Письменное слово каббалы: третий период 3 страница
Книга десятая
Христиане-каббалисты
I. Введение
Насколько мы продвинулись в своем исследовании, нет теософской системы, менее связанной с тем, что нам известно как практическая или чудотворная магия, чем Каббала. И вместе с тем в том, что такая связь была, не может быть сомнения, поскольку бок о бок с тайной традицией в Израиле, как она понимается и рассматривается здесь, уживалась так называемая практическая, или чудотворная (тавматургическая), Каббала, которая не только целиком лежит в области магии, но и способствовала появлению ее запретных искусств на Западе, как уже отмечалось в начальной части этого исследования. Наше средневековое колдовство восходит по преимуществу к этому источнику; ей мы обязаны и нашей средневековой демонологией; и еврей, изгнанный из Испании беззаконным эдиктом Фердинанда и Изабеллы, дал инквизиции с ее манией дьявольщины еще один повод для гонений, еще больше топлива для ее костров – короче, ужасающее наследие колдовства. Еврей был отмщен в последователях магии.
Перечисляя предполагаемые ответвления эзотерической традиции в Израиле, я тщательно отделял магию от теософии. Но если следы теософской традиции с трудом проглядывают в отдаленной древности, магия встречается там на каждом шагу: хотя надо заметить, что эти сведения доходят скорее в виде слухов и разрозненных признаков, а не в виде исторических документов, тем более что последние преимущественно поздние. Можно было ожидать, что новый порядок идей смешивался со старым. Но Сефер Йецира и Зогар не магия, и христиан – исследователей каббалистической литературы, ищущих в ней глубин Тайны, привлекал ее теософский, разумеется, трансцендентный, но ни в коем случае не магический аспект.
Здесь мы попробуем проследить истоки еще одного недоразумения, в котором пребывала та категория мыслителей, которая открыла для себя смысл изучения Каббалы, видя в ней то, что сами ей приписывали. Тщетно будут адепты оккультизма и их легковерные последователи пытаться с таким же рвением, как в прошлом, обосновывать свои взгляды на этот предмет авторитетами великих деятелей христианства. Те, кто воспринял идею тайной традиции, и те, кто отстаивал ее аутентичность, никогда не помышляли о религии за всеми религиями, не обращались к святилищам Египта за светом, который якобы принесли туда потомки Авраама. Категория этих адептов по своим существенным заблуждениям, не считая мелких ошибок, распадается на две основные группы. Первое: они ссылаются как на христиан-каббалистов на многих известных религиозных деятелей из среды мистических писателей и вне ее, но эти личности таковыми совершенно не являются; второе: они совершенно неверно истолковывают позицию тех, чей духовный авторитет вне всякого сомнения. Помимо этих пунктов, многие имена великих и не столь великих, которые вызваны в качестве свидетелей защиты, на самом деле свидетельствуют о вопиющем невежестве тех, кого они якобы призваны защищать.
Задача этого краткого обзора – продемонстрировать все эти факты, которые исключительно важны и потому составляют неотъемлемую часть моего построения. Это не биографические очерки и не библиографические заметки. Приводимый материал предназначен доказать, что многие деятели, обычно фигурирующие в связи с Каббалой, должны быть вычеркнуты из этого списка; одни из них были поглощены донкихотовской мечтой найти eirinicon для христианства и иудаизма; другие вообще здесь ни при чем, несмотря на общепризнанный духовный авторитет, им нечего сказать по этому вопросу; и третьи, чистый остаток, куда следует причислить горстку современных писателей, могут остаться на опустевших скамьях для дачи показаний.
