Дело чести, дело славы, дело доблести и геройства

При отсутствии первоисточников, прямо свидетельствующих о настроениях народа, эти рассуждения о революционной правде оста­ются до некоторой степени гипотетичными. Косвенные аргументы в их подтверждение, тем не менее, могут быть найдены на обочине ве­ликой стройки социализма - в Магнитогорской исправительно-тру-довой колонии, или ИТК. Там власти также пытались создать свой вариант идеологии великого дела революции и внушить ее ценности осужденным, но, кажется, с гораздо меньшим успехом.

Магнитогорская ИТК была создана в июле 1932 года. Джон Скотт, отмечая, что среди осужденных была небольшая группа православ­ных священников, справедливо утверждал, что в большинстве своем обитатели колонии были «не политическими преступниками». По­скольку сроки приговоров обычно варьировались в диапазоне от по­лугода до пяти лет, лишь немногие отбывали «десятку», максималь­ный тогда срок наказания; большинство рядовых преступников мог­ли впоследствии вернуться в ряды общества [158]. В местах заключе­ния они должны были приобрести полезную специальность и профес­сиональный опыт, словом, «перековаться». Это было своего рода «сделкой», которую власти предлагали осужденным, и так же, как в среде вольного городского населения, власти возлагали особые на­дежды на принятие этих условий молодежью, которая, по-видимому, составляла большую часть обитателей колонии [159].

«Каждый, временно лишенный свободы, - с гордостью заявляла газета колонии «Борьба за металл», - не лишен возможности участво­вать в великом строительстве СССР» [160]. Из осужденных, за исклю­чением тех, кто был заключен в изоляторах, как и из вольных рабо­чих, создавали бригады. Бригады осужденных перевозили уголь и железную руду, строили кирпичные здания на левом и правом бере­гах социалистического города, участвовали в сборке доменных печей и прокатных станов, работали на второй плотине и убирали террито­рию завода. Как писала газета колонии, «в строительстве Магнито­горского металлургического комбината немалое место принадлежит колонии» [161].

Как и обычных рабочих, осужденных различали по их «классовой позиции», то есть политической лояльности, и по качеству труда; ха­рактеристику им давали должностные лица низшего ранга, которые сами зачастую отбывали срок наказания [162]. Труд осужденного, Подлежащий минимальной компенсации, измерялся в рабочих днях и Процентных нормах [163]. В качестве трудового стимула власти могли использовать короткие «отпуска», выдачу теплой одежды и вале­нок, дополнительных пайков, наконец, возможность досрочного ос­вобождения. Те осужденные, которые добивались особенно высоких процентов выполнения плана, которые посещали собрания, произно­сили речи, организовывали других заключенных для выполнения тех или иных предписаний, заседали в товарищеском суде, доносили о раз­личных нарушениях и о разговорах между осужденными, словом, убе­дительно демонстрировали свою преданность делу, производились в бригадиры [164]. В этом новом качестве они могли попасть на Доску почета и пользоваться не только разнообразными привилегиями (по преимуществу связанными с кухней), но даже возможностью оказы­вать покровительство другим [165].

Тем не менее, представляется сомнительным, что политика стиму­лирования и выдвижения приспособленцев влияла также и на подня­тие производительности труда выше минимального уровня. Как пи­сала «Борьба за металл», один инструктор по культуре («культурник»), в обязанности которого входило убеждать других осужденных, что нехватка еды не является достойной причиной для невыполнения про­изводственного плана, гораздо с большим рвением использовал свое влияние, чтобы получать дополнительную порцию в обед. После это­го, писала газета, он мог размышлять про себя: «Все-таки умному че­ловеку в ИТК жить можно» [166]. В другом случае слышали, как осуж­денный бригадир говорил своим рабочим: «Пускай штурмуют, а я посмотрю, что получится». Газета добавляла: «Нельзя сказать, что он не участвует в штурме, наоборот, он штурмует фабрику-кухню» [167]. Неудивительно, что фиктивный труд и двойное начисление (явление, которое обычно называли «тухтой») были распространены в коло­нии даже больше, чем за ее пределами, к большой досаде редакции «Борьбы за металл».

Кроме прямого обмана, тщательное ведение учета в любом случае было затруднено из-за частых перемещений заключенных - и внутри отдельных подразделений Магнитогорской колонии, и из одной ко­лонии в другую [168]. Вдобавок, чтобы следить за всеми осужденны­ми в различных отделениях колонии, в ИТК просто не хватало кад­ров для ведения учета и проверки данных [169]. Но поскольку сами осужденные были не меньше заинтересованы в том, чтобы должност­ные лица регулярно составляли и хранили отчеты о ходе трудового процесса (без таких данных прошения о досрочном освобождении не могли быть приняты во внимание), между ними и начальством было достигнуто эффективное «соглашение» [170]. Тысячам осужденных фактически было позволено покинуть колонию до истечения формальных сроков наказания в награду за «ударный труд» [171]. «Перекова­лись» ли в действительности эти люди?

Осужденные неизменно признавались, что открыли новую стра­ницу своей жизни [172]. Биографические очерки о «перековавшихся» осужденных появлялись почти в каждом выпуске газеты колонии и удивительно напоминали по стилю признания свободных квалифи­цированных рабочих: осужденные так же трудились, учились, прояв­ляли самоотверженность и занимались самовоспитанием [173]. Но даже если, как полагал Джон Скотт, некоторые осужденные научились «це­нить человеческий труд» [174], в любом случае власти при всем жела­нии не могли добиться от них большего, чем минимальное сотрудни­чество. На заключенных едва ли действовали угрозы и страх позора. Среди обитателей колонии открытое выражение антисоветских чувств, кажется, было обычным делом, как и сознательный саботаж офици­альных кампаний. В целях создания атмосферы трудового энтузиаз­ма в колонии было проведено несколько совещаний ударников, за­вершавшихся игрой оркестра и пением «Интернационала», а в ноябре 1935 года ИТК даже провела свое собственное совещание стаханов­цев, на которое было направлено 1 500 лучших рабочих колонии [175]. Но в остро критичной статье газета колонии описывала, как часто в типичной бригаде рабочий день тратится впустую из-за дезорганиза­ции и из-за того, что среди осужденных «не так уж мало волынщи­ков» [176]. За одним заключенным, например, числилось 750 прогу­лов. Бригадиров постоянно обвиняли в отсутствии учета осужденных, сбегавших с работы ради «спекуляции» на базаре [177]. Как сообща­лось, некоторые из них агитировали и других не работать [178]. В раз­дражении газета колонии сетовала: «Мы здесь находимся не для того, чтобы пьянствовать и симулировать, а для того, чтобы строить Магнитострой» [179].

Пропаганда среди осужденных была поставлена широко [180], но и здесь газета колонии неохотно признавала, что мириад мероприя­тий, направленных на повышение культурного уровня осужденных, не помог в борьбе с упорным и вездесущим употреблением мата [181]. В статье об управлении областной трудовой колонией, автором кото­рой был начальник колонии Александр Гейнеман, говорилось, что заключенные магнитогорского лагеря регулярно получали 16 перио­дических изданий, не считая газеты «Борьба за металл», что в лагере существовала библиотека на 12 000 томов, регулярно демонстрирова­лись фильмы и спектакли, действовали политические кружки и техни­ческие курсы. Но Гейнеман признавал, что чтение не было принуди­тельным и что в колонии не хватало подготовленных руководителей кружков. К более серьезным проблемам, по его словам, относились борьба с антисанитарией и со старыми тюремными привычками (бра­нью, воровством, картежной игрой, пьянством) [182].

Не было ясно и то, кто в действительности «контролировал» по­вседневную жизнь колонии на ежедневном базисе. Гейнеман писал, без сомнения искренно, что управление колонией было непростой за­дачей. Пять отделений колонии находились на расстоянии в тридцать километров друг от друга, причем одно из них - в восемнадцати кило­метрах от управления [183]. На январь 1933 года в колонии работало только 138 оперативников, 111 человек административного и эконо­мического персонала, а общий штат составлял 287 человек (в то вре­мя как «планом» было предусмотрено 457). И это при том, что число осужденных колебалось вокруг 10 000 [184].

