Осознание нами своей греховности



 


Осознание греховности и преуспеяние в борьбе

— Геронда, если человек не преуспевает в своей ду­ховной борьбе, то правильно ли, если он говорит себе: «Какой ты есть, таким ты и останешься. Ничего лучше­го я от тебя не жду».

— Относясь к своему состоянию подобным образом, можно впасть в прелесть. Такой человек может дойти до того, что начнет говорить: «Те, кому суждено попасть в Рай, в него попадут. Стало быть, зачем я буду подвизать­ся?» Так что же, получается, что святые освятились без борьбы? Говоря так, человек ждет своего исправления и освобождения от страстей, не подвизаясь. Он ведет себя подобно тому старику, который хотел полакомиться яго­дами и уселся под шелковицей с разинутым ртом, ожидая, когда какая-нибудь ягода сама упадет с дерева ему в рот.

— Геронда, как я могу понять, что духовно преуспеваю?

— Если у тебя есть осознание своей греховности, то бу­дет и духовное преуспеяние. Чем большими ты видишь свои грехи, тем большее осознание греховности ты будешь приобретать и тем больше преуспеешь.

— Геронда, а можно ли осознавать свою греховную ошибку и при этом не преуспевать?

— Когда человек осознает свою греховную ошибку и снова, не желая того, ее совершает, то это значит, что у него есть гордость или предрасположенность к гордости. И поэтому Бог не помогает ему преуспеть.

Если человек осознает свою греховность, то это великая сила, великое дело. Потом человек начинает гнушаться себя, смиряется, приписывает все доброе чело­веколюбию и благости Божией и чувствует великую благодарность Ему. Поэтому Бог любит грешников, осоз­нающих свою греховность, кающихся и живущих со сми­рением, больше, чем тех, кто много подвизается, однако не признает своей греховности и не имеет покаяния.


Надо смиренно просить милости Божией для нашего исправления

— Геронда, когда святые отцы говорят, что покаяние заключается в том, что человек принимает решение не повторять предшествующих грехов и скорбит о них, то это значит, что мы должны помнить о совершенных на­ми грехах постоянно?

— Нет, не нужно помнить каждый грех отдельно, но надо постоянно иметь осознание своей греховности. До какого-то момента человек должен думать о своем пре­грешении, а затем ему следует смиренно просить милос­ти Божией — и если у него нет гордости, то Бог ему по­может. Особенно человеку чувствительному: если он по­каялся и поисповедовался в своих старых грехах, то ему лучше их забыть. Ведь иначе тангалашка может напоми­нать ему его старые грехи, удручать его помыслами, для того чтобы отнимать у него время и отрывать его от мо­литвы. Однако если человек, не отличающийся чуткостью, видит, как в нем рождается гордость, то будет неплохо, если он вспомнит свои грехи, для того чтобы смириться.

— Геронда, а может ли человек осознавать свою греховность, но при этом не иметь покаяния?

— Может, если у него нет смирения. Когда к покаянию примешивается эгоизм, то человек без конца мучает себя мыслями: «как же я мог это сделать?», «как посмотрят на это люди?», «что же обо мне подумают?» — и терзается. В словах «как же я снова мог это сделать?» и «как я мог до такого докатиться?» — есть эгоизм. Покаяния в таких сло­вах нет. Человек должен понять, что он согрешил, и, поняв это, смиренно попросить милости Божией. «Боже мой, — должен сказать такой человек, — я согрешил, прости меня. Вот такая я дрянь. Пожалей меня. Если Ты не поможешь мне, то я могу стать еще хуже, лучше я стать не могу. Сам я никогда не исправлюсь». И, сказав это, надо постараться



О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ


Осознание нами своей греховности



 
 

не повторять свой грех. Многие, согрешив, испытали боль не потому, что они пали в глазах людей, а из-за того, что они ранили своим грехом Бога.

Если живший по-мирски человек прерывает свои свя­зи с мирским духом, то потом часто и не желая того, он чувствует, что этот дух влечет его к себе. Однако такому че­ловеку не нужно отчаиваться. Я думаю, что в подобном слу­чае преуспеянием будет и начавшаяся в грешнике добрая обеспокоенность, которая обличает его душу за совершен­ные проступки и за то, что он мог сделать что-то [доброе], но не сделал этого. Потихоньку происходит борьба, чело­век невольно смиряется и отчаивается добрым отчаянием, то есть отчаивается в своем «я». Тогда он объясняет все доброе Благодатью Божией и воистину верует в слова, ска­занные Господом: «Без Мене не можете творити ничесоже»4. Если впоследствии такой человек станет любочестно, со многим смирением подвизаться, уповая при этом на Всесилие Божие, то Благий Бог его помилует.

Печаль за наши согрешения

— Геронда, как человек может помочь себе не по­вторять совершенный им проступок?