II. Раймонд Луллий
Имя Раймонда Луллия принято приводить в качестве крупнейшего эксперта в области Каббалы и прочих ответвлений эзотерических знаний. Пришло время показать, как мало из приписываемого ему соответствует истине. Прежде всего следует сказать, что есть бесспорное свидетельство, заставляющее нас делать различие как минимум между двумя личностями, носящими это имя; или это имя взял некто, живший значительно позже. Оригинал Раймонда Луллия был сенешалем Майорки, легенда о котором изложена в монографии о doctor illuminators, которую я написал несколько лет назад1. Родился он в первой половине XIII в.2 Второй Раймонд Луллий был алхимиком3. Легенда об этом Луллии появилась в виде вымышленных записок аббата Вестминстерского4 в начале XVII в.5, и до этого никаких ее следов я не обнаружил; вместе с тем работы, которыми он отличается от своего прототипа, значительно старше, возможно на пару веков6. Есть еще третья, более современная легенда, которая носит все признаки того, что она от начала и до конца плод воображения ее составителя Элифаса Леви; в ней оба персонажа объединяются в одно лицо посредством Великого Эликсира, продлившего якобы жизнь первого7. Она названа популярной легендой, однако Раймонд Луллий и его тезоименитый двойник никогда не представляли собой легендарных фигур, оставивших неизгладимый след в народном сознании. Первый был больше известен как схоластический ученый-реформист и христианский евангелист, принявший кончину мученика в мусульманской Африке вследствие неразумной попытки обращения местного населения в христианскую веру. О втором известно как о «еврее-неофите», что можно понимать как прозелита у Врат. Эта личность вполне могла быть связана с Каббалой. Между тем этот второй Раймонд если и был с чем связан, так с алхимией, а судя по его трудам, он не отрекался от христианства8. Именно ему следует приписать те Ключи, Компендиумы, Завещания и Кодексы Алхимии, которые фигурируют во всех крупных собраниях герметических трактатов. Он настолько проникся апостолическим духом своего предшественника, что был буквально одержим страстным желанием подбить какого-нибудь католического монарха на новый Крестовый поход с целью обретения Гроба Господня. По дошедшей до нас легенде, он превратил в золото простой металл в достаточном количестве, чтобы отчеканить шесть миллионов нобилей, которые и вручил королю Английскому Эдуарду при условии, что тот примет Красный Крест. Король не сдержал свое обещание, и адепту пришлось уносить ноги подобру-поздорову, дабы не подвергнуться дальнейшим вымогательствам9.
Смешение двух лиц более простительно оккультистам, чем нормальным биографам. О том, что алхимия связана с Каббалой или что Каббала стала отождествляться с алхимией, свидетельствует трактат «Огонь очищающий». Между тем, как мы видели, алхимик per se не каббалист, и в герметических трактатах второго Раймонда Луллия нет ни слова о Каббале. Доктора же Майорки совершенно необоснованно связали с эзотерическим учением евреев вследствие произвольного толкования слов и методов, хотя он не был прозелитом Врат. Вместе с тем его интеллектуальная система является механическим введением в науки и не имеет ничего такого, что позволило бы отождествлять ее с какой-либо экзотерической или эзотерической, иудейской или языческой традицией. Более того, она не имеет никакой мистической подоплеки и целиком и полностью посвящена методике образования. А потому совершенно неверно утверждать, будто Раймонд Луллий был одним из величайших и наиболее продвинутых мастеров оккультных наук, как представляет его Элифас Леви. В Ars Magna Sciendi и в Ars Notoria столько же оккультистского смысла, как в схоластической шутке о chimera bombinans in vacuo. Notary Art Соломона, впервые опубликованная Робертом Тернером в Англии, имеет самое отдаленное отношение к Каббале, а Ars Notoria Раймонда Луллия имеет лишь словесную связь, и не более того, с этим справочником еврейства. То же самое с трактатом, озаглавленным De Auditu Kabalistico, opusculum Raymundinum, или особое применение метода Луллия, который по невежеству был включен в его труды. Оккультным остается только имя, и его выбор за пределами любых предположений10. На поверку это произведение оказывается поздним отпрыском той легковесной и претенциозной системы, позволяющей овладевшими ею успешно участвовать в любом диспуте на любую тему, не будучи, по-видимому, сведущим ни в одной из них. Иные великие умы были пленены ею, хотя это нельзя отнести к сильным сторонам этих великих умов. Лучшее, что можно сказать об Ars Magna, – это то, что о ней высказывался Корнелиус Агриппа, что о ней снисходительно отзывался Пико делла Мирандола и что энциклопедический ум Афанасия Кирхера в немалой степени воспринял ее, чтобы создать на эту тему некую summa magna в одном из своих толстых фолиантов. И об этих фактах сегодня никто не имеет представления. Главная философская миссия первого Раймонда Луллия заключалась в опровержении школы Аверроэса11; его главный практический труд обращался к прелатам и князьям с призывом основывать школы для изучения иностранных языков, что должно было способствовать делу обращения язычников в христианство; но мало кто услышал и поддержал его. Только после его смерти его система на некоторое время вошла в моду. Неудача с процессом его беатификации была одним из способов католической церкви найти выход из положения, потому что это способствовало бы принятию системы, но дальше слов дело не пошло. Это не была, как ее ошибочно описывали, некая универсальная наука или синтез знания; все это сотрясание воздуха, не более. Для современного понимания его эгрегорные выкладки смехотворны. Честно говоря, даже мученическая кончина этого эксцентричного испанского энтузиаста более смахивала на глупое самоубийство, и мартиролог не для него. Хотя есть люди, считающие, что он достоин быть причислен к лику святых мучеников, и даже время от времени на протяжении нескольких столетий возникают легенды о чудотворных явлениях, связанных с этой личностью. Был даже культ Раймонда Луллия на Балеарских островах, который, как это бывает с местночтимыми святыми, и сегодня не просто воспоминание.
