Речь на митинге на Васильевском Острове

Апреля (1 мая) 1917 г.

В ходе революции в стране возникли две власти. Временное правительство, избранное третьеиюньской Думой, и Совет рабочих и солдатских депутатов, избранный рабочими и солдатами.

Отношения между этими двумя властями всё более обостряются, былое сотрудничество между ними падает, и было бы преступно с нашей стороны замазывать этот факт.

Буржуазия первая поставила вопрос о двоевластии, она первая предложила выбор: либо Временное правительство, либо Совет рабочих и солдатских депутатов. Было бы недостойно с нашей стороны увиливать от ответа на ясно поставленный вопрос. Рабочие и солдаты должны ясно и определенно сказать: кого же они считают своим правительством, Временное правительство или Совет рабочих и солдатских депутатов?

Говорят о доверии к Временному правительству, о необходимости такого доверия. Но как можно доверять правительству, которое само не доверяет народу в самом важном и основном? Сейчас идёт война. Идёт она на основании договоров с Англией и Францией, заключённых царём за спиной народа и освященных Временным правительством без согласия народа. Народ вправе знать содержание этих договоров, рабочие и солдаты вправе знать, из-за чего льётся кровь. Чем ответило Временное правительство на требование рабочих и солдат опубликовать договоры?

Заявлением о том, что договоры остаются в силе.

А договоры всё же не опубликовало и не собирается опубликовать!

Не ясно ли, что Временное правительство скрывает от народа подлинные цели войны, а, скрывая их, упорно не доверяет народу? Как могут рабочие и крестьяне доверять Временному правительству, которое само не доверяет им в самом важном и основном?

Говорят о поддержке Временного правительства, о необходимости такой поддержки. Но судите сами: можно ли в революционную эпоху поддерживать правительство, которое с самого начала своего существования тормозит революцию? До сих пор дело обстояло так, что революционный почин и демократические мероприятия исходили от Совета рабочих и солдатских депутатов, и только от него. Временное правительство, упираясь и сопротивляясь, лишь потом соглашалось с Советом, и то лишь отчасти и на словах, ставя на деле преграды. Так обстоит дело до сих пор. Но как можно в разгар революции поддерживать правительство, которое путается в ногах и тянет назад революцию? Не лучше ли будет поставить вопрос о том, чтобы Временное правительство не мешало Совету рабочих и солдатских депутатов в деле дальнейшей демократизации страны?

В стране идёт мобилизация контрреволюционных сил. Агитируют в армии. Агитируют среди крестьян и мелкого городского люда. Контрреволюционная агитация направлена, прежде всего, против Совета рабочих и солдатских депутатов. Прикрывается она именем Временного правительства. А Временное правительство явно попустительствует нападкам на Совет рабочих и солдатских депутатов. За что же, спрашивается, поддерживать Временное правительство? Неужели за попустительство контрреволюционной агитации?!

По России открылось аграрное движение. Крестьяне добиваются самовольной распашки земель, забрасываемых помещиками. Без такой распашки страна может оказаться на краю голода. Идя навстречу крестьянам, Всероссийское совещание Советов постановило “поддерживать” движение крестьян, направленное в сторону конфискации помещичьих земель. Что же делает теперь Временное правительство? Оно объявляет крестьянское движение “самоуправством”, запрещает крестьянам распахивать помещичьи земли, даёт своим комиссарам “соответствующие” распоряжения (см. “Речь” за 17 апреля). За что же, спрашивается, поддерживать Временное правительство? Неужели за то, что оно объявляет войну крестьянству?

Говорят, что недоверие к Временному правительству подорвет единство революции, оттолкнёт от неё капиталистов и помещиков. Но кто решится сказать, что капиталисты и помещики поддерживают на деле или могут поддерживать революцию народных масс?

Разве Совет рабочих и солдатских депутатов, вводя 8-часовой рабочий день, не оттолкнул от себя капиталистов, сплотив вокруг революции широкие массы рабочих? Кто решится утверждать, что сомнительная дружба кучки фабрикантов ценнее для революции, чем действительная, кровью закрепленная, дружба миллионов рабочих?

Или ещё: разве Всероссийское совещание Советов, решив поддерживать крестьян, не оттолкнуло от себя помещиков, связав крестьянские массы с революцией? Кто решится сказать, что сомнительная дружба кучки помещиков ценнее для революции, чем действительная дружба многомиллионной крестьянской бедноты, переодетой ныне в солдатские шинели?

