Солист в коллективной игре

 

Я не беру слово солист в кавычки потому, что употребляю его без эмоции осуждения, а как точный термин, обозначающий игрока, умеющего играть в одиночку без непосредственной помощи партнеров. Таким образом, солистом можно называть футболиста, обладающего мастерством индивидуальной игры и, естественно, пользующегося им в процессе матча. Меня обычно шокирует, когда таких мастеров называют «индивидуалистами» или «солистами» в ироническом смысле.

Действенной сутью коллективно организованной игры является возможно более полное раскрытие и использование как индивидуального мастерства, так и способностей каждого футболиста в отдельности. В игре должны раскрываться все способности, все возможности каждого. А коллективная игра – наиболее эффективный метод борьбы за победу, она является тактическим методом преодоления противника, методом, наиболее рациональным и потому наиболее эффективным.

Самой яркой и самой острой формой участия солиста в коллективной игре надо считать преодоление противника в единоборстве с помощью обводки. Об этом чуть позже. А сначала разберем, на каких позициях способен проявить себя солист. Может ли он играть в обороне? Может, но сольная игра защитника выражается в единоборстве по методу «персональной опеки».

Существует, правда, упрощенная, бездумная «персональная опека» по всему полю, которой, конечно, можно выключить противника, но вместе с ним выбывает из игры и сам «персональщик». Такое бывает, когда выгодно идти на размен, но тогда не играют оба. А можно выключить противника «персональной опекой» и самому остаться активным.

Был у меня в московском «Динамо» Николай Палыска.

Я ему говорил: «Вот Федотов. Нужно, чтобы он даже не получал мяча». Это было задание для Палыски. Он действовал индивидуально, хотя и в полной зависимости от того, за кем присматривал. Он был солистом, перед которым ставилась задача, но заранее оговоренная: «Когда Федотов в атаке, ты должен его сторожить. Если же он ушел к своим воротам, ты, конечно, его бросаешь и становишься дополнительным игроком нашей обороны». Неверно было представление, что Палыска стерег и «загрызал» своего подопечного. Он улучал моменты, чтобы подключаться в атаки, и забивал голы.

Может ли быть солистом свободный игрок, так называемый чистильщик? Нет. Он представитель коллективной игры: когда он подстраховывает, то играет в непрерывном и постоянном контакте с партнерами.

Ныне игра солиста в обороне характеризуется еще и его поддержкой наступления, подключением к атаке. В современном футболе, когда атлетическая подготовка и мобильность всех команд выросли и подравнялись, большую роль играет число участников каждой операции. Потому и важна каждая дополнительная единица в зоне игры с мячом. Маневрированием и перемещением нападающих и хавбеков всего не решишь. На фоне всех этих тактических маневров в борьбе за приобретение количественного преимущества действия сильного индивидуалиста‑защитника могут создать решающий перевес.

Может ли быть солист в полузащите? Примеров масса: Воронин, Маслов, Мунтян, Чарльтон, Беккенбауэр, Герсон, Оверат, Ривера, Маццола. Индивидуальность хавбека определяется прежде всего тем, что он в равной мере способен атаковать и обороняться. В зависимости от игры команды противника и от его личного противника, если он получает по заданию такового, в его действиях может преобладать либо оборона, либо атака. Он может нести в большей мере защитную функцию и тогда меньше проявлять свою индивидуальность, либо – наступательную функцию, и индивидуальность в этом случае проявится ярче.

Но, конечно, больше всего индивидуальность выражает себя в атаке. Солист нападения – это наиболее творческий игрок. У него инициатива, в то время как противники реагируют на его игру.

Широко распространена точка зрения, что солист требует обслуживания и процветает за чужой счет. Но обратите внимание: солист хорошо играет в пас! Это почти правило, обусловленное объективными законами. Если я очень сильный дриблер, то против меня всегда защитник, которого подстраховывает еще один. Значит, свободнее моим партнерам, и для меня поэтому возможность найти среди них свободного облегчается. Так что индивидуалист дриблер, которого сильно стерегут, имеет объективные предпосылки хорошо играть в пас. Его подталкивает к этому необходимость: ему легче найти свободного партнера, а его самого найти им труднее. Самые наглядные примеры – Бобров, Федотов, Стрельцов, Пеле, Бест.

На первый взгляд парадокс – индивидуалист, солист и игра в пас?

