Зима 1524

 

Приехав в Виндзор, я нашла короля в отличном расположении духа. Ходили слухи о его флирте с одной из новых придворных дам королевы — Маргаритой Шелтон,[18]моей кузиной из семейства Говардов, только что появившейся при дворе. Другая история была куда смешней — рассказывали, что одна придворная дама ходила за королем по пятам, пока он, чтобы избавиться от нее поскорее, не залез к ней под юбку прямо за кустом во время охоты и, сделав дело, ускакал, прежде чем она привела в порядок свой наряд. Подсадить в седло ее было некому, вот она и проторчала там целую вечность, покуда кто-то ее не нашел. На сем надежды занять мое место растворились как дым.

Изобиловали неимоверные рассказы о разнообразных попойках и пирушках, брат Георг после драки в таверне щеголял подбитым глазом, то и дело раздавались шуточки по поводу некоего пажа, увлекшегося Георгом и отосланного с позором домой после того, как он посвятил моему брату десяток любовных сонетов, подписанных «Ганимед». Кавалеры королевской свиты немало веселились, да и сам Генрих тоже.

Он схватил меня, крепко обнял и поцеловал прямо на глазах у всего двора, хотя, к счастью, королевы при этом не оказалось.

— Красавица моя, как мне тебя не хватало, — восторженно заявил он. — Скажи — ты тоже по мне соскучилась?

Я не могла не улыбнуться, глядя, как заблестели его глаза.

— Конечно. Но я со всех сторон слышу, что у вашего величества нашлось немало развлечений в мое отсутствие.

Послышались легкие смешки — приятели короля оценили шутку. Король тоже — правда, несколько неуверенно — хихикнул.

— Сердце мое тосковало о тебе день и ночь. — Вот она, насмешливая куртуазность придворной любви. — Изнывало во тьме кромешной. Как ты, красавица моя? Как наше дитя?

— Екатерина хороша собой, растет, здоровая и сильная. — Я сделала особое ударение на ее имени. — Сложена просто невероятно, истинная роза Тюдоров.

Тут шагнул вперед мой брат Георг, и король позволил ему поцеловать меня в щеку.

— Добро пожаловать обратно ко двору, сестренка. А как поживает наша маленькая принцесса?

Все замолкли. С лица короля исчезла улыбка. Я в ужасе уставилась на Георга — что за невероятная ошибка. Брат мгновенно повернулся на каблуках и весело сказал королю:

— Я зову малышку Екатерину принцессой, потому что с ней носятся как с истинной царицей. Вы бы видели одежды, которые Мария ей приготовила, вышила своими собственными руками. Постельное белье — пусть императрица нежится. Даже на пеленках и тех — инициалы. Вам, ваше величество, не удержаться от смеха, когда вы ее увидите. Такой маленький тиран, правительница Гевера, все должно делаться, как ей угодно. Кардинал, да и только. Папа Римский в детской кроватке.

Георг замечательно вышел из положения. Генрих расслабился, расхохотался при мысли о младенце-диктаторе, придворные подхватили смех короля, всех позабавил рассказ Георга о малышке.

— Это правда? Ты ее так избаловала? — обратился ко мне король.

— Она у меня первая, — виновато пробормотала я. — Всю эту одежду можно будет оставить для второго.

Правильный ход, мысли короля тут же переключились на следующего младенца.

— Да, конечно, но потерпит ли маленькая принцесса соперников в детской?

— Надеюсь, она будет слишком мала, чтобы обращать внимание на подобные помехи. Может, ей еще и года не исполнится, когда у нее появится маленький братик. Между Марией и Анной куда меньше года, мы семейство плодовитое.

— Георг, постыдился бы, — выговорила ему, улыбаясь, наша матушка. — Но мы были бы счастливы, появись в Гевере маленький мальчик.

— Я тоже. — Король ласково поглядел на меня. — Маленький мальчик принес бы мне немало счастья.

Как только отец вернулся из Франции, было созвано еще одно семейное совещание. На этот раз для меня поставили кресло у стола. Я больше не девочка, которой дают подробные указания. Я теперь королевская фаворитка. Я больше не пешка, ну, по крайней мере, ладья в этой игре.

— Скажем, она снова зачнет и родится мальчик, — тихо произнес дядя. — Скажем, королева сама решит уйти, тогда он сможет жениться повторно. Беременная любовница — отличная кандидатура.

На мгновенье мне показалось — я все это уже видела во сне. Но тут поняла, как давно ожидала этого момента, муж ведь меня предупреждал. Я помнила наш с ним разговор, просто думать о нем ужасно не хотелось.

— Я замужем, — напомнила я дядюшке.

Матушка пожала плечами:

— Какое там замужем. Всего несколько месяцев. Брачных отношений у вас, считай, и не было.

— Брачные отношения были, — решительно возразила я.

Дядя поднял брови, взглянул в сторону матушки.

— Что вы хотите от молоденькой девчонки, — ответила та. — Много она тогда понимала в брачных отношениях? Она без труда может поклясться — ничего, в сущности, не произошло.

— Не могу, — обратилась я к матери, а потом повернулась к дяде. — Мне на такое никогда не осмелиться. Мне на ее трон не сесть. Она принцесса, с какой стороны ни погляди, а я просто какая-то Болейн. Клянусь, я просто не в силах.

Он и внимания не обратил.

— Тебе ничего особенного не придется делать. Просто выйдешь замуж, как тебе велят, как уже один раз сделала. Все остальное я организую сам.

— Но королева никогда сама не уйдет, — в отчаянье пробормотала я. — Она так сама сказала, она мне говорила. Она сказала — только после моей смерти.

Дядя вскочил с недовольным восклицанием, подошел к окну.

— Сила пока на ее стороне. Если ее племянник в союзе с Англией, никому их брака не разрушить, особенно самому Генриху — не ради же младенца, которого еще даже не зачали. Но стоит выиграть войну с Францией и поделить добычу, она — никто, просто старуха, так и не родившая королю наследника.

— Когда война выиграна, может быть. — В голосе отца слышалось беспокойство. — Но сейчас нельзя рисковать разрывом отношений с Испанией. Я все лето провел, пытаясь договориться и как-нибудь да склеить этот союз.

— Что важнее? — сухо отозвался дядя. — Страна или семья? Значит, с Марией все усилия насмарку, а то как бы благополучие страны не пострадало?

Отец не отвечал.

— Конечно, ты не кровный родственник, — продолжал дядюшка весьма ядовитым тоном. — Говард всего лишь по браку.

— Семья важнее, — задумчиво ответил отец. — Должна быть важнее.

— Тогда придется пожертвовать союзом с Испанией против Франции, — ледяным тоном произнес дядюшка. — Избавиться от Екатерины куда важнее, чем добиться мира в Европе. Важнее подложить в постель королю ту, что следует, чем спасать жизнь сражающихся англичан. Такой шанс у нас, у Говардов, появляется лишь раз в сто лет.