Книга I 3 страница
— Под водопадом у «Промышленной Революции» было вино.
— А, ну да. Там все вечно что-нибудь прячут.
— Я только что сказала: «Под водопадом у „Промышленной Революции“ было вино».
Энни окинула взглядом кампус.
— Да уж понимаю. Мля. Что непонятного.
* * *
Дома, после автобуса, после рюмки водочного желе, которое ей кто-то в этом автобусе подсунул, после печальных речей шофера — семья, близнецы, у жены подагра, — Мэй не могла уснуть. Лежала на дешевом футоне в крохотной комнатушке, в квартире как вагон, которую делила с двумя почти незнакомыми девицами — обе стюардессы и появляются редко. Квартира находилась на втором этаже бывшего мотеля — скромная, уборке не поддавалась, воняла отчаянием и невкусной стряпней прошлых обитателей. Грустное жилище, особенно после целого дня в «Сфере», где все заботливо и любовно сделано людьми с прекрасным вкусом и глазомером. В своей комковатой низкой постели Мэй несколько часов проспала, очнулась, вспомнила прошедший день и ночь, подумала про Энни, и Фрэнсиса, и Дениз, и Джосию, и пожарный шест, и «Энолу Гей», и водопад, и факелы тики, и все будто из отпуска и грез, в руках не удержишь, но затем вспомнила — и потому не могла уснуть, голова кружилась от младенческого восторга, — что скоро вернется туда, где все это было. Ей там рады, ее там наняли.
На работу она пришла спозаранку. Приехала в восемь утра, но сообразила, что стола — во всяком случае настоящего стола — ей так и не выделили и деться ей некуда. Она час прождала под плакатом «Сделаем это. Сделаем всё это», пока не появилась Рената, которая и отвела ее на четвертый этаж «Возрождения», в большой офис размером с баскетбольную площадку, где стояло штук двадцать рабочих столов, все разные, органичных форм, все из светлого дерева. Между столами стеклянные перегородки, столы располагаются пятерками, как цветочные лепестки. И ни души.
— Ты тут первая и пока одна, — сказала Рената, — но это ненадолго. Новые отделы Чувств Клиента обычно мигом заполняются. И от начальства недалеко. — С этими словами она обвела рукой десяток офисов вокруг пустоты. Сквозь стеклянные стены видны были обитатели — расслабленные, компетентные и мудрые начальники, где-то между двадцатью шестью и тридцатью двумя, приступали к работе.
— Любят ваши дизайнеры стекло, а? — с улыбкой заметила Мэй.
Рената застыла, наморщила лоб и поразмыслила над этим тезисом. Убрала прядь за ухо и сказала:
— Пожалуй. Могу проверить. Сначала разберемся, как тут что устроено и чего ждать в первый нормальный рабочий день.
Рената показала ей стол, кресло, монитор — все эргономично, все подстраивается так, что можно работать стоя, если охота.
— Располагайся тут, как удобно, кресло подстрой, и… о, смотри, тебя встречают. Не вставай, — прибавила она и отошла.
Мэй проследила за ее взглядом и увидела, что к столу направляются трое молодых людей. Лысеющий человек под тридцать протянул ей руку. Мэй ее пожала, а новоприбывший выложил на стол громадный планшет.
— Привет, Мэй. Я Роб из бухгалтерии, начисляю зарплаты. Вот меня ты точно рада видеть, правда? — Он улыбнулся, а затем от души расхохотался, словно до него не сразу дошло, как смешно он выступил. — Так, ладно, — продолжал он. — Мы тут всё заполнили. Подпиши в трех местах. — Он указал на экран, где в ожидании подписи мигали желтые прямоугольнички.
Когда Мэй расписалась, Роб забрал планшет и очень тепло улыбнулся:
— Спасибо и добро пожаловать на борт.
Он развернулся и отбыл, а к Мэй подошла пышная женщина с прекрасной кожей медного оттенка.
