И тайну бытия открыл 1 страница

Гете. Фауст.

 

Четвертый вопрос для религиоведческой экспертизы теософии – это вопрос о том, наличествует ли в ней религиозная, культовая практика.

Одна из форм агни-йоговской религиозной практики кажется довольно необычной для современного человека. Речь идет о ритуально-сакральном использовании текста.

А. Трефилов, уже упоминавшийся «мэтр йоги», говорит о том, какие цели преследует чтение рериховских трактатов в “живоэтических” кружках: “чтение текста выступает также как способ активизации высших структур бессознательной психики... В текстах Агни Йоги одинаково важны как вибрационный, ритмический компонент, так и смысловой, вербальный. Первый способствует формированию особых измененных состояний сознания, подобных тем, которые возникают при чтении мантр или дзэн-буддийских коанов и ведет к особой интерпретации смыслового содержания. Акт чтения Живой Этики выступает актом “сопричастности Шамбале”. В этом специфическая сверхзадача текста”[534].

Это довольно верное признание. И оно подтверждается самой Е. Рерих – «Родная моя, нужно больше читать и проникаться духом Учения. Пусть каждый день хотя бы пять параграфов будут прочтены со всем вниманием и сердечным огнем. Нужно смотреть на такое чтение как на молитву, как на питание духа»[535].

Но это же наблюдение как раз и свидетельствует о том, что перед текстами Агни Йоги ставится отнюдь не философская задача. Как замечает современный исследователь индийской философии, такого рода тексты (где бы они ни встречались — в Индии, на Ближнем Востоке или в Европе) не могут рассматриваться как философские размышления. “В отличие от любых описательных или теоретических трактатов, — пишет востоковед В. К. Шохин, — такие тексты должны были создаваться не ради объективного изложения или систематизации какой-либо информации, но ради того, чтобы стать духовным инструментом, служить своеобразным учебным пособием в целях строго плановой перестройки сознания того, кому они предназначались» [536].

Это «учебно-тренировочные образы»[537]. Так, «в учении Шанкары акцент смещается с непреложных команд и ритуальных предписаний на так называемые «великие речения» (mahavakya): «Ты еси То» («Брихадараньяка-упани-шада», III.9; «Чхандогья-упанишада», VI.8.7), «Этот Атман есть Брах­ман» («Брихадараньяка-упанишада», II.5.19) и др.; эти речения лише­ны прагматической ценности, они никуда не ведут и никого не воспи­тывают, они лишь помогают сменить угол зрения, подводя адепта к моменту, когда для него окажется возможным внезапный переворот и прорыв к истинной реальности»[538].

Аналогичное предупреждение о своеобразии религиозно-инициационных текстов делает В. С. Семенцов, видящий функциональное своеобразие «Бхагавадгиты» в том, что «То, что мы воспринимаем в ней как "изображение" абсолютной реальности, в действительности не есть объективная система онтологии, не есть описание того, что "существует на самом деле": это скорее предписание, команда применить определенным образом данный стих, данную формулировку, чтобы привести ум (психику) в некое особое состояние длящегося знания (само по себе совершенно неописуемое, поскольку находящееся за пределами субъектно-объектных отношений)»[539]. «Тексты ведийского канона – это не осколки умозрительных систем, но ряд сугубо практических наставлений, сообщаемых ученику для того, чтобы в нужный момент, при совершении нужного действия, он оказался таким, "кто это так знает"… Имея дело не с описанием, а с "инструкцией", можно приблизиться к возможному ее "смыслу" лишь путем некоторого рода примитивных "мысленных экспериментов", подстановок себя на место того, к кому обращено наставление»[540]. Авторов такого типа текстов «не интересовало "познание" мира в том смысле, какой мы привыкли вкладывать в это слово. Для них было важно только одно: любыми средствами привлечь в строго определенный момент внимание участника ритуала к определенному образу (картине, мифологеме), числу и т.д» [541]. «Принцип действия нашего текста чрезвычайно прост. И, однако, понять его - в том смысле, в каком мы говорим о "понимании" литературного текста, - невозможно, поскольку между излагаемыми в нем «предпосылками» и результатом стоит не умозаключение, а определенная деятельность, корую, вообщегворя, восприизвести мы не умеем.. Вместо описания упанишада предлагает нам рецепт, и в этом ее необычность и для нас некая недосягаемость» [542].

