Глава 10. Сердце Юркевича

Вторая работа Юркевича, которую я бы хотел разобрать, была написана примерно за год до «Из науки о человеческом духе». Называлась она «Сердце и его значение в духовной жизни человека»(1860). Эта работа поразила воображение философов, и поэтому ее всегда упоминают, когда говорят о Юркевиче.

О связи души и сердца говорит все христианство, хотя учение это не христианское, а библейское, то есть еще иудаистическое. И как таковое, оно Глава 10. Сердце Юркевича

уходит корнями в семитские народные представления о душе. Поэтому, когда об этой статье пишут: «этот трактат по библейской психологии, в котором Юркевич признает за Божественным Откровением значение важного источника многих философских построений» (Абрамов, с. 642), — это и верно и неверно. Юркевич, конечно, писал трактат именно о библейской психологии, но вот сама «библейская психология» рождалась в столь отдаленные времена, когда не только о Библии, но даже и о намерении ее создать мыслей не было.

Она рождалась как плод осмысления народных представлений. И, похоже, что эти представления вовсе не были случайными, похоже, что они всего лишь отразили какие-то наблюдения над действительностью. Почему я так думаю? Да потому, что любая попытка описывать душу как сердце живо отзывается во мне и во всех знакомых мне русских людях. Это означает для меня, как для психолога, то, что библейские представления легли на некое узнавание, имеющееся в сознании и русского народа. Иначе говоря, нет никакой библейской психологии, которая была бы создателем представления о связи сердца и души, а есть библейская запись подобных наблюдений, и есть библейское использование этих представлений в каких-то своих целях. Но эти цели религиозные, и их я обсуждать не буду.

Поэтому я вынужден отделять все попытки Юркевича навязывать мне какие-то религиозные выводы из рассуждений о сердце. Более того, я даже особо не буду приводить библейскую составляющую его рассуждений. Для меня она несущественна как раз потому, что Юркевич лишь опирается на цитаты из Библии. Но как только он эту цитату привел, как вдруг его благочинная сдержанность с него слетает, и он принимается взахлеб рассказывать о сердце и душе.

Это значит, что он, как русский человек, и сам видит то, о чем говорит Библия. И Библия ему нужна не для рассказа о сердце и душе, а для нравственного вывода, который он отсюда пытается сделать. Вывод этот, в сущности, есть требование сделать выбор жизненного пути, поэтому я оставляю его для личного прочтения. Меня интересует лишь то, как раскрывается Юр-кевичем понятие души.

Поэтому я просто последовательно пройду вслед за его рассуждениями по всему сочинению.

Исходное положение сочинения жестко задает точку отсчета, от которой будет рассматриваться мир душевной жизни.

«Кто читает с надлежащим вниманием слово Божие, тот легко может заметить, что во всех священных книгах и у всех богодухновенных писателей сердце человеческое рассматривается как средоточие всей телесной и духовной жизни человека, как существеннейший орган и ближайшее седалище всех сил, отправлений, движений, желаний, чувствований и мыслей человека со всеми их направлениями и оттенками» (Юркевич. Сердце, с. 69).

Чуть ниже Юркевич сделает уточнение: «Сердце есть средоточие душевной и духовной жизни человека» (Там же). Круг четвертый. Научная и духовная философияСлой второй

Так что никакого сомнения нет, речь идет и о душе. Как я уже предупреждал, библейские цитаты я опущу, поскольку меня не интересует история библейской психологии. Мне нужно живое самопознание, поэтому я выберу те места, которые откликаются у самого Юркевича и отзываются у меня. Я надеюсь, и у вас.

Если быть честным, то работа эта написана слабо. Юркевичу едва перевалило за тридцать. Он, очевидно, честолюбив и хочет известности. Иначе он не принял бы всего через год после этого предложение бросить духовную службу и переехать в Москву, в Университет. Поэтому написана эта работа так, что многочисленные и не очень внятные выдержки из Библии как бы отводят глаза от недостатков собственного исследования.