Однажды я увидел, как на двусторонней игре хоккеистов тренер Анатолий Тарасов все время ограничивал Всеволода Боброва в обводке. Потом я сказал Тарасову: «На мой взгляд, это неверно. Обводка – его стихия. Это именно то, что поднимает его высоко над остальными. Он должен так играть! Ему же все должны пасовать, чтобы он получал возможность сделать наибольшее число попыток одному пройти и забить гол. Все должны играть с ним коллективно, а ему оставить только его игру, освободив от других обязанностей. Коллективная игра будет служить тому, чтобы использовать исключительный талант в обводке Боброва на пользу коллективу, другими словами – создать ему с помощью пасов партнеров возможно больше этих попыток. Таких игроков ставить на общий режим нельзя».

Больше всех, вспоминаю, жаловался на индивидуализм Боброва и требовал принятия мер для того, чтобы тот играл с ним в пас, выступавший тогда в ЦДКА М. Орехов. И не только он. А этим игрокам, гораздо менее искусным в преодолении противников «один на один», полагалось бы, уяснив цену Боброва, общими усилиями создавать ему возможности сыграть индивидуально. Его вклад был еще и в том, что он рисковал собой на переднем крае, его валили, сшибали…

Другой пример – Петр Дементьев. Футболист, «коньком» которого, бесспорно, была обводка, он в то же время отлично играл в пас. Именно благодаря соседству Пеки, как его называли, могла стрелять по воротам тяжелая артиллерия – Михаил Бутусов. Только в паре с Дементьевым он получал возможность раскачать ногу и ударить. Бутусов был несколько малоподвижен, и ему был необходим такой партнер.

Представьте себе на секунду футбол без обводки, без финтов, без обмана. Он превратился бы в изнурительную, непрерывную погоню игроков одного за другим по всему полю на протяжении 90 минут. Игра погибла бы и как зрелище, и как искусство, потому что все бы решалось при помощи легких и ног, способности перебегать противника, не прозевать его.

Чтобы оказаться на голевой позиции, нужно перед этим как‑то обмануть противника. Обманные действия, финт, обводка и всякая маскировка – это именно то, что делает футбол искусством. Без этого выигрывалось так мало пространства и времени, что свободно, без помехи сыграть было бы невозможно.

Искусство обмана, в частности искусство обводки, во многом природный дар. Игрока можно подучить, подправить, но кому это искусство инсценировки не дано, тот не станет дриблером. Для Дементьева футбол был обводкой. Приобрел он ее у себя во дворе и на заднем поле «Динамо». Он еще мальчишкой любил играть один против пятерых и даже десятерых. С утра до ночи во дворе с мячом бегал и обводил, обводил, обводил.

Значит, можно наиграть и обводку? Можно, но все‑таки инсценировка требует особых способностей. Я знаю многих хороших игроков, финтам которых нельзя было все‑таки поверить – настолько они были искусственны. Михаил Семичастный, быстрый, прыгучий, хорошо играющий головой, был весьма полезным игроком, но обводка ему не давалась. Или Сергей Ильин, отличный игрок, блестящий техник, входивший в сборную, но его финтам никто никогда не верил, потому что его перенос ноги через мяч был гимнастическим упражнением, а нисколько не был похож на подлинное начало замысла, который он потом отменял бы.

Многие помнят знаменитого француза Копа. Его обводка оригинальна, но она без продвижения вперед, без выхода на ворота. Однако на середине поля он мог держать мяч столько, сколько ему было нужно для того, чтобы в конце концов найти партнера и отдать ему мяч.

Великим дриблером в нашем футболе был Михаил Месхи. Именно обводка сделала его выдающимся солистом, игроком сборной, вносившим весомый вклад в ее коллективную игру.

Убедительность финта может быть обеспечена хорошей, точной инсценировкой либо может быть достигнута вполне реально, когда прием начинается и исполняется не как финт, а как подлинное намерение, которое затем изменяется. Тогда и изображать ничего не нужно: ведь начал подлинное движение, а потом перестроился! Но искусство инсценировки может быть еще убедительнее. Известен случай, когда на ярмарке во французском городке проходил конкурс: кто лучше умеет подражать визгу поросенка. Нашелся плут, который принес в мешке живого поросенка. Первого места не получил, потому что подражатели добились большего эффекта, чем настоящий поросенок, побуждаемый к визгу насильно.

