Б. Красота в отношении к моральным и жизненным ценностям
Проблема этого отношения не так уж и проста, как это кажется на первый взгляд. Ясно, что содержание того, что в красоте является как внутреннее, не может быть ограничено моральными ценностями. Неценное также принимается во внимание. Ведь это не сами этические ценности, от которых зависит эстетическая ценность, а только их чувственное явление. Как же могут этические ценности не принимать участия в явлении, если они также принадлежат к той же самой сфере человечески внутреннего?
Здесь все время существует опасность повторить ошибку древней эстетики и эстетическую ценность смешать с этической ценностью. Древние в своем понятии καλοκαγαθια (прекрасный и добрый) сделали эту ошибку. "Animus sanus in corpore sano" (здоровый дух в здоровом теле),- гласит натуралистическое выражение и предполагает прекрасную душу в прекрасном теле. Между тем прекрасное как таковое уже предполагается, и даже в обоих слоях. Поэтому таким путем нельзя объяснить нечто лежащее в его основе. И в еще меньшей степени оно может быть .заключено в отношении проявления.
И вообще не следует говорить о духовной красоте. Ведь при этом всегда предполагают только моральную ценность. Ибо настоящая красота есть лишь ее видимое явление в прозрачности телесных форм и телесной динамики. А для этого мы имеем в общем тонкое чувство.
Далее, человек с сомнительными моральными качествами также может быть прекрасным. Это сбивает с толку в феноменах человеческой красоты. Можно вспомнить об Алкивиаде, высокоодаренном, но легкомысленном, себялюбивом и вероломном, и о необыкновенной любви Сократа к нему. Здесь мы имеем совершенно своеобразный в своем роде характер, который также своеобразно и ясно выражается во внешнем проявлении. Можно вспомнить и о красоте молодого Нерона. И уже гомеровские образы свидетельствуют об этом разладе; не каждый, подобно Гектору вполне совершенен и в видимом и в глубоком внутреннем облике.
Сила, бесцеремонность, легкомыслие могут выражаться на человеческом лице как счастливая беззаботность, моральные затруднения - как неповоротливость, обремененность, сопротивление. Красота не есть выражение нравственных качеств; она, скорее всего, является выражением внутреннего единства и цельности. Но то и другое, высшее нравственное величие и цельность, могут остаться невыраженными в наружном, скрытыми за неадекватным внешним видом. В этом очень простом и определенном смысле Сократ был безобразен.
Красота человеческого облика является непременно делом отношения проявления. Последнее состоит здесь - тогда, когда являющееся есть реальное, - в адекватности внутренней и внешней формы, в проявлении одного в другом.
Между тем смысл человеческой красоты этим также еще не исчерпывается. Нужно продолжить рассмотрение феномена ценности и перенести основу найденного отношения на другие вещи, которые могут явиться во внешности человека так же хорошо, как и моральные ценности. К этому прежде всего принадлежат жизненные ценности. Человек есть не только моральное существо, но также - возможно, даже в первую очередь - и органическое существо.
Только это само собой разумеющееся забывается слишком легко, потому что оно воспринимается как слишком, тривиальное. Но эстетически оно вовсе не тривиально. Жизненные качества также могут быть скрыты, но могут ярко выразиться и во внешнем и явиться чувственно. Ничто в эстетике не является таким вульгарно пошлым, как понятие о красивом человеке как о хорошо сложенном теле (ни в коем случае не одного только лица), возможно, что это даже самое древнее и самое первоначальное понятие о красоте.
Это вульгарное понятие красоты глубоко обусловлено сексуальными чувствами. Оно подчеркивает в красоте женщин момент мягкости, нежности, юности, а в красоте мужчины - момент силы, крепости, бесстрашия (последнее понимается еще не этически, а как чувство силы).
Было бы совсем неверно отклонять такую обусловленность как внеэстетическую. Она является необходимой составной частью эстетического чувства красоты. Но она так же мало идентична самой красоте, как и нравственные моменты ценности, она является только предварительным условием, чисто содержательным моментом являющегося в эстетическом отношении проявления. Эстетическая ценность только возвышается над ней и является другой. Конечно, смешение с ней происходит и имеет место в неясном или незрелом эстетическом сознании. Здесь нужно только постепенно научиться различать так же, как и по отношению к нравственному чувству ценности.
Первоначальное понятие о человеческой красоте должно было связываться вообще с впечатлением силы и жизненной полноты. От этого у него многое сохранилось вплоть до времен очень высокой культуры. Здесь везде говорит сильное жизненное чувство; оно говорит и там, где оно больше не обусловлено сексуально. Только медленно наступает освобождение эстетического чувства формы и движения от естественного чувства жизни и от противоположности родов; просыпается чувство к одухотворенной красоте, к постаревшему лицу с его густой сетью морщин и следами судьбы. В мужском лице ее нашли уже древние, а в женском лице - только в более поздние времена.
Все это можно понять только из длинного бесспорного преобладания жизненного чувства и основанного на нем отношения проявления. Богатство форм отдельных лиц не может это оправдать. Ведь в разговоре лицо постаревшего богаче.
1. Оправдано ли этическую ценность смешивать с эстетической?
2. Почему нельзя говорить о духовной красоте?
3. Как просыпается стремление к одухотворенной красоте?