Первый недостаток — это отсутствие четких понятий и определений. Сердце есть средоточие душевной и духовной жизни. Что такое душа? Что такое дух? Отличаются ли они между собой для Юркевича? Если отличаются, то почему в первом высказывании про сердце он вообще забывает о душе, а во втором она появляется?

Далее, что такое средоточие? Это некое пространство, где происходит вся эта душевная деятельность? Или же сердце просто может ее ощущать? Оно как бы тот орган, через который душа действует?

Вопросы эти не могут не возникнуть при исследовании, но в начале их нет. Он просто заявляет то, в чем современник, по его мнению, усомниться не может, и тем как бы набирает материал описания этого весьма приблизительного определения средоточия. Делается это примерно так.

Сначала он заявляет какое-то положение, вроде: «Сердце есть седалище всех познавательных действий души» (Там же, с. 70). Затем приводит выдержки из Библии, описывающие нечто подобное: «Уразуметь сердцем— значит понять (Втор. 8,5); Познать всем сердцем понять всецело (Иис. Нав. 23,14). Кто не умеет сердца разумети, у того нет очес видети и ушес слышати (Втор. 29,4)» (Там же).

Таким образом набираются черты понятия «сердце» в Библии. Я приведу основные.

«Что мы твердо помним, напечатлеваем в душе и усвояем, то влагаем, полагаем, слагаем и записываем в сердце своем» (Там же).

«И как мышление есть разговор души с собою, то размышляющий ведет этот внутренний разговор в сердце своем» (Там же, с. 71).

«Сердце есть средоточие многообразных душевных чувствований, волнений, страстей. Сердцу усвояются все степени радости, от благодушия (Исх. 65,14) до восторга и ликования пред лицом Бога (Пс. 83,3)» (Там же).

«Наконец сердце есть средоточие нравственной жизни человека» (Там же).

От этого описания, как кажется в начале, постепенно делается переход к некой иной анатомии человека. Пожалуй, можно ее назвать духовным составом. Вещь эта сложная для видения, и Юркевич не дает возможности понять, видит ли он этот состав сам, или же лишь слепо перелагает то, что сказано в писании. Но видеть можно как прямо, так и опосредовано. И виде- Глава 10. Сердце Юркевича

ние сквозь описания — это тоже видение. Он определенно видит духовный состав, глядя в различные тексты, описывающие его. Но вот вопрос: хочет ли Юркевич видеть некий духовный состав человека, как видели его мистики, или ему нужно иное видение, попроще?

Я приведу некоторые из черт духовного состава, описанные Юркевичем с помощью библейских исследователей.

«Как средоточие всей телесной и многообразной духовной жизни человека, сердце называется исходищами живота или истоками жизни» (Там же, с. 72).

Живот — это жизнь по-древнерусски. Но живот — это и живот, брюхо. Говорит ли здесь Юркевич только о том, что сердце обеспечивает нашу жизнь, или же он говорит и о связи этого не совсем сердца с тем животом, который хранит нашу жизнь? То, что это сердце — которое не совсем сердце, а средоточие — находится прямо в настоящем сердце, он отметит уже на следующей странице, показывая, что речь о сердце ведется не в переносном смысле.

«Апостол Павел пишет к коринфянам: послание наше есте вы, написанное в сердцах ваших, знаемое и прочитываемое от всех человек: являеми яко есте послание Христово сложенное нами, написано не чернилам, но Духом Бога жива, не на скрижалех каменных, но на скрижалех сердца платяных (2 Кор, 3,2-3).

Эти выражения показывают совершенно определенно, что священные писатели признают средоточием всей телесной и органом всей духовной жизни то самое плотяное сердце, которого биение мы чувствуем в нашей груди. Когда человек страждет духовно, то это плотяное сердце отторгается от места своего (Иов. 37,1)» (Там же, с. 73).

