Принципы психологии
История научной психологии демонстрирует впечатляющую серию попыток аксиоматического построения ее теории с опорой на минимальное число принципов.
Первая такая попытка была сделана в русле ассоционизма. Основоположники научной психологии В. Вундт и Г. Эббингауз, воспринявшие естественно-научную традицию, активно использовали принцип ассоциации для объяснения экспериментальных лабораторных фактов, добытых с помощью интроспекции. На этом же принципе основывались классические экспериментальные лабораторные исследования процессов мышления, запоминания и сохранения, выполненные Г. Эббингаузом.
Фундаментальная роль ассоциации в психологии и высшей нервной деятельности нашла убедительное подтверждение в трудах школы И. П. Павлова, а их практическое значение подчеркнуто разработкой методик «якорения» в современном нейро-лингвистическом программировании.
В то же время из-за недостаточной объяснительной силы принципа ассоциации уже В. Вундт был вынужден ввести понятие апперцепции, как синтетического акта сознания, а не механической суммы ассоциаций. Г. Эббингауз также писал об ограниченности ассоцианизма и фактически далеко выходил за его рамки, признавая целостность души.
Второй попыткой установления единственного объяснительного принципа в психологии можно считать интроспекционизм. В рамках психологии сознания принцип интроспекции (буквально — смотрения в себя) представлялся очевидным и самодостаточным. Если психические явления исчерпываются их непосредственной представленностью в сознании, то самонаблюдение, самооценка не только необходимы, но и достаточны для понимания сути психических явлений.
Однако после Фрейда сведение природы психики только к явлениям сознания стало невозможным. Соответственно, стало невозможным признавать интроспекцию главным и тем более единственным способом изучения психики.
Неверна, однако, и другая крайность — игнорирование данных самонаблюдения как субъективных и ненаучных. Именно такая позиция легла в основу поведенческих теорий и прежде всего бихевиоризма, что привело со временем к их отчуждению от магистрального пути развития теории психологии.
Далее, более плодотворная, но не увенчавшаяся все же полным успехом концепция опиралась на добротные экспериментальные данные, свидетельствующие о реальности и действенности принципа гештальта, т. е. целостности и структурности психики.
Это направление в науке подвергло убедительной критике элементаризм ассоциативной психологии, равно как и упрощенный структурализм В. Вундта, пытавшиеся объяснять восприятия суммой ощущений, а психику (сознание) в целом как простую сумму « кирпичиков»-компонентов.
После работ гештальт-психологов стало ясно, что любое психическое явление изначально целостно, и эта целостность не сводится к суммарным свойствам частей. Напротив, свойства компонентов зависят от свойств целого и взаимодействуют с ним как с целостностью, а не только между собой.
Советские психологи (прежде всего Л. С. Выготский и С. Л. Рубинштейн) высоко ценили гештальтизм, а его критика с их стороны не всегда была только научной, поскольку инициировалась также обязательным идеологическим ритуалом противостояния «буржуазной» науке.
Тем не менее принцип гештальта оказался все же недостаточным, например, для понимания такого важнейшего феномена, как развитие в мире психических явлений. Пытаясь продемонстрировать универсальность принципа гештальта, К. Коффка издал в 1921 г. книгу «Основы психического развития». В ней убедительно показано наличие фактора целостности как в физике, так и в психике, как у животных, так и у человека.
Однако в контексте данной книги этот успех обернулся неудачей. Найдя нечто общее между столь широким рядом явлений, автор не смог указать на различия. Но тогда непонятно, в чем состоит развитие? Чем простые психические явления отличаются от сложных, психика животных — от психики человека? Решить эти вопросы в рамках гештальт-теории оказалось невозможным.
Критикуя за это Коффку, Л. С. Выготский развивает свою концепцию развития, опирающуюся на такие понятия, как интерпсихика, интериоризация, структурные новообразования, и в целом на культурно-историческую концепцию природы психики человека.
Резюмируя заслуги и слабости гештальт-теории в ее попытках понять процесс развития психики, надо сказать, что она сыграла положительную роль, поскольку помогла преодолеть примитивные взгляды на развитие психики как на простое накопление полезных действий на основе инстинктов, проб и ошибок, ассоциаций и памяти.
В активности животных Келер, а за ним и Коффка, увидели ориентировку в целостной ситуации и «полевое поведение». Это был значительный шаг вперед в развитии психологической теории, в понимании некоторых механизмов развития психики в филогенезе.
Слабость гештальт-теории, ее недостаточность для эпохи «после Келера», как ее назвал Выготский, в том, что она не смогла более полно объяснить развитие психики, например законы мышления ребенка и их отличие от психики и поведения самого способного шимпанзе.
