Этическая антропология. Видизм, или speciesism

Этическая антропология. Видизм.

Борис Диденкокравченко

ПРЕДИСЛОВИЕ .

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАННИБАЛОВ
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ
Адельфофагия..
Феномен человеческой речи..
Дивергенция человеческих видов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЧЕЛОВЕЧЕСТВО КАК ОНО ЕСТЬ
ЛЮДИ, НЕЛЮДИ...
Суперанимал (сверхживотное) ..
Диффузный вид (человек разумный) ..
Суггесторы (псевдолюди)
Неоантроп (человек, духовно эволюционирующий) .

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Женщины ..
Гибридизация человеческих видов

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
ЗООПСИХОЛОГИЯ СИЛЬНЫХ МИРА СЕГО
ХИЩНАЯ ВЛАСТЬ
Родословная власти .
Становление хищности
Всякая власть от бога?
Борьба видов .
Этическое измерение
Незнание — сила! .
«Гомологические ряды»
«Социальная паранойя» ...
Быдло и падло .
«Тюремный эксперимент»
Руки прочь от Чикатило!
Потоп как «прожиточный максимум»
Народ всегда прав? .
Диктатура совести .
Некоторые выводы

ЧАСТЬ ПЯТАЯ
СЕКСУАЛЬНОСТЬ НЕЛЮДЕЙ
ХИЩНАЯ ЛЮБОВЬ
Введение .
О Добре и Зле
Самое сексуальное животное
Сексуальное поведение хищных гоминид .
Ошибка Отто Вейнингера .
Генетика совести
Тергоровый рефлекс хищника .
«Расчеловечивание».
Сексуальный оборотень из краковского воеводства .
Мы — не они! Они — не мы! .
Люди & нелюди .
Бремя страстей нечеловеческих .
А кто — без греха? .
Природа — «слепой часовщик» .
Этот безумный, безумный, безумный мир секса .
Боль как наслаждение — мазохизм
«Урод номер один — встаньте! Покажитесь всем!»
Быть счастливым категорически запрещается
Война миров
Война миров - 2

ЧАСТЬ ШЕСТАЯ
ХИЩНОЕ ТВОРЧЕСТВО
ЭТИЧЕСКИЕ ОТНОШЕНИЯ ИСКУССТВА К ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ
Введение
Видовая антропология (видизм) .
Animal spirits
Убийце — Гонкуровскую премию?
Прогулки с Гумилёвым
Допинги гениев .
Микстура нравственности .
Какой великий артист погибает! .
Вера в справедливость Мира .
Заставить бы дурака...
У нас была Великая Эпоха
Чисто американская мечта
Буквы «ё», «р» и другие .
Великий Почин .
Альберт Эйнштейн и другие .
Коперник антропологии
Всеобщий Пересмотр ..
Злыдни человечества
Сверхзадача Искусства
Песнь песней о светлом будущем
Любимые женщины Искусства
Великий Блатной
В бой идут и старики
Разумный антропинум .
Хищная красота, и истинная
Люди, как искры
Блудные наставники человечества
Назад — к животным
На краю ойкумены маразма .
Игры царя Давида
Хмурое утро человечества
Самоучки и вундеркинды .
Сладострастие зевак
Каждому — своё! .
Видовое Сознание .
Агония Шейлока
Западня Добра
Корабль демократов .
Мечты запоздалые
Кто на свете всех страшнее?
Шифры великих метафор .
Бесконечный тупик литературы
Смотреть в Суперкнигу... .
Еврейская Трагедия .
Логический порог безнравственности
Самое важное из всех искусств
Музыка — страшная сила! .
В человеке всё должно быть прекрасно
Восток — дело тонкое
Спираль Гегеля
Искатели Абсолюта .
Эпохи гениев .
Фестивальные крысы Венеции
Ножницы хищных гоминид
Зомби золотого миллиарда
Юность Вольтера и старики Америки .
Дважды прекрасный новый мир ..
Гении одной роли ...
Слуги Олуха Царя Небесного .
Большая духовная пьянка .
Finita la commedia ....

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ
НИСПРОВЕРЖЕНИЕ ХИЩНИКОВ ...

ПОСЛЕСЛОВИЕ .

Дьяков И.В. Добро должно быть с огнемётом .

ИСТОЧНИКИ .

 

© Copyright: Борис Диденкокравченко, 2011
Свидетельство о публикации №211101201194

Этическая антропология. Видизм, или speciesism

Борис Диденкокравченко

Памяти великого русского учёного
Бориса Фёдоровича Поршнева
(1905 - 1972)

Борис Диденко-Кравченко

ЭТИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ

ВИДИЗМ (SPECIESISM)

Человечество препятствует самооценке всеми средствами; и поистине уместно призвать его к смирению — и всерьёз попытаться взорвать эти завалы чванства на пути самопознания.
К.Лоренц

Тому не надо далеко ходить, у кого чорт за плечами.
Н.Гоголь

ПРЕДИСЛОВИЕ

Беспредельная жестокость, столь ярко и щедро демонстрируемая человечеством, не имеет аналогий в мире высших животных. Но в то же время она странным, парадоксальным образом сопоставима - вплоть до буквальных совпадений - с нравами, царящими в жизни существ, весьма далёких от рассудочных форм поведения: насекомых, рыб, и даже примитивных организмов, типа бактерий, вирусов. «Человек разумный» ведёт себя нисколько не «умнее» пауков в банке. По отношению же к среде своего обитания - Земле - «цивилизованное» человечество ничем не лучше канцера (рака) «метастазийного» типа. Что же кроется за этим невероятным, но очевидным совпадением?! Ещё один эффектный образчик того, что крайности сходятся?! Или это всё же не что иное, как вопиющее и знаменательное свидетельство того, что человек и его разумность не совсем естественно совмещаются и далеко не идеально подходят друг другу? Уж не взвалил ли человек на себя непосильную ношу? И не раздавит ли его бремя разума?! И в чём причина патологической жестокости «царя природы» в отношении к себе подобным?

Около 15 тысяч войн при четырёх миллиардах убитых. За всё историческое время в общей сложности насчитывается всего лишь несколько «безвоенных» лет. Люди практикуют с десяток видов насилия при полусотне их разновидностей — и эти цифры, судя по всему, устаревают, точно так же, как и «набранное» количество войн. Всю эту чудовищность существования и «сосуществования» человеческих популяций невозможно понять без выяснения причин её возникновения.

Идея отчуждения человека от Природы, провозглашение его «венцом творения» с передачей в его ведение и безраздельное пользование всего доступного ему мира живой природы и ресурсов Земли — всё это явилось, наверное, первым в истории страшным «идеологическим заблуждением» человечества. «И да владычествуют они...» (Быт. 1, 26). И сейчас пришло время расплачиваться за эту совершенно необоснованную идею верховенства человека, с одновременным провозглашением себя «царём природы» со всеми полномочиями наглого и жестокого самозванца. Довладычествовались...

Именно из-за таких высокомерных представлений о человеке, как об особом разумном сверх-существе Земли, которому подвластна вся Природа, и прозябали все науки о человеке. Признавая всю уникальность и специфичность человека (труд, абстрактное мышление, использование орудий и т.п.), необходимо ответить на основной вопрос: почему человек стал трудиться, изготовлять орудия, мыслить?! Зачем ему всё это?! Чего ему не жилось в животных?! Дальнейший уровень всех гуманитарных наук будет зависеть от познания начала человеческой истории. Загадка человека состоит в загадке начала человеческой истории. Что началось? Когда началось? Почему и как началось?

