Подход Н. Миллера и Д. Долларда

В конце 30-х годов была сформулирована ставшая впоследствии широко известной в психологической науке гипотеза фрустрации — агрессии. Ее авторами являются Н. Миллер, Д. Доллард, М. Дуб, Д. Маурер и Р. Сиэрс.

Интересно отметить, что, по мнению Л. Берковитца, данная гипотеза «должна рассматриваться среди первых примеров пре­имуществ, полученных от бракосочетания теории научения и пси­хоанализа» [Lindgren, 1969, р. 610]. Доллард и его коллеги в своей работе признают себя обязанными Фрейду, полагая, что впервые основная идея связи фрустрации и агрессии представлена в его ранних работах. Авторы следующим образом сформулировали ги­потезу: наличие агрессивного поведения всегда предполагает существование фрустрации и, наоборот, существование фрустрации всегда ведет к некоторой форме агрессии. Основные используемые в теории четыре понятия определяются следующим образом. Фру­страция — это любое условие, блокирующее достижение желае­мой цели. Агрессия определяется «как поведение, цель которого — разрушить либо сместить фрустрирующий блок» [McDavid, Harary, p. 59]. Понятие «сдерживание» относится к тенденции сдерживать действия «вследствие ожидаемых негативных последствий вовле­чения в них» [Steiner, Fishbein, 1966, p. 10], что, кстати, может явиться источником дополнительной фрустрации. «Кроме того, если другие условия препятствуют уничтожению или смещению фруст­рации, это подстрекательство к агрессии может быть реализовано на других объектах» [McDavid, Harary, p. 59]. Для обозначения дан­ного феномена используется понятие «смещенная агрессия», т.е. агрессия, направленная не против непосредственного источника фрустрации, а на какой-либо другой, как правило, «безобидный» объект. Эта черта агрессивного поведения обстоятельно анализи­руется в модели конфликта Миллера. «Смещение», или перенос (опять же термин из психоаналитической теории), в данном кон­тексте может быть понят, по Миллеру, как случай генерализации стимулов. Многие виды социального поведения, например этни­ческие и расовые предрассудки, интерпретируются в зарубежной социальной психологии с позиций данного подхода.

Рассматриваемая теория со времени своего возникновения пре­терпела определенные изменения, в частности в результате широ­кой практики экспериментальных исследований. Уже в 40-е годы авторы модифицировали формулировку своей гипотезы. Агрессия теперь рассматривалась как естественное, но не неизбежное по­следствие фрустрации. Допускалось, что путем научения могут быть приобретены и неагрессивные ответы на фрустрацию. Однако аг­рессия считалась все-таки доминантной реакцией на фрустрацию, и неагрессивный ответ мог произойти только в том случае, если агрессивные реакции сталкивались ранее с невознаграждением или наказанием, и, таким образом, агрессивное поведение элимини­ровалось. Важно подчеркнуть, что в этой модификации первона­чальной гипотезы фрустрация по-прежнему рассматривалась как неизбежный предшествующий фактор агрессии, т.е. если имел место агрессивный акт, «допускалось, что фрустрация всегда представ­лена как провоцирующее условие» [Bandura, 1973, р. 32].

Достаточно широкая критика данной гипотезы со стороны за­рубежных авторов шла по ряду направлений. Прежде всего она касалась характера реакций на фрустрацию. Антропологи, например, указали, что в некоторых культурах агрессия не является типич­ной реакцией на фрустрацию. К. Левин, 3. Дембо и другие предста­вители групповой динамики показали в эксперименте возможность иных, чем агрессия, реакций на фрустрацию. А. Маслоу, С. Розенцвейг, А. Бандура и другие отмечают, что фрустрация — не един­ственный фактор, приводящий к выражению агрессивности. На­пример, оскорбление и угроза более вероятно вызовут агрессию, чем блокирование поведения. Исследования обнаружили и более сложный, чем предполагалось ранее, характер отношения между наказанием и агрессивным поведением. «В зависимости от его при­роды и взаимодействия с другими детерминантами,—пишет, на­пример, Бандура,— наказание может усиливать, уменьшать агрес­сивное поведение или вовсе не оказывать на него ощутимого дей­ствия» [Bandura, 1973, р. 34].