Добавлю, что есть произведения, действительно принадлежащие или приписываемые первому Раймонду Луллию12, ничем не связанные с его Ars Magna Sciendi, поскольку там нет никакого упоминания о пресловутой оккультной науке: они принадлежат более возвышенной категории. Когда мы листаем объемистое незавершенное собрание его Opera Magna и погружаемся, как полагается настоящему исследователю, в отдельные пассажи на тему предвечного существования возлюбленного и возлюбленной в Боге, о созерцании в Боге – quomodo omnis nostra perfectio sit in perfectione nostri Domini Dei – и глубокие мысли о Божественном единстве, мы начинаем понимать, что существует, так сказать, третий Луллий, наделенный качествами, невольно вызывающими восхищение и которых не хватало тому, кого называли Doctor illuminatus, хотя он и выдумал Ars Magna, и тому, кого называли Doctor alchemisticus, хотя он и преуспел в искусстве трансмутации металлов13.
III. Пико делла Мирандола
Магическая легенда воспользовалась именем Пико делла Мирандолы и на основании его страстного увлечения Каббалой приписала ему обладание личным демоном14, но это был демон Сократа, которого покойный кардинал архиепископ ввел в границы природной и клерикальной ортодоксии15. Его исключительно раннее развитие послужило пищей для воображения покойного Габриеля Деланна, и действительно, как в случае с Моцартом с его столь рано проявившимся музыкальным дарованием или математическими достижениями Паскаля, остается непонятным, как этот итальянец с Крита сумел приобрести столь широкие познания. Деланн уверяет нас16, что он получил их от рождения, как наследие предыдущей жизни, и что Пико делла Мирандола освоил Каббалу в школе в Вавилоне. С другой стороны, католический автор, для которого его штудии омерзительны, уверяет, что его надул шарлатан, всучивший ему якобы шестьдесят поддельных манускриптов, заверив его, будто они написаны по наказу Ездры. «В них были только смехотворные каббалистические бредни». Эти манускрипты были разобраны и описаны Гаффарелем, и его монография по этому предмету находится, помимо других изданий, в библиографии Вольфа17. Поскольку Пико делла Мирандола, родившийся 24 февраля 1463 г. и умерший от нервного истощения в 1494 г., первый настоящий христианин-каббалист, было бы крайне интересно выяснить, что вывел он для себя из изучения еврейского наследия. К сожалению, здесь, как это обычно бывает в такого рода исследованиях, мы с первых шагов сталкиваемся с различными трудностями. Из «Каббалистических заключений», написанных Пико делла Мирандолой и действительно носящих его имя, до нас дошли две версии; одну мы находим в изданиях собрания его сочинений, оба в раннем и позднем, воспроизведенные в собрании Писториуса с пространным комментарием Архангелуса де Бургонуово, и есть еще одна: мы находим ее с другим комментарием, хотя, как ни странно, того же автора, в небольшом томике, изданном в Болонье в 1564 г. – еще до выхода сборника Писториуса, который датируется 1587 г., – и еще в Базеле в 160018. Все данные в пользу первой версии, но проблема от этого не становится легче: в любом случае Болонский кодекс столь невероятно темен, что о нем даже не упоминают. Придется принять оба без всяких предубеждений в том плане, который нас здесь интересует, и это природа энтузиазма, который двигал Пико делла Мирандолой. Во-первых, хотя он и говорит о магии в таком духе, что поневоле приходится признать, что он обладал толерантным и открытым умом по части ее притязаний и, как человек ученый, каким он был, не рассматривал ее с точки зрения Науки Колдовства, его никак нельзя причислять к последователям какой-либо высшей