Виды международных преступлений

Обозревая историю появления норм об ответственности за международные, нельзя не заметить, что первыми в этом списке появились нормы, запрещающие применение определенных средств и методов ведения войны.

Элементы гуманного отношения к жертвам войны возникли в глубокой древности. Еще в античный период существовал обычай предоставлять сторонам военного конфликта возможность собрать и захоронить павших во время сражения воинов. Однако на практике его применение основывалось на доброй воле воюющих сторон в каждом конкретном случае и не распространялось на другие народы. Подавляющее же большинство ныне действующих законов и обычаев войны как совокупности общих принципов и норм международного права, регулирующих отношения между государствами по вопросам, связанным с ведением войны, сформировалось в конце ХIХ — начале ХХ в. и получило свое развитие в последующие десятилетия, особенно после Второй мировой войны.

Первая кодификация законов и обычаев войны была осуществлена на мирных конференциях в Гааге в 1899 и 1907 гг., на которых было принято 13 конвенций, известных ныне как право Гааги, или право войны (впоследствии — право вооруженных конфликтов)26.

К числу документов, принятых в период с 17 (29) июля 1899 г. по 5 (18) октября 1907 г., относятся: Декларация о неупотреблении снарядов, имеющих единственным назначением распространять удушающие или вредоносные газы27; Декларация о неупотреблении легко разворачивающихся или сплющивающихся пуль28; Конвенция об открытии военных действий; Конвенция о законах и обычаях сухопутной войны29; Конвенция о положении неприятельских торговых судов при начале военных действий30; Конвенция об обращении торговых судов в суда военные31; Конвенция о постановке подводных, автоматически взрывающихся от соприкосновения мин32; Конвенция о бомбардировании морскими силами во время войны33; Конвенция о некоторых ограничениях в пользовании правом захвата в морской войне34; Конвенция о правах и обязанностях нейтральных Держав в случае сухопутной войны35; Конвенция о правах и обязанностях нейтральных Держав в случае морской войны36.

Второй блок документов, составивших право войны, именуется правом Женевы. В 1864 г. была принята первая Женевская конвенция об улучшении положения раненых и больных из состава вооруженных сил во время войны, которая положила начало установлению гуманитарного правопорядка в отношении ряда категорий лиц, жизнь и здоровье которых во время войны подвергаются наибольшей опасности. Но особую значимость в настоящее время представляют четыре Женевские конвенции о защите жертв войны от 12 августа 1949 г.: 1) Конвенция об улучшении участи раненых и больных в действующих армиях; 2) Конвенция об улучшении участи раненых, больных и лиц, потерпевших кораблекрушение, из состава вооруженных сил на море; 3) Конвенция об обращении с военнопленными; 4) Конвенция о защите гражданского населения во время войны37. Они ратифицированы практически всеми государствами38 и содержат общую ст. 1, в которой государства-участники обязуются не только соблюдать, но и «заставлять соблюдать настоящую Конвенцию».

Основополагающими документами, возводящими соответствующие деяния в ранг delicta juris gentium, продолжают оставаться Статут Международного военного трибунала в Нюрнберге, приложенный к Лондонскому соглашению от 8 августа 1945 г., и Устав Токийского международного трибунала 1946 г.39 Принципы международного права, признанные Статутом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в его приговоре, через несколько недель после его провозглашения были подтверждены Генеральной Ассамблеей ООН40.

В ст. 6 Устава Нюрнбергского трибунала международные преступления поделены на три группы:

a. преступления против мира, включающие в себя планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений либо участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из вышеизложенных действий;

b. военные преступления, состоящие в нарушении законов или обычаев войны и выражающиеся в убийствах, истязаниях или уводе в рабство либо для других целей гражданского населения оккупированной территории; убийствах или истязаниях военнопленных либо лиц, находящихся в море; убийствах заложников; ограблении общественной или частной собственности; бессмысленном разрушении городов или деревень; разорении, неоправданном военной необходимостью, и др.;

c. преступления против человечности, представляющие собой убийства, истребление, порабощение, ссылку и другие жестокости, совершенные в отношении гражданского населения до или во время войны, либо преследования по политическим, расовым или религиозным мотивам с целью осуществления или в связи с любым преступлением, подлежащим юрисдикции Трибунала, независимо от того, являлись ли эти действия нарушением внутреннего права страны, где они были совершены, или нет41.