— Привет, Мэй. Я Таша, нотариус. — Она протянула Мэй широкий гроссбух. — Водительские права есть? — Мэй протянула ей права. — Отлично. Мне нужны три подписи. Не спрашивай зачем. И не спрашивай, почему на бумаге. По закону требуется. — Таша ткнула пальцем в три прямоугольничка, и Мэй в каждом поставила свое имя. — Спасибо, — сказала Таша и предъявила синюю штемпельную подушечку. — Теперь везде поставь отпечаток пальца. Не волнуйся, не испачкаешься. Ты попробуй.
Мэй вжала большой палец в подушечку, а затем в прямоугольнички с подписями. На страницах появились чернильные отпечатки, но палец остался совершенно чист.
Мэй возликовала, и Таша задрала брови:
— Вот-вот. Невидимые. Чернила остаются только в этой книге.
Ради таких вещей Мэй сюда и пришла. Здесь все делается лучше. Здесь даже отпечатки пальцев ставят передовыми и невидимыми чернилами.
Ташу сменил худой человек в красной рубахе на молнии. Он пожал Мэй руку.
— Привет, я Джон. Я тебе писал вчера, просил захватить свидетельство о рождении. — И он молитвенно сложил руки.
Мэй достала из сумки свидетельство о рождении, и глаза у Джона засияли:
— Ты принесла! — Он коротко, беззвучно зааплодировал и оскалил все свои крошечные зубки. — Все в первый раз забывают. Ты моя новая любимица. — Свидетельство он забрал — пообещал вернуть, когда сделает копию.
За ним возник четвертый сотрудник — довольный жизнью человек лет тридцати пяти; никого старше Мэй сегодня пока не видела.
— Привет, Мэй. Я Брэндон. Имею честь вручить тебе твой новый планшет. — И он протянул ей нечто блестящее, прозрачное, с черной и гладкой, будто обсидиановой рамкой.
У Мэй захватило дух.
— Их ведь еще даже не выпустили.
Брэндон широко улыбнулся:
— Вчетверо быстрее предыдущей модели. Я всю неделю со своим вожусь. Очень крутой.
— И мне тоже такой дают?
— Уже дали. На нем твое имя.
Он повернул планшет боком и показал гравировку — полное имя Мэй: «Мэйбеллин Реннер Холланд».
Весил этот планшет как одноразовая бумажная тарелка.
— Так. Свой планшет у тебя есть?
— Есть. Ну, не планшет — ноут.
— Ноут. Ты подумай. Можно глянуть?
Мэй кивнула на ноутбук:
— Его теперь разве что в мусорку.
Брэндон побледнел:
— Ни в коем случае! Хотя бы на переработку отправь.
— Да нет, я шучу, — сказала Мэй. — Я его лучше оставлю, у меня там всё.
— К этому мы плавно и переходим. Сейчас я займусь. Надо твое всё перенести на планшет.
— А. Я могу.
— Окажи мне такую честь? Я всю жизнь учился ради этой минуты.
Мэй рассмеялась и оттолкнула кресло от стола, чтоб не мешалось. Брэндон встал за столом на колени и положил планшет рядом с ноутбуком. Все данные и все учетки оказались на планшете в считанные минуты.
— Так. Теперь то же самое с телефоном. Та-дам!
Он извлек из сумки и предъявил Мэй новый телефон, на несколько крупных шагов опережающий ее собственный. На телефоне тоже выгравировали ее имя. Брэндон положил оба телефона, новый и старый, рядком на стол и быстро, без никаких проводов, все перенес с одного на другой.
— Так. Теперь все, что у тебя было на старом телефоне и на жестком диске, доступно с планшета и с нового телефона и забэкаплено в облаке на наших серверах. Музыка, фотки, переписка, данные. Ничего не потеряется. Теряешь планшет или телефон — ровно за шесть минут все восстанавливается и переносится на следующий. Все будет храниться и через год, и через столетие.
Оба посмотрели на новые гаджеты.
— Жалко, что нашей системы не было десять лет назад, — сказал Брэндон. — Я тогда два жестких диска убил — все равно что дом сгорел со всеми пожитками. — И он поднялся.
— Спасибо, — сказала Мэй.