магии. Единственный раздел мнимых Тайных Наук, который он рассматривает достаточно глубоко, – это астрология, и ее он подверг развернутой и разрушительной критике; в своих лучших частях она столь же захватывающая, как «Тщеславие Наук» Агриппы, и в существенных пунктах совпадает с позицией последнего. Не следует поэтому думать, будто он интересуется эзотерическими спекуляциями евреев, будучи заворожен предполагаемыми силами, приписываемыми Божественным Именам, потому, дескать, что мечтал изготавливать талисманы, или потому, что жаждал вызывать духов. Не могу с такой же уверенностью говорить о возможной зачарованности по части гематрии или тмуры, потому что он отличался проницательным и любознательным умом, который находил зеленые лужайки или, вернее, очарованные города миража во многих пустынях интеллекта, и мог открыть для себя тайны в рассеченных словах и в головоломках акростихов. Впрочем, доказательств тому нет. Встречающаяся в любой библиографии история о том, как он приобрел древние манускрипты, будучи уверен, что пророк Ездра был причастен к их созданию, скорее говорит о его вере в древность каббалистической литературы. Он купил их, вероятно поверив на слово, а легенда подтверждает, что уговорить его не стоило труда: обычная история, когда дело касается ученого и энтузиаста того времени. С другой стороны, почти наверное он не считал, будто древность сама по себе является предпосылкой для заключения, что Каббала выше католического христианства; та мудрость, которую он нашел там, была мудростью христианского вероучения19. Когда он вывесил свои знаменитые тезисы в Риме и предложил оплатить расходы любому ученому, готовому вступить с ним в диспут, эти тезисы включали его «Каббалистические заключения», но целью его усилий было установить некий via media* между иудаизмом и христианством. Когда он обратился с «Тайнами Торы» к папе Юлию, энтузиазм, с которым Престол святого Петра отнесся к этой теме, носил, как и у Луллия, евангелический характер. Servus servorum Dei подхлестнуло его рвение, и так воспылала комета школ. Сейчас только «Каббалистические заключения» свидетельствуют о тех странных мечтаниях, которые преподносились Риму на закате XV в.20 Круг тем довольно узок, и, поскольку я уверен, что будет небезынтересно показать, что именно Пико делла Мирандола выбрал из своих шестидесяти рукописей, я приведу здесь их перевод. Следует отметить, что Элифас Леви опубликовал некоторые из них в свойственной ему вольной манере, предварив их комментарием, в «Науке Духа»21, сославшись на собрание Писториуса, но ни словом не обмолвившись об авторе. Он также указал, что оригиналы на латыни, которую он отредактировал и улучшил. И здесь надо воздать должное его мастерству: местами его переложения гораздо лучше квинтэссенции Каббалы у Пико делла Мирандолы, но, поскольку они ни от Пико, ни от Каббалы, я не решился использовать их для нижеизложенной версии, не считая некоторых ссылок в примечаниях.
«Каббалистические заключения»
I
Как человек и священник вещей низших приносит в жертву Богу души существ неразумных, так Михаил, первосвященник, приносит в жертву души существ разумных.
II
Есть девять чинов (иерархий), и имена их суть Херувим, Серафим, Хасмалим, Аралим, Тарсисим, Офаним, Ишим, Малахим и Элохим.
III
Хотя Неизреченное Имя есть качество милосердия, нельзя отрицать, что оно сочетает в себе также и качество суда22.
IV
Грех Адама состоял в отделении царства от прочих ветвей.
V
Бог сотворил мир с Древом Познания Добра и Зла, через него же согрешил первочеловек23.
VI
Великий Северный Ветер является источником всех душ, просто как иные дни некоторых, но не всех24.