Революция не может удовлетворить всех и вся. Она всегда одним концом удовлетворяет трудящиеся массы, другим концом бьёт тайных и явных врагов этих масс.

Поэтому тут надо выбирать: либо вместе с рабочими и крестьянской беднотой за революцию, либо вместе с капиталистами и помещикамипротив революции.

Итак, кого же мы будем поддерживать?

Кого мы можем считать своим правительством: Совет рабочих и солдатских депутатов или Временное правительство?

Ясно, что рабочие и солдаты могут поддерживать лишь избранный ими Совет рабочих и солдатских депутатов.

“Солдатская Правда” № 6,

25 апреля 1917 г.

Подпись: К. Сталин

О ПРИЧИНАХ

ИЮЛЬСКОГО ПОРАЖЕНИЯ

НА ФРОНТЕ

Всем памятны злостные наветы на большевизм, огульно обвинявшийся в поражении на фронте. Буржуазная печать и “Дело Народа”, провокаторы из “Биржёвки” и “Рабочая Газета”, бывшие холопы царя из “Нового Времени” и “Известия” — все они единогласно призывали гром и молнии на головы большевиков, объявленных виновниками поражения.

Теперь выясняется, чтовиновников надо искать не среди большевиков, а среди тех, которые пустили в ход “таинственные автомобили”, призывавшие к отступлению и производившие панику среди солдат (см. “Дело Народа”, 16 августа).

Что это за “автомобили”, и где были командиры, допустившие шныряние этих таинственных автомобилей,— об этом молчит, к сожалению, корреспондент “Дела Народа”.

Теперь выясняется, чтопричину поражения надо искать не в большевизме, а в “более глубоких причинах”, в непригодности для нас тактики наступления, в нашей неподготовленности к наступлению, в “сырости наших генералов” и пр. (см. “Новое Время”, 15 августа).

Пусть читают и перечитывают рабочие и солдаты указанные номера “Дела Народа” и “Нового Времени”, пусть читают и убедятся:

1) до чего правы были большевики, предостерегая от наступления на фронте ещё в конце мая (см. №№ “Правды”);

2) до чего преступно вели себя вожди меньшевиков и эсеров, агитировавшие за наступление и провалившие на съезде Советов в начале июня предложение большевиков против наступления;

3) что ответственность за июльское поражение падает, прежде всего, на головы Милюковых и Маклаковых, Шульгиных и Родзянко, “требовавших” от имени Государственной думы “немедленного наступления” на фронте ещё в начале июня. Вот выдержки из упомянутых статей. 1) Выдержки из сообщения Арсения Мерича (“Дело Народа”, 16 августа):

“Отчего? Отчего стряслась эта беда, почти одновременно с двух сторон — у Тарнополя и у Черновиц? Отчего внезапно пал дух в стоявших там полках? Что случилось? В чём причина этой внезапной перемены настроения?

Офицеры, солдаты охотно отвечают. Ответы почти дословно совпадают, и каждый в отдельности резким штрихом дополняет жуткую картину...

Главнейшими застрельщиками паники, отхлынивания с передовых постов фронтовики считаютбывших городовых и жандармов.

Действуют ли они организованно?

— Трудно сказать,— отвечает интеллигентный прапорщик на крестьян, партийный, соц. - рев., член местного И. К. С. С. и Р. Д. — Но каждый раз неизменно выяснялось, что сеяли страх, распространяли вздорные сведения о близости, о многочисленности неприятеля и о том, что через час-два на нас выпустят удушливые газы, — только бывшие “фараоны”... Многие из нас так полагают, что бывшие городовые, жандармы — даже не сознательные предатели, а просто “шкурники”, просто трусы. А неуловимые шпионы, провокаторы, особым чутьём находят в них верных людей...

Вот как, по рассказам людей толковых и наблюдательных, происходило позорное отступление наших войск...

Идут ротами, дорога широкая... Между ротами небольшие промежутки...