По необходимости значительную роль в ведении дел колонии иг­рали осужденные, и угроза насилия со стороны некоторых осужден­ных по отношению к тем, кто «сотрудничал» с властями, была вполне реальной [185]. Газета колонии поощряла анонимные письма с сооб­щениями о «недостатках» и обмане [186], но на собрании своих «рабо­чих корреспондентов» редакция выяснила, что многие из них боялись писать. «Борьба за металл» приводила слова одного из этих коррес­пондентов, сказавшего, что «стоит только написать в газету, как уже начинают копать - кто, как и почему написал» [187].

В общем, ИТК была лагерем для преступников, а отнюдь не соци­алистическим городом, пусть даже с изъянами. Осужденные, возмож­но, меньше страшились перспективы попасть в более суровую по ус­ловиям колонию, чем свободные - быть арестованными. Даже после освобождения осужденные были обречены повсюду носить клеймо судимости, которая была зафиксирована в их официальных докумен­тах [188]. Правда, по освобождении они получали бумаги, гарантиро­вавшие возвращение им матрасов, одеял, наволочек, полотенец, са­пог. брюк, рукавиц и ватников [189]. А тем, кто захотел бы остаться в городе, предлагали место в общежитии и питание до тех пор. пока металлургическое предприятие не найдет им работу и место житель­ства (завод был даже согласен платить за переезд семьи бывшего зак­люченного в Магнитогорск). Но, призывая осужденных остаться на строительстве, газета колонии признавала, что «большинство поки­дает Магнитку, не зная, куда идут» [190]. Они просто не были частью великого дела.

Поразительный контраст ни к чему не стремившимся осужденным представляли раскулаченные крестьяне, настойчиво добивавшиеся социальной реабилитации. Вначале от них ожидали прямо противоположного. Так как раскулаченные считались «классово чуждыми» и следовательно, более опасными, они первоначально жили за колю­чей проволокой и ходили на работу под конвоем. Каждый день после работы, по возвращении на поселение, их проверяли по списку на кон­трольном пункте. Считая раскулаченных неисправимыми по причине их классового происхождения, с ними проводили не столь интенсив­ную пропагандистскую работу [191]. Вскоре, тем не менее, колючую проволоку вокруг поселения убрали. За редким исключением, посе­ленцам не позволялось переезжать в другой город, и они были обяза­ны ежемесячно являться к коменданту, чтобы в их «контрольных кар­точках» поставили специальный штамп. Но раскулаченным крестья­нам, жившим на поселении, разрешали устраиваться на работу в ин­дивидуальном порядке, в соответствии с их профессиональными на­выками [192].

«Многие из этих крестьян, - комментирует Джон Скотт, - испыты­вали невыносимую горечь, потому что они были лишены всего и при­нуждены работать на систему, которая во многих случаях уничтожи­ла членов их семей». Но Скотт добавлял, что большинство «работали усердно». Конечно, они по-прежнему обитали в скверных и тесных бараках, но, по мнению Скотта, «немало их жило относительно хоро­шо», и «трудовой подъем некоторых из них был воистину героичес­ким». Даже если они сами ни к чему не стремились, на карту было поставлено будущее их детей. Дети раскулаченных, хотя на них и ле­жало клеймо, могли посещать школу, и многие из них прилежно учи­лись. Мария Скотт, преподававшая в одной из трех школ для таких детей, сообщала, что они вообще считались лучшими учениками в целом городе [193].

Центральные власти придерживались политики интеграции рас­кулаченных в ряды нового общества, и эта политическая линия после нескольких лет равнодушного исполнения стала восприниматься бо­лее серьезно и начала приносить эффект. В июле 1931 года власти из­дали постановление о восстановлении в гражданских правах тех рас­кулаченных крестьян, которые в течение пятилетнего срока доказали, 'no стали честными тружениками. Эффективность этого первого за­кона была поставлена под сомнение, когда в мае 1934 года было изда­но новое постановление, разрешавшее раскулаченным подавать про­шения о досрочном восстановлении в правах, если они отвечали тем же критериям [194]. На большинство прошений о восстановлении в Правах с 1934 года следовали отказы, но к 1936 году отношение к рас­кулаченным стало более благосклонным. В случае удовлетворения их просьб просителям позволялось покинуть трудовую колонию, посе­щать школы и даже (теоретически) вступать в партию [195].

Более того, задолго до 1936 года детям раскулаченных уделялось особое внимание [ 196]. Согласно постановлению от 17 марта 1934 года. избирательные права этих детей восстанавливались, как только они достигали восемнадцати лет. при условии, что они добьются к этому времени статуса ударников на производстве и проявят активность в общественной работе. В качестве поощрения в газете Трудового посе­ления начали публиковать списки тех, кто был восстановлен в правах [197]. Какое бы чувство обиды за судьбу своих семей не таили моло­дые люди, молодежь ничего не теряла и всего могла добиться, всту-- пив в великую кампанию строительства социализма. Как писала об этом газета, «рост социализма в нашей стране идет гигантскими ша­гами вперед, отсюда каждому спецпереселенцу надо запомнить, что возврата к прошлому нет и не может быть» [198].

В отличие от многих раскулаченных и их детей, мужчины трудо­вой колонии, составлявшие большинство осужденных, несмотря на все внешнее сходство их жизни с жизнью свободных горожан, оста­лись в стороне от великого дела или влились в него лишь частично. На фоне постоянного и убедительного запугивания, практикуемого режи­мом, само существование колонии подчеркивало и необходимость уча­стия в строительстве социализма, и то, что возникшая в ходе этого стро­ительства сложная игра в идентификацию была действенной, потому что люди до определенной степени приняли предложенную государ­ством политическую стратегию. Люди заключали свои частные согла­шения с режимом не только из простого расчета, чего они могут дос­тичь и чего лишиться. Они принимали цели режима, полностью или -чаще - частично, сознавая, что у них нет других руководящих принци­пов для мыслей и поступков, и оставаясь при своих сомнениях [199].

Позитивная» интеграция

В 1931 году немецкий писатель Эмиль Людвиг получил исключи­тельную возможность взять интервью у Сталина. Людвиг затронул деликатный вопрос: «Мне кажется, что значительная часть населения Советского Союза испытывает чувство страха, боязни перед советс­кой властью, и что на этом чувстве страха в определенной мере по­коится устойчивость советской власти». Сталин решительно возра­зил: «Вы ошибаетесь. Впрочем, Ваша ошибка - ошибка многих. Не­ужели Вы думаете, что можно было в течение четырнадцати лет удер­живать власть и иметь поддержку миллионных масс благодаря методу запугивания, устрашения? Нет, это невозможно» [200]. Сталин был прав, но по другим причинам.

Коммунизм вдохновлял людей настолько, что даже личный опыт и настоящий ужас перед репрессиями не могли заставить «истинно верующих» отказаться от дела социализма [201]. Но в равной степени важно и то, что образ капитализма в СССР сам по себе не был привле­кательным. В эпоху экономической депрессии и милитаризма капита­лизм служил чрезвычайно удобным пугалом, которое всегда было под рукой для оправдания недостатков социализма. Только если бы ре­альный капитализм и его образ, созданный пропагандой, значитель­но различались, было бы возможно представить полный отказ от дела социализмав СССР.

Принимая во внимание угрожающую природу тогдашнего капи­тализма, задача выявления принципиальных различий между делом социализма и реальным советским режимом, и без того затрудненная из-за цензуры, стала намного сложнее. Подобную критику режима вела, конечно, «старая гвардия» революционеров, из числа которых наиболее известен Л.Д.Троцкий. Но то, что говорил и писал Троц­кий, было практически неизвестно вСССР. И даже если бы люди име­ли возможность самостоятельно ознакомиться с его книгами и стать­ями, еще не известно, приняли бы они или нет его противоречивую концепцию «сталинского термидора». Что значил термидор перед лицом фашистской угрозы и успехов социалистического строитель­ства? Для жителей Магнитогорска скатывание капитализма в пропасть фашизма и восхождениеСССР к вершинам социализма представля­лось звеньями одной цепи, неразрывно связанной, как они ощущали, и с их собственной жизнью.