Иногда спрашивают: можно ли рассмотреть в подростке зачатки футбольной хитрости? Можно сразу же, с первых шагов, потому что это качество заложено в характере, в личности. Мы обычно ищем смелых, храбрых, мужественных ребят. Но здесь нет противоречия: кто играет на обводке, на дриблинге, тот знает, на что идет, – такого игрока всегда стараются терроризировать, напугать. Словом, сильным дриблерам на поле живется несладко.

Примеры у всех на глазах. Вспомните, как играли против Пеле в чемпионате мира в Англии. И в Мексике с великим футболистом считались не всегда. Видели мы и там его сбитого с ног. Дриблер постоянно идет на риск.

А как доставалось Боброву и П. Дементьеву! Кстати говоря, когда у нас в команде увидели, как достается Боброву, тогда все поняли, что лучше ему отдавать мяч, а он пусть завершает.

Проблема трактуется так: судья, мол, не может создавать привилегированного положения для солиста, для звезды. А почему бы и нет? Я полагаю, что не только может, но и обязан. И правила позволяют ему это делать. Судья в состоянии сразу увидеть уже первую попытку соперника расправиться с солистом. Правила обязывают тут же предупредить грубияна. Правила дают ему право определить, что соперник так поступает умышленно, а умысел при расправе с солистом обычно очевиден для всех. Так что ничего специального делать не надо, охранять можно в рамках правил.

Есть ли у солистов будущее? Находились пессимисты, которые предсказывали по мере дальнейшего развития игры тупик. Они исходили из того, что преодолевать сопротивление будет все труднее и труднее, что и сейчас уже забивают меньше мячей. Мне кажется, что эти опасения совершенно неверны. Тупика не может быть в футболе, потому что каждая команда, владеющая мячом, а значит и инициативой, имеет совершенно объективный выигрыш пространства и времени в такой мере, которая позволяет творить и действовать. Например, на инициативе движения выигрывается около полутора метров пространства.

Поясню. Если поставить двух игроков и сказать одному: «Ты выбираешь произвольный момент для старта», а другому: «Ты только реагируешь на партнера, который, произвольно выбрав момент, берет старт», то окажется, что по инициативе движения выигрыш – полтора‑два метра. А если инициатору позволить перед подлинным рывком делать какие‑то обманные движения, то выигрыш пространства и времени увеличится в два раза. Так что инициатива действия всегда будет давать преимущество, которое позволит забивать голы и обыгрывать противника. Если лишить игру обманных действий, хитрости, финта, обводки, тогда‑то и может возникнуть тупик.

Часто высказывается сомнение: что делать, если защитники не реагируют на финт? Большинство финтов все же требует ответной реакции просто потому, что любой может превратиться в подлинное действие. Как правило, приходится все же реагировать на финт, даже не веря в него. Нужно не верить, нужно быть скептиком, но куда при этом передвигаться? Словом, идет игра замыслов…

Ни в коей мере я не хочу быть понятым так, что солист в коллективе в смысле тренировок, положения, поблажек может пользоваться особыми правами! Но нужно, чтобы его товарищи поняли, что такая индивидуальная игра нужна для команды и не служит ради славы и аплодисментов одному солисту. Может возникнуть к нему зависть, но ей надо что‑то противопоставлять. В команде вообще сложны отношения…

Одни остаются солистами всю свою футбольную жизнь, другие меняют характер игры. Вспоминаю Эдуарда Маркарова. Я его заметил, когда работал тренером «Нефтяника», в одной из городских команд и сразу же увидел, что он великолепный дриблер, мастер обводки.

Ныне Маркаров меняет игру. Это бывает, когда футболист теряет скорость, необходимую для обводки. Финт должен сочетаться со скоростью, иначе он не будет естественным и его успеют разгадать. Со временем накапливается осторожность, даже боязнь получить травму, что тоже снижает мастерство обводки. В конце концов, это процесс, общий для всех. Мастера обводки либо скоростного прорыва начинают постепенно менять свое амплуа, как бы умнеют. Они перестают рисковать и становятся в большей мере диспетчерами.

По моим наблюдениям, игроков, способных нести функции тактического руководителя, больше, чем индивидуально острых, направленных на взятие ворот.