Многочисленность (многие тысячи!) научных работ, посвящённых вопросам антропогенеза, ни в малейшей степени не влияет на незыблемость местонахождения «воза» с проблемой происхождения человека. Хотя и нельзя сказать, что тянут этот «воз» так уж и в разные стороны. Большинство палеоантропологов занимается всего лишь корректировкой и уточнением - и без того немногочисленного - списка возможных предков человека и его «отставших попутчиков». Возраст человека постоянно отодвигается в глубь миллионолетий. В то же время практически нет возражений против того утверждения, что становление человека современного типа дело времён не столь уж и минувших, и измеряется оно всего лишь десятками тысячелетий. И этот парадокс никого из учёных не смущает.

Критерием истинности теорий, касающихся вопросов неизвестного начала некоего длящегося процесса, может служить лишь их применимость и прогностичность по отношению к дальнейшим фазам описываемого этими теориями процесса. Это примерно то же самое, что используется в «гипотезном» методе физики: теория признаётся тем ценнее, чем больше непонятных фактов ей удаётся объяснить и связать воедино. Но если в физических исследованиях можно смело надеяться на проверку выдвигаемых гипотез в будущем - на обнаружение кварков, открытие (или «закрытие») монополей и т.п., - то в вопросах анализа событий канувшего в небытие прошлого на подобную «рассудительность временем» рассчитывать никак не приходится. Поэтому объяснительное значение «измышляемых» здесь гипотез и концепций необычайно возрастает, становясь практически единственным корректным критерием их правоты, верифицируемости.

В этом плане необычайно значима концепция становления «человека разумного», выдвинутая в своё время профессором Борисом Фёдоровичем Поршневым и являющаяся как бы «предельным» вариантом множества всех теорий, разделяющих идею возникновении сознания на базе раннесоциальных структур (во взаимоотношениях «особь» - «особь»).

Пра-человечество, как это доказывает Поршнев, в своём становлении прошло страшную стадию адельфофагии (что переводится, как «поедание собратьев»). Проще говоря, человеческая история началась с каннибализма, с хищности, противоестественно направленной на представителей своего же - тогда ещё единого - вида. В палеоантроповом - до этого «безгрешном» - стаде произошёл вынужденный, обусловленный внешними экологическими обстоятельствами, переход к хищному поведению по отношению к представителям своего же вида.

Создал человека вовсе не труд, не «естественный» отбор, а лишь предельный, смертельный страх перед «ближним своим». С этим трагическим, но неопровержимым фактом уже нельзя не считаться. На сегодняшний день — это самая правдоподобная и достоверная гипотеза антропогенеза, просто и понятно объясняющая весь круг вопросов, касающихся происхождения т.н. Homo sapiens [1]. (Концепция Б.Ф.Поршнева кратко изложена в следующем разделе, а также в [17] и [18]).

Человечество, таким образом, потеряло статус «загадочного космического подкидыша». Оно теперь знает собственную подлинную родословную, имеет на руках достоверную «метрику», и поэтому уже не в праве «изобретать» себе «благородных, божественных родителей». Следует добавить, что это нисколько не умаляет статус человечества, наоборот, теперь открываются совершенно новые горизонты в понимании его роли и предназначения в Мире. Но всё обстоит несравнимо сложнее, чем тот невразумительный туман детской сказки о добрых и злых волшебниках, который навевают религиозные и разного рода астрально-оккультные деятели.

Хотя выводы Поршнева относятся к чрезвычайно древним периодам человеческой праистории, однако его теория не содержит никаких положений, мешающих экстраполировать её действие вплоть до сегодняшнего дня. Построенная на этом фундаменте гипотеза видовой (этической) неоднородности человечества достаточно полно отвечает на большинство непонятных вопросов человеческого общежития. Эта гипотеза предполагает, что человечество является не единым видом, а семейством, состоящим из совершенно различных - двух хищных и двух нехищных - видов.

В процессе антропогенеза сформировались два хищных вида: суперанималы (сверхживотные) — потомки «первоубийц», «адельфофагов», и суггесторы (псевдолюди) — агрессивные и коварные приспособленцы. Суггесторы стали подражателями и приспешниками суперанималов. Хищные виды пошли по пути наименьшего сопротивления, уже «обкатанному» Природой: зверскому (жестокость и хитрость). Проявления хищного поведения весьма разнообразны — от морального издевательства до изуверских пыток и изощрённых убийств.

Два нехищных вида характеризуются врождённым инстинктом неприятия насилия. Диффузный вид (от «диффузия», распространение, растекание) — люди, легко поддающиеся внушению, «суггестии» и неоантропы — менее внушаемые люди, обладающие обострённой нравственностью. Нехищным людям свойственна предрасположенность к самокритическому мышлению, не всегда, к сожалению, реализуемая.

Если же внимательнее и пристальнее взглянуть на эти древние события, а их неизбежные ближайшие следствия проэкстраполировать во времени, сопоставив их с событиями всего исторического периода и фактами современности, то сразу же возникает прочная «связь времён», удивительная преемственность исторических событий, ставящая всё на свои места, а многие ключевые, доселе непонятные вопросы в жизни людей и общественных отношениях, получают, наконец-то, своё разрешение.

Таким образом, согласно концепции врождённых видовых поведенческих различий в человеческом семействе, человечество представляет собой парадоксальное общежитие существ несовместимо разных, от рождения наделённых диаметрально противоположными психогенетическими мотивационными поведенческими комплексами: стадным, точнее, общественным (подавляющее большинство) и хищным (несколько процентов). И вызвано это, как уже говорилось, самим процессом антропогенеза. Причём различия эти не имеют никакого отношения к интеллекту: можно отлично играть в шахматы, а на «работе» заниматься изощрёнными пытками. Эти различия этические, нравственные, т.е. видовые.

Хищные представители человечества с нравственной точки зрения действительно не являются людьми. Их внутренний мир, напрочь лишённый совести, весьма отличен от психики и менталитета нехищных людей, это — хищные гоминиды. «Второсигнальные», обладающие речью, рассудком - и потому предельно опасные - звери среди людей!

....22 мая 1998 года группой граждан России на собрании в Московском Политехническом Музее было организовано Всемирное Видистское Движение (ВВД). Движение признаёт видовые различия в человечестве. Задачей Движения является нахождение путей выхода из-под неразумного хищного диктата, уже приведшего к угрозе скорой гибели Жизни на Земле. Термин «видизм» («speciesism») впервые использовал биолог Ричард Райдер [12], обозначив им особую этику поведения в отношении представителей собственного вида. Но вот, оказалось, что наиболее подходящее место этому понятию не в эволюционной биологии, а в антропологии, социологии, истории и прочих науках о человеке и обществе.

Само слово «видизм» имеет тройное наполнение. Кроме этого научного смысла (новая интерпретация всех событий человеческой истории, и как бы некая «теория добра и зла») имеется и второй, якобы негативный — по аналогии с такими знаменитыми понятиями, как нацизм и расизм (производными, соответственно, от слов «нация» и «раса»). Собственно, именно в этом «видистском» плане и развивались все исторические события. Видовое угнетение хищными гоминидами нехищных людей. Третий же смысл — созвучен «благородному национализму»: освободительная борьба нехищных человеческих видов против мирового диктата хищных гоминид, второсигнальных зверей, человекообразных существ, генетически лишённых совести.

Острословы уже успели окрестить ВВД как «движение просвещённого стада», «просвещённых овец». Но в «каждой шутке есть только доля шутки», и положение в мире таково, что уже совсем не до веселья. Требуется грамотное, научное объяснение причин существования морального зла в человечестве и выработка конкретных, адекватных рекомендаций нехищным людям всего мира в их смертельном противостоянии с хищными гоминидами.

Данная книга является как бы первым (пусть и весьма несовершенным) учебником, практическим руководством в этой жизненно необходимой порядочным, честным людям борьбе с хищными мерзавцами.