Это чувство «неразрывной связи» достигалось посредством игры в социальную идентификацию, частью которой было умение «гово­рить по-большевистски». С помощью этой новой социальной иден­тичности государство сумело присвоить себе роль оплота обществен­ной солидарности и сделать оппозицию невозможной. Эмигрантские свидетельства о масштабах доносительства и о степени осознания со­временниками серьезности ситуации подтверждали представление, что общество при Сталине подверглось «дезинтеграции», и людям для выражения их гнева и сокровенных чувств оставалось только уедине­ние за кухонным столом. В этом смысле «дезинтеграция», если и не столь глобальная, как утверждают некоторые исследователи, была все же значительной. Но в то же самое время людей сплотила в большую политическую общность новая социальная идентичность. Эта «позитивная» интеграция советского рабочего класса влекла за собой оп­ределенные обязательства и в целом зависимое положение, но прино­сила также и выгоды, а из-за отсутствия безработицы давала рабочим и определенный уровень контроля над трудовым процессом.

Процесс «положительной интеграции», благодаря которой люди становились частью «официального общества», предполагал возмож­ность изощренных, хотя и неравноправных, сделок с режимом. Но для этого важно было овладеть языком и техникой переговоров. Рабочие маршировали в театрализованных праздничных шествиях, их часто вынуждали слушать, а иногда и произносить елейные речи. Но были и случаи, когда им предоставлялась возможность выразить разочаро­вание и даже недовольство, не переступая при этом границы, не ого­вариваемой специально, но известной всем. У народа не было иного выбора, как только усвоить, что в общественном поведении и даже в собственных мыслях должна пролегать граница между допустимым и недопустимым. Но они также должны были понять, что можно ис­пользовать систему с минимальным ущербом для себя [202]. Это были уроки, которые им преподала сама жизнь.

Жизнь в Магнитогорске учила цинизму и трудовому энтузиазму, страху и гордости. Но прежде всего жизнь в Магнитогорске учила каждого идентифицировать себя и говорить на приемлемом для ре­жима языке. Если и была в истории ситуация, где превыше всего сто­яло политическое значение слов, или дискурс, то это было при Стали­не, в словесной артикуляции своей социальной идентичности [203]. Этот изощренный властный механизм в условиях великого дела стро­ительства социализма составлял силу сталинизма. Пятьдесят лет спу­стя рабочие-ветераны в Магнитогорске все еще говорили тем языком, какой мы находим в воспоминаниях их современников, записанных в 1930-е годы. К концу 1980-х, тем не менее, их представление о капита­лизме радикально изменится, а с ним - их понимание социализма, воп­лощенного в советском режиме, и лояльность по отношению к нему.

Пер. с англ. Э. Филипповой, О.Леонтьевой

Примечания

1. Цитата из «Слова о Магнитке» (М., 1979). С.104. Елена была дочерью Алексея Джапаридзе, одного из двадцати шести казненных бакинских комис­саров. Она выросла в семье Серго Орджоникидзе. После опыта, полученного в Магнитогорске, она была направлена для дальнейшего «обучения» в лагеря. См.: Солженицын А.И. Архипелаг ГУЛАГ. 1918-1956: Опыт художествен­ного исследования. Т.2. М., 1991. С.219. В своем интервью по телефону в Москве в 1989 году Джапаридзе не проявила горечи.

2. Из воспоминаний П.Е.Чернеева. Он добавляет, что рабочие также вы­весили на стенах барака несколько лозунгов, перечень «шести условий», выдви­нутых в речи И.В.Сталина от 23 июня 1931 г., и выпустили стенную газету. -ГАРФ, ф.7952, оп.5, д.319, лл.28-29.

3. Reginald Zeinik, «Russian Workers and the Revolutionary Movement», Journal of Social History 6, 2 (1972). P.214-237. Обзор литературы о труде и попытку синтеза см. Tim McDaniel, Autocracy, Capitalism, and Revolution in . Russia (Berkeley: University of California Press, 1988).

4. Дональд Филтцер в своей работе дает обзор тех сообщений в прессе, которые содержат «негативную» информацию. - Donald Filtzer, Soviet Workers and Stalinist Industrialization: The Formation of Modern Soviet Production Relations, 1928-1941 (Armonk, N.Y.: М. E. Sharpe, 1986). P.76-87. О книге Фил-тцера пойдет речь ниже. Коллекция Джей К. Заводного (Jay К. Zawodny) в архивах Гуверовского института (Hoover Institution Archives) содержит ин­тервью с бывшими советскими рабочими. Мерль Фейнсод, изучавший партий­ные архивы Смоленска, - преимущественно сельскохозяйственного региона, -заметил, что «документы содержат неопровержимые доказательства существо­вания широкого массового недовольства советской властью». - Merle Fainsod, Smolensk Under Soviet Rule (Cambridge, MA: Harvard University Press, 1958). P.449. По всей вероятности, подобные свидетельства могут быть обнаружены и в архивных фондах Челябинской областной службы безопасности, которые на сегодняшний день остаются недоступными для исследователя.

5. Данную точку зрения высказал Соломон Шварц, написавший ряд хо­рошо обеспеченных источниками статей о положении рабочих при Сталине для меньшевистской эмиграционной газеты «Социалистический вестник». Позже на базе своих статей Шварц создал первое крупное исследование дан­ной проблемы на английском языке: Solomon Schwarz, Labor in the Soviet Union (New York: Praeger, 1951). Книга Шварца, написанная в начале второй миро­вой войны и предполагавшая охватить период с 1928 по 1941 годы, рассмат­ривалась как противоядие советской пропаганде о завоеваниях социализма для людей труда. Автор дал детальное изложение драконовского сталинско­го законодательства о труде и показал его репрессивную сущность. Вместе с тем он выявил в источниках данные о многочисленных случаях нарушения и обхода тех же самых законов, не указывая, что такое открытие в корне под­рывает его главный вывод о «надзоре» советского режима над трудом. Вплоть До появления в 1986 году исследования Дональда Филтцера практически никто не делал попытки пересмотреть устоявшуюся концепцию положения рабо­чих при Сталине. Филтцер, в сущности, стремился разрешить кажущийся па­радокс, возникший в работе Шварца: вопрос о том, как непрерывное и жесто­кое угнетение рабочих со стороны режима могло сосуществовать с эффектив­ным обманом властей со стороны рабочих.

6. Такова была позиция Л.Д.Троцкого, который стремился точно опреде­лить «социальный базис» бюрократии, узурпировавшей власть. Эти взгляды разделяли также меньшевики «Социалистического вестника» (Соломон Шварц, один из ведущих сотрудников меньшевистского издания, безогово­рочно принимает этот подход в своем исследовании о труде в Советском Со­юзе, цитата из которого приведена выше). Вариант все той же концепции мы находим во многочисленных неопубликованных, но. тем не менее, широко известных статьях Джона Барбера, написанных для Бирмингемского центра исследований России и Восточной Европы (The Birmingham Centre for Russian and East European Studies). Советские историки также разделяли представле­ние о том, что «отсталость» выходцев из крестьянской среды негативно воз­действовала на «сознательность» рабочего класса в целом. - См.: Вдовин А.И.. Дробижев В.З. Рост рабочего класса СССР. 1917-1940 гг. М., 1976. Еще одну версию предложил Владимир Андрле, объяснявший готовность рабочих ок­леветать невинных людей в обмен на награды неустойчивостью характерис­тик всего «выбитого из колеи и подрубленного под корень общества». - См. Vladimir Andrle, Workers in Stalin's Russia: Industrialization and Social Change in a Planned Economy (New York: St. Martin's Press, 1988). Кажется, никто из исследователей не склонен воспринимать преклонение перед диктатором как проявление рационального выбора, сделанного сознательными людьми.

7. Sheila Fitzpatrick, Education and Social Mobility in the Soviet Union, 1921-1934 (Cambridge: Cambridge University Press, 1979).