— Не парься, — ответил он. — И так мы можем апдейтить тебе софт, приложения, и у тебя везде будут последние версии. В ЧК у всех, как ты понимаешь, должны быть последние версии софта. По-моему, больше ничего… — сказал он, пятясь от стола. Но остановился. — А, и очень важно, чтобы все корпоративные гаджеты были запаролены, так что я тебе сгенерил пароль. Вот. — Он протянул Мэй бумажку с цифрами и невнятными символами. — Надеюсь, ты за сегодня выучишь и выбросишь бумажку. Договорились?
— Да. Договорились.
— Потом можем поменять, если захочешь. Сообщи, и я тебе новый сгенерю. Они автоматически генерятся.
Мэй взяла свой старый ноутбук и собралась было спрятать его в сумку.
Брэндон глядел на него как на агрессивного паразита.
— Хочешь, я заберу? Мы очень экологично от них избавляемся.
— Может, завтра, — ответила она. — Хочу попрощаться.
Брэндон снисходительно улыбнулся:
— А. Понимаю. Ну ладно тогда. — Он поклонился, отошел, и за ним Мэй увидела Энни. Та, склонив голову, подпирала подбородок кулачком.
— Ах ты моя маленькая. Наконец-то выросла!
Мэй встала и обхватила ее руками.
— Спасибо тебе, — сказала она Энни в шею.
— Ой-й-й, — и Энни заерзала.
Мэй вцепилась в нее крепче.
— Правда.
— Да ладно тебе. — Энни все-таки вырвалась. — Полегче. Ну, или продолжай. У тебя сексуально получается.
— Правда. Спасибо тебе, — сказала Мэй, и голос ее сорвался.
— Нет-нет-нет, — сказала Энни. — Вот рыдать на второй же день ты не будешь.
— Прости. Но я так тебе благодарна.
— Кончай. — Энни снова ее обняла. — Кончай. Кончай. Господи боже. Ну ты психованная.
Мэй глубоко дышала, пока не успокоилась.
— По-моему, я в норме. А, и папа просил передать, что тоже тебя любит. Все так счастливы.
— Ладно. Странновато, конечно, если учесть, что мы с ним никогда не виделись. Но передай ему, что и я его люблю. Страстно. Он красавчик? Хитрый чернобурый лис? Любит оттянуться? Может, у нас что и сложится. А теперь давай мы чуток поработаем?
— Да-да, — сказала Мэй и снова села. — Извини.
Энни лукаво вскинула брови:
— Как будто начался учебный год и мы с тобой оказались в одном классе. Новый планшет тебе выдали?
— Только что.
— Покажи. — Энни осмотрела планшет. — У-у, гравировка — как мило. Мы с тобой натворим тут дел, а?
— Уж я надеюсь.
— Ладно, вот твой капитан команды. Привет, Дэн.
Мэй поспешно отерла влагу с лица. За спиной у Энни она увидела красивого мужчину — ладного и опрятного, в коричневой кенгурухе. Он приближался с улыбкой бесконечного удовольствия.
— Привет, Энни, как оно? — спросил он, крепко пожимая ей руку.
— Оно неплохо.
— Я так рад.
— Надеюсь, ты понимаешь — у тебя тут хороший человек, — сказала Энни, стискивая Мэй запястье.
— Еще как понимаю.
— Ты за ней пригляди.
— Непременно пригляжу, — сказал он и повернулся к Мэй. Крайнее удовольствие превратилось в абсолютную уверенность.
— А я буду приглядывать, как ты за ней приглядываешь, — сказала Энни.
— Очень рад.
— Ну давай, до обеда, — сказала та Мэй и испарилась.
Ушли все, кроме Дэна и Мэй, но его улыбка не изменилась — так люди улыбаются не напоказ. Так улыбаются люди, оказавшиеся ровно там, куда хотели попасть. Он подтянул к себе кресло.
— Так приятно тебя видеть, — сказал он. — Я очень рад, что ты приняла наше предложение.
Мэй поискала в его глазах намек на лицемерие — ни один разумный человек не отказался бы от работы здесь. Намека не нашла. Дэн собеседовал ее трижды, всякий раз — с несокрушимой искренностью.