Авторы единодушно обращают внимание также на большую неоднозначность в понимании обеих сторон отношения фрустра­ция — агрессия. В последнее время внесен ряд дополнений и в вопрос о характере последствий участия в агрессии, т.е. в гипотезу катарсиса. Согласно подходу С. Фешбека, участие в агрессии мо­жет иметь три разделимых эффекта, работающих в различных на­правлениях: оно может уменьшать агрессивное побуждение (драйв), может вновь усиливать агрессивные реакции и может изменять силу сдерживаний. Фешбек, как Миллер и Доллард, исходит из пред­положения, что фрустрирующее событие вызывает побуждение (драйв), которое и является непосредственной причиной агрес­сивного поведения. Однако в характеристике свойств агрессивного побуждения его подход отличен от традиционного. Иначе описы­вается и основная цель агрессии: вызывание боли у других служит восстановлению самооценки агрессора и его чувства власти.

'Таким образом, со временем не подтвердилось положение о неразрывной, необходимой связи агрессии и фрустрации, т.е. пред­ставление о том, что агрессия всегда оказывается результатом дей­ствия фрустраторов (барьеров на пути к цели), а фрустрация неиз­бежно ведет к агрессии. Тем не менее в настоящее время неверно было бы констатировать отбрасывание рассматриваемой теории. Скорее, более правильно говорить о ее надстраивании, о различ­ных дополнениях к ней. Одно из направлений пересмотра и услож­нения теории связано с исследованиями А. Бандуры, работы кото­рого будут рассмотрены ниже. В настоящее время наряду с данной теорией агрессии в качестве основных выступают инстинктивистский и когнитивный подходы [Бэрон, Ричардсон, 1998].

Другим важным сюжетом теоретических построений Миллера и Долларда является проблема подражания, или имитации. Про­блема подражания принадлежит к кругу первых проблем в зарож­давшейся социальной психологии на рубеже XIX-XX вв. Изна­чальный повышенный интерес психологов к данной проблеме не случаен: подражание является важнейшим механизмом взаимодей­ствия, причастным к рождению целого ряда феноменов, характе­ризующих, в частности, социализацию, конформность. Однако заслуга «отцов — основателей» зарубежной социальной психоло­гии состояла скорее в вычленении феномена подражания, нежели в объяснении его природы. Вряд ли могло удовлетворить определе­ние подражания как инстинктивного явления (МакДуголл) или как вида гипнотизма (Тард).

Миллер и Доллард в работе «Социальное научение и подража­ние» [МШег, Dollard, 1941] отказываются от старой традиции опре­делять подражание как инстинкт, от подхода к нему как к унитарно­му процессу. Они рассматривают подражание как объект инструмен­тального научения и объясняют его соответствующими законами. Проблема первых умозрительно-спекулятивных социально-психоло­гических теорий переносится ими на экспериментальный уровень.

Здесь необходимо сделать отступление, отметив, что Миллер и Доллард первыми в бихевиористской ориентации попытались пе­рейти к теории социального научения. Их основные допущения, сложившиеся под влиянием позиции Халла, модифицированной ими, включают постулирование четырех фундаментальных факто­ров всякого научения: драйва, сигнала, реакции, вознаграждения. Сигналы и побуждения рассматриваются в словаре Миллера и Дол­ларда как два аспекта одного явления — стимула. Любой стимул мо­жет приобрести характер побуждения, если он становится достаточ­но сильным, чтобы вынудить организм действовать. Любой стимул может стать сигналом благодаря своему отличию от других стимулов. Сигналы определяют, когда, где произойдет реакция и какой она будет. В словаре Миллера и Долларда определение сигнала в какой-то мере синонимично определению дискриминативного стимула.

В своей схеме социального научения авторы вводят среди про­чих вторичных побуждений побуждение подражать, имитировать. По их мнению, одним из наиболее важных классов сигналов в ситуации социального научения является поведение других. На­блюдая открытые поведенческие реакции модели на определенные сигналы, одни из которых ведут к вознаграждению, а дру­гие — нет, наблюдатель приобретает, согласно Миллеру и Долларду, определенную иерархию ценностей сигналов.

Для того чтобы какая-то реакция на определенный сигнал могла быть вознаграждена и выучена, она должна прежде всего произой­ти. Авторы исходят из предположения, что индивиды владеют не­ким изначальным «внутренним» репертуаром реакций. Научение происходит, когда определенная реакция вознаграждается в при­сутствии дифференцирующего сигнала. Таким образом, объектом научения оказывается не реакция, уже составляющая часть пове­денческого репертуара индивида, а связь между специфическим сигналом и определенной реакцией. У авторов получается, что новое поведение — это новые комбинации «старых» реакций. Подобная позиция является весьма уязвимой в вопросе о природе новых ре­акций. Отметим, что Миллер и Доллард рассматривают реакции и открытые, и скрытые, причем вторые предшествуют первым, как это вообще характерно для представителей медиаторного подхода.

