Глава 20. Присутствие в доме вдовствующей графини благотворно повлияло на ее сына
Присутствие в доме вдовствующей графини благотворно повлияло на ее сына. Вскоре после ее приезда Дермотт открыл глаза и, впервые окинув комнату ясным, незамутненным взглядом, узнал сидевшую у его постели мать и слабо улыбнулся.
— Я здесь, дорогой, — склонясь над ним, прошептала она и поцеловала его в щеку. — И настаиваю на том, чтобы ты хорошо себя вел.
Его тихий смех почти сразу же перешел в стон.
— Я хочу есть, — с трудом переведя дух, сказал Дермотт.
— Сегодня у тебя есть выбор, дорогой. Бетти с кухаркой уже с рассвета на ногах.
Он снова обежал взглядом комнату.
— Где рубашка?
Графиня недоуменно посмотрела на Шелби, не понимая, чего хочет ее сын.
— Она у меня, сэр.
— Принесите ее, Шелби, — приказала графиня, желая дать сыну все, что он только пожелает.
Когда Шелби принес в комнату мятую рубашку, графиня удивленно вскинула брови, но промолчала, а когда Дермотт попытался поднять руку/чтобы забрать рубашку у секретаря, помогла ухватить ее. Почувствовав аромат духов, графиня немедленно пришла к соответствующим выводам.
С тех пор Дермотт стал медленно, но неуклонно выздоравливать. Мать внимательно следила за тем, чтобы его малейшие прихоти мгновенно выполнялись. Шелби, который до сих пор считал ее непрактичной и психически неуравновешенной женщиной, был чрезвычайно удивлен тем, насколько твердо она взяла в свои руки бразды правления.
Две недели спустя графиня с Дермоттом сидели в надвигающихся сумерках на террасе, наслаждаясь последними лучами пурпурного заката. Дермотт небрежно развалился в шезлонге — в последние дни он здорово поправился благодаря своим любимым блюдам, и в первую очередь бифштексу, который ему стали подавать, едва он смог самостоятельно сидеть.
Графиня рассеянно покачивалась в кресле‑качалке, которую привезла на остров еще девочкой — в те дни, когда ее отец только купил это поместье. В ее волосах не было заметно седины, и вообще она так прекрасно сохранилась, что однажды Шелби даже в шутку спросил ее, не вышла ли она замуж еще ребенком.
— Мне нравится запах духов, исходящий от той рубашки, которую ты хранишь. — Раньше она об этом не упоминала, но сегодня решила рискнуть, поскольку Дермотт как будто пребывал в прекрасном настроении. — Хотя, конечно, это не мое дело, — с улыбкой добавила она.
— Я все гадал, когда вы об этом спросите. — Он тихо засмеялся.
Эта леди, должно быть, кое‑что для тебя значит. Он долго не отвечал, а когда ответил, слова его прозвучали несколько неуверенно.
— Пожалуй, да.
— Но если ты сам точно не знаешь, зачем тогда хранишь рубашку? — осторожно поддела она сына.
— Вы правы…
Воцарившееся молчание нарушал только отдаленный крик чаек.
Дермотт закинул ногу на ногу, окинул беспокойным взглядом море, расправил рукава халата, а когда наконец заговорил, голос его был необычайно тихим.
— Помните, я говорил вам, что был женат?
— Нет, не помню, — графиня озабоченно наморщила лоб. — Как странно, что я забыла такую важную вещь! Я знала эту девушку?
Он покачал головой:
— Я женился в Индии.
— Ты был в Индии?
— Целых пять лет, — пробормотал он. Она на секунду закрыла глаза, а когда вновь их открыла, сказала:
— Так обидно, что я не могу этого вспомнить!
— Это не важно, мама, — мягко сказал Дермотт. — Вы никогда не видели ни жены, ни сына. Они умерли в Индии.
— Какой ужас, дорогой! — Она коснулась его руки. — Жаль, что я этого не знала. Подумать только, как ты, должно быть, горевал…
Он не отвечал очень долго, болезненные воспоминания со всеми их «если бы» и «нужно было» вновь ожили в его мозгу.
— Я так и не смог этого забыть.
Она никогда еще не видела его таким печальным.