VII
Когда Соломон говорит в своей молитве, как записано в Книге Царей: «Слушайте, Небеса», под Небесами должно понимать зеленую линию, которая охватывает все вещи25.
VIII
Души сходят с третьего света к четвертому дню и, сойдя оттуда, входят в ночь тела26.
IX
Под шестью днями Творения надо понимать шесть краев здания, происходящего из Берешит, подобно тому как кедры происходят из Ливана.
X
Правильнее сказать, Рай – это целокупное здание, а не десятая часть. И в центре поэтому помещен Великий Адам, он же есть Тиферет.
XI
Сказано, что река выходит из Эдема, чтобы разделиться на четыре реки, что означает, что третье выходит из второго и разделяется на четвертое, пятое, шестое и десятое27.
XII
Воистину все сущее определяется судьбой, если под ней понимать Верховного Судью28.
XIII
Кто познает Тайну Врат Понимания в Каббале, познает также и Тайну Великого Юбилея29.
XIV
Познавший меридиональные свойства направления слева направо познает, почему, куда бы ни направлялся Авраам, он всегда двигался на юг30.
XV
Пока к имени Аврама (Абрам) не была добавлена буква Хе, Авраам (Абрахам) еще не родился31.
XVI
Прежде Моисей все пророчествовал через однорогого оленя (то есть единорога)32.
XVII
Где бы любовь мужчины и женщины ни упоминалась в Писании, она мистически изображает сочетание Тиферет и Кинсет (или Кнесет) Израиля, или Бет и Тиферет33.
XVIII
Coчетавшийся с Тиферет в полночь будет процветать во всех поколениях34.
XIX
Буквы имени духа зла, он же есть князь этого мира, те же, что и в Имени Всевышнего – Тетраграмматон (Четырехбуквенное имя), – и знающий его перестановки может отделить одно от другого35.
XX
Когда свет зеркала, которое сияет, не будет подобно свету сияющего зеркала, день станет как ночь, как сказал Давид36.
XXI
Кто познает качество, кое есть тайна тьмы, познает, почему демоны зла опаснее ночью, чем днем.
XXII
Допуская, что колесницы движутся во всех направлениях, там, где дело касается тайны Филактериев, две колесницы наготове, так что одна колесница образована из второй, третьей, четвертой и пятой, и эти суть четыре Филактерия, которые усваивает Вав; а из шестой, седьмой, восьмой и девятой сделана вторая колесница, и сии суть Филактерии, кои усваивает Хе последняя37.
XXIII
Более, чем качество покаяния, не дано понять (или приложить) о слове (которое означает): «Он сказал»38.
XXIV
Когда Иов сказал: «Кто творит мир в его высочайшем месте», он имеет в виду астральные воды и северный огонь, и их водителя, касательно коих вещей ничего больше нельзя сказать.
XXV
Берешит – то есть «В начале Он сотворил», то же, как если бы было сказано: «В Мудрости Он сотворил»40.
XXVI
Когда Онкелос-халдей сказал: «Бекадмин – то есть с Всевышним или просто Всевышний», он понимал Тридцать два Пути мудрости41.
XXVII
Поскольку первочеловек собрание вод, так море, куда текут все реки, Всевышний42.
XXVIII
Под тварью летающей, которая была сотворена на пятый день, надо понимать ангелов в этом мире, которые являются людям, а не тех, кто не являются, кроме как в духе43.
XXIX
Имя Бога, состоящее из четырех букв Мем, Цаде, Пе и последней Цаде, должно относиться к Царству Давида44.
XXX
Шестикрылые ангелы никогда не преображаются45.
XXXI
Обрезание было установлено во избавление от нечистых сил, бродящих вокруг.
XXXII
Потому обрезание совершается на восьмой день, ибо оно превыше вселенской невесты.
XXXIII
Нет букв во всем Законе, которые не раскрывают тайны десятерицы в их формах, сочетаниях и разделениях, в их очертаниях и направлениях, в их недостаточности и избыточности, в их сравнительной малости и величии, в их коронах и в закрытости или открытости их формы46.
XXXIV
Кто понимает, почему Моисей сокрыл лицо свое и почему Езекия отвернулся лицом к стене, тот поймет правильное положение и позу молящегося47.
