Вторник, вечер

 

Темнота.

Командор Френч стоял на берегу моря. Он привел сюда мисс Лэрейси, и Райну, и Томпсона, и Чейза. Все смотрели на один из трех больших прожекторов серии ЕФ-7, в его лучах видны были ультракороткие волны и гамма-излучение. Другие два располагались дальше по берегу. Когда их включали, в воздухе появлялись тонкие ниточки, идущие от мобильных телефонов, микроволновых печей, антенн, рентгеновских аппаратов, ЛЭП и трансформаторов.

Френч посмотрел на часы – 22:17. Сквозь тяжелое гудение электрогенераторов пробивался шум моря. Рыбы, выброшенные на берег, влажно шлепали по песку. Кучи живности всех цветов и размеров росли, мешаясь с галькой и мириадами икринок мойвы. Порывы ветра приносили отвратительный запах. Командора передернуло. Рот наполнился слюной, из глаз потекли слезы. Утирать их Френч не стал, щеки высушил морской бриз. Будь у командора противогаз и полчаса времени, он непременно спустился бы к самой воде – получше рассмотреть гниющие груды. Многие виды рыб до сих пор в этих местах не попадались. В электрическом свете мелькали красные, синие и серебряные пятна. Райна стояла спиной к командору и что-то высматривала в волнах. С неспокойного моря задувало все крепче.

– Опять трупом запахло, – нарушил молчание Чейз.

Он смотрел на холм. Солнечный дом уже совсем перестал дымиться, рядом угадывался в темноте дом Критча.

Френч знал, о чем думает сержант. О мертвой девочке. Ее, наверное, уже увезли. А еще о жене, которой он сейчас так нужен. Когда он теперь попадет домой? Чейз представлял себе некогда красивое детское личико. У кого хватит хладнокровия осматривать тело после пожара? Кого-нибудь да назначат.

– Это не трупом, это рыбьей тухлятиной, – отозвалась мисс Лэрейси.

Томпсон озирался, словно никак не мог понять, что он тут делает и чего надо опасаться.

Всем было не по себе.

Френч посмотрел на рыбозавод. Такая темень, что даже стен не видно. Только окошки светятся – заработало автономное питание. А в морозильной камере лежат мертвецы. Вот кому нет дела до людской суеты. Командор навел бинокль на южную гряду холмов. Над ней то и дело вспыхивали бело-синие зарницы. Его люди скоро закончат работу. Черное небо слилось с землей. Сплошная бесконечная чернота. Френч опустил бинокль и сказал в микрофон:

– Говорит командор Френч. Когда будете готовы? Голос, раздавшийся в наушнике, был раз в десять отчетливее, чем по телефону, отчетливее, чем звук самой дорогой стереосистемы, словно он раздавался прямо у Френча в мозгу:

– Еще десять минут, сэр.

– Доложите обстановку на море.

– Береговой патруль сообщает, что воронка по-прежнему в секторе семь.

Командор повернулся к доктору. В присутствии Томпсона он чувствовал себя спокойнее и увереннее. Если вся природа ополчится на людей и человечество внезапно ослепнет, всех спасет врач.

– Знаете, – сказал Томпсону Френч, – я все стараюсь убедить себя, что дело в электромагнитной турбулентности.

– А разве нет?

– Кто знает? Вы-то сами как думаете?

– Я лекарь. Мое дело – в потрохах копаться.

– Так в потрохах тоже есть электромагнитные волны.

Томпсон промолчал.

– Помните, вы сказали, что пациенты в больнице потеряли волю к жизни. И что-то там насчет разрушения человеческого духа.

– Помню. Ну, и что из этого?

Френч сохранял непроницаемое выражение лица.

– Не знаю. – Он поднял бинокль.

Над холмами мелькали бело-синие искорки. Старушка громко сказала:

– Говорю ж вам, из-за духов это все! Мозги у вас что ль прокисли? Глаза разуйте! – Она потрясла кулачком. – Духи к любимым тянутся. А гадость, которая в воздухе, их не пускает. Уж я-то знаю. Как уберете ее, так все и наладится. Френчи, голубчик, у тебя же дар Божий! Так давай его в дело-то!

Томпсон переступил с ноги на ногу и прокашлялся.

Командор медленно опустил бинокль и с участливой миной посмотрел на мисс Лэрейси. Он сделал вид, что умилился старушкиным суевериям, хотя в душе понимал, что мисс Лэрейси права. «За то, чтобы все наладилось, не жалко любую цену заплатить», – подумал он.

Где-то далеко от берега над черными волнами разносился горестный плач. Все повернулись к океану.

Голос у Френча в голове снова ожил:

– Отражатели готовы, сэр.

– Давайте сразу с севера и с юга. – Командор повернулся к Несбитту: – Включить все ЕФ-7. Имейте в виду, что связь прервется.

Морские пехотинцы засуетились вокруг прожекторов, воздух прорезали три синих столба света, появились перекрещивающиеся красные лучи. Их густая сетка встала над морем непреодолимой стеной до самого неба. На холмах все ярче разгорались зеленым гигантские диски. Красные нити заполнили все. Они отражались от людей, земли, утеса, дороги, воды, устремлялись ввысь и постепенно гасли. Между ними появлялись черные бреши. Через тридцать секунд сетка окончательно растворилась в ночном небе, в тишине стало слышно, как гудят мощные прожекторы.

– Выключить ЕФ-7, – крикнул Френч. Команда пошла по цепочке.

Три столба синего света погасли. Командор молча смотрел вверх. Остальные тоже подняли головы. Звезды вспыхнули ярче, начали пульсировать, а потом рассыпались в мелкую янтарную пыль. Пылинки собрались в лучи, сквозь них снова проступило звездное небо. Это не звезды рассыпались, как всем показалось сначала, это понеслись к земле потоки оранжевого света.

– Доложите, что видите в небе, – пробормотал в микрофон Френч. Как он и предполагал, произошел огромный выброс энергии.

Наушник молчал. Связь прервалась, а командор совсем об этом забыл. Тихо, даже фона не слышно. Френч вдруг особенно остро ощутил свое одиночество.

Над Уимерли кружились оранжевые хлопья. Они падали на пляж, принимали очертания людей. Их глаза пристально следили за группой на берегу, словно искали товарищей и родных. На секунду все замерло, а потом лучи помчались к домам. Они проходили сквозь стены, крыши и закрытые двери, разгорались ярче, бросали янтарные отблески на оконные стекла и зеркала.

Еще мгновение, и они, вылетев из домов, устремились на восток, к морю.

Наушник Френча внезапно ожил:

– В секторе семь – трехкратное усиление электромагнитной активности. Ветра нет, но волны достигли высоты, характерной для урагана. Сэр, наблюдаются молнии. Море как будто… расступается.

Подтвердилось то, чего Френч ждал, о чем знал и даже видел мысленным взором.

Командор смотрел на своих спутников. Они пока не догадывались о происходящем в ста километрах от берега. Мисс Лэрейси лукаво улыбалась, взволнованно потирала руки и напевала какую-то песенку. Старушка весело подмигнула Томпсону.

И снова голос:

– Зарегистрирована сейсмическая активность. Два балла по шкале Рихтера… Похоже, энергия стекается к воронке в море, сэр. По данным локатора, подземные толчки вызваны давлением мощного электромагнитного поля на дно океана.

Френч оглянулся на светящиеся зеленые диски. Может, они перестарались? Так и весь мир затопить недолго. Синей ракетой командор подал сигнал «выключить отражатели», бросил ракетницу на песок и посмотрел на холмы в бинокль. Потом вытянул руку вперед, словно ощупывая перед собой воздух.

– Сэр! Гамма-лучи и ультракороткие волны направлены в открытое море. Турбулентность растет.

Второй голос поправил:

– Это не лучи. Это духи, которые не могли найти своих родных.

Диски на холмах погасли, звезды тоже потускнели.

Френч опустил бинокль:

– Похоже, энергия долбит дырку в морском дне.

В наушнике продолжало тарахтеть:

– Толчки достигли семи баллов, сэр.

Командор посмотрел на Томпсона, на сержанта, на мисс Лэрейси. Старушка перестала веселиться и теперь внимательно изучала мокрые камни под ногами. Камни шевелились, с треском ударяясь друг о друга. Ветер крепчал. Где-то внизу глухо зарокотало, земля дрогнула. Френч чуть не потерял равновесие и схватился за мисс Лэрейси, но старушка не удержалась на ногах и упала.

Выше по берегу раздался громкий звон бьющегося стекла, рухнул один из прожекторов.

Рокот стих. Томпсон помог мисс Лэрейси подняться.