***

И хотя по своей значимости все это сравнимо со снятием шор с глаз человечества, но, к величайшему разочарованию, открывающаяся при этом «прозрении» картина человеческих взаимоотношений с видом на их механику и подоплёку оказывается столь удручающей и малоутешительной, что невольно возникает аналогия с приходом в себя смертельно больного человека и осознанием им всей жути случившегося с ним и безнадёжности его нынешнего положения... И всё же бороться необходимо!


Лишь относительно недавно стало ясным, что основные различия между людьми — это нравственные врождённые установки. Так, Шопенгауэр отметил существование врождённых «пружин» мотивации человеческого поведения: «злобность», «эгоизм» и «сострадание» [8]. Это напрямую соотносится с жизненными ориентациями суперанималов, суггесторов и нехищных людей, соответственно. Российский педагог, врач П.Ф.Лесгафт в своих многолетних наблюдениях над детьми-школьниками выделил т.н. «школьные типы»: «честолюбивый», «лицемерный» и «добродушный», — первые два из которых лишены моральных параметров. Повзрослев, нравственных чувств они в себе никак не добавляют. «Утром, убив своих родителей, они заснут вечером сном праведника» [9]. При негативном воспитании три «основных» типа деформируются в «злостно-забитый», «мягко-забитый» и «угнетённый». Из них также лишь последний обладает нравственностью (даже — обострённой, что чаще свойственно неоантропам).
Хищных гоминид нельзя называть людьми в этическом смысле этого понятия. Они-то и есть те самые, которых Гегель определил «морально невменяемыми», а Шопенгауэр — «лишёнными морального сознания». А если что и отличает людей от животных, так это — нравственность, понятие к животному миру неприменимое. Эта мысль уже сотни лет витает в воздухе. Ещё Конфуций утверждал, что для человека существуют понятия «хорошо» и «плохо», а для животного — нет. Чарльз Дарвин как бы подытоживает: «Я вполне согласен с мнением тех писателей, которые утверждают, что из всех различий между человеком и животными самое важное есть нравственное чувство, или совесть. Мы видим в нём благороднейшее из всех свойств человека» [5]. «Интеллектуальные особенности, эмоции, воля, темперамент — это всё производные. Но вот чем человек действительно отличается от животного, так это нравственностью» — уточняет современный психолог И.В.Смирнов. С этим трудно не согласиться.
Что же может грозить людям при продолжении хищного владычества в обществе, и каковы перспективы у человечества? Что делать нехищным людям? Как бороться со всем тем злом, которое несут в мир хищные гоминиды? Чтобы получить ответы на эти вопросы, необходимо полностью оценить опасность, исходящую от хищных гоминид. Для этого требуется проникнуть в «стан врага» — во внутренние области хищного сознания. Представить себе этот своеобразный менталитет. Уяснить глубинные мотивы действий «персон зла» и узнать их цели. Каковы они? Есть ли у них таковые? Всё это и является предметом исследования науки под названием ВИДИЗМ.
.

Это знаменует наступление новой эпохи в разнесчастной истории человечества, ЭПОХИ ВИДИЗМА

, по аналогии с прежними мировыми социальными парадигмами обозначаемой одним, и только одним словом, - таково требование социально-кинематической теории общества (ислам, коммунизм и т.д.).
Это — мы.
Зачем ему всё это хозяйство?!
И вот, наконец, профессору Борису Фёдоровичу Поршневу (1905 1972 гг.) удалось ответить на этот вековечный «важнейший вопрос всех вопросов» — о том, как же на самом деле обстоит всё с происхождением «человека разумного». Монография «О начале человеческой истории» явилась последней работой учёного и вышла в свет уже посмертно. Она задумывалась автором как центральная часть более обширного произведения — «Критика человеческой истории». Трагическая смерть прервала работу великого учёного, но всё же он успел сказать своё последнее - вещее - слово. С момента выхода в свет (1974 г.) этого эпохального труда прошло уже более чем два десятилетия, но в трудах исследователей, занимающихся вопросом происхождения человека, гениальные прозрения Поршнева даже не упоминаются. Удивляться этому не приходится, наоборот, это даже знаменательно: перед нами традиционный, уже классический - несущий истину - глас вопиющего в пустыне. Так прислушаемся же к этому голосу.
Согласно этой концепции, человечество приобрело, «заработало» себе рассудок в результате прохождения в своём развитии страшной стадии «адельфофагии», т.е. умерщвления и поедания части представителей своего собственного вида. Если же теперь внимательнее и пристальнее взглянуть на эти взаимоотношения последних палеоантроповых гоминид, а их неизбежные ближайшие следствия проэкстраполировать во времени, сопоставив их с событиями всего исторического периода и фактами современности, то сразу же возникает прочная «связь времён», удивительная преемственность исторических событий, ставящая всё на свои места, а многие ключевые, доселе непонятные вопросы в жизни людей и общественных отношениях, получают наконец-то своё разрешение. И хотя по своей значимости все это сравнимо со снятием шор с глаз человечества, но, к величайшему разочарованию, открывающаяся при этом «прозрении» картина человеческих взаимоотношений с видом на их механику и подоплёку оказывается столь удручающей и малоутешительной, что невольно возникает аналогия с приходом в себя смертельно больного человека и осознанием им всей жути случившегося с ним и безнадёжности его нынешнего положения...
И именно таким вот «самоубийственным» образом и произошло расщепление вида позднейших палеоантроповых гоминид на почве «специализации» особой, поедаемой части популяции. В результате этого образовались два поведенчески резко отличающиеся друг от друга подвида «кормильцев» и «кормимых», и будет совершенно правомерно говорить о превращении вида уже в семейство, которое можно определить, как "становящееся человечество"... Именно эти взаимоотношения в "новоявленном" семействе и создали условия для возникновения мышления, для появления – в павловских терминах -- "второй сигнальной системы". У ее истоков лежит не надбавка к "первой сигнальной системе", не особый способ обмена информацией, а весьма специфический род влияния одного индивида на действия другого, именуемый "интердикцией", и уже на заре человечества появляются приказывающий и повинующийся. Вот отсюда-то и ведет свое "благородное происхождение" эта столь знаменитая непомерная агрессивность определенной час
Они, по определению Гегеля, «морально невменяемы»,
Наиболее важным моментом, поспособствовавшим этому «грехопадению» палеоантроповых гоминид, можно считать то, что не будучи хищниками, включившиеся в биосферу как падальщики, использующие оппортунистическую стратегию добывания пищи путём собирательства и некрофагии, эти предтечи людей не имели, естественно, и тех врождённых запретительных механизмов для разрешения внутривидовых конфликтов, которыми обладают, за редкими исключениями, все плотоядные животные («ворон ворону глаз не выклюет»), и поэтому практика убийства себе подобных при своём возникновении не встретила физиологического отпора.
Наберусь смелости утверждать, что мы имеем здесь дело с той закономерностью, которая связывает простоту с гениальностью. Но палеопсихологическое открытие Б.Ф.Поршнева даже мало назвать гениальным, это нечто из области прозрений и откровений. Можно сказать, несколько перефразировав общеизвестные слова о существовании Бога: «Даже если бы это открытие было неправдой, то его стоило бы выдумать, ибо человечество заслуживает подобной интерпретации своего богомерзкого образа жизни».
больших энергий, микромира
Их правильнее всего будет именовать хищные гоминиды.

Внешне представители четырех человеческих видов очень похожи. Но если очень хорошо «присматриваться», и особенно «прислушиваться», то разницу всё же можно заметить. Популяционная генетика определяет это как виды двойники, разница между которыми может быть выявлена лишь специальным тестированием. Поэтому человечество столь медленно подбиралось к выявлению и пониманию видовых различий. Расовые, национальные, физиологические различия ошибочно считались и всё еще считаются более существенными. Это как бы «застило» людям глаза. Борьба же с расизмом сыграла очень злую шутку с человечеством, оказав ему медвежью услугу. Несмотря на свою очевидную гуманную сущность, априорное признание всех людей единым видом застопорило научную мысль, поставило ей преграды. Все попытки преодолеть этот барьер, воздвигнутый великими гуманистами прошлого, оказывались безрезультатными, всякие сомнения в биологическом единстве человечества признавались расистскими и отметались с порога. Пришло время пересмотреть эти взгляды.