— Я так понимаю, бумаги подписаны, отпечатки пальцев сняты?
— По-моему, да.
— Хочешь прогуляться?
Они вылезли из-за стола и, миновав сотню ярдов стеклянного коридора, через высокие двойные двери вышли на воздух. Взобрались по широкой лестнице.
— Мы только что доделали крышу, — пояснил Дэн. — Я думаю, тебе понравится.
Вид открывался захватывающий. С крыши виден был почти весь кампус, городской пейзаж Сан-Винченцо и Залив. С минуту Мэй и Дэн любовались, затем он посмотрел на нее.
— Мэй, теперь ты с нами, и я хочу донести до тебя некоторые ключевые ценности нашей компании. Суть такова: мы убеждены, что наша работа очень важна, но не менее важно, чтобы ты здесь ощущала себя человеком. Мы строим пространство для работы, это само собой, но еще это пространство для людей. И ради этого формируется сообщество. Вообще говоря, сообщество здесь необходимо. Как ты, вероятно, знаешь, таков один из наших слоганов: «Главное — сообщество». И ты видела таблички «Здесь работают люди» — это я велел развесить. Это моя тема. Мы не роботы. Тут не потогонная фабрика. Мы — лучшие умы поколения. Поколений. Создать пространство, где нашу человечность уважают, наши мнения ценят, к нашим голосам прислушиваются, — все это не менее важно, чем любые доходы и курс акций, любые наши проекты. Пошло, да?
— Нет-нет, — поспешно сказала Мэй. — Вовсе нет. Я потому и здесь. Мне нравится, что сообщество — это главное. Энни об этом говорила с самого прихода сюда. На моей последней работе никто толком не умел коммуницировать. По сути, там все было наоборот.
Дэн отвернулся, на восток, на мохеровые холмы в зеленых пятнах.
— Какой ужас. С нынешними технологиями коммуникации не должны быть под вопросом. Взаимопонимание не может быть недоступно или невнятно. Вот этим мы тут и занимаемся. Это, можно сказать, миссия компании — во всяком случае моя личная мания. Коммуникации. Взаимопонимание. Ясность.
Дэн энергично кивнул, будто язык его выдал эту речь сам по себе, а уши сочли ее очень мудрой.
— Как ты знаешь, мы в «Возрождении» отвечаем за Чувства Клиента, ЧК, и кое-кто, вероятно, сочтет, что это наименее привлекательная составляющая всего предприятия. Но с моей точки зрения — и Волхвы ее разделяют, — это основа всего, что здесь происходит. Если мы не вызываем у потребителя удовлетворительных, человеческих, гуманных чувств, у нас нет потребителя. Это же базовые вещи. Мы — доказательство того, что эта компания человечна.
Мэй потерялась с ответом. Она была согласна всей душой. Ее предыдущий начальник Кевин так разговаривать не умел. У Кевина не было философии. У Кевина не было идей. Только вонь и эти его усы. Мэй улыбалась, как дебил.
— Я уверен, что ты прекрасно впишешься, — сказал Дэн и потянулся к ней, точно хотел положить руку ей на плечо, но передумал. Рука упала. — Пошли вниз, приступишь к работе.
По широкой лестнице они спустились с крыши. За столом Мэй уже поджидал курчавый человек.
— Вот и он, — сказал Дэн. — Как всегда, рано. Привет, Джаред.
Лицо у Джареда было безмятежное, без единой морщины, руки терпеливо покоились на массивных коленях. Одет он был в штаны хаки и рубашку, которая была ему маловата.
— Джаред тебя обучит и будет твоим основным контактом в ЧК. Я руковожу всей командой, Джаред руководит секцией. Тебе главное знать его и меня. Джаред, готов ввести Мэй в курс дела?
— Готов, — сказал тот. — Привет, Мэй. — Он встал, протянул ладонь, и Мэй ее пожала. Ладонь была пухлая и мягкая, как у херувимчика.
Дэн попрощался и ушел.
Джаред улыбнулся и огладил кудри.
— Итак. Приступаем. Готова?
— Абсолютно.