– Уж и прилечь на минутку нельзя, – сказала старушка, взволнованно отряхиваясь. – Цела я, цела. Не тревожься.

– ЕФ-7 номер три вышел из строя, сэр, – доложили по рации.

– Потери есть?

– Нет, сэр. Направляюсь к вам.

Они помолчали, слушая, как волны с ревом накатываются на пляж. Высоко в небе раздались пронзительные птичьи крики. Странно. Перед бедствием ни чайки, ни вороны так себя не ведут. Один за другим люди поднимали головы. Крики, хлопанье крыльев. Тьма пробудила все живое. Над водой снова разнесся безысходный человеческий плач.

– Кто же это? – прошептал Френч. Метрах в пятнадцати от берега с воды снялась огромная птичья стая. Море вскипало стаями экзотических рыб, они вылетали из волн и бросались на берег.

В воздухе было так тесно, что крылья били по крыльям. Горизонт заслонила сплошная черная стена. Птицы выхватывали из воды добычу, и вскоре у берега не осталось ни одной рыбы. Голос в наушнике Френча доложил:

– Цунами, сэр.

 

Люминесцентные лампы начали мигать, заливая больничные коридоры синим потусторонним светом, очень подходящим для этого места.

Ким обеими руками вцепилась в край пластмассового больничного кресла. «Ничего, – сказала она себе, – ничего, ничего». Ким посмотрела на двери реанимационной палаты, потом на Джозефа. Его лицо на секунду скрылось в темноте, и лампы снова зажглись.

– Ты видел? – спросила она.

– Что? – не понял Джозеф.

Свет вспыхнул ярче. Ким и Джозеф, щурясь, подняли глаза к потолку. Лампы опять мигнули. Ким схватила мужа за руку в ту самую секунду, когда коридор окончательно погрузился во тьму.

– Джозеф!

В дальнем конце коридора загорелся знак выхода.

– Ну все! – Джозеф вскочил. – Пошли.

Он потянул Ким за собой, подбежал к дверям бокса и яростно надавил на кнопку звонка. В проходе появилась медсестра, Джозеф протиснулся мимо нее в палату. Вторая медсестра взволнованно суетилась. Она нажимала на кнопки, переключала тумблеры, проверяла мониторы и аппараты искусственного дыхания.

– Где Тари? – крикнул Джозеф.

– Я не знаю, – ответила Ким, хотя и понимала, что вопрос адресован не ей. На кровати Тари лежал лысый старик, на соседней – пожилая женщина. В следующей палате они нашли темноволосого мужчину лег сорока и ребенка. Ребенка, которого Ким узнала бы в любой толпе. Сердце матери наполнилось любовью, и горем, и желанием во что бы то ни стало защитить свое дитя.

– Вон она.

Родители бросились к кровати. Медсестра вошла следом и попыталась выставить их вон:

– Девочка только что из операционной! Подождите за дверью…

Джозеф с такой силой рявкнул: «Тихо!», что женщина отпрянула и выскочила из палаты.

– Тари! – позвал он и взял дочь за руку.

Лицо девочки было спокойным и равнодушным. На груди тускло белела в полутьме марлевая повязка.

– Тари, – прошептала Ким.

– Доченька, – сказал Джозеф. На детской ладошке еще виднелся полустертый рисунок фломастером: водоворот, голова чудовища и лодка, в которой сидят мужчина и женщина. – Я люблю тебя. – По лицу Джозефа бежали слезы, он наклонился ниже. – Я люблю тебя, доченька.

Ким смотрела на мужа и думала: «Что же с тобой было, Джозеф? Что?»

– Тари! – Он не унимался. – Ты меня слышишь? Тари!

Ким тоже взяла дочь за руку:

– Тари!

– Тари! Это папа.

– Тари, заинька! Это мама.

– Тари!

– Тари!

 

Командор Френч говорил в микрофон:

– К нам идет цунами. Скорость пятьдесят пять узлов. Зона поражения – северо-восточная часть острова. На эвакуацию населения осталось около тридцати минут. Высылайте транспорт и вертолеты. Все, какие есть. Как поняли?

Несбитт и О'Тул прижимали к песку карту, третий матрос, Крокер, разговаривал с мисс Лэрейси. Она рассказывала ему о том, как раньше каждую осень ходила с родителями в лес собирать голубику и сколько вкуснятины они брали с собой.

– Эвакуировать весь район от Утейшина[10] до бухты Благоу-Вест. Вертолеты направить в Порт-де-Гибль к больнице и дому престарелых. Пациентам сообщить, что их переводят в другое место для обеспечения безопасности. О том, что меры экстренные, пока не сообщать. Установить связь с другими больницами и немедленно приступить к эвакуации. Как поняли?

– Сэр, может быть, и сюда вертолет вызвать? – спросил Несбитт.

Френч словно вдруг очнулся. Ночь. Он посмотрел на людей, ожидавших его решения.

– Мы все, за исключением мисс Лэрейси и Райны Прауз, будем эвакуироваться в последнюю очередь.

Райна уже давно стояла у самого края воды и смотрела в море. Что она там искала?

– Как только из города вывезут всех гражданских, мы поедем в больницу на машинах.

– Простите, сэр, но ведь у нас всего тридцать минут. Уезжать надо немедленно.

Френч посмотрел в глаза Несбитту. Парень очень волновался. Сейчас это был не морской пехотинец, а обычный мальчишка, у которого впереди вся жизнь и которого ждут дома. Командор оглянулся на двух других матросов. Тоже совсем зеленые.

– Здесь остались люди. Вы должны их вывезти. Улицы патрулировали? Где искать, знаете. Дом Мюррея. Дом Катленда. Дом Грининга. Остальные тоже проверить. Кругом.

Матросы бросились выполнять приказ. Только Несбитт задержался и спросил:

– Разрешите остаться и обеспечить безопасность командора, сэр.

– Не разрешаю. Возьмите джипы и прочешите район. Всем гражданским объяснить, что нужно ехать на юго-запад к Сальмонэру. Если надо, рассказывайте о цунами. Стойте на своем, требуйте, чтоб уезжали немедленно.

Он посмотрел на рыбозавод. У входа зажглись фары. Три машины одна задругой помчались вдоль бухты на запад. Френч только сейчас сообразил, что настроил микрофон на передачу по всем каналам. Словно хотел завопить на весь мир.

Метрах в десяти от берега в воздух поднялась белая пена, будто что-то тяжелое обрушилось в воду. Утес содрогнулся: в него ударила огромная волна и откатилась назад, унося гранитную глыбу.

– Вызвать вам грузовик, сэр? – спросил Несбитт.

– Некогда. Все грузовики на главной базе.

– Тогда разрешите вернуться за вами, когда предупредим жителей?

– Хорошо. Идите.

– Спасибо, сэр. – Несбитт взял под козырек и скрылся в темноте. Крокер и О'Тул последовали за ним.

Мисс Лэрейси поджала губы и подозрительно посмотрела на Френча:

– Это что еще за сунами такие?

– Большая волна, – осторожно ответил Френч.

– А… – протянула старушка, с тоской глядя в открытое море. – Так это прилив начинается.

– У меня жена в Порт-де-Гибле, – произнес сержант и кивнул головой на огни с другой стороны бухты.

– Она там одна? – спросил Френч.

– Да, сэр. Да ей вдобавок нездоровится.

– Хорошо. Поезжайте к ней и отвезите в больницу. Там будут ждать вертолеты. Заодно возьмете доктора Томпсона, Райну Прауз и мисс Лэрейси.

– Да, конечно. – Чейз повернулся к Томпсону. Доктор покачал головой:

– Я пока тут побуду. Вдруг медицинская помощь понадобится? – Он повернулся к командору: – За нами ведь прилетят?

Френч кивнул:

– Да, уже скоро.

– Тогда можно и здесь подождать. – Томпсон посмотрел на огни Порт-де-Гибля. К ним тихонько подошла Райна.

Сержант Чейз хотел подать руку мисс Лэрейси, но старушка сердито отпрянула.

– Ступай, ступай. Я дом свой не брошу, и не думай. Ты лучше, милый… обними-ка меня покрепче. Так обними, чтоб другим завидно стало. – Она раскрыла объятия, сержант шагнул навстречу. Мисс Лэрейси похлопала его по спине. – Духи голос подали, – сказала она тихо. – Хорошее дело.

– Ладно, пусть остается, – согласился Френч.

– Я пока с мисс Лэрейси побуду. – Райна взяла старушку за руку и рассеяно посмотрела на море, словно услышала какой-то шум.

Чейз оглядел собравшихся и ушел.

