Глава 20. Первый конфликт в команде и первые угрозы проекту

 

Долгожданный выход Правдолюбовой состоялся. Полдня директор по профурсетингу знакомилась с участниками проекта, размещала вещи в маленьком помещении, выделенном „пока временно“ для участников группы до их переезда в подобранный офис.

Вострикова, Гойда и Глаша с удовольствием слушали Правдо-любову, задавали вопросы и ахали от восхищения. Через некоторое время в „каморку проекта“, как окрестили свое временное пристанище проектанты, пожаловал президент Великой корпорации. Судя по всему, он тоже был чрезвычайно доволен. Сверкая глазами и улыбками, он беспрестанно шутил, обнадеживал и возлагал надежды на „девчачий батальон“, как он окрестил участниц проекта.

Пользуясь случаем и хорошим расположением Безбашнева, Вос-трикова решила протащить один вопрос, волновавший ее уже несколько дней.

– Джан Франкович, – обратилась она к президенту, – теперь, когда у нас уже есть директор по профурсетингу, может быть, мы решим вопрос с рекламой? Ну, той, что мы оплачивали вместе с каталогами?

– Какая реклама? – оживилась сразу Правдолюбова, еще не успевшая продекларировать свой „закон о бренч-буке“. – Никакой рекламы до особого распоряжения!

– Нет, вы немного не так поняли, – попыталась оправдаться Вострикова. – Раньше этим занималась я, и у нас был договор с одним агентством на выполнение большого комплекса работ. Они оказались, хм… не очень порядочными, но деньги мы им проплатили, и даже что-то вперед. Так вот, там была реклама на двенадцать номеров журнала „Явки и пароли“. Вышел только один, теперь нам нужно сдавать макет второго. Уже заплачено… А мы никак не можем согласовать дизайн. Да и слоган какой-то хорошо бы… Еще и данные какие-то надо указывать – телефоны и прочее.

– Ну вот, видите! – Правдолюбова торжествовала. – Сначала наши бренчевые изделия появляются в деревенской лавке, и в переходах метро ими торгуют какие-то хмыри. А потом оказывается, что вы связываетесь с непонятными проходимцами, не имея ни малейшего представления о том, что надо делать, без плана и понимания, без концепции, в конце концов! Я спрашиваю вас, – Правдолюбова обратилась прямо к президенту Безбашневу, – бывает ли наш покупатель в переходе метро и делает ли он покупки в деревенской лавке? Нет? Так почему же вы уверены, что наш клиент изо дня в день читает „Явки и пароли“?

– Это городской журнал, там про все модные тенденции, места развлечений, – попыталась аргументировать Вострикова.

– Да хоть трижды городской! Вы, – она опять обратилась прямо к Безбашневу, – не знаете, что читает наш клиент, потому что вы даже не знаете, кто он – наш клиент. Вот поэтому я говорю: сначала бренч, его разработка, а до его разработки – исследования, которые проведут специально обученные люди – профурсетологи. Потом только политика, концепция, планы и прочее. Вот там и реклама, но только в строго определенных местах и в строго дозированных наполнениях. Мы должны определить вообще – я хочу организовать брейн-штурминг для определения основных понятий – суть бренча, четкое определение „сердца и души“ бренча. Дальше нужно понимать обещания бренча, определить капитал, сформулировать выгоды, которые он обещает дать намеченной целевой аудитории. Понимаете? Без этого нельзя никуда двигаться.

Она опять строго посмотрела на Безбашнева, который заинтересованно притих, слушая ее выступление. Вострикова и Гойда понимающе переглядывались время от времени, но спорить уже не решались.

– Вы подумайте, какая ситуация складывается, – воодушевленная вниманием президента Правдолюбова продолжила свою пламенную речь: – Вы же под этими свистульками свое имя будете ставить, разве вам не все равно, где и сколько будет стоить бренч?

А вы какую-то рекламу запланировали без всякого понимания! Это неразумно, и от всего такого надо пока отказаться. Вы можете меня упрекать, но я буду твердо стоять на своей позиции, потому что это – моя работа!

– Слушай, она действительно важные вещи говорит, ведь права, а? – откликнулся Безбашнев, обращаясь к Пионерогероевой. – И где ты их, таких умных, берешь?

– Спасибо, – Правдолюбова было лаконична в совей благодарности. – Надеюсь, я вас убедила.

После ухода президента в каморке разгорелись нешуточные страсти. Вострикова была возмущена, что такие оценки ее работе дает новый человек, пусть и профессиональный профурсетолог.

– Вы, может быть, и правы с точки зрения профурсетинга, но вы же не должны вот так – все под нож. Мы не профессионалы, но делали то, что могли. Нам было трудно, потому что каждое подобное решение надо было протаскивать через кучу согласований, еще и каждый норовил свои палки в колеса вставить – мало одного Безбашнева, которому в любую деталь надо вникнуть, так еще и Бейбаклушкина лезет во все. Она же вообще зарубила варианты каталогов, которые они выполнили. А вы говорите – отставить!