XXXV
Никакие духовные сущности, сходящие вниз, не могут действовать без одеяния48.
XXXVI
Грех Содома в отделении последней ветви.
XXXVII
Через тайну молитвы перед рассветом мы должны понять качество благочестия.
XXXVIII
Как страх внешне уступает любви, так любовь внешне уступает страху.
XXXIX
Из предыдущего заключения можно понять, почему Авраам превозносится в Книге Бытия за свой страх, хотя по качеству благочестия мы знаем, что все вещи были созданы из любви.
XL
Всякий раз, когда мы игнорируем качество, из коего поток устремляется вниз на моление, которое мы возносим, мы должны прибегать к Дому Суда49.
XLI
Всякая добрая душа – это новая душа, приходящая с Востока50.
XLII
Посему были погребены только кости Иосифа, а не тело его, поскольку его кости были достоинствами и воинствами Верховного Древа, именуемого Цадит, сходящего на Верхнюю землю.
XLIII
Посему и Моисей не познал гробницы, будучи вознесен в Высший Юбилей и пустив свои корни над Юбилеем.
XLIV
Когда душа познает все, что в пределах ее постижения, и соединится с Высшей Душой, она отторгнет от себя свою земную одежду и будет укоренена из своего места и соединится с Всевышним51.
XLV
Когда пророчество духа пресеклось, мудрецы Израиля пророчествовали Дочерью Голоса.
XLVI
Царь земли не будет явлен на земле до тех пор, пока небесные воинства не покорятся на небесах52.
XLVII
Словом ЛК = Ат, который дважды встречается в тексте: «В начале Бог сотворил небо и землю», полагаю, Моисей означает сотворение умной и животной природ, которые в естественном порядке предшествовали порядку небесному и земному.
XLVIII
То, что говорится каббалистами, а именно что зеленая линия охватывает вселенную, уместно будет привести как заключительное положение, которое мы извлекли из Порфирия53.
XLIX
Аминь есть влияние чисел54.
Мы знаем, что Пико делла Мирандоле приписывали другую подборку «Каббалистических заключений», причем количество их в этой подборке доходит до семидесяти. В собрании Писториуса помещены те же положения, что приводим мы, и они, возможно, должны иметь отношение к Пятидесяти Вратам Понимания, без одних врат, в которые не сумел войти Моисей. Развить какую-либо систему из этих афоризмов представляется почти невозможным, и с этой трудностью столкнулись первые критики, несмотря на все усилия их комментатора Архангелуса де Бургонуово, который сам был христианином-каббалистом, однако склонным к полемике, многословию и к тому же движимым теологическими мотивами.
IV. Корнелий Агриппа
Безвременная кончина Пико делла Мирандолы произошла, когда другой христианин-каббалист, Корнелий Агриппа из Неттерсхайма, был еще ребенком. Агриппа родился в Кельне в 1486 г. Ему мы обязаны первым методичным описанием каббалистической системы, сгруппированной по трем главным темам: Естественная (натуральная) Философия, Математическая Философия и Теология. Поэтому Агриппа очень важен для нашего изыскания. Его три книги, озаглавленные De Occulta Philosophia, практически стали отправной точкой исследования Каббалы в латиноязычном ученом мире Европы. Незачем и говорить, что его трактат сразу получил признание и пользовался высоким авторитетом. Необходимо только помнить, что книга понималась автором как труд по магии, хотя это не следует воспринимать как ритуал по вызыванию духов – в ней раскрываются философские принципы, по которым, предположительно, действуют все виды магии, и в этом она настолько последовательна, что, когда, вскоре после смерти Агриппы, появилась поддельная Четвертая книга, в которой приводились образцы Магического ритуала, она оказалась поразительно созвучной подлинному произведению, так что не вызвала сомнений в том, что написана самим Агриппой. Вследствие этого можно ожидать, что у Агриппы магический аспект Каббалы, который сосредоточивается на свойствах и практических возможностях Божественных Имен, развит с большей полнотой, чем космология Сефер Йециры или тема Божественных Тайн в Зогаре. Надо также помнить, что, хотя Агриппа и был первым писателем, который познакомил Европу с каббалистической системой, сам он был более близко знаком с философией Греции и Рима, чем с учениями позднего иудаизма. Вместе с тем он был именно тот человек, который мог понять и передать смысл Тайн Божественных Имен и связанного с ними нотарикона. Что касается знания еврейской мистической литературы, то он не говорит о тех источниках, которыми пользовался; не упоминает ни Сефер Йециру, ни Зогар, которые в те времена были доступны только в рукописном виде; и я склонен думать, что его знакомство с Каббалой сформировалось преимущественно на основании «Каббалистических заключений» Пико делла Мирандолы, которые, как мы знаем, появились в Риме в год рождения Агриппы. Остается добавить, что в его делении еврейского алфавита такие серьезные ошибки, которые не мог сделать человек, знакомый с любым авторитетным источником знания, скажем Книгой Творения, не говоря уже о бесчисленных ошибках в передаче буквенного выражения Имен Всевышнего, когда его труд был опубликован.