— Если человеку станет по-настоящему больно за свой проступок, то он его не повторит. Для того чтобы человек исправился, в нем должно присутствовать внутреннее сокру­шение с искренним покаянием. Поэтому святой Марк Под­вижник говорит «Если человек не восскорбит о своем гре­хе, в соответствии с его мерой, то он снова легко впадет в ту же сеть»5 . То есть, если грех невелик, требуется меньшее покаяние, если грех тяжелее, требуется покаяние большее. Не рассматривая величину своего падения и не печалясь о

4 Ин. 15, 5.

5 Ср. Добротолюбие в русском переводе. Т. I. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1992. С. 560.


нем в соответствии с этой величиной, человек легко впадает в то же самое или даже еще большее прегрешение.

— А как мы можем понять, что опечалились о на­шем падении не в соответствии с его величиной?

— Доказательством несоответствия между падением и печалью является то, что вы снова впадаете в тот же самый грех. Кроме этого, следя за собой, не ограничивайтесь одной [духовной] диагностикой. Ведь вы без конца занимаетесь [ду­ховными] микробиологическими исследованиями. Найдя своего [духовного] микроба, вы разглядываете его и говори­те: «Надо эту козявку раздавить». Однако лечения вы так и не начинаете. Ну хорошо, вот вы убедились, что страдаете каким-то недомоганием. Сразу же надо думать о том, как эту болезнь исцелить. Какая польза от того, что вы будете постоянно заниматься одними анализами, не стараясь ис­правиться? Вы говорите: «У меня есть такая-то страсть, у меня есть страсть другая». Однако вы не отсекаете эти страсти и, причитая, остаетесь в том же страстном состоя­нии. Таким образом, вы выбрасываете на ветер свои силы и растрачиваете себя попусту. Вы растрачиваете свой ум, свое сердце. От расстройства вы становитесь больными и потом ничего не можете делать. Затем, выздоровев, опять начина­ете причитать: «Как же это я так в тот раз заболела? Поче­му это произошло?» Я не говорю, что не надо следить за со­бой, нет. Не позволяйте своим прегрешениям проскакивать незамеченными. Но, брат ты мой, расстраиваться тоже нуж­но до какого-то предела! Нельзя быть равнодушным, но ведь и чувства злополучия, несчастности тоже надо избегать! Ты сделала что-то неправильное? Задумалась над этим? Увиде­ла, в чем была твоя ошибка? Осознала ее? Поисповедовалась в ней? Если да, то продолжай свой путь, не застревай на этой ошибке. Отложи ее только в своей памяти, для того чтобы в следующий раз, когда тебе снова представится по­вод ее повторить, ты была внимательна. Если мы не стара­емся исправить своих ошибок, то расстройство из-за них



О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ


Осознание нами своей греховности



 


бесполезно. Печалясь об ошибках, не стараясь их исправить, мы все равно что без остановки плачем о каком-то больном, но при этом не стараемся помочь ему стать здоровым.

— Геронда, печалиться не нужно даже тогда, когда ты заслуженно страдаешь за какую-то совершенную то­бой ошибку?

— Не так. В этом случае печалиться нужно, однако пе­чаль должна быть соответственной, соразмерной твоей ошибке, Если тебе не станет больно за совершенную тобой ошибку, то ты по легкомыслию снова впадешь в нее — то есть останешься неисправленной. Однако, если, начав с по­каянной печали, ты доходишь до отчаяния, значит, ты опе­чалилась больше, чем требовалось. В подобных случаях необ­ходимо немножко взбодрить себя и отнестись к совершен­ной тобой ошибке с некоторой долей доброго равнодушия.

Нам требуется самоукорение, а не отчаяние

— Геронда, но разве легко глубоко осознать свою гре­ховность, находясь в начале духовного пути?

— Когда мы находимся в начале нашей духовной жиз­ни, Бог по Своей любви не попускает нам осознать нашу греховность, чтобы мы не согнулись [под ее тяжестью]. Не­которые любочестные и чуткие души не смогли бы пере­нести осознание своей греховности и терпели бы вред. Та­ким образом, Бог ослепляет наши глаза и мы не видим всех наших прегрешений вместе. К примеру, рукав нашей одежды может быть испачкан в птичьем помете, а мы, гля­дя на него, будем думать, что это не помет, а цветочные ле­пестки. Однако, когда мы преуспеваем в нашей духовной борьбе, Бог потихоньку попускает нам видеть наши ошиб­ки. Одновременно с этим Он дает нам и силу для того, что­бы мы подвизались и эти ошибки исправляли. Если отсут­ствует опыт, то тонкая работа не на пользу. То же самое происходит и с осознанием благодеяний Божиих. Если бы


человек, находясь в начале своей духовной жизни, видел благодеяния Божии, то у него началось бы духовное крово­излияние, потому что, видя благодеяния Божии и осозна­вая свою неблагодарность за них, человек страдает, тает.

— Геронда, а я не вижу своих ошибок, и мое сердце подобно камню.