– Я вовсе не хотела свести к нулю ваши усилия, – попыталась исправить ситуацию Правдолюбова, – я ведь о том, что ваши очень благие побуждения, вполне искренние, я их так расцениваю, наносят сейчас существенный вред компании.

Тут не выдержала Гойда:

– Что вы об этом будете говорить, когда вы вообще тут никто, и еще неизвестно, как сложится ваша карьера. Вы не боролись в этих условиях, вы не знаете всех трудностей, вы пришли, когда вам тут все расписали и подготовили. Вы не имеете права так говорить.

– Да? – взвилась Правдолюбова. – Я-то очень хорошо знаю, что такое борьба за выживание и нелояльность к тебе руководителей, я и не через такое прошла! Только вы здесь, в отличие от меня, уже сто лет, и с вас как спрашивали сквозь пальцы, так и будут спрашивать – вы свои. А я на испытательном сроке, и когда он у меня закончится, меня заказчик спросит – где результат? А я покажу ему эту неграмотную рекламу? Все будут в белом, а я понятно в чем?!

Значит, я отказываюсь тащить на себе то, что планировалось без меня и планировалось неграмотно. Если вы хотите сорвать исследования, толкайте вашу рекламу, куда хотите. Вам деньги было некуда засунуть и вы таким проходимцам огромные суммы выплачивали, а я должна сейчас с этим разбираться?! Не выйдет!

Пионерогероева решила прервать дебаты.

– Так, госпожа Гойда, умерьте пыл. Наш директор по профур-сетингу не обязана расхлебывать ваши прошлые проблемы – ее пригласили заниматься будущими. Тем паче, она менее всего хотела принизить ваши достижения. Безусловно, всю историю она знает и отдает должное вашему мужеству и героизму. А госпоже Правдо-любовой придется поучиться более четко выражать свои намерения и перестать тянуть одеяло на себя: ваш испытательный срок – ваши личные трудности. Его проходили или проходят все.

– Но я и не собиралась тянуть на себя одеяло, я ведь действительно очень переживаю и мне тяжело. Я шесть лет проработала на одном месте, а здесь, и правда, неизвестно, как у меня сложится, – я нервничаю и хочу показать себя максимально! – Правдолюбова готова была зарыдать.

– Тогда выбирай нужную тональность и правильно расставляй акценты, – сухо обрубила лирику Пионерогероева.

После этого Гойда и Вострикова как-то нелепо засобирались, вспомнив про неотложные дела. Глаша Остолопнер пошла их провожать под предлогом того, что ей нужно было заскочить в центральный офис.

– Ну что, я, правда, неправильно сказала? – спросила расстроенная Правдолюбова. – Ведь смотри, Безбашнев одобрил то, что я говорила, он меня похвалил… Или он соврал, как ты думаешь?

– Нет, не соврал. Дал аванс. А говорила ты правильно, но заносчиво. Поэтому возникло ощущение, что ты выскочка и ведешь себя эгоцентрично и жестко. Ну да ладно. На что нам испытательный срок? Исправимся!

Этот инцидент не прошел бесследно. На следующий же день Пионерогероеву вызвала к себе Гадкоутенкова и трагическим тоном сообщила, что есть проблемы. Что за проблемы, Пионерогероева хорошо себе представляла, так как мельком увидела менеджера по фигистике и артикулярного директора, протискивающихся в каби-нетик начальницы по кадрам Великой корпорации.

– Понимаешь, – увещевала Гадкоутенкова руководителя проекта, – вот твой вход – все идеально. Все остались довольны, даже Бейбаклушкина никакого негатива не увидела, ни одной жалобы не поступило. Девчонки были очень рады, они в тебе почувствовали поддержку. А Правдолюбова в первый же день – и сразу ляпсус. Это очень негативно может сказаться на ее дальнейшем положении. Она сразу восстановила против себя ядро проекта.

Пионерогероеву передергивало, когда двух несчастных уцелевших (а значит, хорошо приспосабливающихся девиц), называли ядром проекта. Ее раздражала попытка представить дело так, словно эти загубленные Бейбаклушкиной души могут как-то влиять на чье-то дальнейшее положение. Но ситуация с приходом в проект Правдо-любовой действительно резко изменилась. Гойда и Вострикова получили повод подолгу засиживаться за душевной беседой с Гадкоутен-ковой, которая уже открыто декларировала свою непричастность к проекту, а Пионерогероевой каждый день добавлялись все новые и новые обязанности.

– Это – твоя команда, и ты как руководитель теперь отвечаешь за моральный климат в коллективе. Ведь вам еще бизнес вместе поднимать. А вы уже договориться не можете, – продолжала нагнетать Гадкоутенкова.

– Агриппина, уймись, я прошу тебя! – не выдержали нервы руководителя проекта. – Никакой трагедии в случившемся нет. Команда, если она, конечно, команда, проходит примерно четыре этапа своего развития, да будет тебе известно. Этап первый – эйфория от того, какие мы все милые и как нам клево всем тут работать. А вот второй – конфликт. И даже в командообразующих тренингах рекомендуется пройти специально смоделированный конфликт, чтобы не переживать его в реальности. Будем считать, что мы вступили на эту стезю. Продолжай мы восхищаться друг другом, получили бы через полгода „Джонни-2“, и радости это бы не прибавило.