Замечательно в этой связи то, что учения об оккультных силах, заключенных в словах и именах, излагаются в свете платонистической философии55. И лишь в пределах двенадцати чисел во Второй книге достаточно подробно рассматривается каббалистическая система, но это осталось главным источником сведений по оккультизму до сегодняшнего дня56. Наиболее важные сведения собраны в Третьей книге, посвященной теологии и доктринам, преимущественно каббалистическим, относительно ангелов, демонов и душ людей, но всюду, где можно, с параллелями из классической мифологии. Так, Эйн-Соф отождествляется с Ночью Орфея, а каббалистический Самаэль с Тифоном. Десять сфирот описываются как облачения, инструменты или образцы Архетипа, оказывающего влияние на все тварные вещи сверху донизу по определенному иерархическому порядку.
Было бы нецелесообразно пытаться здесь дать суммарный перечень всех предписаний, а таблицы перестановок, демонстрирующие экстракции из ангельских имен, потребовали бы сложнейших диаграмм для иллюстрации. Моя же задача не иллюстрировать, а с возможной полнотой описать характер изложения Агриппы, который преимущественно поглощен темой так называемой практической магии и лишь слегка касается теософской литературы. Но это не принесло ему удовлетворения, и, прежде чем его тревожная жизнь подошла к трагическому концу, он написал, что каббалистическое искусство, которое он «со всей прилежностью и тщанием пытался открыть», оказалось не более чем «напыщенным суеверием», что все его тайны «надерганы из Священного Писания», а игра с аналогиями на поверку оказывается мыльным пузырем. Что касается пресловутых чудес, совершаемых при его практическом применении, то, по его мнению, не найдется глупца, готового поверить во все эти силы. Словом, «Каббала евреев не более чем пагубное суеверие, при помощи коего они ради своего удовольствия собирают, разделяют и переставляют слова, имена и буквы Писания; и творя одно из другого, разрывают связи истины». То, что евреи сделали с писаниями Ветхого Завета, с греческими памятниками христианства сделали орфиты, гностики и валентиниане, создавшие греческую Каббалу подобно тому, как позднее и с латинскими буквами поступал монах Рабанус.
Думаю, и современный автор едва ли изложил бы свою позицию более ясно, однако главная ее ценность для нас в том, что в ней со всей определенностью продемонстрирована ограниченность Агриппы в плане знания Каббалы. Он был знаком лишь с ее практической областью, и только с ней. Агриппа выдвигает еще один аргумент, и он, с его точки зрения, не мог бы быть выражен лучше: «Если каббалистическое искусство исходит от Бога, как похваляются евреи, и если оно дано ради совершенствования жизни, здоровья людей и Богопочитания, равно как и истины понимания, несомненно, Дух Истины, Который оставил их синагогу и явился научить нас истине, не укрыл бы его от Своей церкви даже до этих последних времен, и еще более того, видя, что Церковь знает все вещи, которые от Бога, притом что Тайны Его Спасения явлены на любом языке, ибо любой язык обладает одинаковой силой, если есть одинаковое благочестие; нет никакого иного имени ни на небе, ни на земле, коим мы могли бы спастись, коим могли бы творить чудеса, кроме единого Имени Иисуса, в коем все вещи пребывают и удерживаются».