Эзотерические тексты, моделирующие перестройку сознания, призваны совершить своего рода “инициацию”. Философии этот «процесс перестройки сознания адепта через его инициацию в “тайную доктрину” космогонического и антропогонического содержания»[543] может дать интереснейший антропологический, психологический, феноменологический материал, но сам по себе философией он не является.

Если такие тексты счесть обычным, учительным инструктажем, то мы рискуем ошибиться в его восприятии и приписать ему то, чему на самом деле этот тест учить не собирался. Так, например, проповедь радикального имморализма в некоторых эзотерических культах было не инструкцией для поведения в быту, а лишь учебным, инициационным средством для пантеистического воспитания адептов (надо сломать все барьеры межуд собой и Единым, в том числе свое самосознание и в медитативном труде снять вообще все разделения, все дробления – в том числе и различение добра и зла). В гностических текстах женское божество называет себя и блудницей и святой, и невестой и женихом, бесстыдной и скромной, войной и миром[544]. В другом гностическом же гимне тот, кого они именовали Иисусом, повелевает ученикам вести вокруг себя хороводы и на все его взаимоисключающие возгласы отвечать “Аминь”[545].

По выражению В. К. Шохина, это “способ раздразнить адепта”[546] с тем, чтобы подвести его к “обновленному” состоянию, в котором ему раскроется пантеистическая истина Всеединства, самовыражающегося во всех бытийных оппозициях, в любых проявлениях добра и зла.

Такого типа текст призван расколоть сознание человека и его самосознание, привести – поначалу - в состояние растерянности, утраты привычных ориентиров и тем самым открыть его для действия ранее неведомых ему сил и энергий. Как об этом сказал современный буддолог Э. Конзе, “медитация транса, прорывая интеллектуальную “корку”, открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей”[547].

Как происходят эти текстовые инициации в течениях круга «нью эйдж», поясняет Ширли Маклейн: “Утверждения — это высказанные резолюции, которые, если ими правильно пользоваться, уравнивают физические, умственные и духовные энергии. Если кто-то произносит вслух: “Я есть Бог, звуковые вибрации в буквальном смысле настраивают на более высокий уровень энергии тела». Произнося: “Я Бог в силе”, “Я Бог в счастье”, или “Я Бог в здоровье” и другие подобные утверждения по три раза каждое, она обнаружила: “Мое ощущение, а следовательно, и моя истина, изменились. Эффект ошеломляющий”[548].

Итак, слова отнюдь не безобидны и не безразличны — от них действительно зависит многое в человеческом восприятии самого себя, мира и Бога. И совсем по-разному видят мир люди, гипнотизирующие себя формулой “Я — Бог” или шепчущие вслед за Псалмопевцем: “Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей”.

И все же «вибрация» при чтении рериховских книг не исчерпывает мистического содержания Агни Йоги. Если бы теософия стояла лишь на этом утверждении — ее можно было бы рассматривать как одну из йогических религиозных практик, то есть как одну из “мистических” религий. Но теософия, как мы помним, от истоков своих насыщена диалогизмом, характерным для западных, “профетических” религий. Она ищет себе собеседников в Надземном и находит их. Соответственно, и культ в теософии должен служить раскрытию сознания человека в сторону искомых им астральных собеседников.

Как об этом сказал современный буддолог Э. Конзе, проповедующий буддизм на Западе, “медитация транса, прорывая интеллектуальную “корку”, открывает разум для оккультных космических сил, наплыв которых приводит к появлению сверхъестественных способностей”[549]. Оккультные практики стараются активировать низшие бессознательные пласты человеческой психики[ooooooo], и именно в них обрести пространство для экстатической встречи с духами.

Здесь неоязыческие практики очевидно отличаются от классических религий Запада, которые подводили человека ко Встрече через очищение высших структур его психической жизни (через преображение ума, совести, сердца).

Светский исследователь христианского подвижничества С. Иванов приходит к выводу, что “раннее христианство не одобряло экстатических состояний. Хотя недоброжелатели Иисуса и “говорили, что Он вышел из себя (exeste)” (Мк. 3,21), христианские апологеты никогда не поддерживали этого тезиса и не превозносили священного безумия. Ориген писал: “Это не от Духа Божьего — пророчествовать в состоянии экстаза и безумия, теряя контроль над собой”»[550].

