На половине пути в ад
Судьба всегда вас ждет за углом. Как грабитель, или путана, или продавец лотерейных билетов: в этих троих она перевоплощается чаще всего. Не надейтесь, что она завалится к вам домой. Нужно пойти ей навстречу.
Карлос Руис Сафон
24 декабря
5 часов утра
Солнце еще не встало, когда Габриель вернулась в свой домик на сваях, в самом сердце плавающего городка Соселито. Она так надеялась, что Мартен дождется ее и они смогут спокойно поговорить. У нее не осталось сил бороться. Габриель рассчитывала на доверие и понимание. Хотела объяснить ему свой поступок, все рассказать, даже то, о чем ей поведал Арчибальд.
Дверь в погреб оказалась взломана, пол в помещении усыпан осколками стекла, залит вином, стены забрызганы до самого потолка. Холодильная камера перевернута и разбита. Габриель поняла, что Мартен ею воспользовался, чтобы выбить замок. Ему удалось освободиться из плена, и он ушел до ее возвращения.
Габриель позвонила ему в отель, оставила сообщение на мобильнике. Потом на машине объехала места, где они часто бывали в молодости. Напрасно. Мартена нигде не было.
Мы надеемся, что наши отношения могут быть настолько прочными, что выдержат абсолютно все. Но это не так! Доверие угасает. Усталость, скука, неудачный выбор, предательские соблазны, вкрадчивый голос коварных соблазнителей, длинные ноги лукавых обольстительниц, несправедливости судьбы стараются погубить любовь. В этой неравной борьбе ее шансы на победу незначительны, и если она иногда побеждает, то это скорее исключение, чем правило.
Габриель сидела на песке, глядя на горизонт. Она очень устала. Глаза сухие, пощипывают, и больно моргать, веки воспалились. Та же боль, та же мука на сердце, всегда – то же самое одиночество, как и та же курточка на плечах.
Утверждают, что если единственное на всем белом свете существо, которое могло бы вас утешить, доставляет вам больше всего страданий, – значит, это и есть настоящая любовь. Мартен – ее настоящая большая любовь.
И она его потеряла.
6 часов утра
В небольшом парке Альмато-сквер в жилом квартале Уэстерн-Эддишн начиналось утро. Этот респектабельный райончик располагался выше уровня города, на склонах горы, и оттуда открывался прекрасный вид на Бэй-Брижд и на купол городской ратуши. Вокруг него располагались элегантные виллы в изысканном викторианском стиле, выкрашенные в пастельные тона – голубой, лавандовый, салатовый, желтый.
Арчибальду был знаком этот типичный для Сан-Франциско фешенебельный район, но он никогда и не помышлял однажды проникнуть сюда, но вот пришлось.
Дом принадлежал Стивену Броунингу, самому крупному акционеру финансовой компании «Кертлайн», собственно, он и выставил «Ключ от рая» на продажу. Попав внутрь, похититель сразу и без труда отключил сигнализацию и камеры наблюдения, а потом направился к потайной лестнице. Он уже несколько лет хотел украсть знаменитый бриллиант, но всякий раз воздерживался от попыток. Совершить кражу именно сейчас, с присущим ему мастерством и изяществом, пока десятки кретинов поджидают его, стоя начеку рядом с грубо состряпанной приманкой, доставило бы огромное удовольствие. Арчибальд проник в широкий изогнутый коридор и по нему прошел к двери, ведущей в защищенный бункер. Последняя модная забава толстосумов: многие из них заказывали себе огромный несгораемый шкаф, где в случае внешней агрессии могли бы укрыться.