8. Filtzer, Soviet Workers. P.254-255. Ожидая типично «марксистского» от­вета со стороны эксплуатируемых рабочих, Филтцер не смог объяснить ре­альных проявлений рабочей сознательности, неохотно признавая, что «выра­жения недовольства не обязательно отражали осознание [рабочими] полити­ческого смысла тех или иных событий или тенденций. Часто они принимали самые крайние формы реакционного национализма, антисемитизма и мужс­кого шовинизма». К сожалению, Филтцер не развил эту тему. Тем не менее, его труд о положении рабочих при Сталине содержит немало бесспорных до­стоинств, и мы не раз обратимся к нему в ходе нашего исследования. Отме­тим, что Филтцер также довольно странным образом описывает процесс фор­мирования «эксплуататорской» элиты, утверждая, что «зарождающаяся эли­та» к 1935 году «консолидировала» свои ряды (С.80, 102). В таком случае. вероятно, проявлением консолидации стали «чистки» в рядах элиты, сравни­мые с римскими децимациями! Напротив. Владимир Андрле, чье исследова­ние о рабочих 1930-х годов в целом не выдерживает никакого сравнения с трудом Филтцера, предлагает гораздо более аргументированную точку зре­ния на формирование элиты в рамках «административно-командной систе­мы». - См. Andrle, Workers in Stalin's Russia.

9. Текст телеграммы был опубликован в газете «Правда» 30 марта 1932 г. и позже перепечатан в собрании сочинений И.В.Сталина: Сталин И.В. Сочи­нения. Т.13. М., 1953. С.133. Копию оригинала можно найти в РЦХИДНИ. Ф 558, on. 1.

10. Эти положения были изложены в Конституции 1936 года: в ст. 12 труд был провозглашен обязательным, а в ст. 118 указан в перечне прав советско­го гражданина.

11. Приговоры до шести месяцев принудительного труда следовало отбы­вать на обычном месте работы осужденного лица с сокращением заработной платы (не больше чем 25%). Приговоры свыше шести месяцев также следова­ло отбывать на обычном месте работы, за исключением случаев, когда при­говор был специфицирован как «лишение свободы», что означало направле­ние в трудовую колонию. Новый исправленный Трудовой кодекс РСФСР всту­пил в действие в 1933 году, заменив кодекс 1924 года. Отрывки из него см.:

Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР / Под"ред. И.Голякова. М., 1953. С.367-378.

12. Е. Kolakowski, Main Currents of Marxism. Vol. 3 (New York: Clarendon Press, 1978). Chaps. 1-3.

13. Уделяя проблеме класса больше внимания, чем многие другие иссле­дователи, Шейла Фитцпатрик утверждает, что большевики, остававшиеся верными своему классовому мировоззрению, в результате дезинтеграции и раскола рабочего класса за время гражданской войны в 1920-е годы были вынуждены «изобрести заново» политическую линию, основанную на клас­совом подходе. Тем не менее, можно задаться вопросом: не шел ли тот про­цесс «изобретения заново классовой политики», который она описывает, еще до начала разложения так называемого рабочего класса, - если, конечно, та­кой класс существовал в действительности? Ни один реально существовав­ший рабочий класс ни в одной стране мира не обладал теми характеристика­ми (особенно в области менталитета), которые большевики считали «есте­ственными» для этого класса. Кроме того, Фитцпатрик отмечает противоре­чие, возникавшее в большевистских классовых дефинициях: несоответствие между социальным происхождением данного лица и его нынешней классо­вой принадлежностью. Но она упускает из вида другой источник двусмыс­ленности: несоответствие между классовой принадлежностью данного лица -и «объективной» классовой сущностью исповедуемых им идей. Подобное не­соответствие обнаруживалось, когда недавних рабочих или даже потомствен­ных пролетариев обвиняли в сокрытии чуждых классовых взглядов и подвер­гали репрессиям. Фитцпатрик сама подчеркивает, что идея класса неотдели­ма от идеи борьбы против классовых врагов (как бы их ни определяли и где бы ни обнаруживали), указывая тем самым, что эти процессы выходят дале­ко за рамки проблем некой социальной целостности, изрядно потрепанной в годы гражданской войны. А это говорит о том, что именно озабоченность большевиков глубиной пропасти между реальным советским рабочим клас­сом и тем гипотетическим классом, который они желали бы видеть, привела к появлению многотомных собраний документов, которые теперь могут стать источниковой базой таких научных исследований, как исследование Шейлы Фитцпатрик. В самом деле, как она напоминает читателю, в 1920-е годы была создана широко разветвленная статистическая служба для изучения классо­вых проблем в социалистическом обществе. - Sheila Fitzpatrick. «L'usage Bolchevique de la "class": Marxisme et construction de 1'identite individuelle», Actes de la recherche en sciences sociales, dir. Pierre Bourdieu, № 85 (November 1990).

14. План предусматривал увеличение числа рабочих и служащих в народ­ном хозяйстве с 11,9 млн. человек в 1928-1929 гг. до 15,8 млн. человек к 1932-1933 гг., но в 1932 г. реальное число занятых составило 22,9 млн. человек. Соответственно в тяжелой промышленности в 1932 г. было занято 6,5 млн. человек против 3,1 млн. в 1928 г. Меньше, чем за пять лет, численность рабо­тающих в народном хозяйстве в целом и в том числе в промышленности, уд­воилась. - Социалистическое строительство СССР. М., 1936. С.508. После крат­кого периода незначительного сокращения общей численности работников в стране, с 1934 г. она вновь начинает возрастать. К 1937 г., итоговому году второй пятилетки, общее число рабочих и служащих составляло 27 млн. че­ловек. - Results of Fulfilling the Second Five-Year Plan (Moscow, 1939). P. 104. Несмотря на то, что последняя цифра не достигла предусмотренных планом 28,9 млн., мы видим, что за истекшее десятилетие число занятых в народном хозяйстве СССР возросло на 15 млн. человек. Когда вспоминаешь, что к 1921 -1922 годам, вслед за первой мировой войной, революцией и гражданской вой­ной, численность рабочей силы сократилась приблизительно до 6,5 млн. че­ловек, включая только 1,24 млн. занятых в промышленности, становится ясно, как далеко продвинулась вперед страна в деле формирования пролетариата для «пролетарской революции».

15. Магнитогорский рабочий [далее - МР], 16 мая 1938 г. Эта цифра была ниже, чем летом 1936 года, когда на металлургическом заводе насчитывалось 25 882 человека, из которых 20 749 человек составляли рабочие, 1 273 - служа­щие, 1 894 - инженерно-технические работники (ИТР), 1 244 - младший обслу­живающий персонал (МОП) и 723 - ученики. В предыдущем году, по данным на август 1935 года, на заводе трудилось 24 114 человек. - См. Технико-эконо­мические показатели работы завода за десять месяцев 1936 года. Магнито­горск, 1936. Опыт Магнитогорска нашел применение в Восточной Европе после второй мировой войны; наиболее известный пример - создание рабоче­го города-спутника Нова Гута в предместье Кракова, старого интеллекту­ального центра. Нова Гута сознательно копировала Магнитогорск (и была построена с советским участием), чтобы сформировать пролетарский «соци­альный базис» для коммунистического режима и ослабигь социальную зна­чимость старой интеллигенции.

16. Согласно Дж.Скотту, «на коксохимическом предприятии в целом было занято около 2 000 рабочих. Из них примерно 10% составлял так называемый инженерно-технический персонал, включая мастеров, административный пер­сонал, плановиков и т.п.». - John Scott, Behind the Urals (Bloomington: Indiana University Press. 1989). P.156; см. также МР. 9 июня 1937 г.

17. Эта цифра включала 21 500 человек, занятых в промышленности, из которых 10 589 человек работали собственно в черной металлургии. - Госу­дарственный архив Челябинской области (ГАЧО), ф.804, оп.11, д. 105, л. 37. В декабре 1931 года в Магнитогорске насчитывалось 54 600 рабочих, причем фактически все они были заняты на строительстве. - Российский Государственный архив экономики (РГАЭ), ф.4086, оп.2, д. 42, л. 28. Численность строи­тельных рабочих резко сократилась к концу 1930-х гг., когда новых строи­тельных работ производилось мало. К началу 1940 года в строительстве было занято 4 200 рабочих, в то время как в конце 1936 года их было 8 800. (Сравне­ние неточное, так как данные за 1936 год включают инженеров и техников). -МР, 18 декабря 1936 г.