Св. Иоанн Златоуст так пояснял разницу между оккультной экстатикой и истинным Богообщением: “В капищах идольских, когда кто бывал одержим нечистым духом и прорицал, то, как бы ведомый и связанный, был увлекаем духом и нисколько не сознавал того, что говорил. Гадателю свойственно быть в исступлении, терпеть принуждение и насилие, увлекаться и неистовствовать, как бесноватому. А пророк же не таков, он говорит все с трезвою душею, и здравым рассудком, зная, что он говорит... Вы сами знаете, что, будучи язычниками, вы были тогда ведомы и увлекаемы... Послушай Платона, который в апологии Сократа говорит так: “прорицатели и гадатели говорят много и хорошо, но сами вовсе на знают того, что говорят”.. Все это доказывает и принуждение, с каким бесы удерживаются и служат, и насилие, какое люди терпят, однажды предавшие себя им и лишающиеся в это время здравого смысла. Но у нас не так. Пророки пророчествовали с рассудком и совершенно свободно. Они властны были говорить и не говорить: они не были принуждаемы, но вместе с честию сохраняли и волю. Поэтому и Иона убегал, поэтому и Иезекииль уклонялся, поэтому и Иеремия отрицался. Бог же не принуждал их насильно, но советовал, не помрачая рассудка”[551].

С этими словами Златоуста стоит сравнить признание Елены Блаватской, записанное ее сестрой: “Я вызвала какую-то неведомую силу… Что я за слепое орудие в руках того, кого я зову Master? Не знаю! Теософское общество станет мировым событием и как девятый вал зальет и сметет все системы философии”[552].

Итак, “философское учение”, которое, по рекомендации г-жи Шапошниковой, я должен усмотреть в оккультной теософии, собирается “смести все системы философии”. Вместо богатства мировой философии и вместо служения Логосу, провозглашенного Евангелием, нам предлагается стать “слепым орудием” космических Master’ов-Махатм. Они же будут обращаться к людям через “подсознание”. А чтобы ничто не мешало этому “контакту”, разум должен быть слегка стерилизован: он или должен быть устранен, или же должен быть приучен ко всеверию.

Если увещания “бесстрашия” не помогают, то есть другие способы вывести разум из игры. Вот одна из методик, провоцирующих прорыв бессознательного в актуальную психическую жизнь адепта: “Попробуйте писать двумя руками и одновременно разное. Пробуйте многие примеры раздвоения вашего сознания. Мы имели примеры успешного расчленения сознания в прошлых веках. Не следует уподобляться животным, которые могут мыслить одновременно лишь в одном направлении” (Иерархия, 69). Это «раздвоение сознания» рекомендуется и в другом отношении: «Буду очень просить Вас проверять и испытывать сознание приблизившихся к Учению Живой Этики именно на вмещении противоположностей»[553].

Следствием такой практики станет то, что в современной психологии религии называется «измененные состояния сознания». Именно в таком, измененно-трансовом состоянии ума составляются тексты, подобные Агни-Йоге[ppppppp]. Именно в него они и погружают «настроившегося читателя».

И все это было бы вполне обычно (для мира религии) - если бы не одно обстоятельство. Если человек свое «измененное состояние сознания» считает нормальным и нормативным – то это уже странно. Одно дело – тексты древних религиозных традиций и принципы их бытования во всецело религиозно-магической культуре. Совсем другое дело, когда такого рода текстовые практики предлагаются в качестве «синтеза науки, философии и религии», причем в ту эпоху, когда в культуре уже достаточно четко обозначились различия (как в методах, так и в целях и в языках) науки, философии и религии. Это не означает, что в современной культуре такие тексты не имеют права на существование. В современной многоязычной культуре и для них есть свое место. Отрицательную оценку можно дать не самим текстам такого рода, а претензиям их авторов и пропагандистов на универсальность их «трансового» опыта. Критике подставляет себя неуместность их веры в то, что эти тексты и есть точка, где сходятся все векторы культурных инициатив. Книги «откровений», совершающие посвящение миста, не могут претендовать на роль «синтеза науки, философии и религии», ибо синтез предполагает учет всех соединяемых традиций, всего, что ими наработано; а тут имеет место просто исторический провал – на ступень донаучной и дофилософской архаики, в которой слово тождественно именуемому и слово мага творит и меняет реальность.

