Глава 13. Синджин подошел к ним после первых скачек с ангельским выражением лица и веселостью, которую она заметила
Синджин подошел к ним после первых скачек с ангельским выражением лица и веселостью, которую она заметила, когда их глаза встретились.
— Я просто не мог удержаться, — сразу же сказал он, и Челси подсознательно задержала дыхание, ожидая катастрофы, — чтобы не поздравить вас, лорд Дамфрисский, с рекордной победой Туна.
Он понимал, что рискует, подходя к ним, но ему необходимо было видеть Челси, он думал и чувствовал, как заболевший любовью мальчик. Сердце нетерпеливо екнуло от такого бессознательного построения фразы. «Нет, — сражу же поправил он себя, — не любовью, а чем-то еще».
И близко не было любви.
— Я надеюсь, вы думаете продать этого красавца, — добавил Синджин, он всегда был начеку, стараясь улучшить свою конюшню.
— Возможно, — угрюмо ответил граф, любая попытка серьезно сердиться на Синджина разрушалась от хорошего веселого настроения после победы Туна.
Повернувшись к Челси, Синджин любезно поклонился, и неожиданно ей пришла в голову мысль, что, несмотря на их близость, они, по сути, никогда до этого не встречались на публике. Он был одет официально, в противоположность своему обычному кожаному одеянию с бисером, в пиджак зеленого цвета, безукоризненно сшитый, подчеркивающий размах его плеч. Из-под него немного выглядывал желто-коричневый атласный жилет с вышивкой. Его рубашка была белоснежной; галстук аккуратно завязан; свежие замшевые бриджи скрывали мускулистые ноги; блестящие мокасины завершали совершенное изящество портновского искусства. От ветра ему на щеку упала прядь волос, напомнив ей ощущение его волос на ее лице, и она почувствовала, что краснеет.
— Ваш Тун, — сказал он с мимолетной, но сердечной улыбкой, предназначенной только ей, — замечательная лошадь.
— Спасибо, — сказала она, стараясь побороть румянец на своих щеках, усиленно подавляя воспоминания об их утре, когда Тун был зрителем в их любовной игре. — Мне жаль, что ваш гнедой не победил. Надеюсь, что ваши ставки были не очень высоки.
Ее отец внимательно следил за Синджином, а Данкэн и Нейл сомкнули ряды, как на параде, при его приближении. Только Колин смотрел на герцога с открытой сердечностью, не зная об обстоятельствах, связанных с Синджином и его сестрой.
— В этот раз да, — ответил он. — В остальных случаях мне везло больше.
Данкэн уловил предполагаемую интимность и быстро посмотрел на обоих.
— Как хорошо, ваша светлость. Вам, должно быть, везет.
— Да, действительно везет, леди Челси.
Затем к ним присоединились некоторые из друзей ее отца: два владельца конезаводов и один из Линкольншира, и поздравления продолжались, обсуждение сместилось на следующий забег. Поминутно детально обсуждались предыдущие выступления различных лошадей, выгодные стороны каждой из них в отдельности, а также их шансы на успех. Шел горячий спор, внимание отца и братьев было отвлечено.
— Тебе понравились цветы? — спросил Синджин, заботясь о том, чтобы его не услышали остальные.
Он не сводил глаз с группы мужчин, шумно обсуждающих прошлые истории, связанные с чистокровными лошадьми.
— Тебе не следовало, — мягко ответила она, осторожно переводя взгляд с членов своей семьи на Синджина. Уловив момент она улыбнулась. — Но спасибо.
— Тебе нравятся фиалки?
— Не надо. — Ее шепот стал настороженным.
— Миссис Макаулай приглянулся один из моих конюхов. Он из Шотландии. Абердин, кажется. Так тебе нравятся фиалки или нет?
— Ты ужасно испорченный, — прошептала она, но ее взгляд на секунду встретился с его глазами и разрушил упрек, содержащийся в словах.
— Тогда «да». — Он был проницательным мужчиной.
— Чел, победил или нет Дангэнон Плитуса в Донкастере в восемьдесят пятом во время Сейнт Леджер Стэйкс?
Лицо ее отца приобрело розовый оттенок, который всегда появлялся при жарких спорах о скаковых династиях.
— Победил, — сказала она. — На две мили за три минуты сорок пять секунд, Плитус за 3:55, Мэстфлайтретий за 4:02, затем Жавалин и Доримант.
— Я говорил тебе, Балард, — торжествующе сказал граф, возвращаясь к горячему спору.
— Очень впечатляюще, — спокойно сказал Синджин.
— Воспитывалась в своей семье… — Она повела плечами. — Жизнь в лошадях.
— Твоему отцу будет тебя не хватать, когда ты… — Слова «выйдешь замуж» при данных обстоятельствах прозвучали бы неловко, он заменил:
— Покинешь дом.
— Я не планирую покидать дом. — Челси выделила последние два слова, а потом взглянула на него и улыбнулась. — Не каждая женщина ищет мужа, ваша светлость, будьте спокойны.