Придавая большое значение механизму научения путем проб и ошибок, Миллер и Доллард обращают внимание на возможность с помощью подражания ограничить пробы и ошибки, прибли­зиться к правильному пути через наблюдение поведения другого.

Главная функция вознаграждения, или подкрепления, соглас­но Миллеру и Долларду, — редукция силы драйва. Именно поэто­му природа побуждения определяет природу вознаграждения. Со­ответственно первичные побуждения уменьшаются в силе первич­ными подкреплениями; вторичные, или приобретаемые, — вторичными. Одобрительный кивок, например, — это вторичное подкрепление, которое уменьшает приобретенную потребность в социальном одобрении.

Итак, в целом парадигма всех ситуаций научения, включая подражание, представляет, по Миллеру и Долларду, следующую цепочку: сигнал внутренняя реакция драйв внешняя реак­ция вознаграждение. Миллер и Доллард раскрывают неод­нозначность термина «подражание». По их мнению, он использу­ется в трех случаях. Во-первых, для обозначения «тождественно­го» поведения. Такое поведение часто лишь внешне выглядит подражанием, а в действительности может представлять одинако­вые реакции на одинаковые стимулы у двух индивидов, причем каждый из них безотносительно к другому научился такому реаги­рованию, т.е. «тождественное» поведение может быть результатом подражания, а может и не быть таковым. Этот случай не рассматривается авторами обстоятельно. Второй случай — «парнозависимое» поведение. Оно часто имеет место в диадическом взаимодей­ствии, в котором поведение одной стороны, являющейся, как правило, старше или искуснее другой, служит дискриминативным сигналом для другой — для наблюдателя (т.е. наблюдатель воз­награждается за ту же реакцию, что и модель). Наконец, третий случай — копирующее поведение, которое предполагает специ­фическое руководство со стороны модели поведением наблюдате­ля. «Модель говорит и показывает наблюдателю, какие реакции и сигналы релевантны задаче, и через непрерывную коррекцию тре­нирует его представлять ту же реакцию, что и модель» [Miller, Dollard, 1941, p. 137]. По сути, авторы используют одинаковые понятия для объяснения приобретения двух последних форм ими­тации. Однако обычно именно вторая парадигма идентифицирует­ся с необихевиористской интерпретацией подражания.

Основной тезис Миллера и Долларда следующий: подражающее поведение имеет место, если индивид вознаграждается, когда он подра­жает, и не вознаграждается, когда не подражает. Авторами вполне определенно подчеркивается роль подкрепления как необходимого предшествующего условия приобретения имитирующего поведения.

В этом моменте данный подход весьма созвучен предложенной Скиннером интерпретации подражания в принципах оперантного подхода. У Скиннера поведение модели также видится наблюдате­лем как дискриминативный стимул для подкрепления. Поведение же модели наделяется этой дискриминативно-стимульной функ­цией через дифференцированное подкрепление ее различных ре­акций на сигналы. Наблюдатель соответственно вознаграждается за каждое приближение к реакции модели. Однако весь эмпири­ческий материал Скиннера, в отличие от Миллера и Долларда, получен исключительно в экспериментах с животными. Его выво­ды о поведении человека построены преимущественно на анало­гии, которая, как известно, не является методом доказательства[7].

Миллер и Доллард в подтверждение своих положений приво­дят данные серий экспериментов, проведенных параллельно на крысах альбиносах и маленьких детях. Одна группа голодных крыс вознаграждалась, если следовала в том же направлении, что и «ли­дер»; другая группа вознаграждалась за следование в противопо­ложном «лидеру» направлении. В этих условиях первая группа на­училась подражать «лидеру», а вторая — не подражать ему. Сами «лидеры» поворачивали влево или вправо, поскольку в конце ле­вого или правого поворота в лабиринте помещалась белая карточ­ка, а заранее они были натренированы находить пищу около нее. Эксперименты показали, что происходила генерализация науче­ния подражанию или неподражанию. В частности, животные, ко­торые научились подражать «лидерам» — белым крысам, подража­ли и черным крысам без какой-либо дополнительной тренировки; животные, которые научились подражать, будучи «мотивирован­ными» голодом, подражали и когда их «мотивировали» жаждой. Получая вознаграждение за копирование «лидера» в выполнении одной задачи, они обнаруживали тенденцию копировать его пове­дение в других ситуациях. Параллельные эксперименты с детьми, как пишут Миллер и Доллард, дали аналогичные результаты.