Пеле не боится риска, когда возникает возможность взятия ворот, не обращает внимания на опасность и всякую возможность, даже не вполне реальную, не вполне определившуюся, пытается использовать. Он был лучшим нападающим последнего чемпионата мира. Вместе с тем та осторожность, которая накапливается с опытом, которая усиливается с каждой новой травмой, заставляла его постепенно превращаться из острого нападающего в игрока второй линии или даже полузащиты.

Можно говорить и о коллективной хитрости, когда все заготовлено, отрепетировано, проверено, выработано длительной практикой многих тренировок людей, играющих совместно. Совместная игра ведет к накоплению наигранных ходов. Коллективно организованный обман – тактика, продукт совместных действий.

Наигранные комбинации обязательны. В некоторых из них присутствует элемент введения в заблуждение соперника, другие строятся на внезапности движения, на преимуществе инициативы, то есть старта, попытки застать соперника врасплох. В моей практике было много таких комбинаций и одного и другого плана. Например, в ЦДКА Григорий Федотов из центральной зоны, не скрывая своего намерения, уходил навстречу фланговому игроку, который до этого, казалось, собирался подать ему мяч в центр. Не маскируя этого движения ни внезапностью, ни финтом, открыто показывая свой маневр, Федотов смещался к фланговому форварду и тем самым увлекал за собой «персональщика», который против него играл, и подстраховщика. В опустевшее место внезапно входил другой игрок, чаще всего полузащитник. Солист Федотов не мог не увлечь за собой сторожей, в то время как на подобный маневр заурядного форварда защитники просто не среагировали бы.

Солист – это не всегда результативный игрок. Петр Дементьев был, как говорят, без удара. Но все‑таки, как правило, удар – достоинство солиста. Можно овладеть ударом, хотя и не всегда. Например, у такого большого мастера, как Михаил Якушин, сильного и точного удара не было.

Скажем, такой элемент, как «приклад» подъема ноги к мячу в момент удара, очень труден технически. Бить подъемом по мячу, лежащему на траве, чтобы мяч точно и сильно летел, чтобы «приклад» был чистый и не было закрутки мяча, – этим искусством владеют не многие. Эту способность футболисты отмечают в словах «прикладистый удар». Ему можно научить, здесь не все от бога, а многое от терпеливости и настойчивости. Проблема в другом: как быстро можно научить, чтобы затраченное время и силы были оправданны? На мой взгляд, все‑таки целесообразно тренировать и культивировать то, что игроку свойственно, к чему он имеет склонность, чем он с наименьшими затратами сил и времени может овладеть. Я стремился в каждом найти и развивать его «конек». Играть таким образом, чтобы все делать в совершенстве, просто никому не дано. Я не встречал игроков, совершенных во всех аспектах. Да у футболиста не хватит ни сил, ни времени, чтобы довести исполнение всех элементов до высшего уровня! Нужно выбирать. Как?

В этом – принцип специализации. Был у меня в московском «Динамо» центральный нападающий Сергей Соловьев. Он – это скорость, сила, самоотверженный напор. У него не было обводки, финтов – он был нападающим, которому во многом делали игру партнеры. А такие у него были: с одной стороны – Якушин, с другой – Николай Дементьев. Пробойная способность, ударная сила Соловьева использовались в интересах команды наилучшим образом. У него был свой удар, когда вратарь не мог даже предположить, куда летит мяч; у него не было прикладистости, техники, но он очень сильно бил, вел скоростной обстрел, умел ловить какие‑то доли секунды для удара без обработки. У него были очень мощные бедра и короткая легкая голень. Он мог ударить не движением всей ноги, а одним разгибом в колене, и мяч летел как из пушки.

Солист может обладать и ограниченным «коньком». Таков был Василий Карцев – скоростище, хлесткий удар. Худенький, он как бы скучая ходил по полю. Но поймает момент, от всех удерет – и гол. А если этого не случалось, то он был лишним человеком на поле.

Любимый «конек» может и подвести. Я помню, как играли мы в Югославии на льду замерзших луж. С места сорваться невозможно. Я сказал Петру Дементьеву: «Сегодня тебе нужно отказаться от обводки, особенно от твоей любимой обводки с места, потому что толчка не будет, старта быстрого не будет и ты не освободишься от противника ни на долю секунды». Начали матч, а у него другой игры нет. Он упорно на гладком льду пытался обводить.