– Вам тоже надо ехать, – сказал Томпсону Френч. – В вертолете может не хватить места.

– Да что-то мне не хочется. – Доктор грустно улыбнулся и поднял брови. – Тут так интересно…

– Не валяйте дурака. У вас ведь машина есть? Вот и поезжайте.

– Врачу, исцелися сам…

Теперь уже улыбнулся Френч:

– Вот именно.

Доктор задумался.

– У меня вообще-то домик есть в Тавро.[11] – Он повернулся к мисс Лэрейси: – Давайте, я вас с собой возьму. А когда все…

– Хоть ты тресни, никуда я с этого места не сойду, паря. Да я сроду дальше Порт-де-Гибля нигде не была. Подумаешь, плеснет водичкой. Что ж теперь, в бега ударяться?

– Так плеснет-то не слабо.

– Чихала я на вашу волну. Что она мне сделает? Ну, подмокну маленько. Так я на веревке просушусь.

Томпсон взглянул на командора. Тот кивнул, показывая, что приглядит за старушкой.

– Всех, кому нужна будет медицинская помощь, заберут на вертолете, – успокоил Френч доктора. – Поезжайте. Нам тут калеки не нужны.

– Неполиткорректно выражаетесь, господин военный! – Томпсон протянул руку командору. Френч крепко пожал ее.

– Удачи, – сказал доктор.

– И вам семь футов под килем, – усмехнулся Френч.

– А хватит? – Томпсон тоже улыбнулся.

– Не сомневайся, красавчик, – хихикнула мисс Лэрейси.

Доктор положил руку ей на плечо.

– Берегите себя.

– Да уж постараюсь, док, будь покоен.

Томпсон повернулся и на негнущихся ногах пошел по берегу. Палка то и дело соскальзывала с камней. Добравшись до тропинки к шоссе, он оглянулся. Френч крикнул:

– Вам помочь?

Доктор махнул рукой, упрямо заковылял дальше и вскоре скрылся в чернильной мгле. Заработал мотор, вспыхнули фары.

Райна снова подошла к воде, нагнулась и потыкала мокрой палкой в только что выброшенную на песок разноцветную рыбу. Мисс Лэрейси набрала полную грудь свежего морского воздуха, повернулась к командору и сказала:

– Как насчет чайку да булочки с изюмом, а, Френчи?

Командор хмыкнул. Сколько времени осталось? Когда конец? Зашуршала галька, кто-то шел по берегу. Френч повернулся. В круг света от аварийных фонарей вошел человек, промокший до нитки.

– Томми Квилти, – взвизгнула мисс Лэрейси и перекрестилась. – Святые заступники!

Райна завопила от счастья. Сияя, она бросилась Томми на шею и поцеловала в губы. Томми зарделся как рак.

– Я знал, что ты тут. – Он прижимал к груди мокрый блокнот.

– Ну, паря, ты нас и удивил! Вот радость-то! – широко улыбаясь, заявила мисс Лэрейси.

 

Джип летел по дороге. Впереди засияли окна Уилфа Мюррея. Машина затормозила. О'Тул остался за рулем, Крокер – на заднем сиденье, а Несбитт побежал в дом и объявил собравшейся там веселой компании, что нужно немедленно уезжать. В ответ раздался хохот. Даже тарелки в буфете запрыгали. Никто своих домов покидать не собирался. «Всякая сопля приезжая нам указывать будет», – проворчал какой-то старикашка.

В доме было полно детворы. Несбитт совсем растерялся и рассказал о цунами. Нужно вывезти хотя бы детей. Над ним снова посмеялись, но уже не так дружно. Молодежь начала переглядываться.

– Я умоляю вас! – в отчаянии закричал Несбитт. Смех сразу стих.

– Вон из моего дома! – взревел Уилф Мюррей. – Плевать мне на прилив и на самого черта со сковородками.

Все посмотрели на Несбитта. Матрос выключил рацию.

– Поймите, – сказал он. – Я точно знаю, что идет цунами, я точно знаю, что вы погибнете. Знаю!

Уилф Мюррей оглядел юношу с головы до ног.

– Э! Паренек-то, похоже, судьбу читает, – произнес он.

Кто-то хихикнул и покачан головой, остальные задумались.

– Уезжайте, – твердил Несбитт, разглядывая носки собственных ботинок и деревянные доски под ногами. – Дом вот-вот накроет.

Старик поглубже надвинул бейсболку, задумчиво взглянул на парня ярко-синими глазами, будто слушал, что подскажет ему внутренний голос, и слегка кивнул.

– Он дело говорит, – сказал Уилф. – Поехали.

Все тут же встали, загомонили, задвигали стульями, женщины начали собирать детей. Наконец, толпа высыпала на улицу. Люди рассаживались по машинам и заводили моторы. Несбитт вышел на крыльцо. Небольшая компания задержалась во дворе, обсуждая что-то перед отъездом.

Последними уходила чета Мюррей. Уилф подал руку жене, миссис Мюррей пошатнулась, переступая через порог родного дома.

– Худеть пора. – Она грустно улыбнулась.

В прихожей осталась гореть керосиновая лампа.

– Надо бы лампу погасить, – предупредил Несбитт.

– Мы всегда оставляем в доме свет, – твердо ответил старик и подмигнул парню.

Матросы убедились, что всем хватило места в машинах, и поехали дальше, к дому Брена Катленда. Из открытой настежь двери лилась музыка, играли на скрипке и аккордеоне. Несбитт и здесь говорил с жаром. Компания нехотя погрузилась в автомобили.

Последний дом принадлежал Хани Грининг. Тут не горели теплым светом керосиновые лампы и фонарики. Только в одном окошке мерцала одинокая свеча. Несбитт подошел к красной входной двери, с досок хлопьями осыпалась краска. На стук никто не отозвался. Матрос повернул прохладную медную ручку и просунул голову в щель.

– Эй, – позвал он.

Тихо.

Несбитт помрачнел. Он вошел в прихожую. Слева на полу лежали отблески света. Все звуки стихли, еще когда он постучался. Матрос заглянул в комнату. На столе горела свеча. Пять человек собралось в круге света. Все молчали. Несбитту стало жутко, он прислонился к косяку. Четверо у стола. Еще один, кажется, ребенок, сидел на корточках в углу. Здесь явно ждали дурных вестей. У Несбитта подкосились ноги, он вдруг понял, что эти люди уже знают свое будущее.

Самая старшая женщина с прямыми седыми волосами и лицом, казавшимся в полумраке пепельным, подняла голову и бесстрашно посмотрела юноше в глаза. Она первой нарушила молчание:

– Сидим вот, истории друг дружке рассказываем.

Голос у нее шелестел, словно осенний ветер сухими листьями. Остальные придвинулись к столу и дружно закивали. Косоглазый молодой человек с кривыми зубами и головой, похожей на яйцо, утвердительно замычал и яростно потер рукой нос.

Человечек в углу оказался вовсе не ребенком, а взрослым мужчиной. Руки и ноги у него были скрюченными, на лице лежали тени. Неожиданно он запел сдавленным голосом:

 

Я хвастаться не буду, но я видал шторма,

Когда борта трещали и лопалась корма.

Я не ходил в героях, которым черт не брат,

Но трусом тоже не был – спросите у ребят.

 

Везли домой однажды мы восемь тонн трески,

А ночь, слепая стерва, задула маяки.

Я отстоял полвахты, на море – ни огня.

И вдруг могильной стужей дохнуло на меня.

 

Того, что я увидел, не позабыть вовек.

На палубу шагнули двенадцать человек.

Ни шороха, ни слова в ночи не раздалось,

Когда они явились, промокшие насквозь.

 

Не видела команда, не видел капитан,

Как наше судно гости направили в туман.

В обход морских ловушек они нас провели,

И вот перед рассветом маяк сверкнул вдали.

 

Как только стала таять над морем чернота,

Вся дюжина шагнула обратно за борта.

Кабы не эти парни, восставшие со дна,

Была бы нам могилой морская глубина.

 

Когда-то их корабль на рифы налетел,

И вынесло на отмель двенадцать мертвых тех.

Я в призраков не верил. Я верил парусам.

Я в призраков не верил, пока не встретил сам.

 

Несбитт окаменел. Человечек встал и заковылял к столу. Старуха бесшумно поднялась со своего места и поплыла к полке над дровяной плитой, где стоял второй подсвечник. Наклонилась над золотистым пламенем, морщины пропали, женщина показалась вдруг Несбитту совсем молодой. Она задула свечу, лицо сразу окутала тьма.