И вдруг—столбы пыли... Впереди задержка, которую никто объяснить не может... Роты останавливаются, топчутся, переговариваются... Вытягивают головы, чтобы разглядеть, что впереди и что в этих приближающихся столбах пыли... Автомобили летят, гудят, и вот они уже совсем близко, и крики: “назад... назад... австрийцы”. Кто кричит, кто в автомобилях,— не разглядеть, так несутся. Иной раз еле разглядишь — кто в гимнастёрке, или какие погоны, иной раз и ничего не разглядеть было... И готово — ещё никто не сообразил, где австрийцы, кто предупреждает, а уж прут обратно... Не успели опомниться — второй автомобиль. Опять крики: “Австрийцы!!! Австрийцы!!! Позиции... сданы... Газы. Скорей, скорей... назад... назад...”

Это была паника, захватившая всех, как молниеносная зараза... Измена, разыгранная как по нотам, с изумительной ловкостью, очевидно, по заранее обдуманному, рассчитанному плану... Около двадцати таких автомобилей мы насчитали без номеров... Семь поймали, и, конечно, оказались в них совершенно чужие нашим полкам, посторонние люди... А около восемнадцати так и ускользнули. Роты, ошалев от крика, от того, что пятились назад передние ряды, поворачивались и удирали... Австрийцы вошли в пустой город, вошли в пустое предместье и шли всё дальше, глубже к нам, как на воскресную прогулку — им никто не мешал...

К другой группе подходит один, другой прибывший из Тарнополя солдат, двое-трое с университетскими значками. И все добавляют дополняющие картину провоцированного отступления штрихи. Героями отступления были проходимцы, шпионы, предатели... Кто они? На это даст ответ недалёкое будущее. Куда делись остальные, которых поймать и выследить до сих пор не удалось? Под каким флагом они работают? Какими лозунгами прикрывают теперь свою преступную работу? Люди, видевшие перед собой ужас тарнопольского отступления, люди фронта верят, что всё тайное до сих пор скоро станет явным для всех, и с раскрытием позорной тайны падёт также и клеймо позора с действовавшей под Тарнополем армии — жертвы гнуснейшего предательства и обмана”.

2) Выдержки из статьи Борисова “Большевизм и наше поражение” (“Новое Время”, 15 августа):

“Мы хотим снять с большевизма огульное обвинение его в нашем поражении. Мы хотим уяснить действительные причины нашего поражения, так как только тогда мы будем в состоянии избежать повторения нашего несчастья. Для военного искусства нет ничего гибельнее, как то, когда причину военного несчастья ищут не там, где она заключается. Июльское поражение произошло не от одного большевизма, оно явилось следствием причин более сложных, иначе грандиозность поражения указывала бы на огромное, чрезвычайное значение в среде нашей армии идей большевизма, чего, конечно, нет и не может быть. Наверно сами большевики поразились обширным последствиям своей пропаганды. Но беду русской армии можно было бы теперь считать поконченною, если бы всё дело заключалось в большевиках. К сожалению, сущность поражения гораздо сложнее: она специалистами военного искусства предусматривалась уже перед началом наступления 18 июня; в “восторженных” объявлениях о “революционных” полках 18 июня, в “красных” знаменах и т. п. сквозила смертельная опасность.

Когда в Ставке были получены оперативные телеграммы о якобы блестящих результатах дня 18 июня, мы, сознавая, что собственно ничего блестящего нет, ибо заняты нами лишь укрепления, которыми враг, при нынешней борьбе, обязан пожертвовать для обеспечения за собой победы, сказали: “большим для нас будет счастьем, если немцы не ответят контрударом”. Но контрудар последовал, и русская армия, как и французская в 1815 году, сразу превратилась в толпу панических людей. Ясно, что катастрофа произошла не от одного большевизма, а от чего-то, лежащего глубоко в организме армии, чего высшее командование не сумело угадать и понять. Вот эту-то более важную, чем большевизм, причину нашего поражения мы и хотим отметить, насколько это возможно в газетной статье, ибо время не терпит.