— Кофе или чаю хочешь?
Мэй потрясла головой:
— Мне и так прекрасно.
— Вот и хорошо. Давай сядем.
Мэй села, а себе Джаред подтянул другое кресло.
— Итак. Как ты знаешь, пока ты будешь заниматься прямой клиентской поддержкой мелких рекламодателей. Они пишут в Чувства Клиента, письмо переправляется одному из нас. Поначалу рандомно, но как только ты начинаешь работать с клиентом, его направляют только к тебе, последовательности ради. Тебе поступает запрос, ты разбираешься и отвечаешь. В этом суть. В теории все просто. Пока понятно?
Мэй кивнула, и Джаред перечислил двадцать самых распространенных вопросов и просьб, а затем показал меню с шаблонами ответов.
— Но это не значит, что ты просто переклеиваешь ответ и жмешь «отправить». Отвечать надо лично, конкретно. Ты человек, они люди, не надо изображать робота и общаться с ними так, словно роботы и они. Понимаешь меня? Роботы здесь не работают. Мы не хотим, чтобы клиент думал, будто имеет дело с безликим неизвестно чем, поэтому нужно подбавить человечности. Годится?
Мэй кивнула. Ей понравилось это «роботы здесь не работают».
Они прогнали с десяток сценариев, и с каждым разом Мэй чуть лучше полировала свои ответы. Джаред учил терпеливо, описал ей все возможные нештатные ситуации. Если Мэй не понимает, что отвечать, пусть переправит запрос в очередь Джареда, он сам посмотрит. Этим он почти целыми днями и занимается — отвечает на запросы, которые переслали младшие сотрудники.
— Но непонятные бывают довольно редко. Ты удивишься, сколько запросов ты мигом разрулишь сама. Дальше: скажем, ты ответила клиенту, и он вроде бы доволен. Тогда ты посылаешь ему опросник, и он его заполняет. Там несколько коротких вопросов о качестве услуг, впечатлениях в целом, а в конце они ставят оценку. Присылают опросник обратно, и ты сразу понимаешь, хорошо ли тебе все удалось. Твой рейтинг появляется здесь. — Он указал в угол экрана, где крупными цифрами значилось «99», а ниже была табличка с другими числами. — Большая 99 — это рейтинг по оценке последнего клиента. Клиенты оценивают тебя по шкале, сюрприз, от одного до ста. Свежая оценка появляется здесь, а в соседней клеточке средний рейтинг за день. Так ты все время понимаешь, что у тебя получилось, сейчас и вообще. И я знаю, о чем ты думаешь: мол, ладно, Джаред, насколько средний у нас средний балл? Отвечаю: если ниже 95, имеет смысл подумать, что не так. Может, надо поднять средний балл на следующем клиенте, может, стоит где-то что-то делать лучше. Если средний балл постоянно падает, поговоришь с Дэном или капитаном другой команды, улучшишь навыки. Годится?
— Годится, — сказала Мэй. — Это замечательно. На прошлой работе я понятия не имела, как у меня дела, и выяснялось это, типа, ежеквартально. Очень нервировало.
— Тогда здесь тебе понравится. Если они заполняют опросник и ставят оценку, а это почти все делают, посылаешь им другое письмо. Благодаришь за то, что ответили на вопросы, и просишь их рассказать друзьям в соцсетях «Сферы» о том, как они с тобой поработали. В идеале они хотя бы квакнут, смайлик нарисуют, веселый или грустный. Если повезет, они квакнут или напишут на другом клиентском сайте. Если люди квакают про то, как ты замечательно их обслужила, все в выигрыше. Понятно?
— Понятно.
— Хорошо, попробуем на живых людях. Готова?
Мэй не была готова, но ведь нельзя прямо так и сказать.
— Готова.