Помимо практик, меняющих сознание человека, в Агни Йоге есть и самая настоящая культовая практика. Елена Рерих верно отмечает, что никакая религия не может существовать без обрядов. “Обрядовая сторона религии нужна, она никогда не уничтожится”[554]. Это верно и относительно той религии, которую создает она сама.

В будущем мире, когда по убеждению Е. Рерих, все человечество примет теософию, будут и свои храмы, причем то, ради чего они будут созданы, высказывается ясно: «не следует входить в храм ни с чем, кроме молитвы» (Мир Огненный 2,280). Вот одна из этих молитв: “Запишите молитву будущего Храма: “Именем Христа, именем Будды, именем Майтрейи, именем Магомета, именем Соломона, именем Великих Учителей и Пророков, именем Братства Земного и Небесного примите желаемое вами не во вред и убийство, но в постижение Света. Омываю дух Мой чудом подвига и молчанием. Приму Сияние Истины”. Потом читается описание жизни Учителей. Затем последует приношение даров”[555]. «Помолимся перед Hillside, так решили достижение к Нашим священным Служениям. Очень важна служба ночная. На этих службах головы всегда открыты. Подумайте, как незаметно продвинулись центры, что можно без особых сокращений переступить порог Святилища»[556]. «Заметьте, в храмы можно вступать только в чистом облачении, предварительно омыв тело, повторяя молит­ву: Перед лицом Милосердного и Благословенного Владыки Будды омываю грешный дух мой и грешное тело мое. Да очистится тело мое от всякой скверны и да святится дух мой лучом Милосердного Господа, дабы преклониться перед Изображением Владыки в Пречис­том Храме. Так читается устав монастырей. Так простыми сло­вами положим начало понимания Учения»[557].

Конечно, это вполне рекламное и далеко не полное раскрытие тайн будущего культа, но то, что перед нами именно религиозный культ, вполне очевидно («махатмы» предлагают Рерихам и подробный план – как должен будет устроить храм, возводимый в их честь[558], причем предусматривается «особый вход для чрезвычайных посещений. Мое Появление не должно нарушать спокойствие бдения, иначе может произойти вред для присутствующих»[559]).

И еще здесь, пожалуй, впервые приходится исследователю проводить различие между теософией Блаватской и агни йогой Рерихов. В теософии (по крайней мере, если судить о ней по опубликованным, т.е. полу-эзотерическим текстам) исключаются всякие молитвы и всякая форма служения, почитания, обращаемого людьми к более высоким духам.

“Теософ: В буддизме “Дхиани” — это общее название для обозначения всех Богов. Тем не менее, хотя Они и Боги, Им не поклоняются. – Интересующийся: Почему, если Они — Боги? – Теософ: Потому что восточная философия отвергает идею личного и вне космического Божества. А тем, кто называет это атеизмом, я скажу следующее. Поклоняться одному такому Богу нелогично, потому что, как сказано в Библии, “Есть много Богов и Господ много”. Следовательно, если вы хотите поклоняться, вам придется поклоняться либо многим Богам, каждый из которых не лучше и не менее ограничен, чем остальные (политеизм и идоло­поклонничество), либо, как это сделали израильтяне, одному из Них, превратив Его в родового, или расового, Бога. Веруя в существование многих богов, вы будете считать своего Бога Высшим, или “Богом Богов”, а других будете игнорировать и презирать. Но это противоречит логике, так как подобный Бог не может быть ни бес­конечным, ни абсолютным. Он должен быть конечен, то есть огра­ничен и обусловлен Пространством и Временем. С наступлением Пралайи родовой Бог пропадает. И Брама, и все другие Девы и Боги сливаются в Абсолюте. Поэтому оккультисты им не поклоняются и не молятся — в противном случае нам нужно было бы либо поклоняться многим богам, либо молиться Абсолюту, кото­рый, будучи лишен атрибутов, не может иметь ушей, чтобы услышать нас. Даже тот, кто поклоняется многим богам, будет неизбеж­но несправедлив ко всем другим богам. И как бы ни старался он охватить в своей молитве всех богов, окажется, что поклоняться каждому из них в отдельности практически невозможно. И, если по незнанию он изберет какого-нибудь одного, это вовсе не значит, что он изберет самого совершенного”[560].