— Ты должен был мне об этом сказать. — Она всплеснула руками. — Ой, что же я говорю! Дорогой, мне очень жаль, что я была настолько поглощена собой, когда ты так отчаянно во мне нуждался.
— Это не ваша вина, маман.
— Я должна была заметить твое горе.
— Я старался его не показать. — Он хотел защитить ее от новых переживаний — его отец и так достаточно заставил ее страдать.
— Но все же за мной больше не надо ухаживать, как за больным ребенком, — улыбнулась она. — Теперь наступила твоя очередь. Когда ты был при смерти, я поняла, какое это счастье, что ты у меня есть. А сейчас я хочу позаботиться и о твоем счастье.
Он задумчиво посмотрел на закат.
— Теперь я уже и не знаю, смогу ли его узнать — счастье. Хотя, — тихо добавил он, — сегодня я смотрю на закат и вижу его красоту. — Он едва заметно усмехнулся. — Это уже явный прогресс.
— То, что с тобой случилось, помогло нам обоим оценить радость жизни. Мне кажется, мы оба слишком долго жили прошлым.
— Я все равно ничего не забуду. — Его глаза наполнились слезами.
— И не надо, — прошептала мать. — Никто, этого от тебя не требует. А теперь расскажи мне о своей семье, — добавила она. — Я хочу все знать. Как выглядела твоя жена? Как ты с ней познакомился? Был ли мой внук на тебя похож? Была ли у него твоя улыбка?
Этим вечером Дермотт впервые после возвращения в Англию откровенно рассказывал о своей семье. Он поведал матери о своих переживаниях, о своей глубочайшей любви к жене и сыну, о том, что его до сих пор мучает чувство вины перед ними, сознался даже в неумеренном пристрастии к спиртному сразу после их смерти.
Когда же он закончил свой рассказ, его мать сказала:
— Как же ты был счастлив! Я это знаю, потому что тоже очень сильно тебя люблю. — Она подняла руку, указывая на полное мерцающих звезд небо. — В этом бесконечном мире мы не всегда можем управлять своей судьбой. — Она грустно улыбнулась. — Чтобы в этом убедиться, я потеряла массу времени. Не трать свою жизнь на это, дорогой. Пожалуйста!
Дермотт понимающе улыбнулся.
— Мне приятно, что вы вернулись, маман. Теперь я больше не чувствую себя одиноким. И может быть, прошлое…
— Останется только воспоминанием, которое ты навсегда сохранишь в своем сердце, — глядя на него нежным взглядом, сказала она. — Хотя лишь немногим из нас удается сохранить такие прекрасные воспоминания.
«Ей‑то как раз вспомнить нечего», — с болью подумал Дермотт.
Внезапно графиня расправила плечи с таким видом, будто готовится отразить атаку; Дермотт с детства помнил этот жест — так бывало всякий раз, когда в комнату входил отец.
— Однако подумай, дорогой, — с решимостью, вполне соответствующей ее позе, продолжала графиня, — если мы собираемся жить настоящим, не настало ли время известить о твоих чувствах женщину, чьими духами пахнет та рубашка, что ты хранишь?
— Не знаю, будет ли справедливо сообщать ей о моих чувствах. Я могу принести ей слишком много горя.
— Возможно, она предпочла бы сама решать, что для нее лучше. И если ты не сочтешь это вмешательством в твои дела, я бы хотела с ней познакомиться.
Пробыв столько времени без матери, Дермотт теперь не возражал против ее вмешательства. Тем не менее, он решил ее предупредить:
— Не уверен, что Изабелла приедет.
— Если мы с тобой способны забывать, то, вероятно, способна и она. Спроси ее об этом.
Дермотт усмехнулся. Мысль о том, чтобы соединить свою судьбу с Изабеллой, пришлась ему по душе.
— Даже если она согласится, я должен предупредить вас, маман, — я не знаю, ездит ли она на лошади.
— Если не ездит, нам придется ее научить.
— Она может и не захотеть. Она очень своенравная, — с нежностью добавил он.