18. Тот факт, что многие из этих рабочих начинали свою трудовую жизнь как неквалифицированные и неграмотные «крестьяне», конечно, повлиял на замысел и непосредственное осуществление их обучения. Но «школу» жизни и работы должны были пройти все рабочие, независимо от их социального происхождения. В числе решений, принятых в 1932 году первой магнитогор­ской партийной конференцией по так называемому «культурному строитель­ству», было и такое, которое затрагивало необходимость «перевоспитания нового слоя рабочих». - Резолюция первой Магнитогорской партконферен­ции по культстроительству на 1932 г. Магнитогорск, 1932. С.4. Статистичес­кие данные по социальному составу советской рабочей силы см.: Рашин А. Динамика промышленных кадров СССР за 1917-1958 гг. // Изменения в чис­ленности и составе советского рабочего класса: Сборник статей. М., 1961. С.7-73. О дискуссии относительно опубликованных статистических источников того времени см. следующую работу: John D. Barber, «The Composition of the Soviet Working Class, 1928-1941», CREES Discussion Papers, Soviet Industrialization Project, №16 (Birmingham, England, 1978).

19. Говоря об Англии, Э.П.Томпсон подчеркивал необходимость писать не историю закономерного технологического переворота, а историю «эксп­луатации и сопротивлении эксплуатации», чтобы избежать таким образом этически безжизненных социологических оценок индустриализации.-E.P.Thompson, «Time, Work-Discipline, and Industrial Capitalism», Past and Present. Vol. 38 (December 1967). P.56-97.

20. Такие опасения были выражены в типичном памфлете-инструкции 1929 года о чистке партии: «Эти новые люди, или молодняк, не видали и не знали, что значит классовая борьба и для чего и какая нужна дисциплина в рядах про­летариата... Для них это производство - не достояние рабочего класса, взятое им с бою у капиталистов, не детище пролетариата, воздвигнутое советской вла­стью, а место, где можно подзаработать для укрепления своего собственного хозяйства». - Коротков И.И. К проверке и чистке производственных ячеек // Как проводить чистки партии / Под ред. Е.М.Ярославского. М., 1929. С.83.

21. Прекрасный образец таких рассуждений можно найти в детской книге Н.П.Миславского «Магнитогорск» (М., 1931). Подобные видения захватили воображение художественной интеллигенции. В 1930 году архитектор Эл Лиссицкий писал, что «благодаря точному разделению времени и ритма ра­боты, заставляя каждого индивида разделять огромную общую ответствен­ность, завод стал настоящим местом образования - университетом нового со­циалистического человека». Он добавил, что завод стал плавильным котлом социализации для городского населения (что, безусловно, верно, поскольку тогда первейшим долгом населения всего СССР было строительство заводов). - El Lissitsky, Russia: An Architecture for World Revolution (Cambridge, MA: MIT Press, 1970). C.57-58.

22. «Строительство Магнитогорского завода, - провозгласил Централь­ный Комитет ВКП(б) в 1931 году, - должно стать практической школой со­здания новых методов и форм социалистического труда». - О строительстве Магнитогорского металлургического завода // Правда, 26 января 1931 г., пе­репечатано в журнале «Партийное строительство» за февраль 1931 г. (№ 3-4. С.94-96).

23. Moshe Levin, The Making of the Soviet System (New York: Pantheon. 1985). P.37.

24. Согласно мнению Льюиса Сигелбаума, «термин "ударничество" воз­ник в годы гражданской войны, означая выполнение особенно трудных и бе­зотлагательных задач. Он приобрел новое значение в 1927-1928 годах, когда отдельные группы рабочих, в первую очередь комсомольцы, стали создавать бригады для выполнения каких-либо сверхурочных обязательств. Их цели могли варьироваться: от сокращения прогулов и воздержания от употребле­ния алкоголя - до перевыполнения производственных норм и уменьшения се­бестоимости продукции». - Lewis Siegelbaum, Stakhanovism and the Politics of Productivity in the USSR, 1935-1941 (New York: Cambridge University Press, 1988). P.40.

25. Lewis Siegelbaum, «Shock Workers», The Modern Encyclopedia of Russian and Soviet History. Vol.35 (Gulf Breeze, El.: Academic International, 1983). P.23-27. Один из персонажей повести Валентина Катаева о Магнитогорске, разви­вая свои мысли о рационализации производства, доводит их до логического завершения, создав, как он ее называет, «теорию темпов»: «Повышение про­изводительности одного хотя бы механизма автоматически влечет за собою необходимость повышения производительности других, косвенно связанных с ним механизмов. А так как все механизмы Советского Союза в той или иной степени связаны друг с другом и представляют собой сложную взаимодей­ствующую систему, то повышение темпа в какой-нибудь одной точке этой системы неизбежно влечет за собой хоть и маленькое, но безусловное повы­шение темпа всей системы в целом, то есть в известной мере приближает вре­мя социализма». В действительности, как показывает и сама повесть, «бит­ва» за рост производительности труда велась скорее за счет непрерывных сверхчеловеческих усилий, чем широкой и постоянной рационализации. Тем не менее, каковы бы ни были методы, главной целью оставалось скорейшее построение социализма. - Катаев В.П. Время, вперед! Роман-хроника // Ката­ев В.П. Собр. соч. Т,2. М., 1983. С.381.

26. Награды были индивидуализированы, однако в число награжденных могли быть включены и другие. К примеру, профсоюзные списки «рабочих», награжденных за выдающийся труд поездками в отпуск, например, почти все­гда включали имена начальников смены и цехов, где трудились эти рабочие. -Магнитогорский филиал Государственного архива Челябинской области (МФГАЧО), ф. 118, оп.1, д. 80, лл. 96-101.

27. Scott, Behind the Urals. P.72. Система премирования труда имела свои нерушимые правила. Власти могли сколько угодно возмущаться ростом «не­заработанной» оплаты труда, но те, кто по роду занятий отвечали за норми­рование выработки и установление сдельных расценок, постоянно ощущали и груз ответственности за выполнение производственных планов, а единствен­ным способом выполнить план было привлечь к сотрудничеству самих рабо­чих. Стремясь жестко регулировать заработную плату, власть, как и во мно­гом другом, на практике становилась заложницей своей же собственной сис­темы оценки производительности с помощью норм и стремления во что бы то ни стало выполнить эти нормы, пусть даже только на бумаге. - См. Fillzer, Soviet Workers. P.232.

28. Расчет заработной платы на основании норм выработки усложнялся из-за лихорадочного ритма производства: вынужденный простой из-за пере­рывов в снабжении сырьем сменялся «авралом» в конце квартала с целью «наверстать» план. По вопросу о том, как непредсказуемость производства была институционально закреплена и, таким образом, стала предсказуемой, см. Вопросы профдвижения. 1933. № 11. С.65-71 (материалы по Кулаковско-му заводу); выходные данные приведены по работе Филтцера: Filtzer, Soviet Workers. P.211.

29. Scott, Behind the Urals. P.75.

30. Данные по дифференцированной оплате труда за 1933 год см.: Scott, Behind the Urals. P.49; соответствующие данные на 1 января 1937 года см.: Обзор работы завода за январь 1937 г. Магнитогорск, 1937. С.17. Со време­нем средняя номинальная заработная плата в целом возросла, хотя она могла быть и уменьшена, как показывали данные по руднику: Стахановский опыт Магнитогорского рудника: Сборник статей. М., 1939. С. 187. Рост номиналь­ной заработной платы часто фигурировал в печати и официальных докумен­тах как доказательство прогресса, который стал возможен благодаря рево­люции. Так, некий рабочий из Казахстана, приехавший в Магнитогорск не­грамотным в 1932 году. к 1936 году зарабатывал 420-450 рублей в месяц. Та­кие суммы должны были казаться фантастическими, особенно на фоне рас­сказов старых рабочих о дореволюционном времени, когда они работали де­сять часов в день и больше за 75 копеек. Конечно, для основной массы населе­ния реальная зарплата, а следовательно и жизненный уровень, резко падали. -ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 312, л. 295; д. 319, л. 9.