Параметры, вычлененные Миллером и Доллардом для всякой ситуации научения, в случае парнозависимого поведения приложимы, по их мнению, для описания и поведения модели, и пове­дения наблюдателя. Это можно увидеть из следующего примера.

Два брата играют в ожидании возвращения домой отца. Обыч­но отец приходит с конфетой для каждого. Старший, играя, слы­шит звук шагов у входа. Для него это служит сигналом возвраще­ния отца. Реагируя на сигнал, он бежит к входу. Для младшего ребенка звуки шагов отца еще не служат отличительным сигналом и поэтому не «воодушевляют» его бежать. И часто он продолжал играть, когда старший убегал навстречу отцу. Но в данном случае младший брат побежал за старшим, и каждый получил от отца по конфете. В следующих подобных случаях младший будет чаще бе­жать, просто увидев бегущего брата. Продолжая получать подкреп­ление конфетой, поведение младшего стабилизируется: он будет бежать, глядя на брата, во всех случаях, даже если место и время будут варьировать. Таким образом, он научается подражать стар­шему брату, но шаги отца еще не приобрели для него характера сигнала. Схематично Миллер и Доллард представляют это следую­щим образам:

Итак, с точки зрения Миллера и Долларда, научение имита­ции аналогично научению бегать. По их мнению, в модели парно-зависимого поведения могут быть интерпретированы с некоторы­ми модификациями другие процессы социального влияния, на­пример конформность, изменение аттитюдов.

Если Миллер и Доллард первыми в необихевиористской ори­ентации предприняли попытку «приближения к теории социаль­ного научения», то сейчас таких попыток существует несколько. Важно подчеркнуть, что многие из них — это различные вариации парадигмы парнозависимого поведения Миллера и Долларда. Ос­новные направления вариаций следующие:

1. Элиминируется требование о том, чтобы наблюдатель реа­гировал открыто. Это случай «нереагирующего, но вознаг­раждаемого наблюдателя». Интерес исследователей сосре­доточен здесь на оценке влияний на поведение наблюдате­ля таких компонентов поведения модели, как реакция — вознаграждение.

2. Элиминируется и требование о том, чтобы наблюдатель от­крыто реагировал, и требование о его вознаграждении. Это случай «нереагирующего, невознаграждаемого наблюдате­ля». Данное направление исследований представлено в ра­ботах Бандуры, Уолтерса, Росса, Розенбаума.

3. Элиминируется, как во втором случае, реакция наблюда­теля и его вознаграждение, а также эксплицитное вознаг­раждение поведения модели. Исследовательское внимание фокусируется на реакции модели как сигнале для наблюда­теля. Такой подход характерен для А. Бандуры.

Знакомство с подходом Миллера и Долларда позволяет отме­тить заслугу этих авторов в постановке на экспериментальной ос­нове проблем агрессии и подражания как важного механизма со­циально-психологического взаимодействия. В рамках необихевиористской ориентации они впервые обратились к исследованиям, испытуемыми в которых выступили люди. Строгая процедура прак­тиковавшегося ими лабораторного эксперимента, с одной сторо­ны, гарантирует строгость полученных данных, но, с другой сто­роны, делает уместной постановку всех тех проблем, которые под­няты в современной социальной психологии вокруг лабораторного эксперимента.

Однако отмеченные моменты касаются частных сторон данно­го подхода. Основным же в оценке является анализ исходных мето­дологических принципов. В отношении принципов данного подхо­да можно сказать, что они продемонстрировали свою узость в ин­терпретации изучаемых явлений. Доказательством существования такого рода несостоятельности являются, в частности, и те поис­ки, которые отмечают современные линии развития данного под­хода. Для них характерно все большее «смягчение» фундаментальных принципов бихевиоризма, в частности отказ от сведения психи­ческой реальности лишь к наблюдаемому поведению, привлече­ние к анализу в той или иной форме когнитивных переменных. Такого рода эволюция бихевиоризма особенно ярко просматрива­ется в работах Бандуры.