Точки произвольного выбора
Начнем с анализа конкретной ситуации. Представьте себе приемную комиссию, например, в медицинском институте, которая должна решить судьбу очередного абитуриента. "Почему Вы выбрали именно медицинский институт?" - спрашивают его. Ответ таков: "У меня отец врач, и он с детства внушал мне, что я должен пойти по его стопам." Удовлетворит ли такой ответ членов комиссии? И вообще, ответил ли абитуриент на поставленный вопрос? Ситуация может показаться достаточно тривиальной, но она имеет прямое отношение к проблеме рациональности.
Вопрос, который был задан абитуриенту, не совсем точно сформулирован и допускает поэтому не одно, а по крайней мере два толкования: а) по какой причине, т.е. в силу каких объективных обстоятельств, Вы подали заявление в медицинский институт?; б) на каких субъективных основаниях, исходя из каких ценностных установок, Вы выбираете именно данную профессию, а не другую? В первом случае речь идет о причинной обусловленности поступка, во втором - о его аксиологической обоснованности. Влияние родителей нельзя считать фатальным обстоятельством, исключающим все другие возможности. Абитуриент последовал совету отца, хотя в принципе мог поступить и иначе. Чем он при этом руководствовался? Скорей всего, членов комиссии интересовал именно этот вопрос. Иными словами, они обращались к абитуриенту как к человеку, совершающему сознательный выбор, т.е. как к свободному человеку, способному действовать рационально.
Важно обратить внимание на тесную связь рациональности и свободы. Если человек прыгнул в воду, потому что его толкнули, он при этом не совершил никакого рационального поступка, но и не стоял перед проблемой свободного выбора. Другое дело, если он прыгнул для того, чтобы спасти утопающего. Рациональный поступок – это поступок целенаправленный, основанный, следовательно на определенных ценностных предпосылках. Но такой поступок является одновременно и свободным, ибо свобода – это возможность действовать в соответствии с ранее поставленной целью. Ответ абитуриента, приведенный выше, не характеризует его поведение как свободное и рациональное, ибо фактически он просто признается, что его «толкнули».
Свободный поступок возможен только при наличии двух видов предпосылок. Первое – это объективное наличие нескольких степеней свободы, второе – субъективные основания выбора, т.е. определенные осознанные критерии. Человек должен уметь выбирать; объективные обстоятельства должны это разрешать. Представьте себе автомобилиста на развилке дорог. Объективная ситуация такова, что он может повернуть и направо и налево – может, ибо это позволяет дорога. Очевидно, однако, что автомобилист должен знать, что он находится на развилке, так как в противном случае он может ее проехать и не заметить. Он должен знать также, куда ведет каждая из дорог. Но и это не все, поскольку для выбора необходима еще четкая целевая установка: автомобилист должен отдавать себе отчет, куда именно он хочет попасть. А можно ли говорить о свободе, если человек блуждает без цели и если на развилке дорог он просто бросает жребий? Вероятно, нельзя. А это значит, что свобода предполагает наличие достаточно развитых и осознанных ценностных ориентаций, наличие аксиологических оснований выбора. Рациональность в смысле способности четко осознать цель и методы ее достижения выступает здесь как необходимое условие свободы.
Наблюдая поведение человека со стороны, можно выделить бесконечное количество точек, в которых он якобы совершает выбор. Мы исходим при этом из объективных особенностей ситуации: институтов много, а "выбран" один; имен много, а ребенка назвали именно Колей; гость пришел ровно без пятнадцати двенадцать, хотя договаривались, что он придет где-то около двенадцати... На самом деле мы выбираем гораздо реже, чем это может показаться при таком внешнем наблюдении. Во-первых, не все точки возможного выбора для нас существенны или не все представляются существенными. А если они не существенны, то мы их просто не замечаем и представляем, таким образом, выбор воле случая. Во-вторых, мы очень часто действуем в силу неосознанных, неотрефлексированных традиций, что полностью исключает выбор как целенаправленный акт. Оба случая частично совпадают, ибо, действуя по традиции, т.е. так, как действуют все окружающие, мы часто совершенно не замечаем, что существуют и другие возможности. В частности, наш абитуриент, скорей всего, вовсе не выбирал себе профессию, ибо в силу условий жизни и воспитания все другие варианты были вычеркнуты из сферы его внимания. Нас в дальнейшем будет интересовать выбор только как осознанная и целенаправленная акция, ибо только в этом случае можно говорить о рациональности и свободе.