Германский “милитаризм” установил военно-научную формулу: “наступление есть сильнейшая форма действий”. Немецкая формула с самого начала войны (грандиозные поражения Самсонова и Ренненкампфа) оказалась непригодна для нас: для сырых генералов и сырых солдат возможна только оборона с обеспеченными флангами. По мере естественной убыли на войне, состав как генералов, офицеров, так и нижних чинов ухудшался, и оборона становилась для нас выгоднейшею формой действия. Если сюда присоединить развитие позиционной войны и недостатки вопиющие в материальной части, то не надо быть большевиком, а надо только понимать природу вещей, чтобы остерегаться “наступления”! Газета “Народное Слово” говорит, что, по словам Б. В. Савинкова, под влиянием большевистской агитации, солдатская масса начала верить, что дезертиры — не изменники родине, а последователи “международного социализма”. Всякий старый офицер, знающий наш солдатский материал лучше, чем его знают “комитеты”, скажет, что думать так, — это слишком низко ставить наш славный и вполне разумный состав нижних чинов. Этот состав обладает полным здравым смыслом; полным и определённым понятием о государстве; вполне сознаёт, что генерал и офицер — тот же солдат; смеется новшеству замены (бессмысленной) названия нижний чин общим названием солдата, что умалило Это почётное название, ибо теперь самая глубокотыльная швальная команда состоит из “солдат”, и вполне понимает, что “дезертир” есть дезертир, т. е. презренный беглый. И если идея “отказа от наступления”, пропагандируемая большевиками, стала выполняться этим разумным составом нашей армии, то единственно потому, что она логически вытекала из природы вещей, из всего нашего опыта на войне. Две вещи разные: говорить англичанину, французу о наступлении, ударе, или говорить о том же русскому. Те сидят в отличных укрытиях с полным комфортом и ждут, когда их могущественная артиллерия всё сметёт, и лишь тогда их пехота наступает. Мы же всегда и везде били людской массой, мы истребляли целые лучшие полки. Где наша гвардия, где наши стрелки? Полк, раза 2—3 истребленный и столько же раз пополненный даже лучшими элементами, чем это происходит в действительности, едва ли будет находить “наступление сильнейшей формой действий”, особенно, если мы добавим, что эти громадные потери не оправданы результатами. Исходя из этого опыта, прежнее верховное командование соглашалось на удары лишь при крайней необходимости; та”: был разрешен удар в мае 1916 года Брусилову в Галиции. Слабый по результатам, этот удар только подтвердил выводы опыта. Вполне возможно, что при прежнем верховном командовании “наступление” существовало бы в директивах лишь как возвышающая воинский дух идея, но оно до сих пор не реализировалось бы. Но вдруг совершилось что-то стоящее вне военного искусства, “дилетантизм” взял руководство, и все и всё закричало о “наступлении”, о его якобы крайней необходимости, уверовало в то, что здравая военная теория отвергает,—в особые “революционные” батальоны, батальоны “смерти”, “ударные” батальоны, не понимая, что всё это крайне сырой материал, и, кроме того, он отнимает, может быть, наиболее воодушевлённых людей от полков, которые тогда уже совсем обращаются в “сброд и пополнения”. Нам скажут, что союзники требовали “наступления”, что они называли нас “предателями”. Мы слишком высоко ценим даровитый и работающий французский генеральный штаб, чтобы поверить, что его мнение совпадало с так называемым общественным мнением дилетантов в военном искусстве. Конечно, при той обстановке войны, где противник находится в центре, а мы с нашими союзниками на окружности, всякий удар наш по противнику, даже вызывающий у нас огромные и несоразмерные с результатом человеческие потери, всегда выгоден для наших союзников, ибо отвлекает от них силы неприятеля. Это уже природа вещей, а не жестокосердие союзников. Но к этому надо относиться разумно, с чувством меры, и не кидаться в истребление своего народа лишь потому, что требует этого союзник. Военное искусство не допускает никаких фантазий и тотчас же наказывает за применение их. За этим наблюдает противник, обладающий хорошо выкованным генеральным штабом”.

“Пролетарий” № 5,

18 августа 1917 г.

Статья без подписи

О РАЗРЫВЕ С КАДЕТАМИ

Корниловщина имеет не только отрицательную сторону. Она, как и всякое явление в жизни, имеет и свою положительную сторону. Корниловщина покушалась на самую жизнь революции. Это несомненно. Но, посягая на революцию и приведя в движение все силы общества, она тем самым, с одной стороны, подстегнула революцию,— толкнула её к большей активности и организованности, с другой стороны — раскрыла истинную природу классов и партий, сорвала с них маску, помогла разглядеть их подлинную физиономию.

Корниловщине обязаны тем, что Советы в тылу и Комитеты на фронте, переставшие было существовать, мигом ожили и развернули свою деятельность.