Женщина снова села. Все взялись за руки и стали выжидающе смотреть на последний огонек в центре круглого стола.

– Ист-тории р-раск-казываем, – заикаясь, произнес яйцеголовый. Он гордо улыбнулся, обнажив гнилые зубы. Крепкая молодая женщина с копной медных волос, рассыпавшихся по плечам, и плутоватым взглядом прижала его голову к своей груди и нежно погладила макушку.

– Т-с-с, – сказала она. – Вот и конец истории. Видишь, нас уже матрос первой статьи Несбитт нашел.

Несбитта затрясло. Он не решился спросить, откуда женщина знает, как его зовут.

Люди за столом смотрели на пламя, словно просили о чем-то. Они одновременно подули на свечу, огонек разделился на пять желтых искорок и погас.

Несбитт успел заметить, как человечек снова уселся в углу, пристально глядя из-под набрякших век. Матроса окутала непроглядная тьма. Сердце его заколотилось, он ждал, что в него сейчас вцепятся чьи-нибудь когти. Несбитт тихонько отступил назад, споткнулся и опрометью бросился вон. Он пронесся через двор и прыгнул в машину.

– Уезжают? – спросил О'Тул. – За тобой что, привидения гнались? Ты чего такой зеленый?

– Там пусто. – Несбитт покачал головой. – Поехали.

– А дверь входную за собой не хочешь закрыть? – пробасил с заднего сиденья Крокер.

– Поехали. Поехали!

По нижней дороге в сторону потроширского шоссе тянулись легковушки и пикапы. Они, судя по всему, направлялись к основной трассе на Сент-Джонс. Матросы огляделись. Больше свет нигде не горел.

Убедившись, что задание выполнено, они вернулись за командором Френчем, но на берегу уже не было ни души. Генераторы, прожекторы и ЕФ-7 одиноко чернели на покинутом пляже. Из-за туч над утесом показалась огромная луна, она осветила армейское оборудование и яркие тушки выброшенных на песок рыб. Отчаянно били плавники, с неба камнем падали птицы, громко хлопая мокрыми крыльями, и взмывали ввысь с добычей в острых клювах.

Несбитт снова включил рацию.

– Долина Уимерли эвакуирована, сэр.

– Несбитт, мы ушли с пляжа и направляемся к автобусу Томми Квилти. Прием.

– Вас понял, сэр.

– Мы займемся эвакуацией тех, кто живет дальше к западу.

– Понял, сэр. Так точно, сэр.

– Поезжайте на запад и гоните что есть духу. Как поняли?

– Есть, сэр.

 

Томми раньше работал водителем школьного автобуса, но его отстранили, потому что он очень любил детей и все время их обнимал. Просто ничего не мог с собой поделать. Томми смотрел на маленькие курточки и кепочки, на невинные глазенки, на то, как неуклюже малыши карабкаются по ступенькам автобуса, и ему страшно хотелось их расцеловать. Ведь они такие милые, от них исходит такой ровный желтый свет. И Томми стискивал ребятню в объятиях. Он точно знал, что в мире нет ничего прекраснее этих детишек. Они придавали ему сил. Но однажды совет школы постановил, что Томми должен уволиться. От родителей поступали жалобы, все боялись Томми и полагали его ненормальным. Председательница совета позвонила Томми и сказала, что раньше такое поведение считалось вполне естественным, а теперь мир изменился. Нельзя трогать человека, пока он об этом не попросит.

– Даже дружески? Даже если вы друг другу рады? Все равно нельзя? – спросил тогда Томми.

– Нельзя.

Ответ поразил его своей жестокостью.

С тех пор прошло пять лет. Целый год автобус ржавел во дворе, пока местный священник не поручил Томми развозить прихожан из клуба по домам после игры в лото или в карты. В остальное время автобус стоял на приколе. Томми каждый день следил, чтобы в нем не поселились мыши и белки.

Странно было сидеть за рулем ночью в мокрой одежде. Холодная тяжелая ткань противно липла к телу. Еще чуднее было то, что в затылок дышал молчаливый морской пехотинец. Вечером Томми обычно отвозил земляков в клуб. А теперь автобус понадобился для спасения людей от опасности, которой Томми не понимал, но чувствовал печенкой. Рядом с военным на сиденье лежал мокрый блокнот. Краски потекли, рисунки совсем стерлись, на слипшихся страницах остались только цветные разводы.

Томми несколько раз повернул ключ зажигания. Слава богу, завелся!

– Поехали, – крикнул командор.

Томми взглянул в зеркало заднего вида, взялся за мелко дрожащий рычаг передач и подумал о мисс Лэрейси. Старушка наотрез отказалась ехать в Порт-де-Гибль. Ее дом здесь, и пусть ее не уговаривают. Френч сказал, что времени на препирательства нет, и тогда Райна решила остаться с мисс Лэрейси, чтобы составить ей компанию, пока командор не прилетит за ними на вертолете.

По щекам Томми катились слезы. Он ужасно боялся за своих друзей. Одежда постепенно подсыхала и стягивала кожу. Вот бы переодеться в сухое! Томми чуть не зацепил свой фургончик, но все же сумел вывернуть на дорогу. Он включил вторую передачу. Машина попала колесом в колдобину, пассажиров подбросило, мотор взревел.

– Я вышлю за ними вертолет, – громко сказал Френч, будто почувствовав настроение Томми. – Нам надо проверить, что здесь никого больше не осталось. Это очень важно.

Томми вытер глаза кулаком. Он знал, что дома вдоль дороги уже опустели, но не стал говорить об этом командору: не хотел соваться в чужие дела. Томми подумал, что если бы он поговорил со всеми больными в Порт-де-Гибле, они бы поправились, и ничего бы этого не случилось. Все-все – и морские чудовища, и возвращение мертвецов, – все это из-за людей, которые не могли дышать. Томми рисовал их и понял, что они потеряли часть себя. Эта часть оторвалась от них и цветными каплями утекла в воду, туда, откуда вышло все живое. А теперь эта часть должна вернуться, и тогда больные поправятся.

– Дело в энергетических полях, – сказал командор.

Автобус раскачивался и подпрыгивал на кочках.

«Вот интересно, Френч сейчас со мной говорит или по радио?» – подумал Томми.

– Духи состоят из энергии, и теперь она концентрируется. – Командор наклонился вперед и попытался заглянуть Томми в лицо, как будто считал мнение художника очень важным. – Береговой патруль доложил, что позади волны наблюдается оранжевое свечение. Вполне вероятно, что это и есть та самая энергия, которая на наших глазах двинулась в сторону моря. – Френч осекся. – То есть не на наших… Скажем так, некоторые ее видели. А ты?

– Ага.

– Может, это энергия духов с рыбозавода? Как ты думаешь?

Томми пожал плечами. Автобус угодил колесом в здоровенную яму, в животе все смешно перевернулось. Так иногда бывало, когда Томми возил детишек в школу. Он улыбнулся, вспомнив, как разгонялся перед каждой рытвиной. Ребятишки сзади вопили от счастья, и Томми смеялся вместе с ними.

– Мисс Лэрейси мне рассказала, что в детстве тебя украли феи. Это правда?

– Чистая правда, сэр.

– И ты ясновидящий?

– Ага.

– Как ты думаешь, могут духи поднять волну? Томми снова рассеянно пожал плечами и тихонько ответил:

– Я думаю, там, в море на дне есть дыра. Они туда возвращаются и ныряют прямо в водоворот.

– В какой водоворот?

– Ну, в центре дыры.

– И где же эта дыра?

– А прямо под водой.

– Как под водой?

Томми оглянулся на промокший блокнот, закусил губу и решил помолчать. Хорошо бы показать этому военному рисунки. Те, на которых изображены трещина в дне океана и оранжевые лучи, которые в нее ныряют. Может, тогда поймет.

– Так что там под водой?

Томми глянул в зеркало. Командор напряженно ждал.

– Все, – ответил Томми.

Френч непонимающе посмотрел сначала на него, потом в окно.

– Стой. Надо осмотреть этот дом.

Томми затормозил. Руки на руле сильно дрожали. Он кивнул, хотя и знал, что Френч просто теряет время. Если постоянно останавливаться, они никого не спасут и ничего не добьются. Только пропадут зазря.

 

Луч фонарика скользил по чисто вымытому полу Дагова сарая. К счастью, на этот раз никакой трески тут не было. И привидений не было. И русалки, посылавшей воздушный поцелуй. Даг почти совсем успокоился. Свой генератор он мог найти с закрытыми глазами. Старик уверенно пошел вперед.