Данная классификация была воспроизведена и в Уставе Токийского трибунала. Однако изложенный перечень международных преступлений недолго оставался неизменным, ибо после Нюрнбергского и Токийского процесса работа по развитию нормативной базы, необходимой для борьбы с международными преступлениями, была продолжена.

Так, в 1947 г. Генеральной Ассамблеи ООН к преступлениям против мира отнесена также пропаганда войны42. Другие нововведения были предложены Комиссией международного права в процессе разработки Проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Сохранив по существу изложенную выше классификацию, Комиссия дополнила ее некоторыми новыми составами, включив в число международных такие деяния, как: 1) агрессия, 2) угроза агрессии, 3) вмешательство (во внутренние или внешние дела другого государства), 4) колониальное господство и другие формы иностранного господства, 5) геноцид, 6) апартеид, 7) систематические и массовые нарушения прав человека, 8) исключительно серьезные военные преступления, 9) вербовка, использование, финансирование и обучение наемников, 10) международный терроризм, 11) незаконный оборот наркотических средств, 12) преднамеренный и серьезный ущерб окружающей среде43.

Подобное расширение перечня международных преступлений встретило неоднозначную реакцию, вызвав замечания 22 государств. Принципиальные возражения были выдвинуты относительно включения в Кодекс составов таких преступлений, как вмешательство (Австралия, Англия, Нидерланды), колониальное господство (Англия, США, Швейцария), апартеид (Нидерланды, Норвегия), систематическое и массовое нарушения прав человека (Англия, США), наемничество (Англия, Нидерланды, Норвегия), международный терроризм (Англия, Норвегия, США), незаконный оборот наркотических средств (Англия, Норвегия, США), преднамеренный и серьезный ущерб окружающей среде (Англия, Нидерланды, США)44.

Не касаясь доводов, высказанных этими государствами в обоснование своей позиции, считаем более важным констатацию двух взаимосвязанных тенденций, проявившихся при определении круга деяний, относимых к преступлениям против мира и безопасности человечества: выход за пределы традиционной трактовки международных преступлений как деяний отдельных лиц, «прямо связанных с международными преступлениями государств»45, и расширение тем самым круга данных преступлений за счет преступлений международного характера.

Исходя же из традиционного представления о том, что в качестве субъектов международных преступлений обычно признаются лица, которые направляют и осуществляют государственную политику, выражающуюся в международном преступлении соответствующего государства, и потому отвечают за эту политику, предлагается следующим образом разграничивать, например, внутренний, транснациональный и международный типы терроризма.

Нередко терроризм выражается в тактике систематического насилия, осуществляемого относительно устойчивыми объединениями физических лиц, имеющими определенную идейную платформу и избравшими насилие средством достижения своих политических, идеологических и иных целей. При этом терроризм как явление с вытекающими из него конкретными преступными деяниями следует отличать от отдельных актов насилия (убийств, уничтожения имущества и т. п.), как общеуголовного, так и международно-противоправного характера, сходных с ним по объективной стороне, но далеких от него по своей мотивации, целям и организационным формам.

Общеуголовные преступления просто «не дорастают» до терроризма. Если же терроризм «перерастает» в государственную политику, становясь тотальным, он модифицируется в преступление против мира и безопасности человечества: внутригосударственный терроризм может содержать в себе черты, например, геноцида, а государственный терроризм, вышедший на международную арену, родствен агрессии, являясь своего рода особым видом тайной войны («военного конфликта малой интенсивности»), поддерживаемой или поощряемой государством (война, по Клаузевицу, есть продолжение политики иными средствами)46.