Традиционно считается, что существуют различные степени бесчеловечности. Во-первых, религиозная нетерпимость. Затем — культурная рознь по линии «цивилизованный человек» - «дикий туземец». И, наконец, расизм — самое гнусное проявление антигуманности. Но как быть с видовыми различиями? Ведь таковые существуют! Как быть с той очевидной бесчеловечностью, когда человек убивает другого не за религиозные разногласия, не за дикость или цвет кожи, а «просто так» — ради собственного удовольствия или из-за денег? Таким образом, имеем еще и видовые различия в человечестве: «видизм» («speciesism»). Этот термин впервые использовал биолог Ричард Райдер, обозначив им особую этику в отношении собственного вида. И вот, оказывается, что самое подходящее место этому понятию не в эволюционной биологии, а в антропологии.
Хищными гоминидами, в принципе, должна бы заниматься такая отрасль знания, как зоопсихология. Но вместо содержания в исследовательских вольерах и лабораториях именно эти злокозненные существа на протяжении всей истории существования человечества оказываются у власти, образуют чудовищный конгломерат «сильных мира сего». Отсюда и соответствующие - столь печальные для людей - последствия.

Наступила новая эпоха в разнесчастной истории человечества, ЭПОХА ВИДИЗМА.
Дддд
1% — асексуалисты. Существует общество антисексуалистов.
Педофил-убийца Вороненко.
Новый мэр Лондона Борис Джонсон — распатланный актёр-комик. Гомика сменил комик, но тоже, видимо, достаточно «весёлый», судя по его распатланности.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ЦИВИЛИЗАЦИЯ КАННИБАЛОВ

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВИДОВ

Если ты хочешь понять что-либо, узнай, как оно возникло.
Б.Ф.Поршнев

В 2002 совершенно незаметно прошла дата 30-летия со дня смерти, а в 2005 г научный мир так же безразлично и тупо встретил 100-летний юбилей профессора Бориса Фёдоровича Поршнева (1905 1972 гг.). Официальная «научная общественность» никакими своими «телодвижениями» не только не выдала своего присутствия, но даже не выказала своего существования.

Хотя именно этому великому русскому учёному удалось ответить на вековечный «вопрос всех вопросов» — о том, как же на самом деле обстоит всё с происхождением «человека разумного».

Монография «О начале человеческой истории» явилась последней работой учёного и вышла в свет уже посмертно. Она задумывалась автором как центральная часть более обширного произведения — «Критика человеческой истории». Трагическая смерть прервала работу великого учёного, но всё же он успел сказать свое последнее - вещее - слово. С момента выхода в свет (1974 г.) этого эпохального труда [1] прошло уже более трети века, но в трудах исследователей, занимающихся вопросом происхождения человека, гениальные прозрения Поршнева даже не упоминаются. Удивляться этому не приходится, наоборот, это даже знаменательно: перед нами традиционный, уже классический - несущий истину - «глас вопиющего в пустыне». Так прислушаемся же к этому голосу.

Дальнейшее изложение является конспективно-реферативной «выжимкой» из трудов Б.Ф.Поршнева, с (добавленною мною — Б.Д.) иной - видовой - интерпретации концепции антропогенеза «по Поршневу», а также прочими (моими же — Б.Д.) дополнениями и замечаниями.

АДЕЛЬФОФАГИЯ

Если непредвзято поставить вопрос об отличительных признаках человека, которые даны опытом истории и не могли бы быть «в другом смысле» распространены на животных, то таковых окажется только два. И удивительно: они словно стоят где-то в стороне от столбовой дороги развития наук.

Во-первых, люди — единственный вид, внутри которого систематически практикуется крупномасштабное, рационально не объяснимое, взаимное умерщвление.

И, во-вторых, столь же странно, на первый взгляд, ещё одно отличие: люди — опять-таки единственный вид, способный к абсурду, а логика и синтаксис, практическое и теоретическое мышление — его деабсурдизация. Организм же животного ведёт себя в любой, даже в искусственно созданной, ситуации, с физиологической точки зрения, совершенно правильно, либо дает картину нервного срыва (неадекватные рефлексы), сконструировать же абсурд, или дипластию, его нервная система неспособна. Всё развитие человеческого сознания в ходе истории есть постепенное одоление первоначальной абсурдности, её сдвижение на немногие краевые позиции.

И вот, как выяснилось, эти две человеческие особенности не только взаимосвязаны, но и полностью взаимообусловлены, ибо произрастают они из одного и того же, страшного феномена. Это — т.н. адельфофагия, или умерщвление и поедание части представителей своего собственного вида. Она-то и привела к возникновению рода человеческого — Homo sapiens.

Весь материал об ископаемых гоминидах подтверждает вывод, что между ископаемыми высшими обезьянами (вроде дриопитека, рамапитека, удабнопитека, проконсула) и человеком современного физического типа расположена группа особых животных: высших прямоходящих приматов. От плиоцена до голоцена (Рис. 1) они давали и боковые ветви, и быстро эволюционировали. Высшая форма среди них, именуемая палеоантропами, в свою очередь весьма полиморфная, вся в целом и особенно в некоторых ветвях - по строению тела, черепа, мозга - в огромной степени похожа на человека. Низшая форма, австралопитеки, напротив, - по объёму и строению мозга, по морфологии головы, - в высокой степени похожа на обезьян, но радикально отличается от них вертикальным положением.

На языке таксономии можно выделить внутри отряда приматов новое семейство: прямоходящих, но бессловесных высших приматов. В прежнем семействе Hominidae остается только один род — Homo, представленный (по нынешним традиционным научным воззрениям) единственным видом Homo sapiens sapiens. Его главное диагностическое отличие (цереброморфологическое и функциональное) принимаем по Геккелю — «дар слова». На языке современной физиологической науки это значит: наличие второй сигнальной системы, следовательно, тех новообразований в коре головного мозга (прежде всего в верхней лобной доле), которые делают возможной эту вторую сигнальную систему.

Напротив, семейство троглодитиды (Troglodytidae) морфологически не специализировано, т.е. оно представлено многими формами. Диагностическим признаком, отличающим это семейство от филогенетически предшествующего ему семейства понгид (Pongidae — человекообразные обезьяны), служит прямохождение, т.е. двуногость, двурукость, ортоградность, независимо от того, изготовляли они орудия или нет.
Число лет

тому назад Геологическая

временная шкала ФАЗЫ

10 000

100 000
125 000

700 000

1 000 000
1 800 000
2 000 000

Голоцен
__________________

Поздний
плейстоцен
__________________

Средний
плейстоцен
_________________

Ранний
плейстоцен
_________________

Плиоцен
Неолит

Мезолит

Верхний палеолит

Средний палеолит

Нижний палеолит

Рис. 1. Классификация ранних фаз первобытной истории

В этом семействе достаточно отчётливо выделяются три рода: 1) австралопитеки, 2) археоантропы, 3) палеоантропы. Каждый же из родов, делится на известное число видов, подвидов. В родословном древе приматов в плиоцене от линии антропоморфных обезьян ответвилось семейство троглодитид. От линии троглодитид (гоминоидов) в верхнем плейстоцене ответвилось семейство гоминид; на современной поверхности оно представлено лишь т.н. Homo sapiens sapiens, которому присуще такое новообразование, как органы и функции второй сигнальной системы, примечателен также и необычайно быстрый темп этого ароморфоза.