Индивидуальной игрой принято называть все, что футболист делает без непосредственной помощи партнеров. Но помощь ему при этом можно оказывать отвлечением сил противника. В футболе, по существу, всё индивидуальная игра, решительно всё. Но если игрок взаимодействует с партнерами, то игра становится коллективной. Хорошая игра в пас тоже ведь индивидуальная способность!

Я видел однажды тренировку, когда тренер выступал в роли судьи на двусторонней игре мальчишек и делал только одно замечание: «Не води, не води, не води». Возможно, это была специальная тренировка для того, чтобы быстрее найти партнера, но найти его можно и с помощью обводки. Я видел, что это занятие было испорчено для мальчишек.

И у взрослых раздаются такие упреки. Лишить солиста – мастера обводки права обводить – значит лишить его творческой радости. Я знаю некоторых футболистов, которые играют только для того, чтобы обводить; если им это запретить, они бы бросили футбол.

Многие из тех, кто наблюдал игры последнего чемпионата мира, сошлись в том суждении, что наша сборная невыгодно отличалась от других почти полным отсутствием солистов. Наши игроки были как будто снивелированы на каком‑то среднем уровне, недостаточном для борьбы за призовое место. Явилось ли это результатом ошибок, допущенных в комплектовании, или сборная отразила состояние клубного футбола, обедневшего игроками высокого класса? Думаю, что имело место и то, и другое. Может быть, мы допускаем какие‑то ошибки в методах поиска талантливой молодежи или в методике ее воспитания, обучения и тренировки? А может быть, мы вообще недооцениваем индивидуальное мастерство, противопоставляя его коллективной игре?

Все это и заставило меня посвятить статью роли солиста в коллективной игре.

1972

 

Игра без приоритетов

 

По мере того как девятый чемпионат мира все дальше уходит в прошлое и горечь нашего поражения начинает покрываться пеплом времени, начинаешь все спокойнее и яснее думать о нашем советском футболе, которому мы отдаем свои сердца, мысли и все свои силы.

Сейчас уже не представляется катастрофой занятое нашей командой место в мексиканском турнире. Ряд команд были заведомо сильнее нас по всем компонентам футбольной игры.

Мы, как и раньше, отстаем от ведущих зарубежных команд в техническом мастерстве, но разрыв в этом отношении остался тем же.

Однако почти все ведущие команды мексиканского чемпионата заметно подтянулись в отношении физической подготовки, и мы потеряли превосходство, которое еще в недалеком прошлом в какой‑то мере компенсировало нашу техническую недостаточность. Таким образом, этот «некомпенсированный порок» сразу определил возможности нашей сборной в девятом чемпионате мира.

А к тому же сборные команды Бразилии, Англии, ФРГ и некоторые другие сумели так сбалансировать свои наступательные и оборонительные усилия, что казались достаточно сильными и у своих ворот и у чужих, чтобы драться за высокие места.

Все команды, добившиеся какого‑либо успеха на чемпионате мира (пожалуй, кроме Уругвая), были сильны в своих наступательных действиях, что и оказалось одной из причин их побед. Однако было бы совершенно неверно утверждать, как это делают изобретатели наступательного приоритета, что команды, преуспевшие в мексиканском турнире, играли в «наступательный футбол» и потому добились успеха.

Сказать это и умолчать о том, что эти же команды и очень сильно оборонялись, – значит намеренно искажать действительность по своему вкусу в духе навязчивых идей «приоритета наступления».

Нет, действительность была не такова. Лучшие команды мира одинаково сильно и атаковали и оборонялись, привлекая большое количество игроков то к своим воротам, то к воротам противника. Игроки полузащиты и защиты, особенно крайние защитники, систематически включались в наступательные действия, а нападающие в такой же мере участвовали в обороне своих ворот.

Пеле в шпагате выбивает на угловой мяч у нападающего противника, а защитник Карлос Альберто забивает мяч в ворота противника. Большинство команд в моменты игры в обороне оставляли впереди, на половине поля противника, не больше двух своих нападающих для контратаки ворот противника. Наибольшим числом, а часто и всеми полевыми игроками оборонялась сильнейшая команда мира – сборная Бразилии.

Ни одна из преуспевших в мексиканском турнире команд не позволяла себе роскоши держать впереди для контратаки трех, а тем более четырех нападающих, как ни одна команда не рискнула играть без подстраховщика в обороне.

