От модернизации к глобализации
Согласно концепции модернизации в различных ее вариациях существует некий «путь», следуя которому та или иная страна может достичь определенной ступени, ранее уже достигнутой «авангардом мирового прогресса». То есть основные положения концепции модернизации включают в себя:
- тезис о том, что универсальные аспекты человеческой истории доминируют над местными;
- убеждение в том, что история есть царство разума;
- презумпцию единственности и предпочтительности того пути, каким двигалась история Запада;
- деление обществ на «передовые» и «отсталые» в соответствии со шкалой прогресса, эталоном которого объявлялся Запад.[202]
Понимание современности в этом контексте означает, что множество различных традиций, унаследованных из прошлого, должны быть сведены воедино и преодолены некой единой цивилизацией современности.[203] На практике «проект модерна» превратился в технологическую схему перехода периферийных обществ к политическому стандарту, обязательному для вступления в НАТО и Европейский Союз. Дело в том, что теория модернизации в ее ортодоксальном виде представляет собой проект американской либерально-центристской интеллигенции, некую идеологию победителей с Запада, который потребовалось отделить от нацизма, объявив последний традиционным движением и отделив его от современности.
Сыграла свою роль и проблема деколонизации в третьем мире. После Второй мировой войны в повестку дня был поставлен вопрос о том, как интегрировать бывшие колониальные страны в новый мировой порядок. Кроме того в условиях «холодной войны» понадобилась дополнительная теория, альтернативная модерну социализма.
Современная преобладающая концепция модернизации демонстрирует тенденцию к универсализации и гомогенизации социумов, подрывающих, в конечном счете, их жизненные устои.[204] Она предполагает, что существует некий универсальный «ключ» к успеху, что неверно эмпирически и непродуктивно теоретически. Эта «аксиома» не подвергает сомнению идеологическое предположение о том, что все человечество должно стать современным и похожим на американцев. В рамках теории модернизации время структурировано вокруг прошлого, превращенного в скопище отживших форм, и настоящего, обращенного в будущее, которое характеризуется разрывом с прошлым.[205] Но все то, что отрицала теория модернизации (например, религию или национализм), является современными продуктами, а не атавизмом прошлого. Петербургский исследователь В.В. Можаровский доказал, что политическую ситуацию наступившей эпохи глобализации определяют сформированные длительным исповеданием религий массовые психологические и мировоззренческие установки.[206] В свою очередь, уничтожение религиозно-ментальных оснований государственности приводит к тому, что политическая система может сохраняться по инерции не более одного физического поколения, что приводит к неизбежному разложению политического тела.[207]
Следует заметить, что односторонность ранних концепций модернизации была осознана довольно быстро, поэтому ее принципиальные положения подверглись критике. Во-первых, было замечено, что понятия «традиция» и «современность», в сущности, ассиметричны, разнокачественны и поэтому не могут составлять дихотомию. Зачастую между традиционными обществами больше различий, чем между каждым из них и современным обществом. Да и традиция предполагает не только наследование, но и изменение.
Во-вторых, традиции и современность не исключают друг друга: любое общество представляет собой сплав традиционных и современных элементов. Более того, традиции не обязательно препятствуют модернизации, а могут и способствовать ей.
В-третьих, не всякий результат модернизации – благо, пример чему большая часть современных государств Азии, Африки и Латинской Америки. Главная проблема, с которой столкнулись «модернизируемые» страны этих регионов, – зависимость от стран-доноров. Кроме того, развитые страны стимулировали в странах-реципиентах полезные в первую очередь им самим отрасли. Это, в свою очередь, препятствовало развитию внутреннего производства и приводило к использованию развитыми государствами рынков «модернизируемых» стран для продажи своих товаров. Исторический пример такого рода дает Аргентина, бывшая в начале ХХ века одной из пяти самых богатых стран мира.[208] Современный пример – Россия.
В-четвертых, модернизация не обязательно носит системный характер. Например, экономическая модернизация может осуществиться без политической. И, наконец, как оказалось, модернизационные тенденции могут быть обращены вспять. В этой связи возникает вопрос соотнесения теории модернизации с изучением политической системы и политической культуры. Кроме того, эта модель совершенно игнорировала значение силовых факторов. Но война во Вьетнаме и «холодная война» наглядно продемонстрировали, что в реальном мире решающую роль продолжает играть военно-политическая мощь. То есть теория модернизации оказалась неспособной адекватно описать формы и динамику переходного периода. Для адекватного объяснения мирового политического процесса больше подходит методологии региональных и пространственно-аналитических подходов, согласно которой современная западная политическая наука признает либеральными демократиями политические системы ряда государств, мало вписывающихся в эту модель политического устройства (например, Малайзию и Сингапур). Следует признать наличие разных типов обществ и политических систем - западных и незападных и, соответственно, разных видов и моделей демократии.
Первый удар по теории модернизации был нанесен слева. Латиноамериканские экономисты Р. Пребиш и А.Г. Франк, влиятельный «левый» социолог и будущий президент Бразилии Ф.Э. Кардозо указали на то, что развитие стран нельзя рассматривать изолированно, так как оно в большей степени зависит от внешнего влияния, чем от того, какое место страна занимает на «лестнице» прогресса. Они констатировали, что страны Латинской Америки, несмотря на колоссальную помощь от Соединенных Штатов, оказались в ловушке отсталости. Модернизация призвана была покончить с отставанием и слаборазвитостью, но как выяснилось уже в следующее десятилетие, не покончила. Попыткой объяснения этой ситуации стали концепции «зависимого развития» (от США и глобальных институтов), чьи авторы ввели понятие «зависимого» или «периферийного» капитализма, неспособного к самостоятельному развитию. Критику слева подхватил И. Валлерстайн, чей мир-системный подход возник, как реакция на неспособность популярных на Западе теорий модернизации решить проблемы современного мира, и в первую очередь, ликвидировать разницу в уровне развития между «первым» и «третьим» мирами. Если теория модернизации утверждала, что эти миры соотносятся как две стадии развития, и «традиционные общества» должны пойти по западному пути, чтобы превратиться в «современные общества», то критерием мир-системы является самодостаточность ее существования.[209]
Критиков справа представляли в основном неолибералы, выступившие против универсального пути модернизации (идеи multiple modernity). Если неолибералы были, в основном, экономистами, то затем пришли политологи демократизации, которые создавали теории демократической трансформации стран, бывших раньше диктатурами. В это же время возникает и третья реакция на теорию модерна, наиболее ярко выраженная в книге С. Хантингтона «Столкновение цивилизаций». Высказав сомнение в применимости теории модернизации ко всем народам автор считал, что у каждой нации есть национальный дух, который он объединял в некие региональные группировки под названием «цивилизации».[210]
Возникла и еще одна очень популярная сегодня неотрадиционная теория, в рамках которой в России, Китае, Сингапуре и других государствах пытаются сочетать понятия «традиционность» и «современность».[211] Подразумевается, что культурные и политические ценности и социальная интеграция должны быть основаны на традиции, а экономическое и технологическое развитие должно основываться на мировых стандартах.
В 1970-х - начале 1980-х гг. теория модернизации была подвергнута столь сильной критике, что практически была уничтожена. Но в конце 1980-х гг. она «возродилась» под названием «неомодернизация» и «постмодернизация».[212] Впрочем, новой теории не возникло, а появилось множество культурологических теорий и теорий рационального выбора, ни одна из которых не говорит, как может развиваться мир. Очевидно одно: в типологизации политических систем и их сравнении с «эталонами» есть значительная доля идеологизированности и субъективности.