Джаред открыл клиентский запрос, прочел и фыркнул, подразумевая, что проблема элементарна. Выбрал шаблон ответа, слегка его подредактировал, пожелал клиенту шикарного дня. Вся переписка заняла полторы минуты, а спустя еще две пришло подтверждение: клиент ответил на вопросы и поставил оценку 99. Джаред отодвинулся от монитора и повернулся к Мэй:
— Хорошо получилось, да? Девяносто девять — это хорошо. Однако интересно, почему не сто. Посмотрим. — Он открыл опросник, проглядел. — Явных признаков того, что клиент недоволен, я не вижу. В большинстве компаний скажут: ух, девяносто девять из ста, почти идеально. А я отвечу: вот именно, почти идеально, кто бы спорил. Но нас в «Сфере» этот недостающий балл парит. Попробуем разобраться. Посылаем следующее письмо.
Он показал ей другой опросник, еще короче: что и как, по мнению клиента, можно было сделать лучше. Опросник улетел.
Спустя считанные секунды пришел ответ: «Все хорошо. Простите. Надо было поставить 100. Спасибо!!!»
Джаред ногтем постучал по экрану и выставил большой палец.
— Хорошо. Некоторые, бывает, к численным показателям не чувствительны. Поэтому ясности ради не мешает переспросить. И у нас снова идеальный рейтинг. Готова сама попробовать?
— Готова.
Они скачали следующий запрос, Мэй пролистала шаблоны, выбрала подходящий, персонализировала его и отослала. Когда вернулся опросник, ее рейтинг был 100.
Джаред даже растерялся.
— Первый запрос — и сразу сто, ничего себе, — сказал он. — Я так и знал, что из тебя выйдет толк. — На миг у него ушла почва из-под ног, но он быстро очухался. — Ну хорошо, пожалуй, ты готова. Еще кое-что. Включаем второй монитор. — Он включил экран поменьше, справа от Мэй. — Это для внутренней переписки. Все сфероиды шлют сообщения через твой основной канал, но появляются они на втором экране. Это чтобы ясно было, насколько сообщения важны, чтобы ты разобралась, что есть что. Иногда я буду тебе туда писать, спрашивать, как дела, новости слать всякие, уточнения. Хорошо?
— Поняла.
— Значит, не забывай непонятных отправлять ко мне, а если захочешь поговорить, кинь сообщение или зайди. Я дальше по коридору. Первые недели мы, я думаю, будем часто общаться. Так я пойму, что ты учишься. Поэтому не смущайся.
— Не буду.
— Вот и прекрасно. Ну что, готова уже начать начать?
— Готова.
— Хорошо. Я тебе открываю канал. Как открою, на тебя повалятся запросы, у тебя будет своя очередь задач, и два часа до обеда ты будешь тонуть. Готова?
Мэй считала, что да.
— Да.
— Уверена? Ну хорошо.
Он подключил ее учетку, пародийно отсалютовал и ушел. Канал открылся, и за первые двенадцать минут Мэй ответила на четыре запроса, получив средний рейтинг 96. Она взмокла, но приход был электрический.
На втором экране появилось сообщение от Джареда: «Пока отлично! Давай посмотрим, может, удастся до 97 дотянуть».
«Попробую!» — ответила она.
«И пошли опросник тем, кто меньше 100».
«Пошлю», — написала она.
Она отослала семь опросников, и три клиента поменяли оценку на сто. К 11:45 она ответила еще на десять запросов. Теперь ее средний рейтинг стал 98.
На втором экране появилось сообщение — на сей раз от Дэна. «Фантастика, Мэй! Как себя чувствуешь?»
Мэй изумилась. Капитан команды присматривает за ней, да так по-доброму, в первый же день?
«Хорошо. Спасибо!» — ответила она и открыла следующий запрос.
Появилось еще одно сообщение от Джареда: «Чем-нибудь помочь? Есть вопросы?»
«Нет, спасибо! — написала она. — Пока нормально. Спасибо, Джаред!»
Она перевела взгляд на первый экран. На втором опять возник Джаред: «Не забывай, я могу помочь, только если ты скажешь как».
«Спасибо еще раз!» — написала она.
К обеду она ответила на тридцать шесть запросов, а рейтинг ее равнялся 97.
Пришло сообщение от Джареда: «Молодец! Давай опросим тех, кто меньше 100, если остались».