31. Примеры таких инцидентов см., например: ГАРФ. ф. 7952, on. 5, д. 306, лл. 23-24. Распространению ударничества в массах препятствовали традици­онные формы организации труда, например, кооперативные артели, ликви­дация которых составляла одну из целей введения ударничества.

32. Прорабы и бригадиры также ощущали необходимость «выводить» своих рабочих в ударники, и чтобы рабочие были довольны, и чтобы проде­монстрировать вышестоящему начальству свой талант руководителя. В са­тирическом рассказе, появившемся в заводской газете, говорилось о том, как некий бригадир, за неимением времени для организации социалистического соревнования или проверки процентного выполнения нормативов, тем не менее, считал необходимым записывать своих подопечных в ударники. В рас­сказе описывалось, как он собирает бригаду и начинает выкликать рабочих по списку, спрашивая после каждой фамилии: «Включить его в список удар­ников?» - «Включи его!» - каждый раз отвечает кто-нибудь, и напротив фами­лии мнимого ударника появляется галочка. Под конец собрания к списку удар­ников добавляют и тех, кого бригадир случайно пропустил. Но вдруг бригадир понимает, что забыл назвать самого себя. К этому времени бригада уже разош­лась, никого не осталось, чтобы выкрикнуть «включи его», и незадачливый бригадир остался вне заветного списка, сорвав свой собственный план вывести всю бригаду в ударники. - Магнитогорский металл, 28 августа 1935 г.

33. Заводской партийный комитет пользовался значительным влиянием при решении проблем, касавшихся членов партии. Так, рабочий прокатного цеха Миноков, на глазах у которого умер один из его детей, а другой ребенок находился на грани смерти, хотел уехать из города, считая, по-видимому, что дальнейшее пребывание здесь представляет угрозу для здоровья. Вайсберг, начальник цеха, предложил Минокову лучшие жилищные условия и 250 руб. для поездки его жены и ребенка на юг, но Миноков продолжал настаивать на увольнении. В качестве наказания начальник цеха понизил его в разряде; Ми­ноков вспылил и не появлялся на работе в течение двух дней, за что был с позором уволен. Но так как Миноков был членом ВКП(6), партийный коми­тет заступился за рабочего и воспрепятствовал поспешному увольнению. Все же под давлением партии Миноков был вынужден признать свою вину и на­писать покаянное письмо, предназначавшееся для публикации в городской газете. - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 305, лл. 52-55.

34. В конце февраля 1936 года партийный комитет организовал специаль­ное совещание агитаторов, где с докладом, освещающим сущность их рабо­ты, выступил секретарь партийного комитета Рафаэль Хитаров. - МР, 14 марта 1936 г.

35. МР, 15 декабря 1936 г.

36. Магнитогорский металл, 3 ноября 1935 г., 30 июня 1936 г. Приведен­ные реплики были произнесены во время изнурительной процедуры обмена партийных билетов. Как рассказывала газета, в один из так называемых «по-литдней» 1936 года после выступления агитатора в доменном цеху установи­лось гробовое молчание. Никто не пытался задавать вопросы или завязать дискуссию. Кто-то из рабочих пожаловался, что они услышали об этом со­брании только сегодня. Другой сказал, что у него еще не было возможности хотя бы просмотреть недавнюю речь Орджоникидзе. Третий добавил, что «у нас все делается экспромтом». Газета делала вывод, что налицо явная непод­готовленность рабочих к такого рода мероприятиям. - МР, 24 июля 1936 г.

37. См. пример, взятый из статьи в журнале «Вопросы продвижения» (1934. № 7. С.50), на который ссылается в своем исследовании В.Андрле: Vladimir Andrle, «How Backward Workers Became Soviet: Industrialization of Labor and the Politics of Efficiency under the Second Five-Year Plan, 1933-1937», Social History 10, № 2 (May 1985). P. 155. Андрле объясняет, что «практика выполне­ния обязанностей по "общественной работе" в рабочее время была запрещена совместным декретом Совета Народных Комиссаров и Центрального Ко­митета ВКП(б) в марте 1931 года. Она была повторно запрещена промыш­ленными комиссариатами в сентябре 1933 года. Заводское собрание, на кото­ром в сентябре 1934 года прозвучало приведенное выше замечание, издало резолюцию об упразднении подобной практики». И все же подобные агита­ционные летучки продолжали иметь место.

38. См. захватывающий официальный отчет Н.Д.Ларина, занимавшего в то время пост председателя заводского профсоюзного комитета. Ларин сооб­щал, что текст речи Сталина был получен в Магнитогорске 22 ноября 1935 года приблизительно в десять часов утра. Тут же, по согласованию с редакци­ей «Магнитогорского рабочего», было отпечатано около десяти тысяч копий экстренного выпуска газеты с текстом речи, которые предназначались для обсуждения в цехах. Уже в течение дня, по словам профсоюзного руководите­ля, во всех сменах и бригадах началось обсуждение сталинской речи. Весь профсоюзный актив, - подчеркивал Ларин, - был мобилизован, и обсуждени­ем руководили авторитетные лидеры заводского комитета. Рабочие и работ­ницы, - продолжал он, - взволнованно обсуждали «историческую речь това­рища Сталина», и тут же целые смены, бригады, цеха, равно как и отдельные стахановцы брали на себя конкретные обязательства шире внедрять стаха­новские методы, совершенствовать технологии производства и выполнить Производственный план досрочно. - МФГАЧО, ф. 118,оп. 1,д.80,л. 112. На следующий год, по данным источников, принятие новой Конституции стало предметом обсуждения на 286 собраниях, а также 140 «индивидуальных бесе­дах», в которых приняло участие 22 744 человека. Скрупулезные записи, ко­торые вели агитаторы - указание точного количества проведенных встреч, заданных вопросов и количества «охваченных» людей, - не следует восприни­мать как свидетельство формальности, а значит, бесполезности подобных мероприятий (при всей кажущейся очевидности такого вывода). - Там же, ф. 10, on.1,д.139, л. 50.

39. Он жаловался, что проводить политзанятия трудно из-за отсутствия приличной географической карты. - МР, 4 марта 1936 г.

40. См. Scott, Behind the Urals, pp. 84-85. Утверждение Скотта, что «до 1935 года... арестов было немного. Но компромат в делах уже копился», по­вторил, среди прочих, директор советского завода на Украине, который поз­же покинул страну. См. V.Kravchenko, I Chose Freedom (New York: Scribner's Sons, 1946). P.75.

41. Орджоникидзе Г.К. Статьи и речи: В 2 т. Т.2: 1926-1937 гг. М., 1957. С.458.

42. Scott,Behind the Urals. P.36.

43. МР, 6 февраля 1938 г. В отношении профсоюзной политики, как пред­ставляется, все обстояло иначе. В конце 1937 года Центральный Комитет Со­юза металлургических рабочих направил в Магнитогорск бригаду для «пере­стройки» работы профсоюза. В связи с этим 15 марга 1938 года состоялась общезаводская конференция. По существующим нормам местная организа­ция, насчитывавшая 20 000 официальных членов, должна была представить на такую конференцию 1 500 делегатов; но в первый день на заседании появи­лось 780 человек, а на второй - только 524. Конференция проходила в разгар кампании террора, что могло бы объяснить массовую неявку; но партийные собрания в годы террора, как правило, посещали исправно. - МР, 24 февраля, 15 марта, 18 марта 1937 г.

44. См., в частности, работу Сигелбаума, чья трактовка стахановского дви­жения как «государственной политики и социального феномена» полностью учитываетвесь широкий спектр ассоциаций, вызываемый этими словами: определенный тип рабочего, определенные методы работы, профессиональ­ное обучение и периоды интенсивной трудовой деятельности, активности. SiegeSbaum, Stakhanovism. P.XII. 145. Более узкий, чем у Сигелбаума, подход к данному явлению представлен в неопубликованном докладе Франческо Бенвенутти «Стахановское движение и сталинизм, 1934-1938 гг.» (Francesco Benvenutti, «Stakhanovism and Stalinism. 1934-1938»), прочитанном в Центре исследований России и Восточной Европы Бирмингемского университета в июле 1989 года и представляющем собой сокращенную англоязычную вер­сию его труда «Fuoco sui sabotatori! Stachanovismo e organizzione industriale in URSS, 1934-1938» (Rome, 1988).