Бронированная стальная дверь и усиленные петли на шарнирах выдержали бы даже атомный взрыв. На волне промашек, допущенных в системе национальной безопасности в эпоху правления Буша-младшего, многие архитектурные бюро, воспользовавшись паникой, предлагали богачам соорудить подобные цитадели в их жилищах, напоминающие огромных размеров сейфы. Но Арчибальд знал, что комбинация не устоит и пары минут против его электронного прибора. Но сегодня он решил не торопиться. Хотелось продлить удовольствие от совершения кражи, которая, он точно знал, станет его последним, заключительным преступлением, поэтому у него возникло желание обставить дело на старинный манер. Он поставил ящик с инструментами на пол, вынул оттуда и аккуратненько разложил все свои приспособления, достал среди прочего и радиоприемник, давно вышедший из моды, и под чарующие звуки музыки Баха приступил к процедуре, как в старые добрые времена.
Тяжелая дверь открылась с легким металлическим скрежетом.
И в этот самый момент включились яркие неоновые лампы, залив помещение ослепительным светом. Арчибальд прищурился. В центре комнаты, спиной друг к другу, сидели мужчина и женщина, крепко связанные и с кляпами во рту. Старый Стивен Броунинг в распахнутом на толстом пузе домашнем халате восседал на табурете, привязанный спиной к своей любовнице, хорошенькой мадемуазель Хо, сексуальной, как героиня японских комиксов, в короткой бирюзовой ночной рубашке с кружевами.
– Это то, что вы ищите?
Арчибальд вздрогнул от неожиданности и резко обернулся. В коридоре, прислонившись спиной к стене, стоял Мартен и небрежно вертел в руке бриллиант. «Ключ от рая» сиял и переливался опаловым светом, как лунный камень. Арчибальд не поверил своим глазам и страшно разозлился, но, постепенно разобравшись в сложившейся ситуации, сообразил, что к чему. Впервые за его тридцатилетнюю деятельность в области грабежа кое-кто посмел опередить его. Хотя, надо признать, Арчибальд не очень удивился. Разве не он сам подтолкнул его к дуэли? Разве не он сам подобрал равного себе соперника, заранее согласившись на связанный с этим риск?
– Он восхитителен, не правда ли? – произнес Мартен, разглядывая Арчибальда сквозь призму граней алмаза.
Тот усмехнулся:
– Говорят, он приносит несчастье тому, кто завладел им нечестным путем. Тебя это не пугает?
– Ничуть, – ответил Мартен. – В любом случае мне теперь нечего терять.
Арчибальд не оценил это пессимистическое замечание и отвернулся, нахмурившись. Мартен распахнул полы пиджака, чтобы показать противнику, что у него нет при себе оружия и он не намерен арестовывать его. У него были красные от недосыпа глаза. Он был в бешенстве от нанесенного ему оскорбления, от пережитого унижения, во взгляде светилась жажда мести.
Мадемуазель Хо и ее престарелый любовник издавали странные звуки, приглушенные наклеенной изолентой, стремясь обратить на себя внимание, но «дуэлянты» даже не смотрели в их сторону, словно забыв об их существовании.
– Что теперь будем делать? – спросил Арчибальд.
Будто задумав желание на «орел или решка», Мартен подкинул бриллиант одной рукой, поймал другой, не отрывая насмешливого взгляда от похитителя, и предложил:
– Если он вам действительно нужен, попробуйте отыскать…
Повернулся и пошел, не оборачиваясь, быстро взобрался по крутой узкой лестнице на первый этаж и исчез.
Арчибальд вздохнул. Он не понимал, что задумал Мартен. Показалось, парень был одурманен наркотиком или пьян. В какой-то момент он ощутил запах алкоголя, исходивший от его одежды. Кто знает, чем он там занимался, запертый в подвале? Ясно одно: Мартен перехитрил его. Маклейн чувствовал себя подавленным и разбитым – бок болит, тошнота подступает к горлу, суставы скрипят и еле поворачиваются, – но ему не оставалось ничего другого, как принять вызов и броситься за ним вдогонку. Он должен был это сделать ради Габриель, чтобы постараться оградить ее от вреда, который этот чокнутый тип в таком состоянии мог ей причинить. В любом случае из этого дома нужно было поскорее убраться.
С самого раннего утра облака заволокли небо над Сан-Франциско: плотные и тяжелые тучи сгустились над городом и погрузили его в мрачную атмосферу, как в черно-белом кино.