— Иногда Бог попускает нашим глазам не видеть наших ошибок, а нашему сердцу — быть камнем, потому что в противном случае диавол может низвергнуть нас в отчаяние Человек должен относиться к своей греховности с рассужде­нием. Покаяние, в котором присутствует душевное терза­ние и отчаяние, — не от Бога, в таком покаянии накрутил своим хвостиком тангалашка. Человек должен быть внима­тельным, потому что диавол, подловив его «справа» — на по­каянии, может бросить его «влево» — в печаль и отчаяние. Диавол хочет сломать человека — душевно и телесно — и привести его в негодность. То есть он приносит другое со­крушение — исполненное душевной тревоги, для того что­бы сокрушить этим сокрушением человека. К примеру, диа­вол может сказать человеку: «Ты такой великий грешник, что не спасешься». Делая вид, что заботится о душе челове­ка, диавол ввергает его в душевную тревогу и отчаяние! Так зачем же позволять диаволу делать все, что он хочет? Когда диавол говорит тебе: «Ты грешница», отвечай ему: «Ну а те­бе-то какое до этого дело? Я скажу, что я грешница, когда захочу этого сама, а не тогда, когда этого захочешь ты».

— Геронда, а в чем причина того, что душу часто по­сещает уныние?

— Уныние и душевная тяжесть обычно имеют свою причину в угрызениях совести, которые происходят, оттого, что человек излишне чувствителен. В этом случае че­ловеку необходимо поисповедоваться, чтобы быть в состо­янии получить помощь от духовника. Ведь если человек из­лишне чувствителен, то прегрешение, которое он совер­шил, может быть очень маленьким, однако враг увеличива-



О ГРЕХЕ И ПОКАЯНИИ


Осознание нами своей греховности



 


ет это прегрешение в глазах такого человека. Он показыва­ет ему это прегрешение через микроскоп, для того чтобы низвергнуть человека в отчаяние и привести в негодность.

К примеру, диавол может внушить такому излишне чувствительному человеку, что он якобы очень огорчил своих ближних, что он создал им трудности и тому по­добное. Таким образом диавол ввергает человека в рас­стройство, которое превосходит его силу. Однако если диавол действительно заботится о благе нашей души, то почему он не идет искушать [будить] совесть бесчувствен­ного человека? Но где там: человеку бесчувственному — для того чтобы он не пришел в чувство — диавол внуша­ет считать его большой грех ничего не значащим.

Человек должен познать себя таким, каков он есть в действительности, а не таким, каким представляет его в собственных глазах враг — диавол. Ведь диавола заботит одно: как бы сделать нам зло. Человек никогда не должен от­чаиваться — только бы у него было покаяние, потому что и грехи его меньше, чем грехи диавола, и смягчающие вину обстоятельства у него есть — ведь он создан из земли, но, бу­дучи невнимательным, поскользнулся и испачкался грязью.

Для того чтобы духовная борьба была правильной, мы должны вращать колесо [нашей духовной машины] в сторону, противоположную той, куда его крутит диавол. Диавол внушает нам, что мы якобы что-то из себя пред­ставляем? Нам надо возделывать в себе самоукорение. Внушает, что мы не представляем из себя ничего? Будем говорить: «Бог меня помилует». Если человек ведет себя таким образом — с простотой, доверием Богу и упова­нием на Него, то в его жизнь входит покаяние, смире­ние и он восходит на духовные высоты.

— Геронда, стало быть, самоукорение не помогает в духовной борьбе?

— Помогает, однако требуется рассуждение. К при­меру, человек может говорить самому себе: «Ах ты, бес-


толочь такая...». Однако укорять себя надо со смирением, для того чтобы посмеяться над диаволом, а также с мужеством, а не с чувством собственного злополучия. Нам необходимо самоукорение, а не отчаяние.

Если человек верит в то, что он не делает ничего доб­рого; если — в добром смысле этого слова — он отчаива­ется в себе, в своем «я»; если он верит в то, что своими де­лами он постоянно прибавляет нули к нулям, и при этом продолжает свою духовную борьбу с надеждой на Бога — это признак того, что он достиг духовной зрелости. В этом случае Благий Бог, увидев нули его благого произволения, пожалеет его и поставит в начале этих нулей единицу. Та­ким образом, его нули поднимутся в цене, и он станет ду­ховно богатым. В смиренном состоянии разочарования в себе кроется доброе духовное состояние.

Духовное делание с увеличительным стеклом

— Геронда, каким образом человек может постоян­но видеть себя грешным?

— Человек может видеть себя грешным, если он испы­тывает себя со вниманием. Чем с большим вниманием ис­пытывает себя человек, тем более грешным он себя видит.

— А как может заниматься таким деланием тот, кто обременен множеством забот?

— Хорошо, если в течение дня такой человек хоть сколь­ко-то времени отводит на Иисусову молитву, а также име­ет определенный час для подсчета своих [духовных] прибы­лей и убытков. Поглядите: хозяин бакалейной лавки считает свои деньги каждый день. Ведь, не следя за своей прибылью и долгами, он разорится, и его посадят в долговую яму.

— Геронда, некоторые люди не знают, что им говорить на исповеди? Почему?

— Это показывает, что они не занимаются тонкой ра­ботой над собой. Если мы не занимаемся тонкой работой,