Системообразующие признаки преступления в теории уголовного права, как основание уголовной ответственности

В исследовании материального определения понятия преступления следует исходить из того, что современное российское уголовное право, законодательство не есть нечто совершенно новое, отличное от всей правовой науки. Любая наука несет ошибки и заблуждения своего времени, но и одновременно вносит в область своих исследований момент истины, который не зависит от политических или других каких-либо коллизий общества.

Появление материального определения понятия пре­ступления, обладающего признаками[17], в законодательстве и науке уголовного права было обусловлено существованием в европейском уголовном праве двух направлений, школ уголовного права — клас­сической и антрополого- социологической. Преступление рассматривается как абстрактное посяга­тельство на этот правопорядок, искупаемое наказанием, ко­торое восстанавливает нарушенный порядок. Следовательно, преступное деяние больше не представляет собой социального явления «оно признается юридической сущностью, как и само наказание, которое отныне рассматривается как правовая категория»[18].

Так, Н.С. Таганцев, определяя материальный признак престу­пления, писал: «Правоохраняемые интересы получают особое значение и структуру, облекаются в значение юридических благ и как таковые дают содержание юридическим нормам и в то же время служат их жизненным проявлениям, образуя своей совокупностью жизненное проявление правопорядка»[19].

Преступление в представлении социологов явление общественное, представляющее объективную опасность для общества. «Опасность посягательства для данного правового порядка есть именно то, что приводит государство к различению уголовного правонарушения от гражданского и обложения уголовной угрозой наказания»[20].

Материальное определение преступления, истоки которого лежали в социологической школе уголовного права, с появлением кодифицированной Особенной части уголовного права вступает в противоречие с потребностями в учреждении законности. Тезис об общественной опасности преступлений под­держивают многие ученые-юристы.

Так, в современной лите­ратуре, посвященной проблемам данной категории, понятие общественной опасности определяется следующим образом. Н.Ф. Кузнецова пишет, что «общественная опасность деяния со­стоит в том, что оно причиняет или создает угрозу причинения определенного вреда социалистическим общественным отношением»[21].

Иначе дает определение общественной опас­ности Ю.И. Ляпунов: «Уголовно-правовая общественная опасность - определенное объективное антисоциальное состояние преступления, обусловленное всей совокупностью его отрицательных свойств и признаков и заключающее в себе реальную возможность причинения вреда (ущерба) общественным отношениям»[22].

Ряд ученых-криминалистов — Н.Д. Дурманов, В.Н. Куд­рявцев, Б.С. Машковский, Г.В. Тимейко, А.И. Марцев в аспекте рассматриваемой проблемы, относя вопрос: свойственна ли общественная опасность только преступлениям или она органически присуща и другим правонарушениям, предусмотренным нормами иных отраслей права, считают, что «общественная опасность — социальное свойство исключительно преступного деяния»[23].

В тоже время, М.Г. Селезнев по этому поводу писал, что «незначительные нарушения, пре­следуемые в административном и дисциплинарном порядке, не затрагивают всей системы общественных отношений и поэтому их нельзя считать общественно опасными»[24].

Характерным примером присутствия в деянии общественной опасности является дело Т. и Щ., которые, укоротив стволы охотничьего ружья путем их отпиливания, изготовили огнестрель­ное оружие — обрез и вместе с боеприпасами к нему незаконно хранили, носили и перевозили, а также применили при разбойных нападениях. По заключению криминалистической экс­пертизы указанный обрез относится к самодель­ному гладкоствольному огнестрельному оружию, пригоден для стрельбы. Президиум Верховного Суда РФ рассмотрел дело по надзорной жалобе осужденного и оставил в силе состоявшиеся по делу Т. судебные решения в части осуждения его по ч. 2 ст. 223 УК РФ, поскольку в данном случае ружье утратило свои первоначальные функции и приобрело фун­кции обреза — самодельного гладкоствольного огнестрельного оружия, обладающего другими характеристиками[25].