Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов

Serg mihalych

Параллельные общества

Две тысячи лет добровольных сегрегаций — от секты ессеев до анархистских сквотов

1 / Почему коммуны?

У Маркса есть такая книга «Немецкая идеология». Именно она поссорила и развела его со всеми остальными младогегельянцами. Логика там примерно такая: люди, взятые как общество, как большинство, как массовые коллективы близко не знакомых друг с другом единиц, НИКОГДА не будут способны отказаться от буржуазных иллюзий и НИКОГДА до нужной левым сознательности не дорастут. И никакое воспитательство и просвещение тут не помогут. И это так не потому, что люди мало читают или ленятся думать, а потому, что иллюзии — это главное богатство людей, это единственное, что их примиряет с иррационально организованным общественным бытием. То есть иллюзии — главный компенсаторный механизм, который делает капитализм выносимым. Это могут быть иллюзии религиозные, мистические, художественные, реформистские, связанные с будущим детей и т. п. Иллюзии — это главный капитал капитализма. (Разработкой этого вопроса, кстати, позже детально займется фрейдомарксизм.) «Чтобы избавить людей от иллюзий, нужно прежде избавить людей от положения, требующего иллюзий», а не наоборот («сначала сознательность, потом революция» — это чушь), — делает Маркс вывод. Нельзя никого «довоспитывать» до готовности, это делает Маркса большевиком, а не меньшевиком (хоть и не было еще этих терминов). Что же предлагается? Предлагается взять тех, кто все это понимает, — интеллектуальное меньшинство, без которого капитализм не может воспроизводиться, но которое от иллюзий капитализма свободно максимально (хотя и не полностью), — и объединить это меньшинство (внимание!) не с самыми сознательными, не с самыми ответственными, не с самыми чуткими и добрыми, не с самыми образованными, не с самыми… какими-то еще, а просто с теми, кому нечего терять, у кого нет почти никакой собственности, с теми, кто готов к файтингу, потому что жизнь не особо сладкая и ценить ее слишком сильно не за что, а вот попробовать перевернуть ее с головы на ноги стоит. И этот альянс (относительно свободные от иллюзий интеллектуалы + те, кому терять нечего, пролетарии) и есть Интернационал — оружие революции. И революция эта только и создает (но не гарантирует) условия, в которых может возникнуть массовая сознательность и свободное от иллюзий понимание себя и истории. И потому революция делается вопреки воле и сознанию большинства людей, неизбежно противящихся ей, ведь их сознание сформировано прежней системой и с этой системой их примиряет. И потому дождаться «созревания толпы» невозможно, а возможно только выдернуть из башни нижний блок, чтобы всё посыпалось, и потом начать строить совсем другую и с другими целями.

Или совсем просто: между сохранением привычных с детства иллюзий и участием в революции большинство людей всегда выберет сохранение иллюзий, и именно потому революция должна произойти против воли и ожиданий большинства, хотя и для большинства. Другой вопрос, что это за меньшинство, которое способно и будет организовывать революцию? Маркс видел его как альянс интеллектуалов и рабочих. Мао рассчитывал на третий мир (в планетарном масштабе). Маркузе ставил сразу на всех «не вписывающихся» в буржуазную рациональность и пристойность. Братья Стругацкие писали фантастические романы («Гадкие лебеди») о том, как генетически мутировавшие интеллектуалы (мокрецы) похищают детей, готовят их к новой жизни, устраивают революцию с помощью тайных супертехнологий, самоуничтожаются как ненужный «мост» между старым и новым миром и оставляют подготовленных к коммунизму детей в одиночестве. В этом тексте у Стругацких уже есть намёк на альтернативный выход — загородный монастырь мокрецов.

А теперь ВНИМАНИЕ! В отличие от Маркса и многих его последователей, у нас есть наглядный опыт того, чем подобные насильственные, «против воли большинства, но для большинства» революции заканчиваются. Совком — как торжеством бюрократии, которая в каждом новом поколении только деградирует и становится дальше от первоначального революционного проекта. Замаскированной реставрацией капитализма заканчиваются, потому что большинство не было готово отказаться от прежней системы, и насколько получается, настолько большинство воспроизводит старый порядок под новым именем. Где же выход? Он был предложен еще во времена Маркса, точнее — задолго до Маркса. Еще точнее, он был известен всегда. Выход — это коммуны, общины, артельные кооперативы, альтернативные поселения, добровольные сегрегации. Нужно отказаться от садистского высокомерия, свойственного интеллектуалам, и признать: если кого-то устраивает капитализм, рынок, корпорации, тотальный спектакль, люди имеют на всё это полное право. В конце концов люди всё это называют другими, не столь обидными именами и принимают. А несогласные не имеют права всю эту прелесть у людей насильственно отнимать: всё равно не выйдет. Зато у несогласных есть право обособляться в группы и вырабатывать внутри этих групп другую реальность. Настолько другую, насколько захочется и получится, а не настолько, насколько какой-нибудь философ завещал, пусть даже и самый мною уважаемый.

Маркс, конечно, критиковал добровольные сегрегации «изоляционистов» и «утопистов», считая их историческим курьезом, бесперспективным эксцессом, чудачеством на обочине развития народов, классов и производственных отношений.

Для него любая добровольная сегрегация, как бы далеко там не зашли в равенстве и самоуправлении, это всегда «коммунизм нищеты» и «коммунизм аскетов». А такой «коммунизм» для Маркса еще хуже капитализма. Потому что в нем воспроизводится состояние не ПОСЛЕ частной собственности, когда общество способно создать столько всего качественного, что никому «лично», то есть конкретно для себя, ничего не нужно, никто не боится ничего потерять и всем доступны безграничные возможности. Наоборот, в «коммунизме бедности» люди скатываются к состоянию ДО частной собственности, когда их небольшой коллектив располагает столь скудными средствами и возможностями, что делить людям почти и нечего, когда они тотально втянуты в элементарную работу простейшего выживания и сил для творчества не остается, да и внешнего спроса на творчество нет, когда личность стирается, и мы имеем «братскую семью» упростившихся, неоригинальных и уработанных людей, неизвестно зачем добровольно вернувшихся к отношениям на уровне первобытной общины, то есть к таким отношениям, в которых самостоятельная личность вообще не возникает и неизбежна архаизация сознания. Грубое упразднение частной собственности еще не есть творческое освоение собственности. В режиме «коммунизма аскетов» такое упразднение, по мнению Маркса, отрицает личность и губит талант. Кто же прав?