Ребенок, усвоивший понятие «палка», «орудие» и их предназначение, одним этим выходит за рамки полевого поведения. Зрительное поле для него перестает быть единственной реальностью. Через представление, через слово и его значение он выходит в смысловое поле, а затем, по мере роста личностных структур, также в личностно-смысловое поле и, соответственно, ролевое поведение. Все это проблемы и достижения эпохи «после Келера», после периода доминирования гештальтизма как теории психологии.
Решение этих проблем потребовало гораздо более богатой теории, чем та, на которую опирается Коффка. Абсолютизируя наблюдения и выводы Келера, Коффка по-прежнему считает, что антропоиды по разуму стоят ближе к человеку, чем к низшим обезьянам. Как пишет Выготский, «с этим положением стоит и падает вся теория Коффки».
Важным этапом истории психологии стал психоанализ Фрейда. Его характернейшая особенность — верность общенаучным принципам и их смелое использование для исследования сложнейших проблем жизни, медицины и культуры.
При этом психоанализ развивался несколько обособленно от ассоцианизма, интроспекционизма и других школ и направлений теоретической психологии его времени. Так сложилось, что основной вклад психоанализа в теорию психологии состоял (и состоит) в открытии бессознательного, а также многих важных, но частных законов функционирования психики человека.
Как проницательно заметил Л. С. Выготский, «сам Фрейд... не настаивает на исключительности и даже первом месте за открытыми им факторами; он не стремится вовсе (далее идет цитата из Фрейда) «дать исчерпывающую (!) теорию душевной жизни человека», но требует только, чтобы применяли его положения для дополнения и корректуры нашего знания».
Иными словами, проблема принципов психологии специально Фрейдом не разрабатывалась. К существовавшим в его время психологическим теориям он не обращался и не пытался их ни опровергать, ни поддерживать. Он занят был своим делом.
В концепции системно-генетической психологии (СГП) сделана попытка учета достоинств и ограничений «однофакторных» теорий природы психического за счет объединения нескольких принципов. Это объединение выполнено на основе системного и генетического подходов.
На тенденцию объединения системного и генетического подходов обратила внимание Л. И. Анциферова. Она писала о процессе соединения «принципа развития с... принципом системности. При разработке проблем развития все шире используются различные «системные» понятия, такие как иерархия... структура и т. д.».
В СГП принимается, что теория психологии может быть построена с использованием не одного, а комплекса из трех принципов, которые необходимы и достаточны для решения этой задачи.
Первый из них фундаментально обоснован гештальт-психологами и состоит в признании целостности и структурности психики в целом и каждого психического явления в отдельности.
Второй наиболее полно описан С. Л. Рубинштейном в 1940 г. и может быть назван принципом активности и процессуальности.
Третий представляет собой конкретизацию философского и общенаучного принципа развития. В рамках СГП он сформулирован в 1976 г. как принцип функционально-генетической иерархии психологических структур.
Как они работают в комплексе?
Описание психических явлений в их целостности и структурированности помогает решению многих проблем. И наоборот, недооценка этого принципа чревата ошибками. Например, Фрейд, предложив трехуровневую модель личности и тем самым признав ее целостность, в ряде конкретных анализов и публикаций о них невольно акцентировал свое внимание на роли эго, игнорируя ресурс супер-эго и фактор целостности психики. Этим он навлек на себя в какой-то мере справедливые упреки в биологизаторстве.
Напротив, вынужденный из-за идеологического пресса замалчивать проблему бессознательного и секса (которого в СССР «не было»), Л. С. Выготский односторонне изучал проблему сознания, а многие другие советские психологи как бы свели все формы психической активностии к одной — к деятельности, а эту последнюю цепями приковали к предметно-практической деятельности в духе учения Маркса.
Понадобились годы и усилия, чтобы увидеть другие, отличные от деятельности формы психической активности — общение и рефлексию. Этих и многих других диспропорций в психологической теории можно было избежать, отдав должное принципу целостности и структурности психики.
То же самое относится к принципу активности и процессуальности. Опять-таки директивное давление сверху помешало многим советским психологам по достоинству оценить физиологию активности и они продолжали популяризировать якобы рефлекторную природу психики, а заодно и искать несуществующую «единицу психики» и несуществующую аддитивность психических явлений.
Наконец, принцип функционально-генетической иерархии психологических структур завершает теоретические основы СГП и позволяет построить теорию и классификацию способностей, концепцию сущности и форм внимания, классификацию психических явлений, метод психологического портрета.
Многие другие трудные вопросы можно решить с учетом разноуровневости психических явлений и трехфакторного генезиса этой многоуровневости — филогенетического, онтогенетического и сиюминутно-функционального.
Подводя итоги рассмотрения проблемы принципов психологии, можно констатировать, что совместное применение трех вышеупомянутых принципов в их единстве существенно лучше помогает справиться с теоретическими проблемами, нежели при опоре на один какой-либо принцип в отдельности.