Двадцать лет назад
В армии Вадиму было тоскливо с первых дней. Но угнетали его не «тяготы и невзгоды армейской службы», а давила убогость бытия. Все, чему учили в учебке, было примитивно до раздражения. Казалось, что из интересной и динамичной жизни он попал в кисель. Вроде того, что давали на обед и называли, наверное, за вкус, напалмом. Впрочем, Малахов, человек по природе мягкий, скорее всего перенес бы всю это службу спокойно и без конфликтов. Несмотря на то, что сержант его взвода был последней сволочью и постоянно издевался над солдатами. Но у кого могут быть другие воспоминания о первых месяцах службы?
Спустя три недели после призыва случилось приятное событие — учебные стрельбы. Для Вадима это был маленький праздник. Он любил стрелять. Когда-то давным-давно, сейчас казалось — в другой жизни, правдами и неправдами уговорив тренера, он стал заниматься в школьном тире. Попадать в десятку удавалось не очень часто, но не это было главное. Запах пороха, потертое дерево прикладов школьных ТОЗов, атмосфера тира — это кружило голову. И сейчас, среди бездарного убийства времени и сил, Вадим мечтал выйти на огневой рубеж и показать всем — он стреляет классно! Ему казалось, что потом станет намного легче.
Но жизнь распорядилась иначе. За сутки до стрельб выпала ему тяжкая доля — наряд по кухне. Суточное мытье кружек закончилось безумной усталостью, дрожью в стертых до крови руках и сонным маревом в голове. Да тут еще какая-то гадость укусила за ногу, комар, наверное, и нога раздулась так, что невозможно было натянуть сапог. Уже на позиции — на помосте, откуда надо было стрелять, — Малахов понял: он ничего, кроме слепящего глаза солнца и желания заснуть прямо здесь и стоя, не ощущает. Ткнула в ладонь, выставленную по уставу за спиной, рука сержанта, раздающего патроны, раздалась команда лечь для стрельбы.
Попытка прицелиться была совершенно бесплодна. Мушка прыгала как сумасшедшая. А потом все исчезло. Остались только мишень и ощущение, что пуля полетит куда надо. В этом странном состоянии Малахов и выпустил все три пули в корову — так называли в шутку погрудную мишень. Вадим сразу понял, что все хорошо. И гильзы стреляные в улавливателе остались — не придется потом искать их в грязи под злобные окрики сержанта. Но когда стали объявлять результаты, Малахов скис. Результат — десятка. Но одна. Две пули — в молоко. Да такое, что даже вообще в мишень не попали.
Сержант назвал Малахова уродом и пообещал ему, что он на кухне до малого дембеля будет учиться попадать в нужное место. Потом командир приказал заменить мишени. Вадим, подойдя к своей, действительно увидел только одну одинокую дырочку. Точно в центре. Точно в цифре «10». Из этой дырочки торчала пуля. Еще горячая… Повоевав с ней немного, Малахов извлек ее из дощатого щита, на который прикалывались кнопками бумажные мишени. Пуля была не простая. Это было целых три расплющенных пули. Одна сидела в другой.
— Товарищ сержант! — Вадим подбежал к своему командиру, улыбаясь, протянул ему свою находку. И свою реабилитацию.
Сержант был не дурак и хотел, чтобы начальство его похвалило за отличную подготовку подчиненных. С не меньшим энтузиазмом, чем у Малахова, он ринулся к командиру части, наблюдавшему за стрельбами вместе с какой-то шишкой из Москвы. Сначала сержант попросил у товарища генерала обратиться к товарищу подполковнику. А потом вручил мишень и объяснил, что рядовой Малахов выбил тридцать из тридцати, а никак не десять. Подполковник поздравил сержанта с успехами в боевой и политической подготовке. На этом вроде все и закончилось. Но назавтра, на утреннем разводе, Вадиму приказали выйти из строя и выразили благодарность. И обязали явиться в штаб сразу после развода.
В штабе учебки Вадима ждал незнакомый капитан с погонами синего цвета. Без особых церемоний он заявил, что Малахову предписывается прибыть к руководству в Москву. И добавил, что повезут его на машине. Машина на самом деле оказалась обычным «уазиком». Вадим устроился на лавке за креслом водителя. И, как настоящий солдат, сразу же заснул. Проснулся он от тишины.
— Ну что, воин, отоспался? — Водитель, в форме прапорщика смотрел на Вадима в зеркало заднего обзора и улыбался.
— Я не спал! — вскочил Малахов. — Я отдыхал лежа и смотрел…
— Ну конечно, особенно последний час, пока мы тут стоим. — Прапор еще шире улыбнулся. — Не парься, парень, я что, сам не был салабоном? Давай протри глаза, да пошли.
— Куда?
— Куда, куда… Куда надо.
Военный «уазик» стоял во дворе гигантского, очень официального здания. Вадим вывалился из машины на пыльный асфальт. Оказалось, от спанья на жесткой лавке все тело застыло и плохо слушалось.
— Ну и видос, — заключил прапорщик, — ты хоть морду руками потри, а то как…
— Я, товарищ прапорщик… — попытался оправдаться Малахов.