Почти двухсотлетним трудом археологов и антропологов, помимо их сознания, открыто не что иное, как обширное семейство животных видов, не являющихся ни обезьянами, ни людьми. Они прямоходящие, двуногие, двурукие. Они ничуть не обезьяны и ничуть не люди. Они животные, но они не обезьяны. Это семейство включает в себя всех высших прямоходящих приматов, в том числе и тех, которые не изготовляли искусственных орудий. И все троглодитиды, включая палеоантропов (неандертальцев), — абсолютно не люди. (Этих последних мы будем называть «троглодиты» — от Troglodytes, термина, впервые предложенного К.Линнеем).

Однако этот тезис встречает то же кардинальное возражение, что и сто лет назад: раз от них остались обработанные камни, значит они люди, значит это труд, «древность человека, таким образом, это древность его орудий». Но для какого именно «труда» изготовлялись эти каменные «орудия»?! Реконструирован же не характер труда этими орудиями, а лишь характер труда по изготовлению этих орудий. Главное же — для чего?! Как они использовались?! Ответ на этот вопрос и дает ключ к экологии всего семейства троглодитид на разных уровнях его эволюции.

Разгадка же состоит в том, что главная, характеризующая всех троглодитид и отличающая их, экологическая черта — это некрофагия (трупоядение). Один из корней ложного постулата, отождествляющего троглодитид с людьми, состоит в том, что им приписали охоту на крупных животных. Отбросить же эту запутывающую дело гипотезу мешают предубеждения. То, что наши предки занимались «трупоядением» оказывается, видите ли, унизительным для их потомков. Но надо вспомнить, что есть не труп вообще невозможно, разве что сосать из вен живую кровь или паразитировать на внутренних органах. Наша современная мясная пища является всё тем же трупоядением — поеданием мяса животных, убитых, правда, не нами, а где-то на бойне, возможно в другой даже части света, откуда «труп» везли в рефрижераторе. Так что нетрупоядными, строго говоря, являются только лишь вампиры (например, комары) и паразиты (типа глистов, вшей, клещей), питающиеся с «живого стола».

Таким образом, можно безоговорочно признать тезис о гоминидах-охотниках неправомерным, находящимся в отдалённом родстве с мифом о «золотом веке». Все эти людские самооправдания и самовозвеличивания очень долго прикрывали истинный образ нашего предка: «падальщика», «трупоеда», «некрофага». Человек почему-то должен был явиться, а не развиться; ханжескому человеческому сознанию требовался «акт творения», и он (этот акт) был сотворён, — это оказалось сделать проще, нежели кропотливо заниматься вопросами антропогенеза.

Та ветвь приматов, которая начала специализироваться преимущественно на раскалывании костей крупных животных должна была стать по своей морфологии прямоходящей. В высокой траве и в кустарниках для обзора местности необходимо было выпрямляться, тем более для закидывания головы назад, когда по полёту хищных птиц высматривалось местонахождение искомых останков. Но этому примату надо было также нести или кости или камни. Двуногость обеспечивала высокую скорость бега, возможность хорошо передвигаться в скалах, плавать в воде, перепрыгивать через что-либо.

Это были всеядные, в немалой степени растительноядные, но преимущественно плотоядные высшие приматы, пользующиеся обкалываемыми камнями как компенсацией недостающих им анатомических органов для расчленения костяков и разбивания крупных костей животных и для соскрёбывания с них остатков мяса. Однако для умерщвления животных никаких - ни анатомо-морфологических, ни нейрофизиологических - новообразований у них не было.

Так что троглодитиды включились в биосферу не как конкуренты убийц, а лишь как конкуренты зверей, птиц и насекомых, поедавших «падаль», и даже поначалу как потребители кое-чего остававшегося от них. Троглодитиды ни в малейшей степени не были охотниками, хищниками, убийцами, хотя и были с самого начала в значительной степени плотоядными, что составляет их отличительную экологическую черту сравнительно со всеми высшими обезьянами. Разумеется, при этом они сохранили и подсобную растительноядность. И не существует никакой аргументации в пользу существования охоты на крупных животных в нижнем и среднем палеолите. Троглодитиды, начиная с австралопитековых и кончая палеоантроповыми, умели лишь находить и осваивать костяки и трупы умерших и убитых хищниками животных.

Впрочем, и это было для высших приматов поразительно сложной адаптацией. Ни зубная система, ни ногти, так же как жевательные мышцы и пищеварительный аппарат, не были приспособлены к подобному «трудовому занятию». Овладеть же костным и головным мозгом и пробить толстые кожные покровы помог лишь ароморфоз, восходящий к инстинкту разбивания камнями твёрдых оболочек у орехов, моллюсков, рептилий, проявляющийся повсеместно и в филогенезе обезьян. Троглодитиды стали высокоэффективными и специализированными раскалывателями, разбивателями, расчленителями крепких органических покровов с помощью ещё более крепких и острых камней. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально новому образу питания — некрофагии. Троглодитиды не только не убивали крупных животных, но и имели жёсткий инстинкт ни в коем случае не убивать, ибо иначе разрушилась бы их хрупкая экологическая ниша в биоценозе. Прямоходящие высшие приматы-разбиватели одновременно должны были оказаться и носильщиками, ибо им приходилось или нести камни к местонахождению мясной пищи или последнюю — к камням. Поэтому троглодитиды и были прямоходящими: верхние конечности должны были быть освобождены от функции локомоции для функции ношения. Так что «орудия труда» в нижнем и среднем палеолите были средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем более. Эти «экзосоматические органы» троглодитид эволюционировали вместе с видами, как и вместе с изменениями всей фауны. В этом процессе можно выделить три больших этапа.

1). Первый — на уровне австралопитеков, включая сюда и т.н. Homo habilis (умелый). Это было время богатейшей фауны хищников-убийц, типа махайродов (саблезубых тигров), высокоэффективных убийц, пробивавших покровы даже толстокожих слонов, носорогов, гиппопотамов. И австралопитеки использовали тогда даже не обильные запасы мяса, оставляемые хищниками, а только костный и головной мозг, для чего требовалось лишь расчленять и разбивать кости. Для этого достаточно было и использования обычных, не оббитых камней, поэтому-то ископаемые австралопитеки и не оставили «орудий своего труда», им ещё пока не требовалось этого «умения». Костный мозг травоядных составляет величину порядка 5 % их веса, так что у того же древнего слона этого питательного вещества было 200-300 кг, плюс столько же весил и костный мозг. Претендентов на эту, богатую протеином, пищу практически не было, за исключением грызунов и насекомых.

2). Затем пришёл глубокий кризис хищной фауны, отмеченный, в частности, и полным вымиранием махайродов. Австралопитеки тоже обречены были на исчезновение. Лишь одна ветвь троглодитид пережила кризис и дала совершенно обновлённую картину экологии и морфологии: археоантропы. Роль собирателей и аккумуляторов относительно свежих трупов сыграли широко разветвлённые течения рек. Все достоверно локализованные нижнепалеолитические стоянки расположены на водных берегах, у изгибов рек, у древних отмелей и перекатов, при впадениях рек в другие реки и т.п. природных ловушках для плывущих или волочащихся по дну туш. Задачей археоантропов было пробивать их шкуры и кожи, рассекать связки камнями в форме рубил, которые научились изготовлять ещё «умельцы» из рода Homo habilis, перенёсшие механизм раскалывания костей камнями и на сами эти камни для получения лучших рубящих и режущих свойств. Таким образом, на этом этапе развилось поедание не только мозга, но и уже мяса, в соперничестве с крупными пернатыми хищниками-стервятниками.