Дом стоял высоко на холме, отсюда открывался прекрасный вид на городок и на Порт-де-Гибль по ту сторону бухты. Даг видел, как армейский джип промчался по улицам Уимерли и остановился сначала у дома Уилфа Мюррея, потом у Брена Катленда, и, наконец, у Хани Грининг. Вскоре начался массовый исход. Все бежали из города, словно стайка очумевшей от страха детворы. Когда джип притормозил на Хрыч-лейн, Даг выключил фонарик, шикнул на Колючку и затаился. Мимо. От этих солдат одни неприятности. Слава тебе господи, он их перехитрил. В доме снова воцарились мир и покой.

Колючка терпеливо сидела у ног. Старик поставил генератор на траву у стены сарая. Отец, помнится, всякий раз ругался, когда видел какое-нибудь техническое приспособление. «На кой сдалась эта фигулина?! Чтоб мужик работать перестал, усох и в блоху превратился?». Отец презирал инструменты, которые облегчали тяжелый физический труд. Когда ему показали электрооткрывалку для консервов, он загнул такое, что самому Дагу тошно стало. «Триста тысяч дохлых акул и двадцать пять каракатиц! – бушевал отец. – У вас что, руки в заднице по плечи? Скоро в носу поковырять без машинки не сможете! Ну конечно, мы ж теперь шаманы, над кнопочками колдуем! Нам мужицкая работа не к лицу!»

Даг проверил, сколько осталось бензина. Полно до краев. Он так и думал. Старик неукоснительно следил за тем, чтоб запасы горючего не иссякали, а потому точно помнил, когда в последний раз заливал бензин в генератор. Три недели назад. Лежал он себе в постели и никак не мог понять, что же его так беспокоит. Тут-то Даг и сообразил, что не долил горючки. В тот день он распиливал бревна электропилой и складывал чурбаки в поленницу, чтобы просохли на летнем солнышке. Сложить-то он сложил, а вот бак заново не наполнил. Так и не смог уснуть. Пришлось посреди ночи в сарай переться. Все лучше, чем ворочаться до утра.

Даг дернул за шнур и замычал какой-то веселый мотивчик.

– Гляди, собака, – с пол-оборота запустил, – гордо сказал он Колючке.

Старик вынес из сарая прожектор мощностью в полтора киловатта и сунул вилку в генератор.

– Вот черт, – сердито пробормотал он. – Чего ж так ярко-то?

Белый электрический свет слепил глаза. Колючка встала и перешла на другое место, подальше от прожектора.

Даг вернулся в сарай за краской и новой кистью – специально купил для такого случая. Когда он вышел, Колючка пристально смотрела на огромные колеблющиеся тени на стене и тихонько скулила. Вот дурында, это ж просто мотыльки на прожектор слетелись.

Старик нагнулся и отверткой вскрыл банку. Осторожно, чтобы не перепачкаться, отложил крышку и окунул кисть в краску. Это вам не белила какие-нибудь, которые в чешую превратятся через пару лет! Это настоящая краска, укрывистая. А цвет какой! Даг провел кистью по сухим доскам сарая и полюбовался на свою работу. «Стена будет – загляденье», – сказал он сам себе. Теперь никто не скажет, что Даг Блеквуд лентяй, уж это точно. Старик довольно кивнул и принялся за дело.

– Ну, как, а, Колючка?

Лайка, не отрываясь, смотрела, как растут и пляшут тени. Она снова заскулила и повернула морду к океану.

– Да что с тобой такое, девочка? – спросил Даг. Тени увеличивались, мотыльки тысячами слетались к прожектору. Вскоре они облепили стекло, и стена утонула во мраке.

 

Навстречу автобусу тянулась бесконечная вереница машин. Томми подъехал к больнице. Волна должна была ударить минут через пятнадцать. В семи домах, у которых они с Френчем останавливались по дороге из Уимерли, никого не было. На краю автостоянки в два грузовых вертолета марки «Лабрадор» и «сикорски» забирались пациентки. Из-за треска лопастей Френч совсем перестал слышать рацию. Лица у женщин были растерянные, но паники не было. Все двигались слаженно и быстро.

– Больных с нарушением дыхания уже эвакуировали? – спросил Френч в микрофон.

Ему никто не ответил. Командор подождал, потом прижал наушник пальцем. Томми стоял рядом с автобусом и смотрел, как заспанные пациентки в пижамах или ночных рубашках шаркают тапочками по асфальту. Некоторое сами катили свои кислородные баллоны, многие несли книги и журналы. Одна из девушек, бледненькая, лет двадцати, в огромных наушниках, прижимала к животу плеер. У ворот автостоянки двое солдат регулировали движение машин, выезжавших на шоссе.

– Что там – уснули? Говорит командор Френч!

Томми волновался все сильнее. Он немного побродил кругами, потоптался на месте и, наконец, собравшись с духом, направился к больнице.

Френч двинулся следом. В наушнике раздался еле слышный голос:

– Нет, сэр. Пациенты с нарушением дыхания лежат на шестом этаже, а мы пока эвакуируем пятый.

– Вас понял. – Они с Томми обогнули несколько машин скорой помощи у главного входа и подошли к двойным дверям приемного покоя. – Женщин всех вывезли?

Тишина. Френч и Томми вошли в пустой вестибюль. С одежды Томми все еще текла вода, кроссовки булькали при каждом шаге. К груди он как всегда прижимал блокнот.

– Повторяю вопрос. Женщин всех вывезли?

Лифт поднял их на шестой этаж. Двери раскрылись, и Томми уверенно показал на одну из палат в самом конце коридора. Он прибавил шагу, но руки так и не опустил. Френч не отставал. Навстречу им солдаты вели под руки больных. Вдоль стены на кроватях лежали люди. Протиснуться оказалось не так-то просто. Медсестра, заполошная толстуха, испуганно уступила дорогу.

– Я не уверен, что всех, сэр. У меня пока недостаточно данных.

– Вас понял… Эй, ты куда? – окликнул художника Френч, но Томми, не оборачиваясь, вошел в одну из палат.

Он тут же уселся на стул рядом с кроватью, посмотрел на лежащего и с деловым видом начал что-то ему говорить. Френч вытащил другой стул на середину комнаты и подозвал Томми, похлопав рукой по сиденью.

– Садись-ка ты лучше тут.

Томми озадаченно посмотрел на командора, потом вдруг широко ухмыльнулся и перебрался в центр палаты. Он опять посерьезнел, прокашлялся, оглядел все койки в комнате и заговорил неестественным деревянным голосом, словно в пьесе играл:

– Вышел я как-то в море на лодке. Погода – просто загляденье, и бури не обещали. Закинул я удочку: треску, значит, ловлю. – Он улыбнулся своим мыслям. Двое больных повернули головы к Томми, ожидая продолжения.

Внезапно улыбка на лице Томми погасла, он взволнованно посмотрел на свои серые кроссовки.

– Тут как потемнеет! Как будто солнце погасили. А на небе ни облачка. Шум поднялся – ни дать ни взять река ледоходит. Оглядываюсь – море на горизонте дыбом стоит. Волна с гору. И на меня. А я даже пальцем пошевелить не могу от страха. В жизни такого не видал. Сижу и таращусь. Жду, что будет.

Еще четверо зашевелились на своих постелях и повернули головы к Томми.

– Все, думаю. Крышка. Кругом совсем почернело, волна уже до неба поднялась. А потом… – Томми перевел дух. Все взгляды в палате были прикованы к нему, –… потом пропала. Как не было. Такие вот дела, ребята. – Последние слова Томми почти прошептал. Повисла тишина. Стало слышно, как ходят поршни в аппаратах искусственного дыхания. – Так и не знаю, было это или не было. Может, помстилось мне, и не выходил я ни в какое море…

Кто-то закашлялся, видно пытался заговорить, но дыхательная трубка не дала, остальные просто кивали. Томми с ногами вскарабкался на стул. С мокрой одежды натекла порядочная лужа и поползла к железным ножкам кроватей. По палате распространился запах водорослей, и глаза у больных тут же прояснились. Через миг в окно, не замечая стекла, влетели шесть оранжевых лучей и исчезли в головах у пациентов.

В наушнике раздался голос:

– Движение цунами замедляется, сэр. Давление внутри – 20 гектопаскалей. Скорость упала до сорока семи узлов. Волна достигнет берега на десять минут позже.

– Вас понял, – ответил Френч и повернулся к Томми: – Теперь куда?

Томми спрыгнул на пол, улыбнулся и показал пациентам большие пальцы.

На другой стороне коридора, в женской палате никого не оказалось. Аккуратно застеленные койки. Взбитые подушки.