– А ты считаешь, что „Джонни“ – плохая модель?

– Я считаю, что „Джонни“ – вообще не модель. В любом случае меня нанимали руководить не „Джонни“, а проектом „Безбашнев. Маэстро. Хайтек“. И как руководитель, я отвечаю, помимо морального климата, за ряд других вещей, гораздо более существенных. В том числе за содержание и реализацию проекта. Сюда приходят профессионалы, и если их мнение, даже высказанное резко, расходится с представлениями любителей, которые тянули лямку до сих пор, то у меня возникают вопросы. Но вопросы не к любителям – тут ясно, а к копординаторам и организаторам, что были до меня.

– А, так ты валишь с больной головы на здоровую? – как-то мигом оживилась Гадкоутенкова. – Не надо этого делать. Ты знала, на что идешь, теперь это твои проблемы. Мы все сделали, что могли, конечно.

– Это не проблемы – это задачи, которые я намерена решать. И митингую я сейчас вовсе не потому, что хочу отстоять „мою знакомую“, как вы выражаетесь, Правдолюбову. Ей было выдано то, что положено, не сомневайтесь. А если вы сделали все, что могли, тогда отойдите и не мешайте мне работать. А ядру проекта прошу открытым текстом сообщить, что впредь на передаваемую таким образом информацию я реагировать не буду. Они пережили Бейбаклушкину, значит, в состоянии дискутировать с грамотным человеком. Или они все еще в депрессии и способны только на ведение партизанской войны в условиях ограниченной видимости?

– Ты напрасно ерничаешь, и хорошо, что нас сейчас не слышат те, кому это было бы интересно…

– Я могу все повторить и законспектировать.

– На самом деле девочки очень запуганы и подавлены, ведь эта история еще не закончена, Бейбаклушкина продолжает их прессовать.

– Так почему же вы столько времени это допускали?

– Ты знаешь почему. Вот теперь тебе и карты в руки!

– Я кто? Где приказ о назначении, где приказ о запуске?

– О! Это уже не мои проблемы. Разбирайтесь с Безбашневым, я умываю руки – у меня своих проблем навалом.

– Кстати, о проблемах. Правдолюбову надо оформлять в штат, что для этого нужно?

– ТЗ составить.

– Уже составлено.

– Ну вот, значит, босс утвердит, ты ему покажи и будем оформлять.

В течение ближайшей недели в результате возникшего хрупкого перемирия ситуацию удалось как-то уравновесить. Выскакивали, конечно, мелкие недоразумения: скажем, кто-то кому-то „убил“ документ, не сохранив, как полагается. Поскольку работали в условиях ограниченных ресурсов в прямом смысле – в каморке был один компьютер, – накладки случались. Но вести себя стали осторожнее – это было заметно. Дел как-то возникло много и сразу – теперь по каждому поводу президент требовал документ или регламент, потому как стремился на практике получить с чистого листа идеальную структуру. Ни один процесс и ни одно действие уже не обходились без предварительного, текущего и завершающего документирования. Вострикова и Гойда работали на два фронта – их официальные рабочие места по-прежнему находились на фабрике, а в каморку они приезжали, как только появлялась такая возможность.

Обсудив текущие проблемы, проектанты с подачи Востриковой составили список проблем (читай – рисков), угрожающих реализации задуманного.

Вострикова, как обычно, начала с ужасных последствий, которых они все ожидали ежедневно от Бейбаклушкиной. Дело осложнялось подготовкой к предстоящей выставке, где диктат и волеизъявление исторически были на стороне исполнительного директора. Но существовала и более серьезная проблема, о которой Пионерогероева знала и даже открыто докладывала президенту – неготовность про-изволства к выполнению заказов. Ни с технической, ни с кадровой, ни с организационной, ни с какой-либо прочей стороны имеющееся произволство „Джонни“ не могло быть надежным ресурсом. Для управления этим существенным риском, который мог в любой момент превратиться не в виртуальную, а во вполне реальную угрозу проекту, нужна была альтернативная модель. Понятно, что информировать об этом Бейбаклушкину – равносильно самоубийству, а информирование президента не давало пока плодов. Проектная группа посовещалась и решила выйти к президенту с полным списком имеющихся проблем и по возможности моделью их решения или предотвращения. Получилось внушительно.

Пионерогероева с самого начала отдавала себе отчет в том, что исполнение стратегии, которая входит в противоречие с преобладающей структурой управления (а на сегодняшний день противопоставить произволственному управлению было еще нечего), определенно обречено на провал. Добавить сюда недостаточный обмен информацией, когда обычным делом являются неясные обязанности, и незакрепленную ответственность – сумма угроз предрекала плачевный результат. Но просто констатировать имеющиеся проблемы – признак плохого тона. Существенная угроза, имеющая низкую (по сути – никакую) управляемость, – отсутствие реакции заказчика проекта. То есть не отсутствие в принципе, а сознательная глухота в критических точках. Пионерогероева приняла решение получить обратную связь, обсудив с президентом существующие угрозы в конструктиве.