Транснациональный же терроризм занимает промежуточное место между общеуголовным и государственным терроризмом, представляя собой действия хотя и совершаемые против граждан или на территории другого государства, но лицами, действующими в частном порядке, т. е. не осуществляющими свою террористическую деятельность вне связи (будь то тайной или открытой) с каким-либо государством.

В этом смысле, сколь бы ни были схожи между собой по объективной стороне внутренний, транснациональный и международный типы терроризма, сравнение, условно говоря, «частного» и «государственного» терроризма имеет ограниченное значение, столь различны масштабы этих деяний. Это как бы сравнение настоящего диктатора с «семейным тираном», хотя психология и методы «локальной тирании» могут быть тождественны психологии и методам тотальной диктатуры подобно тому, как столкновение бильярдных шаров подчиняется тем же законам механики, что и столкновение небесных тел.

С этой точки зрения к собственно международным следовало бы относить только террористические действия, в которых прямо или косвенно участвуют государственные учреждения. По мнению Е. Г. Ляхова, они «предоставляют собой совокупность совершенных в условиях мира между государствами следующих деяний:

a. незаконное и преднамеренное совершение лицом (группой лиц) на территории государства насильственного акта в отношении пользующихся защитой, согласно международному праву, иностранных государственных или международных органов или учреждений и/или их персонала, средств международного транспорта и связи, других иностранных или международных объектов;

b. организованное или поощренное иностранным государством на территории данного государства незаконное и преднамеренное совершение лицом (группой лиц) насильственного акта в отношении национальных государственных органов или общественных учреждений, национальных политических и общественных деятелей, населения или иных объектов в целях изменения государственного и общественного строя, провокации международных конфликтов и войны»47.

Вместе с тем, учитывая распространение современного терроризма, осуществляемого внегосударственными организациями, и степень его влияния на принятие решений, можно смело утверждать, что он в значительной мере стал фактором реальной международной политики, т. е. превратился из обычного или транснационального преступления в политический феномен глобального масштаба. Целые регионы мира стали очагами террористической деятельности, которая тяготеет к превращению из конфликтов малой интенсивности в полномасштабные военные конфликты.

Если же присовокупить к сказанному понимание той опасности, которую несет терроризм в условиях интернационализации современной жизни, повышения географической мобильности людей, развития средств связи и быстрых изменений технологий (особенно в сфере взрывчатых веществ и вооружений), угрозы овладения террористами оружием массового поражения48, в том числе ядерным, то трудно не признать, что объектами теракций становятся не только блага отдельных лиц или государств, но и безопасность всего человечества. Таким образом, на рубеже третьего тысячелетия не только «государственный», но и «частный» терроризм превратился в одну из общемировых проблем, успешное решение которой зависит уже не только от желания и способности отдельных стран вести с ним борьбу, но и от уровня развития глобального сотрудничества в данной сфере.

Тем не менее ст. 24 Проекта кодекса преступлений против мира и безопасности человечества пока сохраняет связь субъекта международного терроризма со стоящим за его спиной государством, предлагая считать таковым (субъектом) лицо, «которое как агент или представитель государства совершает или отдает приказ о совершении любого из следующих деяний:

  • совершение, организация, содействие осуществлению, финансирование или поощрение актов против другого государства или попустительство совершению таких актов, которые направлены против лиц или собственности и которые по своему характеру имеют целью вызвать страх у государственных деятелей, групп лиц или населения в целом».

Таким образом, терроризм как международное преступление, представляя собой ведение, поощрение или допущение властями какого-либо государства соответствующей деятельности физических лиц в другом государстве, остается связанным с международным преступлением государства, агентом или представителем которого эти лица является.