Корниловщине обязаны тем, что о контрреволюционности кадетов заговорили теперь все, не исключая и тех, которые вчера ещё “судорожно” добивались соглашения с ними.

Это факт, что “после всего случившегося” даже эсеры и меньшевики не считают больше допустимым коалицию с кадетами.

Это факт, что даже “директория” из пяти, составленная Керенским, должна была обойтись без официальных представителей кадетов.

Можно подумать, что разрыв с кадетами стал заповедью “демократических” партий.

В этом положительная сторона корниловщины.

Но что значитпорвать с кадетами?

Допустим, что эсеры и меньшевики “окончательно” порвали с кадетами, как с членами известной партии. Значит ли это, что они порвали тем самым с политикой кадетов, как представителей империалистической буржуазии?

Нет, не значит.

Допустим, что на предстоящем 12 сентября демократическом совещании оборонцы создадут новую власть без кадетов, а Керенский подчинится такому решению. Значит ли это, что они порвали тем самым с политикой кадетов, как представителей империалистической буржуазии?

Нет, не значит.

Французская империалистическая республика даёт массу примеров того, как представители капитала, сами не входя в кабинет министров, “пускают” туда мелкобуржуазных “социалистов” для того, чтобы, спрятавшись за кулисами и действуя чужими руками, беспрепятственно грабить страну. Мы знаем из истории, как финансовые тузы Франции, выдвигая во главе министерства “социалистов” (Бриан! Вивиани!), а сами стоя за их спиной, с успехом проводили политику своего класса.

Вполне возможно существование такого некадетского 1 кабинета министров и в России, который сочтёт нужным проводить кадетскую политику, как единственно возможную, в силу, скажем, давления союзного капитала, данницей которого становится Россия, или в силу других обстоятельств.

Нечего и говорить, что на худой конец кадеты ничего не будут иметь против такого кабинета министров, ибо не всё ли равно, в конце концов, кто проводит кадетскую политику: лишь бы она проводилась!

Очевидно, центр тяжести вопроса не в личном составе правительства, а в его политике.

Поэтому кто хочет действительно, а не для виду только, порвать с кадетами, тот должен, прежде всего, порвать с политикой кадетов.

Но порвать с политикой кадетов — это значит порвать с помещиками и передать их землю крестьянским Комитетам, не останавливаясь перед тем, что такая мера нанесёт тяжкий удар некоторым всесильным банкам.

Порвать с политикой кадетов — это значит порвать с капиталистами и поставить рабочий контроль над производством и распределением, не останавливаясь перед тем, что для этого придется посягнуть на прибыли капиталистов.

Порвать с политикой кадетов — это значит порвать с грабительской войной и тайными договорами, не останавливаясь перед тем, что такая мера нанесёт тяжкий удар империалистическим кликам союзников.

Могут ли пойти меньшевики и эсеры на такой разрыв с кадетами?

Нет, не могут. Ибо они перестали бы тогда быть оборонцами, т. е. сторонниками войны на фронте и классового мира в тылу.

К чему же сводится в таком случае непрекращающаяся шумиха меньшевиков и эсеров о разрыве с кадетами?

— К словесному разрыву с кадетами, и — только! Дело в том, что после провала корниловского заговора, после разоблачения контрреволюционной природы партии Милюкова, открытое соглашение с этой партией стало крайне непопулярным среди рабочих и солдат: стоит меньшевикам и эсерам пойти на такое соглашение, и они мигом растеряют последние остатки былой армии. Поэтому вместо открытого соглашения им приходится итти на соглашение замаскированное. Отсюда шумиха о разрыве с кадетами, прикрывающая закулисное соглашение с кадетами. Для виду —долой кадетов! На деле — союз с кадетами! Для виду — правительство без кадетов! На деле — правительство для кадетов, отечественных и союзных, диктующих свою волю “власть имущим”.

Но из этого следует, что Россия вступила в ту полосу политического развития, когда открытое соглашение с империалистической буржуазией становится рискованным. Мы переживаем период социал-оборонческих, некадетских по составу, правительств, призванных тем не менее творить волю империалистической буржуазии.

Появившаяся на днях “директория” представляет первую попытку создания такого правительства.

