Я – твоя!
Родители, Владимир Иванович и Анна Павловна, встретили меня с неподдельным радушием и сразу же, как дорогого гостя, усадили за ломящийся от угощений стол – я даже подрастерялся от такого внимания к себе, но искренность, непринуждённая беседа и, главное, Валюша, подпиравшая милого своим плечиком, раскрепостили скромнягу. Было ощущение встречи единомышленников, давно близких людей, о чём я сказал в ответном тосте, завернув в конце философскую притчу о семейных ценностях – запив это дело красненьким, спели попурри из песен фронтовой тематики, утешив душу отца, настоящего фронтовика, бравого до сих пор, своей пышной седой шевелюрой, осанкой, утончёнными манерами больше похожего на светского льва, нежели рабочего в прошлом. Но в общении Владимир Иванович был прост, сразу перейдя на ты: «Как ты вошёл, я сразу почувствовал – наш человек! Валентина, она у нас поздний ребёнок, надежда наша, плохого человека в дом не приведёт… С этого дня, Валентин, твои проблемы-радости – наши проблемы-радости, безо всяких там приходи-обращайся, поможем! А насчёт семьи: сами-то мы в вашем возрасте женились, но вас не торопим – определяйтесь, решайте, а мы уж завсегда готовы будем!..»
На сим я расстался с этим оазисом тепла и уюта, милыми людьми, получив вдобавок от сердобольной Анны Павловны целую сумку всяких вкусностей на дорожку. Стоя на балконе, семья Евстафьевых, частью которой я сегодня стал, долго махала вслед – и мне было несказанно легко под тяжёлой авоськой и радостно от ощущения близости судьбоносных перемен на долгую-долгую жизнь!
Получив родительское благословение, мы с Валечкой решили народ сильно не томить и разрешиться свадебными приглашениями после зимней сессии, в аккурат на двадцатое января, ко дню рождения матушки Анны Павловны, придерживаясь народной мудрости в нашей транскрипции – «сделал дело(сдал сессию) и гуляй(женись) смело!..».
Поэтому наступающие новогодние праздники, нежно любимые обоими, имели знаковый смысл и связаны были с приятными хлопотами и волнениями предстоящего торжества любящих сердец.
Великую ночь в нашей жизни с тридцать первого декабря на первое января мы встретили по сценарию Валечки на родительской шикарной даче, уютно расположившись у растопленного берёзовыми поленьями камина со свечами и ёлочкой, на которой развесили открытки с пожеланиями друг другу, положив предварительно под самый корешок подарки со значением…
Валюша была неотразима и ужасно аппетитна в костюме Снегурочки, больше похожем из-за минимума деталей, прикрывающих белоснежное тело, на русалочий. Я в условном убранстве Деда Мороза старался из приличия временно скрывать за длинной ватной бородой, как говорят в народе, свой стыд и срам до наступления апогея торжества…
Мы провожали старый добрый год, соединивший нас, шумно и весело: читали, забравшись на табуретку, друг другу детские стишки про ёлочку, пели, пародируя эстрадных знаменитых исполнителей, дурачились, играя в гарем и повелителя – угомонились лишь за две минуты до боя курантов!
Ровно в полночь после выпитого шампанского, грохнутых на счастье фужеров Валечка, упросив ничего не говорить, страстными касаниями пунцовых губ и ласкающими руками дала волю нашим чувствам – мы сплелись в отсвете каминного огня, ощутив каждой клеткой одухотворённую плоть друг друга, забыв обо всём и потеряв ориентацию во времени и пространстве, на широкой тахте, стонавшей в унисон нам…На самом пике наслаждения моя девственная Снегурочка растаявшей женщиной высоко вздёрнула свои ноги и, перекрывая завывания поднявшейся пурги, в голос застонала «я – твоя!..», что отозвалось во мне, словно эхо, мурашками по всему телу!
Измождённые, но счастливые мы долго ещё не выпускали друг друга из объятий, забывшись в коротком сне лишь под утро наступившего нашего Нового Года, с которого начнётся отсчёт супружеской жизни двух влюблённых…