3). Новый кризис наступил с разрастанием фауны т.н. пещерных хищников (пещерные львы, медведи). На долю рек как тафономического (могильного) фактора снова стала приходиться малая часть общей массы умирающих травоядных. Род археоантропов был обречён тем самым на затухание. И снова лишь одна ветвь вышла из кризиса морфологически и экологически обновлённой — палеоантропы (троглодиты). Их источники мясной пищи уже нельзя описать однотипно. Палеоантропы находят симбиоз с разными видами хищников, со стадами разных травоядных, наконец, с обитателями водоёмов. Их камни всё более приспособлены для резания и разделки мяса животных, поверхностно уже повреждённых хищниками, хотя их по-прежнему привлекает извлечение мозга. Этот высший род троглодитид способен расселиться, т.е. найти мясную пищу в весьма различных ландшафтах, по-прежнему решительно ни на кого не охотясь.

Но и этому третьему этапу приходит конец вместе со следующим зигзагом флюктуации хищной фауны в позднем плейстоцене. Необычайно лабильные и вирулентные палеоантропы осваивают всё новые и новые варианты устройства в среде, но кризис надвигается неумолимо. Это и есть тот переломный этап, на котором начинается восхождение к Homo sapiens, тот критический период, когда полиморфный и политипический род троглодитов, или, собственно палеоантропов вплотную приблизился к новому экологическому кризису — к возросшей трудности получения мясной пищи. Новые формирующиеся в конце среднего плейстоцена биогеоценозы вытесняли прямоходящих плотоядных высших приматов, несмотря на всю их изощрённую приспособляемость.

Природа оставляла теперь лишь очень узкий эвентуальный выход этим удивительным животным четвертичной эпохи, так круто развившимся и теперь обречённым на вымирание. Он состоял в том, чтобы нарушить тот самый, дотоле спасительный, принцип «не убей», который составлял глубочайшую основу, сокровенный секрет их пребывания в разнообразных формах симбиоза с животными. Первое условие их беспрепятственного доступа к остаткам мёртвого мяса состояло в том, чтобы живое и даже умирающее животное их не боялось. Троглодиты должны были оставаться безвредными и безобидными, и даже кое в чём полезными, например, сигнализирующими об опасности соседям в системе биоценоза.

И Природа подсказала узкую тропу, которая, однако, в дальнейшем вывела эволюцию на небывалую дорогу. Решение биологического парадокса состояло в том, что инстинкт не запрещал им убивать представителей своего собственного вида. Экологическая щель, которая оставалась для самоспасения у обречённого на гибель высокоспециализированного («специализация парализует, ультраспециализация убивает» [2]) вида двуногих приматов, всеядных по натуре, но трупоядных по основному биологическому профилю, состояла в том, чтобы использовать часть своей популяции как самовоспроизводящийся кормовой источник.

Нечто подобное небезызвестно в зоологии. Оно называется адельфофагией («поедание собратьев»), подчас достигающей у некоторых видов более или менее заметного характера, но всё же не становящейся основным способом питания. Тем более не существует прецедента, чтобы это явление легло в основу эволюции, не говоря уже о последующих уникальных, чисто исторических трансформациях этого феномена.

Этот новый кризис был столь же страшен, как уникален и выход из него. Он охарактеризовался двумя экстраординарными явлениями. Во-первых, редчайшим среди высших животных видов феноменом — адельфофагией (другими словами, произошёл переход к хищному поведению по отношению к представителям своего же собственного вида). И, во-вторых, совершенно новым и небывалым в природе явлением, противоречащим дарвиновской теории естественного отбора. Это — зачаточное расщепление самого вида на почве специализации особой пассивной, поедаемой части популяции, которая, однако, затем очень активно отпочковывается в особый вид, с тем, чтобы стать, в конце концов, и особым семейством.

Эта дивергенция (расхождение) двух видов - «кормимых» и «кормильцев» - протекала необычайно быстро, и её характер является самой острой и актуальной проблемой во всём комплексе вопросов о начале человеческой истории, стоящих перед современной наукой.

Никакой инстинкт у животных не препятствует поеданию себе подобных, даже и принадлежащих к одной стае или популяции. Все признаки каннибализма у палеоантропов, какие известны антропологии, прямо говорят о посмертном поедании черепного и костного мозга, да и всего трупа подобных себе существ. Только чуждый биологии моралист, исходящий из неких неизмеримо позже сложившихся норм, может усмотреть в этой утилизации наличных ресурсов мясной пищи что-либо порицаемое. Мёртвый представитель своего вида — тем самым уже не представитель своего вида.

Как видим, наши предки раньше всего приспособились убивать себе подобных. А к умерщвлению животных они перешли много спустя после того, как научились и привыкли умерщвлять своих. Так что охота на другие крупные виды стала уже первой субституцией убийства себе подобных. Этот экологический вариант стал глубочайшим потрясением судеб семейства Troglodytes. Всё-таки указанные два инстинкта противоречили друг другу: никого не убивать и при этом убивать себе подобных. Произошло раздвоение, экологии и этологии поздних палеоантропов. Но их прежний образ жизни не мог вполне смениться «войной всех против всех» внутри собственной популяции. Такая тенденция не могла бы решить пищевую проблему: вид, питающийся самим собой, — это биологический perpetuum mobile.

Выходом из противоречий оказалось расщепление самого вида палеоантропов на два подвида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно откололся новый, становящийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то эти другие, назовём их Homo pre-sapiens (человек формирующийся), представляли собой инверсию: по мере превращения в охотников, они не убивали именно палеоантропов. Они сначала отличаются от прочих троглодитов только тем, что не убивают этих прочих троглодитов. А много, много позже, отшнуровавшись от троглодитов, они уже не только убивали последних, как и всяких иных животных, как «нелюдей», но и убивали подобных себе, т.е. и других Homo pre-sapiens. Эту практику унаследовал и Homo sapiens, всякий раз руководствуясь тем мотивом, что убиваемые — не вполне люди, скорее, ближе к «нелюдям» (преступники, иноверцы).

Ещё одной помехой в становлении подлинной антропологии выступает мнение, будто кто-то из наших плейстоценовых предков, не удовлетворившись изобретением «орудий труда», в один прекрасный день открыл или изобрёл способ добывания огня, похитив его тайну у молнии или у вулкана, как Прометей для людей похитил огонь у богов. Это мнение — одна из опор представления о громадной, многомиллионнолетней отдалённости начала человеческой истории. Следы огня, как и оббитые орудия, якобы свидетельствуют о человеке — о его разумном творческом духе. Эпитеты типа «огненная революция» уже стали рабочими терминами у многих палеоантропологов.

Но ведь тот факт, что троглодитиды оббивали камни камнями, несёт в себе и очевидную разгадку появления у них огня. При ударе камней друг о друга, естественно, сыпались в большом количестве искры, которые и вызывали неизбежное тление настилок любого логова и жилья троглодитид, несомненно, мало отличавшихся от настилок берлог, нор, гнёзд других животных. Так что зачатки огня возникали непроизвольно и сопровождали биологическое бытие троглодитид. Первая польза, извлечённая ими из такого тления («издержек производства»), — это вытапливание с его помощью костного мозга из трубчатых и губчатых скелетных костей.

Так что об «открытии» огня не приходится вообще говорить, — он появился помимо воли и сознания троглодитид. От них потребовалось «открытие» обратного рода: как сделать, чтобы огонь не возникал. С ростом ударной техники этот гость стал слишком назойливым, он уже не мог быть безразличным, а становился вредным. В ходе этой борьбы с непроизвольным и необузданным огнём наши предки мало-помалу обнаруживали в обузданном, локализованном огне и выгодные для себя свойства.

Всё можно свести к трём главным этапам освоения огня.

I. Древний, нижний палеолит. Непроизвольный, «дикий» огонь. Огонь преимущественно в виде искры, тления, дыма. От протлевания и прогорания гнездовой настилки на всём пространстве обитания до начала её локализации. От полной бесполезности огня для археоантропа до начала использования дыма от тления (запаха) и тепла для вытапливания костного мозга.