Надо думать, что назначенное на 12 сентября совещание, если оно не кончится фарсом, попытается создать такое же, должно быть, “более левое” правительство. Обязанность передовых рабочих — сорвать маску с таких некадетских правительств и показать массам их действительную кадетскую сущность.

“Рабочий Путь” № 3,

6 сентября 1917 г.

Подпись: К. Ст.

О РЕВОЛЮЦИОННОМ ФРОНТЕ

Большевиками недовольны эсеры из “Дела Народа”. Большевиков ругают, большевиков поносят, большевикам, наконец, угрожают. За что? За “безудержную демагогию”, за “фракционное сектантство”, за “раскольничество”, за отсутствие “революционной дисциплины”. Короче: за то, что большевики против единства с эсерами из “Дела Народа”.

Единство с эсерами из “Дела Народа”... Но судите сами, возможно ли теперь такое единство.

В то время, как Демократическое совещание в Питере истекает в словопрениях, а инициаторы совещания спешно вырабатывают формулы “спасения” революции, между тем как правительство Керенского, поощряемое Бьюкененом — Милюковым, продолжает итти “своим” путём,— в России происходит решающий процесс вырастания новой власти, действительно народной, действительно революционной, ведущей отчаянную борьбу за существование. С одной стороны — Советы, стоящие во главе революции, во главе борьбы с контрреволюцией, которая ещё не разбита, которая только отступила, благоразумно спрятавшись за спиной правительства. С другой стороны — правительство Керенского, которое покрывает контрреволюционеров, которое сговаривается с корниловцами (кадеты!), которое объявило войну Советам, стараясь их разбить, чтобы самому не быть разбитым.

Кто победит в этой борьбе — в этом теперь вся суть.

Либо власть Советов и тогда — победа революции и справедливый мир.

Либо власть правительства Керенского и тогда — победа контрреволюции и “война до полного”... истощения России.

Совещание, не решая вопроса, лишь отражает эту борьбу и отражает, конечно, с большим опозданием.

Поэтому основное теперь не в выработке общей формулы “спасения” революции,— а в прямой поддержке Советов в их борьбе с правительством Керенского.

Вы хотите единого революционного фронта? Поддержите Советы, порвите с правительством Керенского, и единство придёт само собой. Единство фронта складывается не в результате прений, а в ходе борьбы.

Советы требуют смещения кадетских комиссаров. А правительство Керенского навязывает им неугодных комиссаров, угрожая силой...

За кого вы стоите, граждане из “Дела Народа”, за Советы или за комиссаров Керенского?

В Ташкенте Совет, состоящий в своём большинстве из эсеров, взял власть в свои руки, сместив старых чиновников. А правительство Керенского посылает туда карательную экспедицию, требуя восстановления старой власти, “наказания” Совета и пр. ...

За кого вы стоите, граждане из “Дела Народа”, за Ташкентский Совет или за карательную экспедицию Керенского?

— Ответа нет. Ибо мы не знаем ни одного протеста, ни одного акта борьбы со стороны последователей “Дела Народа” против этих контрреволюционных упражнений г. Керенского.

Невероятно, но факт. Сидящий в директории питерский эсер Керенский, вооружившись “пулемётами”, выступает походом против эсеров, сидящих в Ташкентском Совете, а центральный орган партии эсеров “Дело Народа” глубокомысленно молчит, как будто это его не касается! Эсер Керенский собирается резаться с эсерами из Ташкента, а “Дело Народа”, печатая погромный “приказ” Керенского, находит возможным обойти его молчанием, соблюдая, очевидно, “нейтралитет”!

Но что это за партия, члены которой доходят до взаимной резни при явном попустительстве со стороны её центрального органа?

Нам говорят об единстве революционного фронта. Но единство с кем?

С партией эсеров, у которой нет мнения, ибо она молчит?

С группой Керенского, которая собирается громить Советы?

Или с группой ташкентских эсеров, которые творят новую власть во имя революции и её завоеваний?

Мы готовы поддержать Ташкентский Совет, мы будем бороться в одних рядах с революционными эсерами, с ними у нас будет единый фронт.

Но поймут ли когда-либо граждане из “Дела Народа”, что нельзя одновременно поддерживать и ташкентцев и Керенского, ибо кто поддерживает ташкентцев, тот рвет с Керенским?