«Будет сделано», — ответила она и разослала опросники тем, кому еще не успела. Несколько 98 превратились в 100, а затем она увидела сообщение от Дэна: «Отличная работа, Мэй!»
И почти тут же на втором экране под сообщением Дэна возникло другое — от Энни: «Дэн говорит, ты зажигаешь. Умница!»
А потом ее оповестили, что она упомянута на «Кваке». Мэй кликнула, прочла. Написала Энни: «Нубка Мэй зажигает!» Энни разослала это всем сотрудникам кампуса — 10 041 человеку.
Квак форварднули 322 раза, комментариев — 187. Ветка на втором экране разрасталась. Прочесть все Мэй не успевала, но полистала — приятно, когда тебя одобряют. К вечеру ее рейтинг равнялся 98. От Джареда, Дэна и Энни прилетели поздравления. Несколько раз об этом квакнули — хвалили Мэй за, как выразилась Энни, «высочайший рейтинг среди нубов из ЧК, и подавитесь».
* * *
К пятнице Мэй обслужила 436 клиентов и зазубрила шаблоны наизусть. Она больше не удивлялась, хотя от разнообразия клиентов и компаний кружилась голова. «Сферой» пользовались повсеместно; интуитивно Мэй это понимала не первый год, но взаправду глубоко прочувствовала лишь теперь, читая письма от этих людей, из компаний, которым «Сфера» помогала размещать рекламу, отслеживать цитируемость, понимать, кто, что и когда купил. У Мэй завелись деловые контакты в Клинтоне, штат Луизиана, и Патни, штат Вермонт; в турецком Мармарисе, в Мельбурне, Глазго и Киото. Все неизменно были вежливы в письмах — наследие «АУтенТы» — и щедры в оценках.
Ближе к полудню в пятницу ее средний недельный рейтинг был 97, и со всех сторон сыпались похвалы. Работа была непростая, поток не ослабевал, но Мэй поймала удобный ритм — помогали некая доля разнообразия и регулярные оценки.
Как раз когда она собралась открыть очередной запрос, пришло CMC. Энни: «Дура, пошли есть».
Они сидели на холмике, а между ними стояли два салата; солнце то и дело выглядывало из-за медлительных облаков. Мэй и Энни наблюдали, как трое молодых людей, бледных и одетых как инженеры, изображают игру в футбол.
— Ну что, ты уже звезда. А я прямо гордая мать.
Мэй покачала головой:
— Да какая звезда? Мне еще учиться и учиться.
— Само собой. Но уже ведь 97? Рехнуться можно. У меня в первую неделю выше 95 не бывало. Ты для этой работы прямо создана.
Их тарелки помрачнели: на них легли две тени.
— Можно с нубкой познакомиться?
Мэй задрала голову, ладонью прикрыв глаза.
— А то, — сказала Энни.
Тени уселись. Энни указала на них вилкой:
— Это Сабина и Джозеф.
Мэй пожала им руки. Корпулентная блондинка Сабина щурилась. Джозеф был худ, бледен и с комически плохими зубами.
— И она уже разглядывает мои зубы! — взвыл он, тыча пальцем в Мэй. — Американцы! Да вы ненормальные! Я вам что — лошадь на аукционе?
— Но у тебя правда плохие зубы, — заметила Энни. — А у нас тут такая прекрасная стоматология.
Джозеф развернул буррито.
— Я считаю, мои зубы даруют жизненно потребное отдохновение от всеобщего противоестественного совершенства.
Энни разглядывала его, склонив голову набок.
— Я считаю, тебе надо их полечить. Если не ради себя, то ради корпоративного настроя. У людей от тебя кошмары.
Набив рот карне асада, Джозеф демонстративно надулся. Энни похлопала его по руке.
Сабина повернулась к Мэй:
— Так ты в Чувствах Клиента?
Теперь Мэй заметила у нее на плече татуировку — символ бесконечности.
— Ага. Первая неделя.
— Я так поняла, у тебя уже неплохо получается. Я тоже там начинала. Как и почти все.
— Сабина — биохимик, — вставила Энни.
— Ты биохимик? — удивилась Мэй.
— Да.