Толстуха-медсестра вплыла следом за Френчем и Томми: узнать, чего надо этим «посторонним».

– А где больные? – начальственным тоном спросил командор.

– Ваши забрали, – с вызовом ответила медсестра. – Женщин первым делом вывели.

– А в мужских палатах еще кто-нибудь остался на этаже?

– Дальше по коридору. Мы их к эвакуации готовим. Посещения запрещены.

Френч кивнул Томми, и они пошли в следующую палату. Томми снова сел в центре и рассказал историю, но уже другую, более подходящую, по его мнению, для данной аудитории. И снова больные пришли в себя.

Френч, привалившись к дверному косяку, смотрел на старика, что лежал ближе всех к выходу. Губы больного дрожали, пальцы постукивали по одеялу. Старик не сводил с Томми огромных, черных как смоль глаз. На бледном лице они казались двумя чернильными кляксами. В глянцевых зрачках отражалась лампочка. Старик тряхнул головой, глаза его начали светлеть и стали голубыми. Оранжевый луч бесшумно прошел сквозь стекло и исчез во рту больного. Старик устало улыбнулся, кивнул и задремал.

– Сэр! Давление – 15 гектопаскалей, скорость – тридцать девять узлов. Волна достигнет берега примерно в двадцать три часа сорок семь минут.

– Их болезнь и создает волну, – отрешенно прошептал Френч. – Это духи.

– Повторите, сэр.

Командор стряхнул с себя оцепенение и оглянулся. Томми уже ушел. Френч кинулся в соседнюю палату. Томми важно сидел на стуле, для пущего эффекта размахивая руками и мокрым блокнотом. Теперь его голос звучал уже вполне уверенно.

 

– Не бойся, ласонька, тут мы как у Христа за пазухой. – Мисс Лэрейси повесила керосиновую лампу на гвоздь и улыбнулась уютному язычку пламени. Райне пришлось пригнуться, чтобы не задеть головой низкую балку. Мисс Лэрейси стояла, выпрямившись во весь свой крохотный рост, наклоняться ей было незачем. – Эти доски любую волну удержат. – Она ткнула пальцем в потолок подвала, успокаивая Райну. – Они толстые, как кирпичи, и все щели просмолены. Отец у меня корабелом был. Он и дом такой построил, чтоб сплавлять можно было при надобности. Сам его сюда пригнал. Дом у нас путешественник.

На стоптанном полу стоял синий рундук, окованный медью, вдоль стены тянулись полки со всевозможными соленьями и вареньями.

– Я уж лучше вертолета подожду. Наверху. А то еще пропустим…

– Ну-ка, подвинь его, – велела Райне мисс Лэрейси.

– Этот ящик?

– Его.

Райна поднатужилась и попыталась сдвинуть рундук с места. Старушка окинула пытливым взглядом потолочные балки. «Безопасность, – подумала она. – Каких только слов олухи не выдумают». Рундук отъехал сантиметров на пять.

– Здоров шкафец, ничего не скажешь. Я когда-то в этот подвал почем зря бегала, пока отец не запретил. Он-то сюда этот гроб и приволок, чтобы я до сундучка своего не добралась. А там у меня все. Все, что сердцу мило.

Райна уперлась ногами, крякнула и снова налегла на рундук. Между ним и стеной обнаружился полированный деревянный ящичек.

– Уф, чуть пупок не развязался! – пропыхтела она, с трудом разгибаясь.

– Вот он сундучок мой волшебный, – гордо сказала мисс Лэрейси. – Тоже отец сработал. Чистый палисандр. Это дерево самое лучшее. И гладкое, и прочное, и каждое колечко на нем видно. Так Урия говаривал. А сам он это от моего отца узнал. – Старушка наклонилась, любовно погладила полированную крышку и открыла сундучок.

Внутри лежала мужская одежда. Синий свитер, несколько пар брюк, серых и коричневых, и носовые платки. Все было аккуратно сложено. Мисс Лэрейси взяла один из платков с вышитыми краями.

– Сама вышивала. Для Урии. – Старушка подняла свое сокровище повыше, чтобы гостья могла его разглядеть.

– Вещица что надо, – сказала Райна. Она рассеянно сжимала и разжимала кулаки, переминалась с ноги на ногу и посматривала в потолок. – По-моему, это… Шумит, вроде…

– Рано еще полошиться. Сегодня костлявая не тебя караулит.

Старушка положила платок обратно и выудила синий свитер. Он пах шерстью, нафталином, которым когда-то мисс Лэрейси заботливо пересыпала все вещи, и хранил тепло давно погибшего хозяина. Мисс Лэрейси застыла, с головой погрузившись в сладкие воспоминания.

– Матушка Урии всю его одежку мне отдала, мы ведь с ним обручены были.

Шум над головами стал громче, стены слегка задрожали. Райна кинулась к лестнице, остановилась на полпути и протянула мисс Лэрейси руку.

Но старушке было не до того. Она снова понюхала синюю шерсть, закрыла глаза и затаила дыхание. От любви к Урии кружилась голова.

– Пора уже!

Мисс Лэрейси очнулась и удивленно открыла глаза. С сожалением выдохнула сладкий воздух, аккуратно сложила свитер и вернула его на прежнее место.

– Вертолет прилетел. – Райна поднялась на несколько ступенек и нетерпеливо замахала рукой. – Пошли скорей!

– Что ж тебе все неймется? – Мисс Лэрейси захлопнула сундучок и снова погладила крышку, стирая пыль.

– Урия, – прошептала старушка, разглядывая годовые кольца на деревянных боках. Она потянулась за керосиновой лампой и грустно засеменила следом за Райной. Та крепко схватила мисс Лэрейси за руку и потащила вверх по узким крутым ступеням.

Старушка оглянулась на темный подвал. Тьма сгущалась по мере того, как они поднимались по лестнице.

– И куда торопимся? – пробормотала она в спину Райне. И уже громче, голосом, полным отчаянья, повторила: – Куда торопимся-то?… Из дома родного?

 

Агата давно все подъела, и миска для воды была совсем сухая. Доктор Томпсон, поскрипывая палкой, торопливо вошел на кухню и осветил фонариком эту печальную картину. Пришлось извиняться. Кошка в ответ только мяукнула, в зрачках у нее заплясали искорки. Томпсон подхватил увесистую тушку на руки. Агата потерлась об него шубкой и довольно замурлыкала. Томпсон посветил в открытую дверь туалета – крышка унитаза поднята.

– Ну, значит, смерть от жажды тебе не грозила.

Он уже совсем было собрался бежать с Агатой к машине, как вдруг замер на пороге и задумался, оглянувшись на гостиную. В неверном свете фонарика все казалось призрачным, ненастоящим. Томпсон посмотрел на часы.

– Пара минут у нас с тобой еще есть, – пробормотал он и направился через кухню к заднему крыльцу. Оттуда спустился в подвал, стараясь не споткнуться о свою палку. Там доктор добрался до полки с вином и подумал вслух:

– Чего бы такого прихватить?

На полу валялся старый мешок. Томпсон бросил палку, посадил Агату на плечо и при этом чуть не уронил фонарик. Что у нас самое любимое? Как тут выберешь! Луч скользил по красивым наклейкам. Одни шедевры! КАБЕРНЕ, МЕРЛО, БОРДО, ПОРТВЕЙН и БРЕНДИ.

Агата тихонько урчала над ухом. Томпсон сосредоточенно выбирал и складывал бутылки в мешок, мягко позвякивало стекло. Таблеток от жадности ему никто не выписывал, руки мелькали все быстрее и быстрее, доктор орудовал, словно грабитель, который боится, что его сейчас застукают хозяева. Наконец, он закончил, поднял мешок за края и, кряхтя, взвалил его на плечо. Палку придется бросить. Тут уж либо палка, либо мешок. Мешок. Доктор захромал к лестнице, освещая себе путь фонариком.

Наверху Томпсон открыл холодильник. На полках лежали сыры трех сортов: бри, гаварти с укропом и его любимая брынза. Жутко вредная, между прочим. От нее повышается давление. Ага, вот и икра, прямо из России, а рядом крекеры с кунжутом, он купил их на прошлой неделе в магазине экзотических продуктов в Сент-Джонсе. Раз уж придется куковать в Тавро, пусть хоть будет чем себя развлечь. Доктор набил полиэтиленовый пакет едой и сунул в мешок следом за бутылками.

– Ну все, Агата, слазь, – сказал Томпсон, вскидывая тяжелую ношу на спину. Он выбрался во двор и дохромал до внедорожника. Мотор заработал, фары осветили траву перед домом.

