воздействие традиционной культуры, в том числе хозяйственной, или слишком медленная трансформация традиционной системы ценностей и социальных институтов, а их слишком быстрое разрушение без создания взаимен новой синтетической культуры, в которой устойчивые архетипы массового сознания и новые ценности могли бы конструктивно взаимодействовать, усиливая и подкрепляя друг друга.

Факты говорят, что традиционные культуры могут и способствовать новому развитию, и успешным инновациям. Так, монархические символы сыграли стабилизационную и даже мобилизационную роль в модернизации Великобритании и Испании XX столетия. Аналогичное значение в модернизации Японии эпохи Мэйдзи и в послевоенном японском "чуде" сыграли не только монархия, но и идея беззаветного государственного служения — одна из центральных в синтоизме, этическом самурайском кодексе Бусидо. Модернизация и бурный экономический рост стран Юго-Восточной Азии связаны с традиционными конфуцианскими ценностями рациональной хозяйственной деятельности, семейной и государственнической корпоративности, трудолюбия, бережливости, аккуратности, накопительства. Индуистское представление о карме и сансаре порождает не только и не столько анофатичное отношение к реальности (эскапизм, пассивность и фатализм), но и активную деятельность по накоплению заслуг и, тем самым, шансов на спасение.

Общий вывод несколько парадоксален: успех модернизации и инновации предполагает наличие достаточно зрелой традиционной культуры. Незрелость таковой или сознательное пренебрежение обрекает реформаторов па провал, а общество приводит к глубокому кризису и подвергает его серьезнейшим испытаниям.

Именно традиционная культура и "самобытность" обеспечивают такие существеннейшие факторы успеха экономических реформ, реорганизаций и нововведений, как:

• консолидация общества, обеспечивающую его способность преодолеть временные трудности, пойти на временные жертвы;

• придание духовного начата и нравственное оправдание новым целям и средствам их достижения;

• ограничение потребительского индивидуализма;

• легитимность деятельности реформаторов;

• мотивация к активной трудовой и предпринимательской деятельности.

Пристальное внимание к историческому опыту модернизаций показывает важнейшую роль в них локальных религиозных и этических субкультур. Вебером была описана подобная роль протестантских общин кальвинистского толка. Но это только частный случай действия более общего механизма. Существование религиозной общины в конфессионально, культурно, а то и этнически чуждой среде предполагало необходимость обеспечения воспроизводства этой общины: сохранение священных текстов, традиций, воспитание детей и т.д. Это, в свою очередь, предполагало активную хозяйственную деятельность с изрядной мотивацией самоограничения, а то и самоотречения, аскезы индивида во имя интересов общины. Иначе говоря, речь идет о довольно коллективистской нравственной культуре по отношению к хозяйственной и трудовой деятельности в том числе.

Важный, но частный случай следствий существования общины (клана) в противостоящей социально-культурной среде описан Вебером. Именно то, на какой основе создалась община, что обеспечивает ее сознание, является частными проявлениями. Без учета этого обстоятельства оказывается необъяснимым опыт еврейской, армянской, китайской диаспор, для нравственной культуры которых характерна высокая степень мотивации па активную хозяйственную деятельность. В ряде случаев она дополнительно усиливалась прямым противодействием среды, например, запретами на владение недвижимостью, следствием чего стало вытеснение представителей скотоводческой и земледельческой культур в коммерческую деятельность.

Так, джайнам вследствие строгого запрета на умерщвление живых существ были недоступны сельскохозяйственные занятия, но строгость религиозных запретов породила традицию рациональной регламентации любой деятельности, и они оказались наиболее успешными коммерсантами и финансистами в современной Индии. В той же Индии сикхи стали основными носителями и проводниками "зеленой революции", проявив восприимчивость к новым сельскохозяйственным технологиям. У истоков "экономического чуда" формирования "новых драконов" в Южной и Юго-Восточной Азии стоят представители китайской диаспоры хуацяо, демонстрирующие высокую предприимчивость.

Капитализацию японского общества осуществили остатки феодальных кланов. В Африке это делают тейны. В Китае — родовые кланы. Да и в дореволюционной России предпринимательская и коммерческая элита состояла преимущественно из староверов и выкрестов из иудеев и мусульман, а также протестантов-инородцев.

Поэтому Вебером, во-первых, описан лишь частный случай социально-культурных предпосылок и механизма модернизации. Для западного мира это были конфессиональные общины кальвинистского плана. Во-вторых, коллективистская мораль не противоречит рыночной модернизации, а наоборот, предполагается ею. И главное, в-третьих, для успешной модернизации в обществе должна быть достаточно зрелая традиционная культура с се общинно-коллективистским сознанием и мотивацией. Оголтелый индивидуализм и потребительство не могут быть нравственной основой модернизации. Последняя предполагает нравственную аскезу, самоограничение индивидуального потребления в интересах общности.

Осмысление опыта неудачных реформ и цивилизационных срывов, критика модернизации как односторонней радикальной вестернизации, осознание значимости нормативно-ценностного содержания традиционных культур привели к формированию новой модели модернизации. Она предполагает значимость сложившихся социально-культурных способов поведения и типов сознания в качестве основ устойчивости и целостности общества; устойчивость ценностно-смысловых факторов регуляции политической и хозяйственной деятельности; вариативность смысловых, символических и организационных интерпретаций реальных процессов модернизации.

Именно традиционная "архаичная" гуманитарная культура сыграла свою решающую роль не только в экономическом развитии Японии, Индии, стран Юго-Восточной Азии, но и в успехе реформ в некоторых бывших социалистических странах. В Польше коммунисты смогли сесть за один стол с представителями "Солидарности", что стало возможным прежде всего в силу традиционного авторитета в польском обществе католической церкви. И костел оказался третьим, если не главным участником общественного согласия. Китайские реформы опирались на традиционные конфуцианские ценности: культ семьи и предков, авторитет государства.

Сделанный выше "парадоксальный" вывод можно усилить. Давно и хорошо известен факт: между типом экономики и государственного устройства, с одной стороны, и экономическим ростом — с другой, нет прямой зависимости. Экономический рост может быть обеспечен как в условиях свободной рыночной экономики, так и в условиях экономики огосударствленной; как в условиях демократии, так и в условиях оккупации, а то и тоталитаризма. Примеры СССР, Германии 1930-х гг., КНР, послевоенных Западной Германии, Японии, Испании, Южной Кореи достаточно убедительны. Но от чего экономический рост зависит однозначно, так это от культурной консолидации общества.

Утратившее культурную идентичность общество, общество с расколотой культурой, в котором правящая элита идентифицирует себя с одними культурными ценностями, а "низы" — с другими, не консолидировано, люди не осознают себя "в одной лодке", не переживают "общность судьбы". Такое общество не способно не только к новым успешным прорывам в своем развитии, но бессмысленно транжирит свои природные, человеческие, интеллектуальные ресурсы. Любые нововведения, в том числе по прописям, доказавшим свою эффективность в других обществах, в такой ситуации ведут к совершенно противоположным результатам, только все больше расшатывая социум.