— Это ты у себя в учебке козыряй и товарищами называй. Меня Витя зовут. — Прапорщик протянул руку. — У нас не принято званиями тыкать. Или выкать. Пойди пойми, какое оно на самом деле.
Вадим спорить не стал. И начал сердито тереть щеки ладонями. Видимо, это помогло приобрести бодрый вид. Удовлетворенный водитель кивнул, показывая, куда надо идти.
Они прошли мимо строгого рядового с синими погонами. Вадим удивился, что солдату на вахте было не меньше сорока лет. Пропетляв по этажам, коридорам с ковровыми дорожками, мимо обитых опухшим дерматином дверей, мимо еще нескольких вахтовых, добрались к цели похода. Обычная для этих мест стеганая дверь. Никаких табличек, которые в изобилии попадались по пути.
— Давай заходи, — подтолкнул Вадима его сопровождающий.
— А вы? — смутился Малахов.
— Мне там дела нет. И допуска, — отрезал Виктор. Вадим глубоко вдохнул и распахнул дверь. Сразу за ней оказалась еще одна. Эта неожиданность сбила боевой дух. Вторую дверь Малахов открывал уже осторожно.
— Да что вы там скребетесь, молодой человек, заходите.
Вадим вошел в кабинет, вернее, в большую комнату, обставленную удобной, не казенной мебелью. Не было традиционного стола начальника с пристроенным перпендикулярно столом попроще. Стол был круглый и располагался посреди комнаты. И еще журнальный, у окна, возле кресел. Рядом с ним заслоняли окно два темных силуэта, два человека в форме. Оба они были подтянутыми и выглядели, не в пример начальству в учебке, спортивными и ухоженными.
— Товарищ… — замялся Малахов, пытаясь выяснить звание старшего, чтобы доложиться по уставу.
— Не шуми. — Тот, который стоял лицом к двери, сделал шаг навстречу и протянул руку. — Валерий Андреевич.
— Вадик, — как-то совсем не по-военному произнес Малахов. Он совсем потерял кураж.
— Да знаю, знаю, проходи! Есть хочешь?
— Никак нет! — поспешил отказаться Вадим.
— Конечно-конечно, — согласился Валерий Андреевич. — Садись, чаю выпей для приличия. А то вон — кожа да кости. Как тебя только в армию взяли. Не человек, а гусь недокормленный! Тебя Гусем не дразнили случайно?
— Нет, — растерянно произнес Вадим.
— Ну, значит, сына твоего так будут дразнить. — Валерий Андреевич улыбнулся и слегка подтолкнул Малахова к столику.
Только сейчас Вадим рассмотрел, что на столе постелена небольшая скатерка, а на ней — тарелка с бутербродами и стакан чая в подстаканнике. Бутерброды были с ветчиной и икрой. Черной. Малахов поколебался лишь мгновение, понял, как он изнурен овощным рагу и гороховой кашей с вареным салом, и, сдерживая себя изо всех сил, съел все бутерброды и выпил чай. Хозяева этой странной комнаты в это время деликатно отошли к дальнему окну и тихо говорили о чем-то.
— Спасибо! — Вадим, убедился что съел все, встал из-за стола и вытянулся почти по стойке «смирно».
— Ты еще скажи — разрешите идти, — хохотнул второй, который не представился. Он был в погонах полковника. Валерий Андреевич — на звездочку младше. Это Вадим рассмотрел только сейчас. До этого мешали бутерброды.
— Да я… — начал он.
— Ладно, успокойся. — Полковник не дал Вадиму развить мысль. Которой, впрочем, и не было. — Садись, поговорим.
Вадиму предложили устроиться в одном из трех необъятных кожаных кресел старой работы.
— Ты где такому научился? — Валерий Андреевич достал из кармана те самые три пули и кинул на маленький столик, который разделял кресла. — Мы проверили, ты стрельбой серьезно не занимался.
— В школе в тире.
— Школьный тир не может подготовить снайпера высшей квалификации, — перебил его полковник. — Тем более такого, который из раздолбанного СКС одну в одну лепит.
— Я, товарищ полковник…
— Да не оправдывайся. Пойдем, покажем тебе кое-что.
За шторой в дальнем конце комнаты оказалась дверь. А за дверью тир. Такой Вадим видел только в кино про шпионов. Длинная галерея, мишени на тросиках, зрительные трубы. Разделенные щитами места для стрельбы. На расстоянии не менее пятидесяти метров виднелись черные кружки уже установленных мишеней.
— На, попробуй. — Подполковник держал в руках странное оружие. Вроде бы автомат, но очень короткий, с необычным диоптрическим прицелом.
— А как из него? — растерялся Вадим. Он не хотел ударить в грязь лицом. Ведь он такого чудного устройства никогда не видел.
— А просто, — успокоил старший чин. — Дави на спусковой крючок, и все.
— А целиться тут как?
— Считай — головоломка. Пробуй.