Как видите, он предпочел из всего обилия возможностей, которые предоставляет Библия, избрать самое плотское, анатомическое понимание сердца. Тут Юркевич, конечно, вступил на довольно опасную почву, потому что плотяное, плотское сердце к этому времени уже было присвоено в качестве предмета изучения физиологами. И именно в ответ Юркевичу и подобным исследователям духовного состава и родились всем известные изрядно остроумные отповеди, вроде той, что до последнего времени говорят врачи: мы человека вскрывали много раз, но души там не видели!

Юркевич чувствовал, что вступает на ненадежную и к тому же чужую почву, и потому последующие несколько страниц посвящает обыгрыванию всяческих физиологических предположений о том, как же сердце может быть органом души, если им сейчас считается мозг. В итоге он вынужден строить некую «иную» физиологию высшей нервной деятельности, которая сводится вот к такому заявлению:

«В настоящее время физиология знает, что сердце не есть простой мускул, не есть нечувствительный механизм, который только заведывает движением крови в теле посредством механического на нее давления. В сердце соединяются оба замечательнейшие порядка нервов: так называемые нервы симпатические, которые заведывают всеми растительными отправлениями человеческого организма, химическим претворением материалов, питанием и обновлением тела, образованием его составных частей, наконец, целесообразным согласием между ве- Круг четвертый. Научная и духовная философияСлой второй

личиною и формою его отдельных действий, и нервы, служащие необходимыми органами ощущения или представления и воли.

Хотя физиологи сознаются, что их исследования о составе, строении и отправлениях сердца далеко еще не приведены к кониу, однако из предыдущего делается вероятным, что в сердце, которое есть колодезь крови, обе нервные системы это подлинное тело существ, имеющих душу, сходятся и сопроника-ются в таком единстве и взаимодействии, какого, может быть, не представляет никакой другой орган человеческого тела» (Там же, с. 80).

Мне очень не нравится сама эта попытка Юркевича создать теологическую физиологию. И мне не нравится определение, которое он дает душе. В сущности, это полное предательство богословия и веры, за которые он, как кажется, бьется: обе нервные системы — это подлинное тело существ, имеющих душу. Если телом души является нервная система человека, то душа оказывается работой нервной системы.

Я ничего не имею против такого определения души в устах физиологов. Это их исходная установка для проведения исследований действительности, и установка очень действенная. Но она идет навстречу тому, как исследуют мир мистики и богословы. Думается мне, что истина где-то посредине, где противоположности сходятся. А Юркевич зачем-то прыгает в объятья тех, с кем воюет. Могу сразу сказать: эта его жертва не была принята, и никто ее не оценил. Вы уже знаете, что его любили только государственные люди, которым он и служил.

Впрочем, это высказывание может быть случайной оговоркой, или я мог неверно его понять. Ничего подобного. Предательство является философским. Даже если Юркевич в последующих работах заявит, что ошибался, мировоззренчески это понимание души жестко увязано у него с тем, что до этого он уже отрекся от религиозного понимания души в пользу философии нового времени. Страницей раньше, доказывая, что не мозг есть место души, он выстраивает целую сеть рассуждений вокруг главного доказательства: «Душа не имеет пространственной стороны, на которую она могла бы принимать толчки от пространственных движений головного мозга» (Там же, с. 79).

Это «непространственное» понимание души стало очевидностью лишь после Декарта, сделавшего душу точкой Я. Я — это Я. А зачем же тогда народ имеет кроме понятия «Я» еще и понятие «душа»? Ведь он воплотил в них свое видение действительности. И просто так приравнять одно к другому можно только в мире, где ты выстраиваешь искусственные связи между действительными явлениями. То есть в мире искусственной философии. А в мире действительном надо исходить из того, что в нем есть.