И вот тут обнаруживается, что проблема обоснования деятельности или поведения наталкивается в своих исходных пунктах на непреодолимые трудности, как, впрочем, и любое другое обоснование. Во-первых, исходных аксиологических предпосылок может быть много и они могут противоречить друг другу, во-вторых, сами они уже по определению не могут быть обоснованы. Важно подчеркнуть, что речь идет именно об исходных, или, что то же самое, о конечных основаниях человеческой деятельности, об исходных ценностных установках, об исходных основаниях познания. Наличие таких конечных оснований четко осознавал уже Аристотель. В самом начале "Никомаховой этики" он рассуждает следующим образом. Целью всякого искусства или поступка является какое-либо благо. Так как есть много стремлений и много искусств, то существует и много благ: цель врачебного искусства – здоровье, кораблестроительного – корабль, военного - победа. Между искусствами имеет место известное подчинение: седельное искусство служит искусству верховой езды, последнее - военному искусству и т.д. Однако не все цели мы выбираем ради какой-то иной цели, ибо в противном случае мы уйдем в бесконечность. А это значит, что существует «некая цель, желанная нам сама по себе», т.е. собственно благо, или наивысшее благо.[2]
И вот мы неизбежно оказываемся перед лицом роковых альтернатив, не имея уже в руках никаких средств для их преодоления. Это либо аксиологические альтернативы, либо исходные альтернативы познания. Приведем конкретный пример. Следует ли искать смысл и ценность жизни в самой жизни или за ее пределами? Иными словами, должны ли мы стремиться к наслаждению непосредственными проявлениями жизни или надо рассматривать ее как служение чему-то высшему? В конечном итоге рациональный выбор оказывается невозможным. Мы должны признать, что в логическом развитии нашего мировоззрения существуют такие точки, в которых каждый сознательный человек, подобно рассмотренному выше автомобилисту, вынужден "бросить жребий". Точки такого рода мы будем называть точками произвольного выбора. Речь идет, разумеется, о чисто теоретических ситуациях, ибо в реальности человек, как уже говорилось, всегда живет в определенной социальной среде, т.е. в поле действия существующих в этой среде традиций. Но теоретически мы сталкиваемся в этих точках с границами человеческой свободы, с границами рациональности.
Фиксация таких точек в нашем мировоззрении – это одно из эпохальных открытий философской мысли. Оказалось, в частности, что можно занимать позицию крайнего солипсизма, рассматривая все как нечто существующее только в моем сознании, и эта точка зрения столь же логически обоснована, как и позиция последовательного материализма. Материализм или солипсизм – вот пример точки произвольного выбора. Легко показать, что итоги развития науки инвариантны относительно этого выбора. Действительно, все, что мы исследуем и познаем, все это проходит через наше сознание. Познанное – это значит как-то представленное в сознании. Даже утверждение материализма, согласно которому наряду со знаниями и представлениями есть еще нечто от них независящее, это тоже некоторая картина в нашем сознании. Но, может быть, такой выбор вообще не имеет значения, ибо какой смысл выбирать, если точки зрения абсолютно эквивалентны? Нет, не эквивалентны. Ценностные, этические представления не инвариантны относительно данного выбора. Бессмысленно, например, говорить об альтруизме в рамках солипсистского мировоззрения. Но альтруизм или эгоцентризм – это тоже, вероятно, точка произвольного выбора.
Границы человеческой свободы, границы рациональности, с которыми мы здесь сталкиваемся, неизбежны, Индивидуальный человек подчинен социальному целому, он есть элемент естественно-исторического процесса, диктующего ему свою волю. Если он дерзает быть свободным, то рано или поздно обнаруживает, что у него нет критерия выбора, что процесс рационального обоснования его поведения должен где-то кончиться, и там, где это происходит, человек вынужден передать «право первого хода» объективным обстоятельствами. Это и значит, образно говоря, бросить жребий. Философия в данном контексте – это арена, на которой развертывается одна из самых впечатляющих "трагедий" человеческого разума, обусловленная его безудержным стремлением все подчинить своим требованиям.
Подводя итог, хочется сказать следующее. Цель философии – предоставить в распоряжение человека возможно более богатый арсенал отрефлектированных критериев выбора, арсенал средств, обеспечивающих его свободу и формирующих его как личность, способную к рационально обоснованному действию. В ходе этой работы мы неизбежно наталкиваемся на точки произвольного выбора. Да, это границы свободы, границы рациональности. Но и здесь следует отличать автомобилиста, который проскочил перекресток, не заметив и не осознав этого, от того, кто доверяется жребию с полным сознанием объективной неизбежности. Последнее в определенном смысле - тоже разновидность свободы. Как писал Бертран Рассел, «учить тому, как жить без уверенности и в то же время не быть парализованным нерешительностью, – это, пожалуй, главное, что может сделать философия в наш век для тех, кто занимается ею».[3]