Теперь она была не в грубой одежде, а в костюме для верховой езды из ярко-красного бархата, подчеркивающем ее пышные формы; золотые волосы, спутавшиеся в беспорядке всего лишь несколько часов назад, теперь были уложены в прическу, которую завершала маленькая шапочка, украшенная плюмажем; в ушах были изысканные жемчужные серьги; губы были розовыми от утренних поцелуев. Ему почему-то показалось, что красивая дочь графа изменит, свое мнение, когда приедет в Лондон в следующем сезоне и каждый мужчина в свете, кому позволено и не позволено, будет осаждать ее.
Эта мысль заставила его почувствовать раздражение.
— Без сомнения, ты изменишь свое мнение в Лондоне, — сказал он, в голосе его безошибочно, узнавалась ворчливость.
— Если все будет по-моему, я не поеду в Лондон.
Я останусь с семьей в Аиршире и буду заботиться о своих лошадях.
— Твой отец захочет, чтобы ты…
— Возможно, он кое-чему научился, — вставила она. — Как считаешь?
— Чел, подойди сюда. Скажи Харту, что ты говорила вчера о тонике для Туна, который ты даешь после бега.
— Простите, — сказала она герцогу с вежливой улыбкой.
Он видел, как она подошла к группе мужчин и с некоторой небрежностью стала рассказывать, ее объяснение сразу же всех заинтересовало.
«Она бесконечно занимательная, — подумал он. — Но только как женщина, но и как равный человек».
Потрясающая мысль. Он никогда раньше не знал такой способной женщины. Легкая улыбка приподняла уголки его губ.
«Хотя то, что меня привлекало в ней, — реалистично отметил он, — было больше связано с ощущением, чем со способностями».
* * *
Лошади графа Дамфрисского в тот день выиграли все четыре забега, конюшня герцога Сетского довольствовалась вторыми местами. Синджин получил некоторое количество уколов, которые принял дружелюбно.
— Нельзя выигрывать все время, — мило сказал он.
Челси тайком послала ему воздушный поцелуй, зная о его причастности к их победам.
Фордхэм поворчал немного, но Синджин высоко оценил его виртуозную езду, которая обеспечивала точно второе место. Отличная линия, полным галопом на протяжении двух миль.
— И это не надолго, — пообещал Синджин. — Только до конца недели.
Сенека уловил направление амурного интереса его друга в тот день прямо после первой скачки и, когда они возвращались в Сикс-Майл-Ботом, он только предупредил:
— Когда ты поедешь в Оакхэм на следующей неделе, возьми в качестве извозчика Джона. Ему можно доверять.
— Как ты узнал? — Синджин встревожено посмотрел на него, сидя напротив в экипаже.
— Ты послал вперед прислугу, чтобы приготовить охотничий домик. Охотничий сезон закончен, ты словно самец при полном возбуждении, и ты никогда не заставлял Фордхэма или другого жокея придерживать лошадь. Ты проиграл четыре забега сегодня днем. До этого ты за месяц не проиграл четырех раз.
— Она стоит того. — Взгляд удовлетворенного человека встретил глаза Сенеки.
— Я надеюсь, тебя не застрелят.
— Я могу о себе позаботиться.
— Ты хочешь охрану?
Синджин отрицательно покачал головой.
— Ее семья поедет в Йорк на скачки, а она в это время якобы поедет навестить двоюродную сестру в Апингем. Всего лишь неделя, ничего не должно случиться.
Сенека поджал губы, затем приоткрыл рот, чтобы сказать, задумался еще раз и, наконец, произнес:
— Ты никогда не был так.., безответственен. — Все что угодно может случиться из-за незамужней женщины. Ты угодишь к алтарю. Она стоит того?
— Поверь мне. Этого не случится. Я просто не могу сказать тебе сейчас.., почему.
— Я бы поостерегся. — После примерно двух лет сражений в войне короля Георга оба мужчины знали, что такое выжить, но Сенека потерял свою семью в этой войне. Это улучшало защитные реакции.
— Я не хочу телохранителя. Я не хочу, чтобы кто-нибудь был там. Я отошлю Джона обратно на неделю.
— Ты собираешься готовить сам? — Удивление Сенеки было очевидным.
— О, дьявол, я не подумал об этом. — Он знал, что хозяйство ведется армией прислуги, еда не входила в его расчеты. Он предполагал, что кухни существуют во всех его домах, хотя он редко в них заглядывал. — Я привезу еду.
— Как она может быть настолько хорошей? — Сенека говорил с мужским пристрастием, у него были обширные сведения о предпочтениях Синджина в чувственных развлечениях.
Широкая улыбка Синджина служила ответом на вопрос, хотя и в общей форме. И затем он повел плечами.
— Я не знаю. Я должен знать.., учитывая…
— Ты развлекал немало женщин в Англии и на континенте.
— Ив колониях, — весело добавил Синджин. — Она разбирается в лошадях.
— И?
Синджин снова улыбнулся, у него было в высшей степени радостное настроение для человека, который только что проиграл подряд несколько скачек, и это первый раз за десять лет со дня открытия его конюшни.
— И если бы она не умела отличать лошадь от барсука, это не имело бы значения, если говорить правду.
— Ты безнадежен, — смирившись, сказал Сенека.
— Возможно, да. — Синджин снова расплылся в довольной улыбке.