Мартен «позаимствовал» «Лексус» мадемуазель Хо, цвета спелой вишни, и мчался по Дивисадеро-стрит в направлении к океану. За ним по пятам, прорываясь сквозь плотную сырую промозглость, летел мотоцикл Арчибальда, оставляя за собой шлейф серого выхлопа, который постепенно рассеивался и смешивался с туманом.
Впервые в жизни Арчибальд упрекнул себя в том, что зашел, видимо, слишком далеко. Их противостояние с Мартеном достигло высшей точки, и теперь он не понимал, кто из них – охотник, а кто – жертва. Он всего лишь хотел дергать за веревочки, находясь в тени, желая защитить Габриель и сделать ее счастливой. Вбил себе в голову, будто должен проверить Мартена на прочность. Но можно ли играть на чувствах до такой степени и сделать людей счастливыми вопреки их желанию? Ведь это из-за него Мартену пришлось уйти из полиции, из-за него он несколько раз переступил черту. Теперь Арчибальд должен открыть ему правду и спасти то, что еще можно спасти, ради дочери, ради Габриель.
На Ломбард-стрит он попытался перехватить инициативу и, нажав на акселератор, поравнялся с Мартеном на дороге. Несколько десятков метров автомобиль и мотоцикл мчались бок о бок, едва не касаясь друг друга. В их стремлении идти до конца было нечто от животных инстинктов: тестостерон превращает мужчин в хищных зверей, заставляя стремиться к превосходству над соперником. Но Мартен и Арчибальд, каждый по-своему, преследовали свой личный интерес в этой борьбе. Каждый стремился одержать верх над самим собой, сражаясь с собственными страхами, комплексами, одиночеством, внутренними барьерами, неосознанным стремлением к смерти.
Один был способен на все, лишь бы смыть нанесенное ему оскорбление. Другой, за спиной которого уже стояла смерть, пытался всеми силами хоть в последний момент смягчить вину, терзавшую душу на протяжении тридцати лет. Но оба зашли в тупик. Спортивная машина на полной скорости мчалась по трассе, тянувшейся через лесной массив Пресидио.
Пожалуй, именно в это утро город на сто процентов соответствовал данному ему прозвищу – Город туманов. В свете фар Арчибальд видел перед собой лишь сероватый густой туман и размытые очертания потонувших в нем машин, а тротуары и дорожные знаки на обочине растворились во мгле.
Он притормозил, чтобы опять пристроиться вслед за машиной Мартена. Арчибальд не знал, какую игру тот затеял, не мог даже представить, куда именно тот пытается заманить его.
Видимость на дороге не превышала трех метров, когда «Лексус» выехал из леса на открытое пространство и устремился к Золотым Воротам. Туман стал таким плотным, что почти поглотил мост. Символ и гордость Сан-Франциско утратил свой знаменитый ярко-красный цвет. Туман сгущался, упорно обволакивая бледными тусклыми волнами опоры, свешиваясь извилистыми лианами с металлических конструкций. На середине моста Мартен начал притормаживать и вскоре остановил машину в крайнем правом ряду.
Арчибальд тоже остановился, пристроившись сзади, прекрасно понимая, чем рискует. Другие автомобили не замедлили отозваться громогласным хором клаксонов. Останавливаться на мосту категорически запрещено, вот-вот должны были появиться полицейские, чтобы проверить документы и составить протокол о нарушении правил.
Несмотря на ранний час, движение на мосту было оживленным: все-таки канун Рождества. Все шесть полос движения заняты: автомобили переходили из ряда в ряд, почти касаясь друг друга, обгоняли, уступали, визжали тормозами, издавали звуковые сигналы, кое-кто из водителей не стеснялся в выражениях.
Мартен вышел из машины, хлопнув дверцей, и вскочил на невысокий бордюр, ограждающий выделенную полосу для велосипедистов. Так же, как полгода назад сделал Арчибальд в Париже, держа под мышкой автопортрет Ван Гога.