Сложнее усмотреть эту связь в действиях лиц, занимающихся незаконным оборотом наркотиков. Тем не менее в ряде международных документов, затрагивающих вопросы кодификации уголовного права, Комиссии международного права рекомендуется изучить возможности учреждения международного уголовного суда, который имел бы юрисдикцию над лицами, совершившими правонарушения, связанные не только с терроризмом, но и с незаконной торговлей наркотическими средствами или психотропными веществами49. Видимо, в русле этих рекомендаций в Проект кодекса преступлений против мира и безопасности человечества включена ст. 25, устанавливающая ответственность лица, которое совершает или отдает приказ о совершении, организации и содействии осуществлению, финансированию или поощрению незаконного оборота наркотических средств в крупных масштабах, «будь то в пределах одного государства или в трансграничном контексте».

Такое решение, в соответствии с которым статус международных могут обрести незаконный оборот наркотиков и другие преступления аналогичного характера, совершаемые отдельными лицами, не находящимися даже в косвенной связи с действиями государств, чревато стиранием границы между преступлениями, грозящими человеческой цивилизации, и преступлениями транснационального характера. Даже если согласиться с А. В. Наумовым в том, что традиционный подход к международным преступлениям, при котором они связываются с политикой соответствующих государств, устарел50, то проблема полного поглощения первыми вторых остается. А каковы основания для перевода последних из национальной в международную юрисдикцию, остается неясным. Ведь сам А. В. Наумов пишет, что состав незаконного оборота наркотических средств предусмотрен в качестве транснационального преступления в законодательстве большинства стран, в силу чего включение его в Кодекс преступлений против мира и безопасности человечества мало что даст для борьбы с наркобизнесом51.

По Римскому статуту юрисдикция Суда ограничивается самыми серьезными преступлениями, вызывающими озабоченность всего международного сообщества. В соответствии со ст. 6–8 настоящего Статута к таковым относятся: геноцид, преступления против человечности, военные преступления и агрессия.

В главе 34 российского УК даны признаки следующих видов преступлений против мира и безопасности человечества: планирование, подготовка, развязывание или ведение агрессивной войны (ст. 353); публичные призывы к развязыванию агрессивной войны (ст. 354); производство или распространение оружия массового поражения (ст. 355); применение запрещенных средств и методов ведения войны (ст. 356); геноцид (ст. 357), экоцид (ст. 358); наемничество (ст. 359); нападение на лиц или учреждения, которые пользуются международной защитой (ст. 360).

Исходя из традиционной трехчленной классификации, перечисленные деликты можно подразделить на преступления против мира (ст. 353-355, 360), военные преступления (ст. 356, 359) и преступления против человечности (ст. 357, 358 УК).

Небольшое число указанных составов не позволяет пока дать более развернутую классикацию. Для сравнения УК Республики Беларусь 1999 г. объединяет в разделе международных преступлений 17 статей, поделенных на две главы: преступления против мира и безопасности человечества (включающие помимо известных нам деяний международный терроризм и разжигание расовой, национальной или религиозной вражды или розни) и военные преступления и другие нарушения законов и обычаев ведения войны (включая бездействие либо отдание преступного приказа во время вооруженного конфликта и незаконное пользование знаками, охраняемыми международными договорами). 12 статей содержит соответствующий раздел УК Украины 2001 г.

Ограниченность нормативного материала в главе 34-й УК РФ восемью статьями делает задачу их классификации, по мнению А. И. Бойко, «малопривлекательной и труднореализуемой, более прогнозной, чем реальной»52.

На наш взгляд, изложенные в отечественной литературе классификационные взгляды, требуя «терпимости», о которой пишет А. И. Бойко, не заслуживают «снисходительности» и не служат помехой для «нацеленности на более существенные вопросы»53. Скорее, наоборот: определение нуждающихся в защите базовых видовых ценностей и сообразная этому группировка посягающих на них международных преступлений значительно облегчит решение такого важнейшего вопроса, как прирастание рассматриваемой главы. Систематизация ее материала предуготовляет строго отведенное место вновь формулируемым составам, оберегая главу от рыхлости, аморфности и непрофильных для нее составов.