45. Площадь перед заводским управлением в центре города, где обычно проходили праздничные торжества и политические демонстрации, была (прав­да, ненадолго) переименована в площадь Стахановцев.-МР, 12 января и 4 мая 1936 г.

46. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 313, л. 88.

47. МР, 1 марта 1936 г. Один советский исследователь истории Магнито­горска, чья работа вышла в свет вскоре после смерти Сталина, выявил, что только за 12 дней в январе 1936 года число стахановцев выросло почти вдвое:

с 2 496 до 4 471 человека. Он добавил, тем не менее, что из-за перебоев в снаб­жении, нехватки материалов и инструментов «штурмы» не вели к долгосроч­ным успехам, а лишь истощали силы. причем рабочие недостаточно заботи­лись об оборудовании. - Сержантов В. Металлурги Магнитки в борьбе за ос­воение новой техники в годы второй пятилетки // Из истории революционно­го движения и социалистического строительства на южном Урале. Ученые записки Челябинского педагогического института. Т. 1. Вып. 1. Челябинск, 1959. С.236-237. Сходную оценку стахановского движения в советской автомобиль­ной промышленности см.: Сахаров В. Зарождение и развитие стахановского движения в автотракторной промышленности. М., 1979. С.144-145.

48. МР. 5 марта 1936 г.

49. ГАРФ, ф. 7952. on. 5, д. 397, лл. 45-46, 50. Напротив. Борис Боголюбов. «ссыльный специалист», заместитель начальника рудника, утверждал в неопуб­ликованной заметке от 28 ноября 1936 г., что «у нас новые нормы все освоены. Не особенно легко это прошло, но все нормы освоены». - Там же, д. 304, л. 113.

50. Магнитогорский металл, 3 ноября 1935 г.

51. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 313, л, 25.

52. Там же, д. 312, л. 11.

53. Там же, д. 306, лл. 84-87,101. Подробнее о том давлении, которое при-щлось испытать руководству в разгар стахановской кампании, см.: За индуст­риализацию, 18 января 1936 г.; Социалистический вестник, 28 декабря 1935 г. и Kravchenko, I Chose Freedom. P. 188.

54. Богатыренко также указал, что в цеху на время написания его статьи (август 1936 года) часто возникали ситуации простоя, выходило из строя обо­рудование, и что обжим 215 слитков стали за смену по-прежнему оставался еще чем-то необычным. Он добавил, что несколько раз вызывал других опе­раторов на соревнование, но не встретил поддержки ни со стороны партии или профсоюза, ни со стороны общественности. - МР, 14 августа 1936 г.

55. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 312, л. 11.

56. МР, 14 августа 1936г.

57. МР, 28 января и 1 марта 1936 г.

58. Люди Сталинской Магнитки. Челябинск, 1952. С.104-105.

59. МР, 21 ноября 1936 г.; ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 300, лл. 61-81. В мае 1936 года Матюшенко, старший мастер мартеновского цеха, которому был 61 год, удостоился неожиданного приема в красном уголке своего цеха. Когда его попросили сказать несколько слов, Матюшенко, как сообщала газета, был слишком взволнован. Позже, тем не менее, он рассказал, как в 1934 году на­чальник цеха впервые назначил его мастером всех четырех существовавших тогда печей с условием, что он должен подумать о кадрах для других восьми печей, которые планировалось ввести в действие в дальнейшем. «Разговор с начальником я понял так, - вспоминал Матюшенко, - что нужно готовить сталеваров на месте. Как только осмотрелся, изучил людей, стал подбирать кандидатов в сталевары прямо из чернорабочих». Он добавил, что, вопреки распространенному мнению, обучение на профессионального сталевара за­няло не десять-пятнадцать лет, а два года. - МР, 24 мая 1936 г.

60. МФГАЧО, ф. 10, on. 1, д. 243, л. 3.

61. Одновременно с ним четыре начальника (Завенягин, Беккер, Гонча-ренко и Шевченко) и один рабочий (Галиуллин) были награждены орденом Ленина. - МР, 11 декабря 1935 г.

62. МФГАЧО, ф. 99, on. 1, д. 1091, л. 81.

63. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 312. л. 14.

64. МР, 27 августа 1936 г.; ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 313, л. 140. Газета также сообщала, что в дома стахановцев доставляют по заказу книги и бакалейные товары. Рабочие, тем не менее, жаловались, что у них нет времени для чтения, и что вместо бакалейных товаров, которые они заказывали, им доставляли суррогаты сомнительного качества. - МР, 8 апреля и 17 июня 1936 г.

65. МР, 30 августа 1936 г.

66. Siegelbaum, Stakhanovism. С.179.

67. Цит. по: Гершберг С.Р. Работа у нас такая: Записки журналиста-прав-Диста тридцатых годов. М., 1971. С.321. Орджоникидзе ссылался на «изотов-цев». Николай Изотов, забойщик на донбасском руднике, за первые три ме­сяца 1932 года превысил свою норму выработки на 474%. Изотов, по суще­ству являвшийся первым стахановцем, был «открыт» Гершбергом. См.: Siegelbaum, Stakhanovism. P.54-61. В декабре 1938 года государство ввело новую награду - звание Героя Социалистического Труда. Его обладатель автоматически получал орден Ленина. - Ведомости Верховного СоветаСССР.1938. № 23; перепечатано в: Сборник законодательных актов о труде. 2-е изд. М., 1965. С.537-538.

68. По формулировке Хитарова, стахановец представлял собой «новый тип личности» с «широкими горизонтами», «величайшей активностью» и жаж­дой знаний, что, вместе взятое, требовало от партийной организации боль­шей и лучшей работы. Но сделанная Хитаровым характеристика партийных собраний до начала стахановского движения не была особенно обнадежива­ющей: «Раньше частенько бывало так: секретарь парткома, готовясь к отчет­ному докладу, с умилением склоняется над сводками: "охват" соревнованием на предприятии - 80% против 50% в прошлом году... Производственный план еще не выполняется, - от этого никуда не уйдешь, - но ничего, все же боль­шинство рабочих - ударники. Проведено сколько-то производственных сове­щаний, собрано сколько-то сотен или тысяч рационализаторских предложе­ний. Но сколько совещаний были действительно жизненными, а не сводились к общим разговорам? Сколько рационализаторских предложений было про­ведено с реальным результатом? Об этом в сводках секретаря обычно умал-чивалось... С пропагандой и агитацией тоже получилось по сводкам как буд­то неплохо: "охват партучебой" возрастал за год с 70 до 90 %, даже посещае­мость увеличивалась, скажем, с 40 до 60 %. Отмечалось, что было выпущено сколько-то стенных газет, проведено столько-то бесед и читок. Но каков был действительный результат агитационно-пропагандистской работы, чему на деле учились и члены и кандидаты партии, насколько в действительности вырастал их идейно-политический уровень, была ли действенной стенная пе­чать и каково было качество проводимых бесед и читок с рабочими, - всеми этими вопросами руководитель, находящий удовлетворение лишь в сводках. обычно не интересовался». - Хитаров Р. Стахановское движение и партий­ная работа // МР. 10 марта 1936 г. Статья первоначально появилась в газете «Правда» за 4 марта 1936 г.

69. Стахановское движение было тесно переплетено с производившимся тогда же обменом партийных документов. Например, под газетной статьей, озаглавленной «Как я подготовился к обмену партийных документов», сто­яло имя Никиты Паукова, мастера на среднем сортовом стане с внушитель­ным списком наград и трудовых рекордов, зарабатывавшего свыше 1000 руб. в месяц. Пауков приехал в Магнитогорск в сентябре 1934 года, будучи чле­ном партии с 1928 года; во внерабочее время он выполнял обязанности агита­тора, организуя собрания в цеху, и занимался в кружке по изучению истории партии. Новый партийный билет ему вручали на специальной торжествен­ной церемонии. В том же году Пауков был награжден автомобилем. - МР, 28 апреля 1936 г.; ГАРФ, ф. 7952. on. 5, д. 307, лл. 26-28; д. 312, л. 51.

70. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 312, л.49.

71. Автором рукописи был И.Ивич (Вернштейн), который написал также историю строительства города. - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 364, лл. 58-61, 66. Человеком, левая нога которого запуталась в электрических проводах, когда электричество было по ошибке включено, был Леонид Терехов. Он пролежал в больнице три месяца, был послан на курорт, а затем вернулся на работу, где его радушно встретили. - МР, 23 мая 1936 г.

72. Заместитель директора Хазанов утверждал, что когда начальник цеха Голубицкий давал указания Огородникову. последний ответил: «Что вы го­ворите, вы здесь - еще месяца нет, а я - полтора года, я лучше знаю». - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 313, л. 49. Поспешное увольнение Огородникова было, по-видимому, вызвано тем, что Голубицкий наложил на него штраф в размере 250 рублей за «создание угрозы» для работы оборудования. Озлобленный штрафом и тем, что за него никто не вступился, оператор покинул Магнито-- горек и приехал на блюминг в Макеевку. Когда магнитогорские должност­ные лица сообщили об этом в Главное управление металлургической про­мышленности (ГУМП), Гуревич лично вызвал Огородникова в Москву. 3 мая Огородников встретился с Гуревичем и Орджоникидзе, получил от последне­го выговор за то, что своевременно не сообщил в комиссариат о своих про­блемах, и приказ вернуться в Магнитогорск. Огородников сообщал, что, встре­тившись со знаменитым комиссаром, был удивлен тем, насколько «ценят людей», но признавался в нежелании возвращаться и нервничал по поводу своего будущего. Он вернулся в Магнитогорск 10 мая. Атмосфера на блю­минге оставалась напряженной. - За индустриализацию, 12 апреля 1936 г.; Магнитогорский металл, 24 апреля 1936 г.; МР, 12 мая 1936 г.; ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 312,лл. 5-11. В связи с этой историей директор завода Авраамий Заве-нягин опубликовал ловкую самокритичную статью в газете «За индустриа­лизацию» от 25 апреля 1936 года, которая была перепечатана в «Магнито­горском рабочем» 27 апреля 1936 года. Завенягин, по-видимому, был не слиш­ком доволен неблагоприятным для него освещением этого эпизода в цент­ральной печати.

73. МР, 16 марта 1936г.

74. ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 305, л. 59.

75. Там же, д. 307, лл. 45-46 и д. 397, лл. 45-46, 50.

76. МР, 14 октября 1936 г.

77. Завенягин А. О пересмотре мощностей оборудования и норм // МР, 9 марта 1936 г.

78. МР, 5 апреля 1936г.

79. По неизвестным причинам газета не упомянула о стахановской кампа­нии, которая в это время была в полном разгаре, хотя это должно было иметь отношение к тому факту, что Васильев «превысил допустимые мощности». -МР, 27 августа 1936 г.

80. ГАРФ, ф. 7952. on. 5, д. 309, л. 74.

81. На стане «ЗОО» № 1 в ходе стахановской декады в феврале 1936 года, как сообщала городская газета, инженер Кудрявцев (начальник смены), вме-^о того чтобы мобилизовать рабочих на перевыполнение рекорда, постав­ленного сменой Макаева, воспользовался случаем для «дискредитации» на­чальника цеха и смены Макаева, заявив, что начальник цеха приписал мака-евской смене несколько лишних тонн. Далее в статье утверждалось, что Кудрявцев отказывается организовывать и проводить собрания рабочих своей смены, заявляя, что это дело профсоюза и партийной ячейки, а не инженерно-технического персонала. Вскоре Кудрявцев, отстраненный от должности на­чальника смены, обвиненный в саботаже, исключенный из инженерно-техни­ческого совета (он не был членом партии), был арестован. Новым начальни­ком смены стал Макаев. - МР, 22 января, 30 января, 9 февраля 1936 г.; МФГАЧО, ф. 118, on. I, д. 106, л. 23. Неясно, имеет ли этот Кудрявцев отношение к Нико­лаю или Евгению Кудрявцевым.

82. Джон Скотт, признавая, что оборудование и транспорт были перегру­жены, что их ремонтом зачастую пренебрегали, что техника нещадно эксплу­атировалась, тем не менее, считал, что «благодаря стахановскому движению в Магнитогорске в течение второго полугодия 1935 года и почти всего 1936 года были достигнуты весьма значительные результаты», и что, «по большо­му счету, 1936, стахановский год, был грандиозным успехом». Скотт основы­вал свою оценку на официальных данных, опубликованных в газете в 1936 году. Но в 1937 году, когда Скотт покинул СССР, эти данные были опровер­гнуты как недостоверные директором Магнитогорского отделения Государ­ственного банка. Скотт сам признавался, что «было трудно доверять» сведе­ниям о доходах предприятия, и что магнитогорская сталь «дорого стоила и в рублях, и в человеческих жизнях». - Scott, Behind the Urals. P.163-166. Один советский очевидец выразил мнение многих магнитогорцев, признавшись, что в условиях стахановского движения одна смена еще могла перевыполнить план, но следующая за ней - уже нет. - ГАРФ, ф. 7952, on. 5, д. 306, лл. 77-78. Скотт, по-видимому, был прав в том, что стахановское движение, получив­шее свое название в честь шахтера, приносило наилучшие результаты в шах­тах, где рабочий процесс наиболее легко поддавался интенсификации. - Ста­хановский опыт Магнитогорского рудника. С.22, 45.

83. МФГАЧО, ф. 118, on. 1, д. 106, л. 23. Другой рабочий среднего сортового стана, Антон Васильченко, который, по-видимому, был раскулачен в 1931 году, был обвинен в отказе создать условия для установления рекорда стахановцем Шевчуком. Васильченко был арестован, обвинен в контрреволюционной дея­тельности по ст. 58 и препровожден в Челябинский областной суд. Детали пред­полагаемого преступления Васильченко выглядели не особенно убедительно. Он, по-видимому, сыграл роль козла отпущения: газета сообщала о его деле в статье под названием «Классовый враг в цеху». - МР, 30 января 1936 г.

84. Это резко контрастировало с практикой американских металлургичес­ких предприятий того времени, где представителей национальных меньшинств, например чернокожих и испаноязычных, обычно ставили на самые тяжелые и опасные виды работ в горячих цехах, что служило показателем низкого со­циального статуса и этих видов работ, и самих рабочих. - Edward Greer, Big Steel: Black Politics and Corporate Power in Gary, Indiana (New York: Monthly Review Press, 1979). P.72-89.

85. Согласно сообщению городского совета от декабря 1936 года, на ме­таллургическом предприятии было 11000 стахановцев и ударников, что со­ставляло 51% всех рабочих предприятия. - МФГАЧО, ф. 10, on. 1, д. 243, л. 3. В сентябре 1939 года в Магнитогорске, по официальным данным, насчитыва­лось 11 150 стахановцев и ударников. Газета, опубликовавшая эту цифру, назвала ее «очковтирательством», не имеющим ничего общего с реальнос­тью. Редакция, без сомнения, имела в виду показатели выпуска продукции, но крайности политики распределения рабочих по этим условным категори­ям были очевидны. - МР, 5 ноября 1939. В середине 1936 года заместитель директора металлургического предприятия Хазанов обнаружил, что соглас­но данным администрации завода, на предприятии было 3 663 стахановца, а по данным профсоюзного комитета - 4 441. «У нас в цехах, - комментировал он, - нет достаточно четких признаков для определения стахановцев». Нарко­мат тяжелой промышленности выпустил несколько инструкций по классифи­кации выдающихся рабочих, большая часть которых строилась на использо­вании системы показателей количественного выполнения нормативов. На­против, в директиве, выпущенной в августе 1936 года, Гуревич, председатель ГУМП, писал, что стахановцы отличаются от ударников качеством работы, состоянием их рабочего места и оборудования. Это было явной попыткой противостоять тенденции наращивать количественные показатели в ущерб качеству и технике. - Магнитогорский металл, 30 июня и 4 августа 1936 г.