Поймут ли они когда-либо, что, не порывая с правительством Керенского и соблюдая “нейтралитет”, они тем самым изменяют делу своих ташкентских товарищей?

Поймут ли они когда-нибудь, что раньше, чем требовать единства фронта с большевиками, надо сначала у себя дома, в своей же партии, установить это единство, определенно порвавлибо с Керенским,либо с левыми эсерами?

Вы хотите единства фронта с большевиками? Порвите с правительством Керенского, поддержите Советы в их борьбе за власть — и единство будет.

Почему сложилось единство так легко и просто в дни корниловского восстания?

Потому, что оно возникло тогда не в результате нескончаемых прений, а в ходе прямой борьбы с контрреволюцией.

Контрреволюция ещё не разбита. Она только отступила, спрятавшись за спиной правительства Керенского. Революция должна взять и эту, вторую, линию окопов контрреволюции, если она хочет победить. Успешная борьба Советов за власть — это именно и есть завершение этой победы. Кто не хочет попасть “по ту сторону баррикады”, кто не хочет попасть под обстрел Советов, кто хочет победы революции, тот должен порвать с правительством Керенского, тот должен поддержать борьбу Советов.

Вы хотите единства революционного фронта?

Поддержите Советы против директории, поддержите борьбу с контрреволюцией решительно и до конца, — и тогда единство сложится само собой, просто и естественно, как это имело место в дни корниловского восстания.

С Советами или против них? — выбирайте, граждане из “Дела Народа”!

“Рабочий Путь” №14,

13 сентября 1917 г.

Передовая

О СОВЕТАХ РАБОЧИХ

И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ

С быстротой молнии двигается вперёд колесница русской революции. Растут и ширятся повсюду отряды революционных борцов. В корне расшатываются и падают устои старой власти. Теперь, как и всегда, впереди идёт Петроград. За ним тянется, спотыкаясь подчас, необъятная провинция.

Силы старой власти падают, но они ещё не добиты.
Они только притаились и ждут удобного случая для того, чтобы поднять голову и ринуться на свободную Россию. Оглянитесь кругом и увидите, что тёмная работа чёрных сил идёт непрерывно...

Удержать завоёванные права для того, чтобы добить старые силы и вместе с провинцией двинуть дальше русскую революцию, — вот какова должна быть очередная задача столичного пролетариата.

Но как это сделать?

Что необходимо для этого?

Для того, чтобыразбить старую власть, достаточно
было временного союза восставших рабочих и солдат. Ибо ясно само собой, что сила русской революции — в союзе рабочих и крестьян, переодетых в солдатские шинели.

Но для того, чтобысохранить добытые права иразвернуть дальше революцию — для этого одного лишь
временного союза рабочих и солдат отнюдь недостаточно.

Для этого необходимо союз этот сделать сознательным и прочным, длительным и устойчивым, достаточно устойчивым для того, чтобы противостоять провокаторским вылазкам контрреволюции. Ибо ясно для всех, что залог окончательной победы русской революции — в упрочении союза революционного рабочего с революционным солдатом.

Органами этого союза и являются Советы рабочих
и солдатских депутатов.

И чем теснее сплочены эти Советы, чем крепче они организованы, тем действительнее выраженная в них революционная власть революционного народа, тем реальнее гарантии против контрреволюции.

Укрепить эти Советы, сделать их повсеместными, связать их между собой во главе с центральным Советом рабочих и солдатских депутатов, как органом революционной власти народа,— вот в каком направлении должны работать революционные социал-демократы.

Рабочие! Теснее смыкайте свои ряды и сплачивайтесь вокруг Российской соц.-дем. рабочей партии!

Крестьяне! Организуйтесь в крестьянские союзы и сплачивайтесь вокруг революционного пролетариата, вождя русской революции!

Солдаты! Организуйтесь в свои союзы и собирайтесь вокруг русского народа, единственного верного союзника русской революционной армии!

Рабочие, крестьяне, солдаты! Объединяйтесь повсеместно в Советы рабочих и солдатских депутатов, в органы союза и власти революционных сил России!

В этом залог полной победы над тёмными силами старой России.

В этом же залог проведения в жизнь основных требований русского народа: землю — крестьянам, охрану труда — рабочим, демократическую республику — всем гражданам России!

“Правда” № 8,

14 марта 1917 г.

Подпись: К. Сталин