II. Средний палеолит. «Приручённый» огонь. Огонь преимущественно в форме тления, теплой и горячей золы, угольного жара. От начала локализации возгораемого материала до угольной ямы. От использования дыма (запаха), от добывания костного мозга до начала использования жара для обогревания и приготовления пищи.

III. Верхний палеолит и далее. «Одомашненный» огонь. Огонь преимущественно в форме жара, пламени, горения. От угольной ямы до ямы-печи и светильника. Появление новых способов получения огня: высекание пиритом и специальным кремниевым кресалом, трением дерева о дерево. Освоение приёма тушения огня водой. Но всё это уже дело рук Homo sapiens.

Из сказанного видно, что речь идёт о процессе, занявшем не менее миллиона, а то и двух миллионов лет, т.е. о процессе, по темпу своему чисто биологическому, а не историческому.

Кроме этого, пользование огнём способствовало потере троглодитидами волосяного покрова, этому столь загадочному явлению. Подобный способ терморегуляции практически уникален среди млекопитающих. Но вот как раз сочетание таких экологических факторов, как сбор костей в полуденный зной (во время отдыха настоящих хищников) и воздействие тепла кострищ (пепельных ям), и привели к этому способу теплообмена, эффективному лишь в условиях солнцепёка да постоянного контакта с жаром от огня.

Ещё одно прямое следствие столь длительного и постоянного общения с теплом, «всепогодности» троглодитид — это возникновение у них т.н. «диэструса», т.е. постоянной «сексуальной готовности» — и у самок и самцов. Это-то и сделало людей (точнее, уже их предтеч — гоминид) «самым сексуальным животным». Неким аналогом здесь является доместикация (одомашнивание): содержание животных в постоянном тепле хлева или дома также делает их в сексуальном отношении более свободными от климатических периодов. Эффекты гона, течки и т.д. сохраняются в несколько редуцированной форме, почти так же, как и у человека — в виде его повышенной весенней сексуальности.

ФЕНОМЕН ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ РЕЧИ

«Язык выделил человека из всего животного мира» — пишет Дж. Бернал, и это бесспорно. Но что же является главной характеристикой языка, речи? Специфическое и самое существенное свойство человеческой речи — наличие для всякого обозначаемого явления (денотата) не менее двух нетождественных, но свободно заменимых, т.е. эквивалентных, знаков или сколь угодно больших систем знаков того или иного рода. Их инвариант называется значением, их взаимная замена — объяснением (интерпретацией). Эта обмениваемость (переводимость, синонимичность) и делает их собственно «знаками», как номинативными единицами человеческого языка. Оборотной и неотторжимой стороной того же является наличие в человеческой речи для всякого знака иного вполне несовместимого с ним и ни в коем случае не могущего его заменить другого знака. Эту контрастность можно назвать антиномией в расширенном смысле. Без этого нет ни объяснения, ни понимания. Ничего подобного нет в сигналах животных.

По вопросу же филогенетической датировки появления речи — данные эволюции мозга и патологи речи свидетельствуют, что речь появляется только у Homo sapiens. Более того, следует даже отождествить: проблема возникновения Homo sapiens — это проблема возникновения второй сигнальной системы, т.е. речи.

Слово есть единственный знак и единственное верное свидетельство мысли, скрытой и заключённой в теле. И в этом истинное отличие человека от животного. И таким образом, не слово — продукт мысли, а наоборот: мышление — плод речи. В мозге человека нет центра или зоны мысли, а вот центры или зоны речи действительно есть — в левом полушарии (у правшей), в верхней и нижней лобной доле, в височной, на стыках последней с теменной и затылочной. Они являются крошечными, с орешек (зоны Брока и Вернике).

Но ни в коем случае нельзя упрощать, схематизировать конечную обусловленность высших психических функций человека существованием речи. Мышление, сознание, воля, личность — это не другие наименования речевой функции, но это её сложные производные. Без речи нет и не могло бы их быть. Формула «речь — орудие мысли» годится лишь для случая, когда мы подыскиваем наиболее подходящие слова для выражения своей готовой мысли. Но возможность мыслить восходит в сферу отношений индивида не только с объектами, но с другими индивидами, акт мысли есть акт или возражения или согласия, как и речь есть акт побуждения или возражения.

Поражение лобных долей мозга (которые получили мощное развитие только у человека, у Homo sapiens, и занимают у него до одной трети всей массы больших полушарий) приводит к нарушению сложной и целенаправленной деятельности, резкому падению всех форм активного поведения, невозможности создавать сложные программы и регулировать ими деятельность. Но лобные доли человека в свою очередь — слуга речи. Любой вид восприятий у человека управляется с помощью тех вполне определённых областей коры мозга, которые в филогенезе возникли только у человека и которые в самостоятельно сформированном виде не присущи даже и ближайшим эволюционным предкам Homo sapiens, т.е. всем представителям семейства Troglodytidae.

Эти области коры, преимущественно верхнепередние лобные формации, следует считать составной, и притом первостепенной анатомо-функциональной, частью аппарата второй сигнальной системы — они служат посредствующим звеном между корковыми очагами собственно приёмно-передающей речевой системы и всеми прочими отделами коры головного мозга, ведающими и восприятием (опросом среды), и ответной активностью — действиями. Эти зоны лобной коры, выделившиеся в филогенезе только у человека, в онтогенезе созревают у ребёнка позднее всех остальных зон коры. В случае поражения этих мозговых структур человек утрачивает способность следовать словесной инструкции, а это означает большие или меньшие разрушения механизма второсигнального управления восприятием.

В принципе, слово властно над почти всеми реакциями организма, пусть мы ещё не всегда умеем это проследить. Так, в гипнозе слово может воздействовать на изменения состава крови и другие биохимические сдвиги в организме. А посредством установления условнорефлекторных связей словом можно воздействовать чуть ли не на любые физиологические процессы — не только на те, которые прямо могут быть вербализованы (обозначены словом), но и все, с которыми можно к словесному воздействию подключить цепную косвенную связь, хоть они прямо и не осознаны, не обозначены своим именем. Анализ образования условных рефлексов у человека, механизмов двигательных реакций, особенностей ЭЭГ и характеристик чувствительности анализаторных систем показывает, что решительно все стороны мозговой деятельности человека пронизаны вмешательством второсигнальных управляющих импульсов. Это верно в отношении и самых «духовных» и самых «материальных» актов. Отсюда непреложно следует вывод о том, что знаменитый философский «психофизический парадокс» (вопрос соотношения души и тела) является на поверку не чем иным, как очередной надуманной псевдопроблемой.

Можно даже утверждать большее: буквально всё в человеческом организме можно в итоге подчинить словесной, точнее второсигнальной /ауто/инструкции. Все те впечатляющие достижения йогов, экстрасенсов и есть свидетельства такого воздействия на организм через вторую сигнальную систему. Как известно, радикальным /само/внушением часто избавляются даже от смертельных заболеваний, и, наоборот, совершенно здоровый человек может в одночасье умереть по «зомбирующему приказу». В принципе, наверняка, с помощью неких неизвестных, но достаточно нехитрых (хотя, возможно, и напряжённых) психагогических методик можно основательно продлить человеческую жизнь. По крайней мере, это не исключено: достаточно вспомнить о долголетии многих людей, занятых творческим трудом, особенно — неспешным, с установкой на не скорое получение результатов, как, например, у селекционеров. Это не говоря уже о том анекдотическом факте, что т.н. «нытики» (люди, постоянно жалующиеся на своё здоровье) живут определённо дольше.

Другое дело, что сама по себе мечта людей о бессмертии — вздорна: человек, в идеале, должен доживать лишь до того времени, когда он «наполнится днями» и захочет смерти сам: будет «ждать её как невесту»... Конечно, если бы человек жил лет хотя бы 150-200, то это «дневное наполнение» происходило автоматически и в обязательном порядке, да и сейчас многие физически здоровые люди лет в 85-90 уже «устают от жизни». Религии в этом плане предстают как «психологическая страховка» человека от страха смерти. «Человек — единственное животное, которое знает, что умрёт». Понятно, что подобная Страховая Компания, скорее всего, липовая, но всё же терять этот предполагаемый «полис надежды» не рекомендуется.