— Вот и прекрасно. Надеюсь, она сможет держать тебя в руках. А теперь, как ты думаешь, подойдет ли как обручальное кольцо мой перстень с голубым бриллиантом? — заинтересованно спросила графиня. — Я это говорю так, на всякий случай, — быстро добавила она. — Он принадлежал твоей бабушке и принес ей удачу… О Боже, я, кажется, веду себя чересчур настойчиво! Хотя я сейчас чувствую себя так, будто только что очнулась после десятилетнего сна и теперь должна наверстать упущенное.
— Вы имеете право быть настойчивой, мама. — Интерес, который она проявляла к его жизни, только радовал Дермотта, хотя он и сомневался, что Изабелла примет его с распростертыми объятиями. — Пусть она сама выберет кольцо, если я вообще ей нужен, — осторожно заметил он. — Я не слишком хорошо с ней обращался.
— Я уверена, дорогой, что ты сможешь заставить любую женщину тебя полюбить. Ты всегда можешь рассказать ей о своей коллекции птичьих перьев.
— Вы их еще не выбросили? — захохотал Дермотт.
— Конечно, нет. Ты собирал эту коллекцию до двенадцати лет.
— Ну, если все остальное не сработает, я использую как последний аргумент птичьи перья.
— И наверняка преуспеешь. Уж тогда‑то она не сможет отказаться!
Тем не менее, не полагаясь на одно очарование своего сына, вдовствующая графиня и сама написала Изабелле письмо.
Полное имя и адрес Изабеллы она с легкостью узнала от Шелби и, считая, что, как мать, имеет на это право, сообщила ей о тех чувствах, которые испытывает к ней Дермотт.
Неделю спустя Дермотт уже входил в кабинет Молли на Сент‑Джеймс‑сквер.
— Прошел слух, будто ты умер, — вместо приветствия сказала ему Молли.
— По словам Шелби, я чуть было и впрямь не умер.
— Не видя черного крепа на Батерст‑Хаусе, — холодно заметила она, — я все же начала подозревать, что ты выжил.
Сесть она ему не предложила. Заметив это, Дермотт остался стоять возле двери.
— Я знаю, что ты сердишься на меня из‑за Изабеллы.
— Для человека, который в последние годы замечал только самого себя, это, очень тонкое наблюдение, — язвительно сказала Молли.
— Я пришел для того, чтобы попытаться загладить свою вину.
— Передо мной? — вскинула брови Молли. — Не стоило трудиться!
— Перед вами обеими. Но я нигде не могу найти Изабеллу. Ее нет дома, и никто не говорит мне, куда она уехала.
— Возможно, ты должен считать это своего рода намеком.
— Я знаю, что поступил дурно, — тихо сказал он. — Но когда ты едва вырываешься из лап смерти, это поневоле заставляет посмотреть на свою жизнь под другим углом. Прошу тебя, Молли, если ты знаешь, скажи мне, где она.
— А почему я должна это делать? После того, как ты так с ней поступил.
— Потому что я стал другим, — тихо сказал он. — Теперь мне кажется, что у меня есть будущее. Я хочу, чтобы у меня было будущее. И хочу, чтобы Изабелла разделила со мной жизнь, Молли, — если согласится.
— В чем я сомневаюсь. — Молли не могла забыть, какую боль он причинил Изабелле, каким жестоким и бессердечным эгоистом он был. — Когда она уезжала, то не стала брать с собой ничего, что напоминало бы ей о тебе, — ни одного платья, ни одной книги или шарфа. Ничего.
— Тогда дай мне возможность хотя бы поговорить с ней. Я изменился, Молли. Это подтвердит тебе моя мать, подтвердит Шелби, черт побери! Даже Чарлза стало беспокоить мое положение в обществе, когда я избавился от всех пороков.
Молли немного оттаяла. По крайней мере, этот человек говорит как будто искренне, не пытается очаровать или заболтать ее.
— Она не одна, с ней Джо и Майк Тарлоу. Так что не думай, будто сможешь вот так просто прийти и соблазнить ее.
— Я понимаю. Но я не собираюсь ее соблазнять.
— В этом тебе придется убеждать Джо, а вовсе не меня. — Молли сложила губы в презрительную гримаску. — Она еще не избавилась и от Лесли. Кузен Гарольд ее навещал — мне об этом сообщил Мерсер.