Доктор осторожно посадил кошку на пассажирское сиденье, сунул мешок под ремень безопасности сзади и сел на водительское место.

– Эх, Агата, красотуля ты моя, ну и пир мы с тобой закатим! Королям не снилось, – сказал он и принюхался. В кабине одурманивающе пахло сыром. Томпсон замычал от удовольствия, включил заднюю передачу и тут только вспомнил о часах на приборной панели.

– Вот интересно, – он взволнованно облизнул губы, – когда можно будет первый раз остановиться и устроить себе пикничок под звездами?

 

Мисс Лэрейси выглянула в щелку между тюлевыми занавесками на окне гостиной. Над двором завис вертолет. Райна стояла в луче прожектора, но лицо ее оставалось в тени. Свет становился все ярче, вертолет шел на снижение. Фигура Райны совсем побелела, словно она сама начала светиться, и наконец потонула в ослепительном сиянии.

– Прилетел, – возбужденно закричала Райна в сторону дома.

«И чего орать? – подумала мисс Лэрейси. – Что у меня глаз нет, что ли? Или ушей?»

Вертолет опустился посреди дороги, прожектор нацелился в окна. Старушка заморгала. Только через некоторое время она начала различать свою руку, вцепившуюся в занавеску, дряблую морщинистую кожу, синие вздутые вены и рукав зеленого домашнего платья. Мисс Лэрейси отступила в тень и сердито вздернула подбородок:

– Вот черти, так и ослепнуть недолго.

Стены затряслись от грохота. Входная дверь распахнулась, в дом ворвался рев мотора и стрекот вращающихся лопастей.

Старушка живо засеменила к дивану, села и схватила свое вязанье. В комнату вбежала Райна. Мисс Лэрейси закричала:

– Чего стоишь? Дверь закрывай! У меня все перепонки полопаются!

– Пошли! – задыхаясь, выпалила Райна.

Старушка продолжала спокойно вязать. Она пошевелила губами, считая петли, потом подняла к глазам белый шарф, чтобы оценить его длину.

– Пошли скорее!

Мисс Лэрейси сделала вид, что не слышит. Дом содрогнулся до самого основания. Старушка подняла глаза. Райна уже ушла, на ее месте теперь стоял Френч, одетый в красивую синюю форму и берет спасателя. Командор был настроен весьма решительно.

– Вернулся-таки со своей трещоткой. – Мисс Лэрейси старалась перекричать шум мотора. Она похлопала по диванной подушке, приглашая гостя сесть. – Заходи, сынок. Будь как дома. Хочешь чайку и булочку с изюмом? Я мигом чайник поставлю.

Френч мрачно покачал головой:

– Не успеем.

Мисс Лэрейси улыбнулась, потом рассмеялась, розовые десны заблестели в лучах прожектора.

– Брось, шкипер, нам успевать некуда. – Яркий свет снова ударил ей в глаза. – Вели своим охламонам лампу вырубить. Тошно от нее. Да и нечего на меня светить: и так на драную кошку похожа.

– Вы прекрасно выглядите.

– Ишь какой! Ну спасибо на добром слове.

– Пора на борт. Иначе я не смогу вам гарантировать безопасность.

– А Райна где?

Френч кивнул на входную дверь:

– В вертолете, – ответил он, ни капельки не раздражаясь.

Кремень, а не мужик. Мужчина сказал, мужчина сделал, так раньше говорили.

– Ты сам-то откуда будешь? А то я и забыла спросить.

– Из Бюрина.

Мисс Лэрейси бодро зашевелила спицами.

– Так я и думала. Не тутошний. – Она бросила на него быстрый внимательный взгляд и снова вернулась к вязанию.

Френч оглядел комнату.

– Чудесный дом у вас.

– Я тут с пеленок.

– Пойдемте, пора. – Командор твердо кивнул и посмотрел на окно.

– Да ну, – проворчала старушка. – Ерунда это все.

– У нас минут пять, не больше.

Мисс Лэрейси пожала плечами.

– Это у тебя минут пять. А у меня так все десять.

– Давайте выйдем во двор. Просто посмотрим на вертолет, и все. – Френч подошел и протянул ей ладонь. Пальцы у него были длинные, а кожа обветренная. Не белоручка, уж точно. Много и тяжело работал. Старушка нехотя подала ему сморщенную лапку и поднялась. Она по-девчачьи хихикнула и прихватила со столика свой фотоальбом. Приятно идти под руку с таким молодцом. Морской пехотинец, это тебе не хухры-мухры! Такой через огонь и воду пройдет, не чихнув. И мозги у него на месте. Вон до какого чина дослужился. Значит, голова на плечах имеется. Они вышли во двор, в лицо ударил порыв ветра. Элен и ее кавалер.

Мисс Лэрейси отпустила руку командора и крепко прижала к груди альбом, словно хотела оградить его от всех напастей.

В вертолете было полно людей. Мелькнули лица Томми и Райны. Остальных мисс Лэрейси не знала, но все равно приветливо помахала им рукой, и те нетерпеливо замахали в ответ. Они складывали ладони рупором и что-то кричали.

Френч спокойно посмотрел на бухту. Мисс Лэрейси тоже повернула голову. Тьма-тьмущая. Берега не видно, только на чернильной глади поблескивают искорки. Френч указал рукой:

– Когда я входил в дом, вон там еще была земля. Вы понимаете, что это значит? – Он крепко схватил мисс Лэрейси за руку и потащил к вертолету, но старушка вывернулась и со всего маху треснула его альбомом по груди.

– Отвяжись, – сказала она. – Я в кастрюлю твою летучую не полезу.

Френч оглянулся на вертолет, вздохнул и вдруг без всякого предупреждения схватил старушку в охапку и кинулся к дороге.

– Я не могу вас одну бросить! – крикнул он.

– Так оставайся со мной, вместе искупаемся, – прошипела мисс Лэрейси, изо всех сил лягаясь и брыкаясь. Альбом выскользнул и упал на траву.

– Расстояние? – суровым голосом произнес Френч.

– А? Я альбом уронила! – Мисс Лэрейси потянулась вниз, но до травы было не достать.

– Когда?

– Чего «когда»? – Старушка барахталась в стальных объятиях командора, но тот все-таки затащил ее в салон. Вертолет сразу начал подниматься. Желудок мисс Лэрейси рванулся к горлу.

– Ах ты изверг! Альбом из-за тебя уронила! – Она замолотила кулачками по груди командора. – А ну, поставь меня на ноги, медведь чертов! Воспитания ни на грош! Кто тебя растил такого?

Френч нехотя опустил мисс Лэрейси на пол. Она фыркнула, расправила платье, глянула вниз и храбро выпрыгнула из вертолета, который еще не успел как следует подняться.

Старушка покачнулась, потом выпрямилась и бросилась к тому месту, где уронила свой альбом. Страницы шелестели на ветру. Она схватила его и трепетно прижала к груди.

Вертолет завис в метре над травой. Люди в кабине отчаянно закричали.

– Вы уж сами как-нибудь! – Мисс Лэрейси помахала им рукой. – Нечего мне там с вами делать!

 

Чейз положил ключи рядом с цветочным горшком на столике в прихожей, расстегнул ремень, повесил его на деревянный крючок и пару секунд постоял, наслаждаясь уютом родного дома. Ему нравилось возвращаться сюда и захлопывать дверь перед носом у целого света. Тихо. Кажется, будто тут никого нет. Сержант нагнулся и развязал шнурки. Движения давались ему с трудом, каждое надо было сначала обдумать. Он зевнул и сунул голову в дверь гостиной. Никого. В углу темнел экран выключенного телевизора. Чейз глубоко вздохнул и снова почувствовал запах пепла. Вышел в темную прихожую, где горел только ночничок над батареей. Носки ступали по мягкому ковру, в воздухе пахло духами и лекарствами, а значит, Терезой. Сержант заглянул в свой кабинет, слышно было, как тихонько жужжит кулер. По экрану бежали разноцветные пятна: включился скринсейвер. Чейз вспомнил, что жесткий диск забит фотографиями с мест преступлений. Перед глазами встали лица жертв. Они не отворачивались от Чейза, как раньше, а смотрели прямо на него.

Сержант вошел в кабинет и сел за стол. Курсор скользнул вправо, экран ожил. Чейз нашел папку «Ножевые» и посмотрел на тех, кого зарезали ножом. Картинки запечатлели смерть во всей ее неприглядности, выставили каждую деталь на обозрение публики. Тут были и старые фото, еще тех времен, когда фотографы на месте преступления были в новинку, и совсем недавние. От черной крови и белой кожи прогресс шагнул к ярким цветным пятнам.