“- Верите ли вы в молитву, молитесь ли вы вообще? Ответ: Мы – нет. Вопрос: Вы не молитесь даже Абсолютному Принципу? Ответ: Зачем? Будучи весьма занятыми людьми, мы едва ли можем позволить себе тратить время на обращение со словесными мольбами к чистой абстракции… В нашем понимании внутренний человек и есть тот единственный Бог, которого мы можем знать… Молитва – не прошение. Это скорее таинство, оккультный процесс, посредством которого конечные и обусловленные мысли и желание, неспособные быть в воспринятыми необусловленным Абсолютным Духом, трансформируются в духовные устремление и волю… Мы отказываемся молиться сотворенным конечным существам – то есть богам, святым, ангелам и так далее, ибо рассматриваем это как идолопоклонство. Мы не можем и молиться Абсолюту по причинам, изложенным выше. Поэтому мы стараемся заменить бесплодную и бесполезную молитву приносящими пользу делами... Христиане проявляют сатанинскую гордыню в своей уверенности, что Абсолют, или Бог снизойдет до того, чтобы выслушивать каждую глупую или эгоистическую молитву”[561]…

«Мы не политеисты или атеисты. Нас скорее можно сравнить с гностиками, которые, хотя и верили в существование планетарных, солнечных и лунных богов, не возносили им молитв и не возводили алтарей»[562]. «Пластичная, невидимая, вечная, вездесущая, бессознательная Сила или Движение, вечно порождающая свое электричество, которое есть жизнь. Да, существует сила, такая же беспредельная, как и мысль, такая же мощная, как безграничная воля, такая же проникающая, как субстанция жизни и так невообразимо ужасная в своей разрывной силе, но эта Сила не Бог, раз существуют люди, которые изучили тайну подчинения этой силы своей воле»[563].

Если это и в самом деле так, то перед нами абсолютно эксплуататорское, «фаустовское» отношение к религиозному миру: ставится задача овладения им, подчинения себе («знание – сила!»[qqqqqqq]), но при этом не возникает никакого благоговения, почитания, диалога: «И к магии я обратился Чтоб дух по зову мне явился И тайну бытия открыл» (Фауст. ч.1. Ночь)[rrrrrrr]. Это дивная смесь капиталистического технократизма с колдовством. «Когда научимся ощущать провод из Беспредельности, тогда люди вместо молитвы будут приказывать элементам. Не "Бог" за нас трудиться будет, но трудом и психической энергией себе поможем» (Беспредельность, 9).

Один из персонажей «Братьев Карамазовых» подметил основную трещину в построениях оккультистов: «Вот, например, спириты… я их очень люблю… вообрази, они полагают, что полезны для веры, потому что им с того света черти рожки показывают. «Это, дескать, доказательство, уже так сказать, материальное, что есть тот свет». Тот свет и материальные доказательства, ай-люли!».

Вообще на судьбе теософского движения вполне оправдывается сатирическое предсказание К. С. Льюиса. Этот христианский английский писатель написал однажды книгу “Письма Баламута”, в которой посмотрел на духовную жизнь человека из зазеркалья - глазами демона-искусителя. Сюжет этой притчи строится на переписке, в ходе которой старший искуситель наставляет младшего, каким образом должно доводить клиента до требуемого состояния. И однажды Льюис заставляет этого наставника поделиться его затаенной мечтой: “Если нам когда-либо удастся создать изделие высшего качества — мага-материалиста, не только использующего, но и почитающего то, что он туманно и расплывчато именует “силами”, отрицая при этом невидимый мир, мы будем близки к победному концу”[564].

Уже “Письма Махатм” декларировали: “Мы верим только в Материю”. Рерихи неоднократно презентуют себя в качестве материалистов. И при этом проповедуют именно магизм... Елена Блаватская во всяком случае гораздо более честно, чем Рерихи или их современные последователи, определяла, что такое теософия: “То, что раньше называли Магией, мы ныне называем Теософией”[565]. Рерихи же хоть и маскировались: «Мы против всякой магии» (Мир Огненный 2,268), но при этом принимали комплименты от «махатм» - «Очень радуемся естественному росту светлой магии Урусвати»[566]; «куется маг Фуяма мудро»[567].