— Значит, родственнички все еще представляют для нее опасность.
— Конечно. Твое исчезновение как раз и прибавило им куража. Итак, скажи мне, — горячо продолжала она, — на этот раз у тебя серьезные намерения или же ты просто соскучился по развлечениям?
— Мои намерения абсолютно серьезны. У меня с собой обручальное кольцо моей бабушки, которое я собираюсь предложить Изабелле вместе со своим сердцем. Если сомневаешься в моей искренности, можешь на него взглянуть. А идея насчет кольца принадлежит моей матери.
— Выходит, вдовствующая графиня об этом знает?
— Знает и одобряет, а также хочет, чтобы я привез Изабеллу в Олворт, чтобы с ней познакомиться.
— Гм!
— Не смотри на меня так. За все свои грехи я готов понести наказание — можешь сама составить список. Но только сообщи мне, где находится Изабелла, чтобы я мог лично попросить у нее прощения.
— А если она тебя забыла?
— Тогда я постараюсь всячески освежить ее память.
— А если она захочет, чтобы ты ее умолял? — язвительно спросила Молли. — Я бы не стала ее за это винить.
Он ответил ей спокойным взглядом.
— Тогда буду умолять. Я говорю совершенно серьезно, Молли.
Она улыбнулась — в первый раз с тех пор, как он вошел в комнату.
— Ради того, чтобы посмотреть, как ты будешь стоять на коленях, я почти готова сама поехать в Тейвор‑Хаус.
— Так она в Тейвор‑Хаусе?
— Она уехала туда сразу после твоей дуэли.
— Вместе с Джо, — задумчиво пробормотал Дермотт, внезапно сообразив, что Изабелла и ее телохранитель уже довольно давно находятся вместе. С Джо он периодически встречался на различных пьянках — чемпиона‑тяжеловеса охотно приглашали на подобного рода развлечения.
— Там еще и Майк, — напомнила ему Молли. — Так что тебе придется убедить в своей искренности их обоих.
— Ну конечно. — Он слегка приподнял бровь. — Они что, ее дуэньи?
— В настоящий момент — да, причем Джо совсем не нравится твое бесцеремонное обращение с Изабеллой. По его словам, приехав в Тейвор‑Хаус, она несколько недель проплакала.
Граф тихо вздохнул:
— Понятно.
— Я просто хочу тебя предупредить.
— А ты не думаешь, что я способен справиться с чемпионом Англии? — сухо спросил он.
— Только не в твоем нынешнем состоянии. Сколько ты потерял в весе? — Дермотт и вправду заметно похудел.
— Меньше, чем Лонсдейл, — улыбнулся он.
— Ценю твою шутку, но все же не советую раздражать Джо.
— Похоже, он питает нежные чувства к моей будущей жене.
— Ты уверен, что она будет твоей женой?
— А ты думаешь, я не смогу одержать верх в этом поединке?
— Я бы не стала делать на это ставку.
Он улыбнулся — той знакомой, теплой, улыбкой, которой ей так недоставало.
— Ставлю пятьдесят гиней на то, что я одержу победу, — сказал Дермотт.
— Мне что‑то не хочется делать ставку.
— Боишься потерять денежки?
Она посмотрела на него со злостью, но тут же смягчилась.
— Может, и боюсь, — призналась она. — Чертов повеса!
— Я больше не повеса, дорогая.
— Гм! — скептически хмыкнула она.
— Когда мы с женой вернемся в Сити, то обязательно нанесем тебе визит вежливости.
— Любопытно, сколько времени продлится медовый месяц?
— Не надо быть такой циничной, Молли, — ведь я серьезно влюблен.
Подобных слов он не произносил с момента возвращения из Индии, и эта простая фраза лучше тысячи других аргументов убедила ее в том, что он говорит правду.
— Повтори еще раз, — потребовала она.
— Я люблю ее, — тихо сказал Дермотт. Ее улыбка стала вполне дружеской.
— Тогда, может быть, тебе и удастся добиться своего.
— Никаких «может быть», Молли! — Подойдя к ней, он наклонился, поцеловал ее в щеку и тихо прошептал: — Спасибо за то, что привела ее ко мне.