– Готовы ли вы отправиться за ним в ад? – крикнул Мартен, размахивая бриллиантом над океаном, угрожая кинуть его в воду. Он был настроен решительно.
Но Золотые Ворота все-таки не Новый мост в Париже… Силуэт человека выглядит малюсенькой букашкой на фоне его чудовищных размеров. Опорные колонны возвышаются над уровнем моря на двести метров, а под ним бушуют неистовые темные волны. Арчибальд тоже спрыгнул на велосипедную дорожку.
– Парень, не дури! Возвращайся! – Он старался перекричать шум ветра.
Барьер безопасности вдоль моста был высоким, но, похоже, недостаточно, поскольку каждый год самоубийцы прыгали с моста вниз, в пустоту.
– Вы что, передумали? – Мартен начинал терять терпение.
В его руке «Ключ от рая» переливался и завораживал, он как бы излучал изнутри волшебный свет, образуя вокруг ореол, видимый, несмотря на туман.
Мартен спрятал бриллиант в карман и вкарабкался на заградительный барьер.
– Мне он на фиг не нужен, этот чертов камень! – крикнул Арчибальд.
Он машинально перегнулся через решетку, чтобы посмотреть вниз. Из-за тумана уровень воды казался ближе, можно было представить, как волны с грохотом разбиваются об опоры моста, закрепленные у берегов, на дне океана. От потрясающего вида захватывало дух и кружилась голова.
Арчибальд понимал, что время торопит. Ситуация на мосту отслеживалась камерами наблюдения: через пару минут завоют сирены полицейских машин и сюда прибудет патруль.
– Парень! Не надо все портить. Спускайся. Нам нужно поговорить!
Он приблизился и хотел ухватить Мартена за полы пиджака, но тому удалось выскользнуть. Арчибальд попытался еще раз схватить его, но Мартен размахнулся, чтобы ударить его изо всех сил. Арчибальд набросился на противника, они сцепились и стали бороться. В какой-то момент Мартен покачнулся назад, а Арчибальд хотел ухватить его, чтобы не дать упасть вниз, но тот, отбиваясь, невольно увлек его за собой, и оба полетели вниз, в ледяные воды Тихого океана.
Прыжок в пропасть глубиной в семьдесят метров.
Падение продолжительностью четыре секунды.
Это долго, особенно если понимаешь, что это последние мгновения твоей жизни. Через четыре секунды тело со скоростью сто километров в час разобьется о воду. Удар будет такой силы, словно оно приземлилось на асфальт.
За четыре секунды ты не просмотришь свою жизнь кадр за кадром.
Четыре секунды ты будешь испытывать жуткий страх.
Четыре секунды станешь лишь сожалеть о содеянном.
Даже если ты решил прыгнуть по собственной воле, наступит момент, примерно в середине полета, когда будешь готов все отдать, только бы вернуться назад.
Вот так-то.
И так всегда.
Пока они летели вниз, Арчибальд сказал себе, что хотел как лучше, а на самом деле все испортил. Всю жизнь он разрушал судьбы людей, которые его окружали, а в последнее время, пытаясь исправить ошибки, наделал еще кучу других, и пострашнее. Тогда последним усилием, чтобы не умереть с чувством отчаяния и озлобленности, он прижал Мартена к себе.
Мартен думал о Габриель. Она всегда была для него тайной, его страстью и мукой. Потому что в жизни случаются такие страдания, от которых нельзя излечиться. В момент падения он вспомнил о письме, написанном в молодости, когда ему было двадцать лет, и он был наивным идеалистом:
«…стоит мне закрыть глаза, как я представляю нас с тобой через десять лет, тогда в голове моей возникают картинки счастья: светит солнце, слышится детский смех, супруги смотрят друг на друга влюбленными глазами, столько лет прошло, а они продолжают любить…»
Как же, как же!
Не было никакого солнца! Так, всего несколько вспышек, пусть ярких, но мимолетных.
Были только мучения, боль, чернота, страх и…