Граница же магии и религии проходит по отношению, в какое человек ставит себя перед лицом духовного мира. Это различие между молитвой и заговором[sssssss]. Молящийся человек обращается к тому, что ставит выше себя, что почитает неподчиненным себе и своей воле. Он – просит. Произноситель же заговора (колдун) – приказывает. «Если в молитве положительный результат считается возможным от содействия высшего существа, то в заговоре он усвояется исключительно желанию, воле и требованию самого совершителя заговора»[568]. Иной, но весьма интересный акцент поставил в этом вопросе Б. Малиновский. «Что же тогда отличает магию от религии? Мы определили магию как практическое искусство в сфере сакрального, состоящее из действий, которые являются только средствами достижения цели, ожидаемой как их следствие; религию же – как совокупность самодостаточных актов, цель которых достигается их свершением»[569]. Религиозное действие, если оно сопряжено с религиозным переживаением, самоценно для религиозного человека. Мистик молится Богу отнюдь не ради земного дара; он обретает радость в самом состоянии молитвы. В колдовстве же все «функционально»: маг использует силы, к которым он обращается (ну, и они используют его). То же понимание границы магии и религии встречаем и у Н. Зёдерблома: в магии «сверхчеловеческое используется лишь как средство, без должного благоговения перед его собственным содержанием и задачей»[570].

Если мы вспомним признание Блаватской в том, что теософия сегодня – это то, чем была магия вчера, то все встанет на свои места…

Но все же у Рерихов рецидивы такого властного технократизма реже, чем у Блаватской[ttttttt]. Их отношение к религиозной жизни человека более уважительное. И, хотя, подобно Блаватской, они порой подвергают жесткой критике и осмеянию христианские формы благочестия и молитвы, их собственная духовная жизнь все же предполагала молитвенное обращение к тем духам, с которыми у них было общение. Их духовный наставник сказал им – «во имя религии вы говорите – бога нет»[571]. После того, как молитва к Абсолюту оказалась запрещена, оказалось уместным обратится с молитвой к миру духов: «Можешь молить Христа и Меня помочь вам»[572].

«Нам дана молитва - Тебе, Владыка, служу всем, всегда и везде! Пусть путь мой будет весь в подвиге самоотречения. Так пусть эта молитва будет и Вашей, и каждого, кто всем сердцем вступил на путь Служения»[573]. «Скажем молитву Шамбале: "Ты, Позвавший меня на путь труда, Прими умение и желание мое. Прими труд мой, Владыка, ибо видишь меня среди дня и ночи. Яви, Владыка, руку Твою, ибо тьма велика. Иду за Тобой!" (Знаки Агни Йоги, 104).

Итак, те же духи, что Блаватской запрещали молиться вообще, теперь Рерихов учат молиться. Правда, молиться дозволяется уже не Абсолюту, не Богу, а “космическим иерархам”: “Великие Облики, вернее, величайшие, связаны Созвездиями и Солнцами, и история Их есть история этих Светил. Теснее подходите к Великому Владыке в обращениях Ваших к Нему. Великий Владыка сказал, что явится на объединение с сознанием Вашим во время Вашей молитвы к Нему, Ваших бесед с Ним”[574].

Вот тут, пожалуй, один из главных парадоксов (если не сказать – противоречий) мистической жизни Рерихов. Философские их построения носят пантеистический характер. Когда философский пантеизм перетекает в личную мистику, то он выражает себя в переживании сущностного единства миста и Единого. В тех религиозных традициях, с мистическим опытом которых теософия утверждает свою близость, есть немало свидетельств, в коих изливается восторженная радость души, пережившей свое растворение в Абсолюте. Но личные духовные записи Рерихов именно об этом опыте не говорят. Весь их религиозный эрос направлен на «Махатм».

«Одно семикратное произнесение Имени Майтрейи оградит от всяких нападений»[575]. «Каждый вечер вслух произносить молитву сердца Владыке, стараясь произнести ее с возрастающим сердечным огнем. Пусть слова будут одни и те же, пока не будут выливаться совершенно свободно»[576]. «Единственный ритуал, допустимый на собраниях, это краткое сердечное сосредоточие на Великом Учителе под звуки возвышенной музыки и украшение места почитания цветами и живым огнем»[577]. «Слова Учения: «Поминайте чаще Имя Мое». Конечно, здесь подразумевается повторение умное или сердечное, как же иначе образуется связь с избранным Учителем?”[578]. «Чтобы открыть внутреннее ухо, нужно очень следить за собой и не допускать раздражения и гнева. Никаких упражнений, кроме концентрации на Облике Великого Владыки в течение нескольких минут. Предсказать, когда и как произойдет принятие первой телеграммы из пространства – невозможно. Обычно первые сообщения очень кратки, могут быть ограничены одним словом и даже восклицанием»[579].