Мэй и не знала, что в «Сфере» работают биохимики.
— Можно спросить, над чем работаешь?
— Спросить? — улыбнулась Сабина. — Спросить-то, конечно, можно. Но я не обязана отвечать.
Все повздыхали, Сабина тоже, потом перестала.
— Нет, серьезно, не могу сказать. Ну, не сейчас. Вообще — над всякой биометрией. Сканирование сетчатки, распознавание лиц, такие вещи. Но сейчас кое-что новенькое. Я бы и рада…
Энни поглядела на нее умоляюще — мол, замолчи. Сабина набила рот латуком.
— В общем, — сказала Энни, — Джозеф у нас в Открытом Образовании. Внедряет планшеты в школы, которые еще не могут этого себе позволить. Он у нас доброхот. И дружит с твоим новым знакомцем. Гарбонцо.
— Гаравента, — поправила Мэй.
— А. Так ты запомнила. Видела его потом?
— На этой неделе нет. Дел очень много.
У Джозефа отвалилась челюсть. Кажется, его осенило.
— Так ты что — Мэй?
Энни поморщилась:
— Мы же так и сказали. Ну естественно, она Мэй.
— Извини. Не расслышал. Теперь дошло.
Энни фыркнула:
— А что? Вы, девочки, сплетничали про лучшую ночь в жизни Фрэнсиса? Он пишет имя Мэй в блокнотике, а вокруг рисует сердечки?
Джозеф снисходительно вздохнул:
— Нет, он просто сказал, что познакомился с очень приятной девушкой и что зовут ее Мэй.
— Я сейчас зарыдаю, — сказала Сабина.
— Он ей сказал, что работает в безопасности, — продолжала Энни. — Чего это он, Джозеф?
— Он не так сказал, — возразила Мэй. — Я же объясняла.
Но Энни не слушала.
— Ну, наверное, можно считать, что это безопасность. Он занимается защитой детей. По сути, вся программа по предупреждению похищений строится вокруг него. И у него, пожалуй, есть шанс.
Сабина, снова с полным ртом, энергично закивала:
— Стопроцентно, — сказала она, плюясь салатом и соусом. — Все уже на мази.
— Что на мази? — переспросила Мэй. — Он сможет предупреждать все похищения?
— Он может, — сказал Джозеф. — С мотивацией у него порядок.
Энни расширила глаза:
— Он тебе рассказывал про своих сестер?
Мэй покачала головой:
— Нет, он их даже не упоминал. А что с его сестрами?
Три сфероида переглянулись, словно взвешивая, стоит ли все вываливать прямо здесь и сейчас.
— Кромешный мрак, — сказала Энни. — У него родители — кошмарные ******.[15]Четверо детей, что ли, или пятеро, Фрэнсис младший или не совсем, и, короче, папаша в тюрьме, мамаша торчок, детей разослали куда ни попадя. Одного, кажется, к тете с дядей, а двух сестер в приемную семью, и обеих оттуда похитили. По-моему, там были сомнения, подарили их убийцам или продали.
— Что? — переспросила Мэй, ослабев.
— Блин, их насиловали, держали в чуланах, тела выкинули у какой-то заброшенной ракетной шахты. Ну реально, жуть крайней степени. Он нам все это рассказал, когда делал заявку на программу защиты детей. Ты бы видела свое лицо. Зря я начала.
Мэй не смогла заговорить.
— Лучше, чтоб ты была в курсе, — сказал Джозеф. — Он поэтому такой одержимый. А когда его программу запустят, ничего подобного больше никогда не случится. Стоп. Который час?
Энни глянула на телефон:
— И впрямь. Пора бежать. У Бейли открытие. Нам в Большой зал.
* * *
Большой зал располагался в «Просвещении», и когда они вошли, гулкое пространство на 3 500 мест, оформленное деревом теплых тонов и матовой сталью, громко гудело в предвкушении. Мэй и Энни не без труда нашли два места на втором балконе и сели.
— Достроили всего несколько месяцев назад, — сказала Энни. — Сорок пять лимонов. Бейли заказал полосочки, как в Сиенском соборе. Красиво, да?