Автомат удобно лег в руку. Он оказался на удивление легким, и даже отсутствие приклада не мешало. Странное дело. Не было никакого волнения. Вадим словно включился в веселую детскую игру. Когда с палкой в руках кричишь: «Кых-кых, падай — ты убит!» Просто навскидку он спустил курок. Без отдачи, резким хлопком отозвалось оружие. Вадим понял — по крайней мере в мишень попал. Он опять и опять спускал курок, до тех пор, пока спусковой крючок не застыл намертво в нажатом положении. Видимо, так оружие отзывалось на пустой магазин. Малахов вышел из состояния эйфории.
— Ну ты и расшумелся! Нравится? — Валерий Андреевич вытащил из рук Вадима автомат.
— Попал?
— Ну, давай мы тебе на этот раз не скажем.
— Почему? — Вадиму было непонятно, зачем проверять, как он стреляет, и не говорить результат.
— Пойдем побеседуем. Они вернулись в кабинет.
— Мы предлагаем тебе перейти на службу к нам, — начал без всяких экивоков полковник.
— В КГБ?
— Не совсем. Но не это важно.
— А что я должен делать? — В душе у Вадима была буря. Во-первых — возможность избавиться от бездарной солдатской службы, во-вторых, видимо, попасть на спецслужбу. Но с другой стороны… Страшно.
— Ну, так сразу и делать, — фыркнул Валерий Андреевич. — Тебе еще учиться и учиться. А потом тебе объяснят, что делать.
Несмотря на то, что Вадима забрали в армию со второго курса университета, слово «учиться» последнее время у него ассоциировалось только с учебкой и дурковатым сержантом. Видимо, эти мысли хорошо прочитались на лице.
— Твоя учеба будет несколько отличаться от того, что было в учебке, — успокоил полковник. — Ты, конечно, будешь учиться стрелять, но и еще многому другому. По окончании тебя посвятят в твою будущую работу, и твое дело — принимать предложение или нет. Работа не связана ни с военным делом, ни с разведкой. Очень близка к тому, чему ты учился в университете.
— А что же я скажу дома?
— Не самая большая проблема — тебе еще почти два года в армии служить. Будешь письма писать, как и писал. Но с отпуском не получится.
— Мне надо подумать. — Вадим уже не сомневался, но что-то ему подсказывало, что надо сделать солидный вид.
— Ну конечно-конечно! Думай! — Валерий Андреевич сделал короткую паузу и продолжил: — Уже подумал?
— Так точно!
— Ну и молодец. Надеюсь, в твоей части не осталось особо дорогих личных вещей?
— Шинель?
— Тебе здесь новую дадут. Джинсовую. — Полковник встал, показывая, что разговор окончен. — Меня зовут Николай Петрович Лазненко.
Похоже, знать, как его зовут, было дозволено не всем.
— Учеба будет длиться около года. На это время ты будешь общаться только с инструкторами и преподавателями. Жить будешь на базе. Увидимся через год. — Полковник словно произносил строгую инструкцию.
— Хорошо, — кивнул Малахов. — Валерий Андреевич, а я как отстрелялся?
— Отлично отстрелялся!
— А сколько выбил?
— Какая разница, в самом деле? Там и патроны были холостые. А стрелял — хорошо! Кстати, ты чего хромаешь? Портянки мотать не научили?
— Укусило что-то. Раздуло вот, — совсем не по-армейски пожаловался Вадим.
— По прибытии в учебный центр — немедленно в санчасть, — строго сказал Валерий Андреевич.
Следующий раз с Лазненко Вадим действительно встретился только через год. Весь год прошел как сплошная тренировка. Занятия по психологии, космологии, теория стрелкового дела, тактика боя, боевые искусства, религия, оккультизм. И каждый день спортивные тренировки. Но не безумные армейские кроссы, ничего, кроме потери здоровья, не приносящие, а методичные, грамотные тренировки. Учеба, тренировки, учеба и ни слова о том, ради чего все это. А однажды в комнату Вадиму постучали, и вошел Лазненко. Он прервал начавшего докладывать Малахова — мол, успокойся. Полковник расспросил курсанта о жизни, об учебе, нравится ли и как вообще настроение. А потом предложил прогуляться.
— Вадим, скажи мне, что ты думаешь о летающих тарелках? — после непродолжительного молчания спросил Лазненко.
— Ну… — протянул Малахов, от неожиданности не зная, что сказать. — Я очень в школе интересовался. А потом… Ну, когда читаешь книжки и статьи об этом, практически веришь. А когда по телевизору выступают всякие эксперты и контактеры, так…
— Веришь или не веришь? — перебил его полковник.
— Пока не потрогаю руками — не поверю. Правда, это уже будет не вера, а знание.
— Хорошо, а вот про полтергейст тоже слышал? — продолжил Лазненко.
— Сказки.
— А если потрогаешь — поверишь? — усмехнулся Николай Петрович.
— Ну, полтергейст скорее сам потрогает.
— Логично… Короче, мы рассчитываем, что в ближайшее время ты присоединишься к работе особой группы. Эта группа как раз занимается выяснением того, что есть выдумка, а что есть правда. И не газеты читать, а именно придется попытаться потрогать.
— Я должен дать ответ?
— Не обязательно, ты же уже согласился год назад. Ответ дадим мы, после того как увидим твою работу. А пока — продолжай учебу.