Тут кстати заметить, что тот «Владыка», на послушании у которого находились Рерихи и к молитве к которому они призывали – отнюдь не евангельский Христос. В их мифологии это «Махатма Мория», который был когда-то учителем Христа и проводником его на учебные курсы в Индию… Поскольку Христос не мог сам себя провожать, постольку Махатма Мория и Христос – это разные личности… “Мория и Христос посетили священные места подвигов предыдущего Великого Учителя — Будды Шакьямуни”[580]. «Мы знаем, что Иисус тоже учился у Великого Мудреца Востока Россула Мории и пробыл у Него не менее семи лет, после чего они вместе путешествовали по Индии, и затем Иисус направился с благословения Владыки Мории в свою страну»[581].

До поры до времени Рерих советует прятать от посторонних эту тайну. Клизовскому она пишет: «Нужно принять во внимание те инквизиторские умы, которые будут читать Вашу книгу. Каждое усмотренное умаление Христа вызовет бурю лицемерного негодования среди ханжей и исказителей всех заветов Христа. Потому очень прошу Вас сделать следующие выпуски – «Владыка Шамбалы и Майтрейя-Мориа народов Востока». Следовательно, будет читаться: «От века сужденный и в наши дни ожидаемый Великий Владыка». И в третьей строфе Вы выпустите слова «как учил Твой Предшественник, Христос»»[582].

Вот еще очень важное разъяснение: «Владыка Мориа, Владыка Шамбалы или Владыка Мира и Владыка Майтрейя есть аспекты одного и того же Высочайшего Эго»[583]. Учитывая что Мориа – не Христос, теперь уже и Майтрейя оказывается кем-то иным[uuuuuuu], но не Христом.

«Майтрейя», имя которого теософы призывают – это Будда («Владыка Майтрейя – Грядущий Будда»[584]) и это их Господь («вы упоминаете нашего Господа Будду и Его[vvvvvvv] деяния»[585]; «И да озарит Вас и Ваших близких сияние Владыки нашего Будды»[586]), конкретно – это астральный собеседник и руководитель Рерихов – «махатма Мориа»[wwwwwww]. Они его четко отличают от Христа («Возможно, что луч Иисуса Христа им ближе, нежели Луч Владыки»)[587].

И заходящего к ним духа ставят выше Христа: «Кришна есть воплощение Майтрейи… Облик этот именуется Учителем Учителей»[588]. Занятно также узнать, что одно из имен «Владыки Шамбалы» - это «Архангел Михаил»[xxxxxxx]. Так что если в христианстве архангелы (в том числе и Михаил) служат Христу, то в теософии все наоборот: архангел по чину «старше» Христа…

«В эзотерическом Учении указано трое Владык Мира - Будда, Христос и Майтрейя. Майтрейя - Старший, Первый и Последний, Царь Царей, Учитель Учителей. В "Тайной Доктрине" Он - Санат Кумар. Последнее пишу только Вам и для тех членов Правления, которым Вы найдете возможность это сказать»[589]. Здесь библейское именование Христа – «Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний» (Откр. 1,10) - отнимается у Него и прилагается к иному. К тому, кто носит имя «ку-мара», которое на санскрите означает «легкая смерть» (изначально – смерть ребенка)[590]..

Как видим, в рериховской эзотерике есть подчинение одних «учителей» другим. И Христос находится в явно подчиненном отношении к Майтрейе (Будде, Кришне, Мории). Но это именно эзотерика, утаенное.

Для людей, которые еще слишком дорожат Христом, есть отговорка: «Вы правы, что Иисус Хр. в истории явление исключительное, но следует добавить, что не менее исключительны и явления всех Кумар, или Богочеловеков. И лишь самомнительный невежда может начать взвешивать, Кто из этих высочайших Духов выше или ниже. Нам дана прекрасная формула в Учении: "Если спросят - кто выше, Христос или Будда? Отвечайте - "Невозможно измерить дальние миры, можем лишь восхищаться их сиянием"»[591].