Чейз удалил всю папку. «В папке 143 объекта. Вы уверены, что хотите удалить все?» Да. Он открыл следующее окно. «Огнестрельные». Стереть каждую жертву. «Тяжкие телесные», «Удушение», «Суицид», «Утопление»… Стереть всех из памяти и очистить корзину. Чейз вспомнил маленькую девочку в горящем доме. Вспомнил трупы на рыбозаводе. Никакие фотографии с этим не сравнятся.

Сержант встал и выключил компьютер, не закрыв ни одной программы. Прошел в спальню и посмотрел на кровать. Тереза спокойно спала, укутавшись в одеяло. Что ей снится? Может, и ничего, если наглоталась таблеток. А может, какой-нибудь кошмар из тех, которые она потом даже собственному мужу не пересказывает. Тереза… Он, как мог, старался утешить и успокоить ее. Все эти усилия ничего для нее не значили. Любовь сошла на нет. Тереза больна, и эта болезнь исключила Чейза из ее мира. Она жила во тьме, с которой сержант сражался на работе и которую, как инфекцию, приносил с собой в дом. Работа. Просто игрушки со смертью. Смерть стала его работодателем.

Чейз прошел сквозь тихую комнату и встал у постели со стороны Терезы. На столике лежал пузырек со снотворным. Сержант поднял его и направился в ванную. Увидел краем глаза свое отражение и вздрогнул. Повернулся к зеркалу. Надо побриться. А то прямо старик какой-то. И форму неплохо бы постирать. Вся грязная, в пятнах. Раньше никогда себе такого не позволял.

«Я исполнил свой долг, – подумал сержант. – Я исполнил свой долг. Не победил и не проиграл. Просто старался сохранить равновесие между добром и злом на вверенном мне клочке земли. Сумел ли? Не знаю. Но долг исполнил».

Он открыл пузырек со снотворным и вытряхнул таблетки в унитаз. Белые кружочки не хотели тонуть. Чейз надеялся, что они хотя бы растворятся, но пилюли оказались упорнее его. Тогда он просто спустил воду.

Сержант вымыл руки и несколько раз плеснул себе в лицо. Снял с крючка на задней стене полотенце и вытер лоб. Чейз ждал, что на материи останутся черные пятна, и опять ошибся. Махровая ткань сияла белизной.

Он вернулся в спальню. Раздеваться не стал, а просто лег на кровать поверх одеяла, обнял Терезу, свернувшуюся уютным теплым комочком, и прижался губами к нежной кожице в ложбинке между плечом и шеей. Тереза даже не пошевелилась, только дышала во сне глубоко и ровно.

В эту минуту, самую удивительную минуту его жизни, он прижимался к жене крепче, обнимал нежнее, боготворил ее больше, чем за все годы, проведенные вместе. Потому что у них не осталось ничего впереди, и эта пустота наполняла его душу пронзительной всепоглощающей любовью.

 

Тари улыбалась, но глаз пока не открывала. Ее личико белело в темноте.

– Тари! – прошептала Ким, она склонилась над постелью и погладила челку на лбу дочери. – Солнышко! Это мама. Тари!

Джозеф сжал ручку девочки и заметил, что ее улыбка стала светлее. Он с надеждой оглянулся на жену и вдруг увидел что-то очень странное за окном палаты. Ким тоже туда посмотрела. За стеклом стояла глухая черная стена.

В комнату вбежала медсестра.

– Надо быстро ее вывезти. Нас ждет больничный вертолет.

Несколько минут назад та же самая женщина потребовала, чтобы сначала уехали Ким и Тари, а Джозефа заберут потом. Ким отказалась покидать мужа. Им объяснили, что в районе объявили массовую эвакуацию: боялись дальнейшего распространения эпидемии.

– Прямо сейчас? – спросила Ким.

– У вас еще пара минут, – сердито сказала медсестра и вылетела из палаты. Джозеф встал у окна.

– Джозеф!

Он оглянулся, лицо его было совершенно белым. Со своего места Ким тоже видела окно. Черная стена ночи вдруг заблестела: на гладкой поверхности показалась луна.

– Что это? – Ким подбежала к мужу.

– Не знаю.

Она прижалась лицом к стеклу. Тусклое отражение палаты не заслоняло того, что происходило на улице. С востока, занимая полнеба, надвигалась огромная волна. Через мгновение она поглотила дорогу, Ким ахнула и невольно шагнула назад. Ей показалось, что там, за стеклом – аквариум, который постепенно заполняется водой. Окно задрожало от оглушительного рева.

Спотыкаясь, Ким бросилась к Тари, чтобы защитить дитя. «Нет, нет», – бормотала она, прижимаясь к щеке дочери. Ким поцеловала Тари и попыталась поднять ее на руки, но дыхательной трубки хватило только на полметра. Ким так и застыла, согнувшись.

– Она проходит, – сказал Джозеф. Стекло задребезжало громче. – По-моему, она проходит мимо нас.

– Мама! – раздался над ухом Ким тонкий детский голосок.

– Тари! – Ким повернулась и увидела, что девочка открыла глаза.

– Привет, мамуль!

– Тари, заинька! – Ким положила дочь на постель.

– Пап!

– Здесь папа, здесь. Вон он, у окна.

Тари посмотрела на Джозефа, тот стоял, опустив голову и прижав ладони к стеклу, словно пытался остановить надвигающуюся стену тьмы.

 

Френча била дрожь. Ему хотелось выпрыгнуть из вертолета следом за мисс Лэрейси, схватить упрямую старушку и увезти ее силой, но он только крепче вцепился в края люка. Рядом с ним, плечом к плечу стояли Томми и Райна. Одна нога командора болталась в воздухе. Опереться, чтобы втянуть себя в кабину, было не на что. Френч отчаянно расталкивал руками людей, стараясь нащупать ремень люльки. Нашел. Командор протащил его через голову и закрепил на поясе. Если сейчас прыгнуть, ремень поднимет в воздух, как только Френч схватит мисс Лэрейси.

Голос в наушнике произнес:

– Нет времени, сэр.

Командор глянул на пилота, тот обернулся, покачал головой и жестом показал, что дело плохо.

– Не успеем подняться, сэр.

Френч посмотрел на пассажиров. Все взгляды были прикованы к мисс Лэрейси. Всем хотелось, чтобы старушка либо забралась в салон, либо уж как-нибудь там погибла. Но только без них.

– Летим! – крикнул какой-то молодой человек. Упитанная дамочка попыталась схватить пилота за плечо, но тот увернулся.

За лобовым стеклом вертолета стояла черная стена. Совсем близко, метрах в тридцати. Две женщины завизжали, молодой человек отпихнул дамочку и попробовал сам дотянуться до пилота.

Френч выругался и сжал зубы, яростно сражаясь с самим собой. Ему хотелось крикнуть: «Снижайся! Снижайся скорей!», но он не мог этого сделать. Тогда погибнут все остальные. Вода поглотит вертолет в мгновение ока.

Прожектор метался по двору. Внизу лицом к океану стояла мисс Лэрейси, она по-прежнему крепко сжимала свой драгоценный фотоальбом. Старушка запрокинула голову, будто наслаждалась теплым летним дождичком.

Порт-де-Гибль то ли смыло, то ли заслонило волной, которая уже входила в бухту и через несколько секунд должна была накрыть утес.

– Жду приказаний, сэр, – голос пилота звенел в наушнике.

Черная стена была уже в двадцати метрах от них. Командор перевел взгляд на землю, покрепче уцепился за внутреннюю обшивку и приготовился прыгать.

– Сэр! Жду приказаний!

– Поднимайтесь! – крикнул наконец Френч. О как он хотел скомандовать «Ниже!». Каждая клеточка в его теле напряглась. Ниже, ниже, ниже… Нет, нельзя.

Зрачки пассажиров сузились от страха. Все смотрели на мисс Лэрейси. Вертолет поднимался. Пять метров. Семь…

Старушка уронила свой альбом и распростерла руки. Сквозь возгласы ужаса, раздававшиеся в кабине, Френч сумел разобрать: «Плачет невеста… мой милый… воды стали могилой…»

– Выше! – взревел он.

Командор кусал губы, яростно, в кровь. Черная вода накрыла мисс Лэрейси с головой. Старушка не упала, а просто исчезла. Волна поднималась все выше, заливала пространство под вертолетом и наконец лизнула стальное брюхо. Пассажиры, крича и хватаясь друг за друга, покатились к задней стене кабины.

Френч ощутил на губах металлический привкус крови.

– Выше!

Остальные присоединились к нему, дружно повторяя: «Выше, выше, выше…»