А что есть? А есть большой нервный узел, именуемый солнечным сплетением или ярлом, который гораздо больше подходит на ту роль «средоточия» нервно-духовной деятельности, которую Юркевич, вслед за библейскими авторами, приписал сердцу. Если жизнь сердца — это всего лишь отклики нервной системы на внезапные изменения окружающей среды, то само ли оно на них откликается, или это делается через органы восприятия, которые передают впечатления в головной мозг, а тот перераспределяет раз- Глава 10. Сердце Юркевича

ные виды возбуждений на спинной мозг и солнечное сплетение, которые, в свою очередь, передают побуждения соответствующим органам. Вот и все средоточие духовной жизни!

Плохое исследование, исследование на потребу современному состоянию дел в науке. От религиозного философа лично я ожидаю взгляда не со стороны науки. Наука и сама прекрасно с этим справляется. От него хочется получить взгляд со стороны вечности, с той стороны, которая для меня плохо доступна из-за мирской суеты, которую я должен преодолевать. Обманул мои ожидания Юркевич в этой своей шумно известной работе.

Кстати, далее он отчетливо отказывает именно этому пути познания души, который ожидается от религиозного философа, в праве на существование. Ведь действительная религиозная философия мистична, и потому Сократ и Платон так любили мистерии, проходившие в Элевсине, Аграх и Дельфах. Более того, вся их философия выстраивается как переход от мирского состояния к этим мистериям. Философия есть любовь к мудрости, а мудрость — у Богов! Что еще говорить?!

Юркевич шел обратным путем, и потому вполне естественно, что он, еще воюя с той частью науки, которую надо было сделать управляемой, пытался заплатить ей за управляемость мистицизмом.

«...нужно согласиться, что в человеческой душе есть нечто первоначальное и простое, есть потаенный сердца человек, есть глубина сердца, которого будущие движения не могут быть рассчитаны по общим и необходимым условиям и законам душевной жизни. Для этой особеннейшей стороны человеческого духа наука не может найти общих и навсегда определенных форм, которые были бы привязаны к той или другой паре нервов и возникали бы с необходимостью по поводу их движения.

Когда мистицизм пытался указать формы, которые вполне соответствовали бы духовному содержанию человеческого сердца, то он мог только отрицать все доступные для нас формы и выражения как конечного мира, так и конечного духа. Ему казалось, что не только низшие душевные способности не соответствуют полноте и достоинству сердечной жизни, но и самый разум, поскольку он мыслит в частных формах, поскольку он рождает одну мысль за другою во времени, есть слабое, неточное и, следовательно, ложное выражение этой жизни.

В таких предположениях мистик мог только погружаться в темное чувство единства и бесконечности — в ту глубину сердца, где, наконец, погасает всякий свет сознания. Это болезненное явление мистицизма — который хочет миновать все конечные условия нашего духовного развития, который хочет стать у последней цели сразу и непосредственно, не достигая ее многотрудным и постепенным совершенствованием во времени, есть, во всяком случае, замечательный факт для изъяснения душевной жизни человека» (Там же, с. 89—90).

Да, это действительно замечательный факт, и доказать, что путь, предложенный государственным православием середины девятнадцатого века, был лучше мистицизма и вел к последней цели, было очень нелегкой задачей. Мне кажется, что именно тогда свершилось Великое предательство Круг четвертый. Научная и духовная философияСлой второй

в нашей Церкви, приведшее к исчезновению последних проблесков мистицизма в ее недрах. Мистик плох не тем, что он тонет в бессознательности, а тем, что им очень трудно управлять, когда ты сам всего лишь чиновник. Мистик очень неудобен даже в том деле, которое все целиком было построено мистиками, как Христианство.

Вот и Юркевич не случайно оказался на должности главного идеолога государственной философии в 1861 году. Это был рост карьеры и падение духовного поиска.

Но все же, как забыть человека, который сказал: в человеческой душе есть нечто первоначальное и простое, есть потаенный сердца человек, есть глубина сердца, которого будущие движения не могут быть рассчитаны по общим и необходимым условиям и законам душевной жизни!