Школа И.П.Павлова установила фундаментальный физиологический факт: вторая сигнальная система оказывает постоянную отрицательную индукцию на первую. Слово невидимо совершает тормозную, всегда нечто запрещающую работу. Словесная система оказывает тормозное влияние на непосредственные, т.е. первосигнальные, реакции. Эта тормозная функция слова в норме отчётливо обнаруживается лишь в раннем детском возрасте, позже становится скрытой, но может наблюдаться в случаях нарушения нейродинамики и в некоторых особых ситуациях.

Могучее вторжение второй сигнальной системы в регулирование всей высшей нервной деятельности, несомненно, предполагает не «вакуум инстинктов», а тот факт, что она прежде всего была средством торможения любых первосигнальных двигательных и вегетативных рефлексов. Торможение служит глубоким ядром её нынешнего функционирования у человека.

Лобные доли (собственно, префронтальная часть) не только тормозят первосигнальные рефлексы, вообще прямое реагирование на среду, но и преобразуют речь в поведение. Они подчиняют освобождённое от прямого реагирования поведение заданию, команде (экстероинструкции) или замыслу (аутоинструкции), т.е. речевому началу, плану, программе.

Таким образом, специфическая работа мозга человека складывается из трёх этажей: 1) сенсорные и моторные речевые зоны или центры, 2) лобные доли, в особенности переднелобные, префронтальные формации и специально присущие Homo sapiens зоны в височно-теменно-затылочных областях, 3) остальные отделы мозга, в общем однородные у человека с высшими животными. Второй этаж преобразует речевые знаки в направляющую цель и осуществляющую её волю. Тем самым социальное проникает внутрь индивида, сообщения (смыслы), адресуемые человеческой средой, становятся внутренним законом его деятельности.

Ныне из данных палеоантропологии известно, что у всех троглодитид, даже самых высших, палеоантропов (неандертальцев в широком смысле), в архитектонике мозга отсутствовали все верхние префронтальные формации коры головного мозга, а также те зоны височной и теменной областей, которые осуществляют второсигнальное управление и поведением, и восприятием, и всеми функциями организма человека. Они присущи только и исключительно Homo sapiens sapiens. Если же нет налицо верхних передних формаций лобных долей — значит нет речи, значит нет человека!

Прежде совершенно неоправданно придавалось решающее значение общему весу мозга (исчисляемому особым образом по его отношению к весу тела). Выяснилось также, что количество и глубина борозд (мозговых извилин) не служит показателем эволюционно более высокого уровня мозга. Изучение работы мозга человека показало, что в мыслительных и других высших функциях принимает участие лишь относительно малая часть составляющих его нервных клеток, полей и структур. Развитие второй сигнальной системы у людей ни в коем случае не было т.н. процессом энцефализации (его характеристика — коэффициент энцефализации EQ) в филогенезе троглодитид. Во-первых, в биологической эволюции вообще налицо тенденция увеличения мозга. Во-вторых, чрезмерное разрастание объёма головного мозга в эволюции семейства троглодитид было прямым морфологическим следствием прямохождения и плюс к этому — плотоядения, т.е. повышенного усвоения протеина.

Обнаружилось также, что у Homo sapiens средний размер головного мозга не возрастал и не возрастает сравнительно с поздними палеоантропами, и даже можно считать, что статистически мозг у неандертальца был больше (до 1700 гр.). Между тем речевая функция мозга в корне отличает Homo sapiens от палеоантропа. Как видно, социальность и разум человека никак прямо не коррелированны с тотальной величиной его головного мозга. Поэтому совершенно правомерен и уместен вопрос: нужен ли в действительности человеку такой большой мозг, не атавизм ли это или нечто вроде тупикового пути эволюции (типа непомерно больших крыльев у фазана аргуса, потерявшего даже способность летать из-за этого)?!

Существует множество поразительных примеров того, что именно организация мозга, а не его размеры в основном определяют человеческий интеллект. Достаточно будет привести лишь один. Головной мозг позвоночных (в том числе и человека) — это по существу полая структура, полости мозга называются желудочками. Существует болезнь (гидроцефалия, или водянка мозга), при которой желудочки растянуты жидкостью, а толщина слоя нервной ткани уменьшается. Обычно у таких больных отмечаются серьёзные нарушения многих функций, в том числе очень слабое умственное развитие. Однако, это не всегда так. У студента одного английского университета была гидроцефалия, но его IQ достигал 126, он получил диплом с отличием по математике и выглядел совершенно нормальным. Как показала компьютерная томография, слой нервной ткани в полушариях мозга имел у него толщину всего лишь около миллиметра вместо нормальных 4,5 см, а общий вес мозга по приблизительной оценке составлял 50-150 гр. вместо обычной средней величины около 1350 гр.

Подобные факты мгновенно опровергают (ох, уж эти упрямые «мерзкие фактики — губители великолепных и величественных теорий»!) и без того ничем не обоснованные т.н. «полевые теории» антропогенеза. Согласно им (одна из них теория академика Влаиля Казначеева), рассудок у человека возник именно в результате разрастания головного мозга, который после достижения некой «критической величины» вступил во взаимодействие с некими загадочными полевыми структурами Дальнего Космоса. Так что к величайшему разочарованию «космистов» и прочих «антропоцентристов», «самое сложное устройство во Вселенной», как они велеречиво величают человеческий мозг, этот последний оказался на поверку органом, мало отличающимся от мозга животных. И лишь в процессе весьма жутковатой «социальной модификации» он приобрёл свои рассудочные возможности, да и то достаточно хрупкие и неустойчивые.

Хотя экстероинструкцию и аутоинструкцию, иначе говоря, внушение и самовнушение, можно рассматривать как в основном эквивалентные, но надо обращать внимание и на их противоположность, противоборство. Таким путём можно расчленить внушение и самовнушение, ещё точнее, это суггестия и контрсуггестия. Первичным останется внушение, а вторичны и производны — негативный ответ на внушение, его отклонение или, напротив, его возведение в степень.

Очень важно выделить в речевом общении, во второй сигнальной системе его ядро — функцию внушения, суггестии. И находится это ядро не внутри индивида, а в сфере взаимодействия между индивидами. Внутри индивида находится лишь часть, половина этого механизма. Принимающим аппаратом внушения являются как раз лобные доли коры, именно они и есть орган внушаемости. Внушение и есть явление принудительной силы слов. Слова, произносимые одним, неотвратимым, «роковым» образом предопределяют поведение другого, если только не наталкиваются на отрицательную индукцию, контрсуггестию, обычно ищущую опору в словах третьих лиц. В чистом виде суггестия есть речь минус контрсуггестия. Последняя находится в обратной зависимости от авторитета лица — источника суггестии.

Иллюстративен пример глухослепых детей. Как учат их первой фазе человеческого общения, как осуществляют начальное влияние на их поведение? Берут за руку и насильно, принудительно заставляют держать ложку в пальцах, поднимают руку с ложкой до рта, подносят к губам, вкладывают ложку в рот. Примерно так же прививаются все другие навыки. Здесь (из-за нарушенности всех путей дистантной рецепции) воздействие оказывается не дистантно, а контактно, но тем очевиднее прослеживается суть дела.

Она состоит в том, что сначала приходится в этом случае подавлять уже наличные и привычные действия слепоглухонемого ребёнка. И начало человеческой инфлюации (влияния) — подавление, торможение собственных действий организма. Таким образом, первая стадия — это отмена прежней моторики. Вторая стадия — это замена отменённого новыми предписаниями, прескрипциями.