И тайну бытия открыл 18 страница

Не дав ни определения науки, ни хоть сколь-либо корректной дефиниции религии, рериховцы по сути декларируют: “Что такое религия – не знаем и не скажем, но мы – точно не религия!”. На деле наука и научная совесть находятся среди жертв, закланных теософами во имя торжества языческой мифологии.

Что же касается Блаватской – то ее сверхэмоциональность, нескрываемый пропагандистский азарт и напор чрезвычайно затрудняют квалификацию ее публицистического наследия как философского. В нашей, европейско-академической традиции, считается, что «эмоции и благопожелания иноприродны философской рефлексии»[1367] (а уж тем более ругательства). Подгонка материала под требуемый пропагандистский материал постоянно разрывает логическую ткань текстов Блаватской, причем речь идет не о логических парадоксах (антиномиях), а противоречиях, которых сама писательница просто не замечает. Тот же азарт понуждает ее к совершенно произвольным и фантастическим интерепретациям фактов культуры и истории.

Представления теософов и о религии, и о философии, и о науке явно не могут быть общепринятыми и традиционными. Чтобы учение Агни Йоги могло считаться нерелигиозным и при этом научным и философским, все три компонента предполагаемого “синтеза” должны определяться очень уж изощренно.

Рериховцы это и делают. Религию они сводят к ритуалам или к поклонению библейски-христианскому образу Бога (этот образ им чужд, а значит, по их логике выходит, что они – не религия). Культуру они понимают как поклонение Огню (культ-ура). Под наукой же понимается или древняя магия[aaaaaaaaaaaaaaa], или нечто «грядущее», долженствующее подтвердить теософские откровения[bbbbbbbbbbbbbbb]. Таким образом все сходится. Для их, верующего, восприятия. Но не для объективного религиоведческого рассмотрения.

Считать теософию светским феноменом – все равно, что признать таковым магию, шаманизм и оккультизм. Если мне скажут, что “оккультизм — это наука об управлении скрытыми силами природы”, то в ответ я могу предложить поработать с определением шаманизма как “науки об управлении скрытыми силами духов”.

Е. Блаватская пишет, что “все средневековые каббалисты были теософами”[1368]. Конечно, если будет доказано, что Каббала — это чисто научный, светский феномен, что учение и практику Каббалы нельзя считать религиозными — я признаюсь в своем полном невежестве и соглашусь считать то учение, адептами которого были “все каббалисты” и все Рерихи, нерелигиозным.

Теософские Махатмы не стесняясь говорили о “нашей оккультной доктрине”[1369]. И в письмах Елены Рерих многие утверждения или советы предваряются ссылками на оккультные доктрины (“зная непреложные оккультные законы...”[1370]). И о своем хозяине Рерих свидетельствует – «Наш Владыка особенно придерживается ортодоксальных оккультных методов»[1371].

Но пока в светской науке «оккультные методы» не приняты – я позволю себе считать теософию вненаучным феноменом и оккультизмом.

В теософской смеси можно встретить лишь весьма небольшие фрагменты философской мысли, исчезающе малые крупицы мысли научной, великое множество искореженных исторических выкладок и нескончаемые вереницы религиозных словоизлияний.

Конфессионально ангажированный религиовед имеет право не считать теософию религиозным учением. Если христианский религиовед считает подлинной религией только свою традицию, а остальные религиозные пути считает «псевдорелигиями», то для него теософия — и в самом деле окажется нерелигиозным учением. Но если мы встанем на точку зрения светского религиоведения и будем квалифицировать ламаизм, магию, каббалистику, пантеизм как учения религиозные, то теософия, возникшая на базе их синтеза, тоже должна считаться религиозной доктриной.

Да, в теософских трактатах почти не встречается слово “Бог”. Но истории религии известны не-теистические доктрины и культы. Существует огромное число мифологических систем, в которых померкло представление об Изначальном Боге-Творце. Такую же религиозно-магическую мифологию без Бога-Творца пытается создать теософия. Аналогично иудей мог бы сказать: раз я считаю Иисуса из Назарета простым еврейским раввином, но не вижу в нем ни Мессию, ни Спасителя, ни Бога, то прошу считать мою веру в Иегову не-религиозным мировозрением. Вот и теософы уверяют: поскольку мы не признаем Творца и не верим в Христа как Спасителя, то считайте наш оккультизм чисто научным.

Итак, я не вижу оснований к пересмотру того определения, которое теософская доктрина получила еще в советской “Философской энциклопедии”: “Теософия — религиозно-мистическое учение Е. П. Блаватской и ее последователей. Сложилась под влиянием индийской философии, оккультизма и восточных эзотерических доктрин. Как форма вневероисповедной мистики теософия свидетельствует о кризисе традиционных религиозных систем, которые она пытается заменить собою”[1372].

В этой формуле я согласен даже с утверждением о “кризисе традиционных религиозных систем”. По крайней мере христианская Церковь уже две тысячи лет находится в кризисе[ccccccccccccccc]. При этом, однако, вновь замечу, что если религиозная доктрина не похожа на христианство, это совсем не значит, что она является светской.

Л. Шапошникова апеллировала к моему статусу религиоведа. Что ж, приведенные только что признания и суждения позволяют мне, во-первых, заметить, что Агни Йога — это именно предмет моего профессионального интереса как религиоведа; это феномен, который органичнее рассматривать в религиозном контексте, нежели в историко-философском или научном.