Лучшие команды чемпионата с одинаковым умением и напряжением всех своих сил боролись как за голы в ворота противника, так и за ноль в свои ворота. Сильнейшие команды, и особенно бразильцы, сумели организованно и быстро выходить из обороны и переходить большими силами в контрнаступление.

Меня особенно интересовал вопрос, как в лучших командах мира были сбалансированы их наступательные и оборонительные усилия. И это было особенно интересно увидеть и понять в связи с тем, что невразумительная теория приоритета наступления в футбольной игре продолжает бытовать на страницах нашей прессы, дезориентируя и сбивая с толку и любителей футбола, и самих футболистов, и даже некоторых тренеров.

Необходимо было увидеть наступление и оборону в органическом единстве игры команд самого высокого класса. Увидеть и рассказать о современном футболе – каков он и куда он идет – всем интересующимся и профессионально занятым футбольной игрой. И особенно необходимо, мне кажется, это сделать сейчас, когда еще свежи впечатления от футбольных боев на полях Мексики и вместе с тем уже пришло время их осмыслить.

Нужно иметь в виду, что призыв к наступательной игре сам по себе вполне понятен и правомерен, однако только до тех пор, пока он не переходит из эмоциональной сферы любителя футбола в сферу теоретической тактики и тактической практики игры. Теория приоритета наступления в футбольной игре как бы увенчала приоритет чувств и навязчивых идей над здравым смыслом.

Я не знаю, как среагировали изобретатели «приоритета» на футбол, показанный лучшими командами мира на девятом чемпионате мира, но во всяком случае я считаю себя обязанным рассказать о нем тренерам и футболистам, не смотревшим его собственными глазами.

Мы увидели футбольную игру очень высокого напряжения, интенсивность которой достигалась прежде всего тем, что во всех игровых ситуациях на поле одновременно активно и организованно действовало с обеих сторон большое количество игроков.

Мы не видели футболистов, которые в пассивном бездействии ждали бы своей очереди «поиграть в футбол».

Нет, энергетика на чемпионате мира была на высшем уровне.

Это был умный футбол, в котором талант и мастерство были помножены на число и труд игравших футболистов.

Это был гармоничный футбол, в котором ни атака, ни оборона не выпячивались в игре грыжей приоритета.

Вот поэтому‑то мы и не увидели на девятом чемпионате мира ни наступательного и ни оборонительного футбола, в которых один из компонентов игры подчиняет себе игру в целом, нарушая ее тактическую цельность как искусства атаки и обороны.

Основным моментом, определившим характер и содержание футбола на чемпионате мира, было стремление почти всех команд действовать большим числом игроков как в обороне, так и в наступлении, что приводило к концентрации большого количества игроков то на одной половине поля, то на другой. При этом тактика массированных действий сочеталась с применением индивидуальных методов игры, в частности обводки противника.

Таким образом, средства коллективной игры и индивидуальной, т. е. тактика численного превосходства и ее опровержение индивидуальным мастерством, не противостояли как методы один другому, а взаимно дополняли друг друга, осмысливали и усиливали их эффективность.

Кроме того, нельзя было не заметить очень бережного отношения к мячу в игре всех ведущих команд в смысле его сохранения в распоряжении команды и старания его не терять. За редким исключением, ни один игрок не шел на риск потерять мяч без достаточного к тому основания. Именно это бережливое отношение к мячу и определило характер основного тактического элемента коллективной игры – системы передач мяча, т. е. игры в пас.

Понять это явление не трудно, так как чем выше класс играющих команд, тем больше преимущества получает команда, владеющая мячом.

Приверженцы приоритета атаки могут стрелять из лука или играть в кегли – там только атака и никакой обороны. Там можно наслаждаться чистой стихией наступления, не оскверненной страстью сопротивления и разрушения.

А футболисты и тренеры должны точно понимать, что победа команды определяется не абсолютным количеством забитых ею мячей, а только и единственно разницей забитых и пропущенных, а потому «ноль в свои ворота», который исключает возможность проигрыша команды и максимально увеличивает возможность ее выигрыша, является для них такой же достойной заботой, как и голы в ворота противника.

Вот поэтому‑то мы и не увидели на чемпионате мира ни наступательного, ни оборонительного футбола, когда один из компонентов игры главенствует в игре и нарушает гармоничность игры в целом, как искусства атаки и обороны.

Мы увидели в Мексике футбол, который прежде всего отличался большой интенсивностью борьбы на всем пространстве игры, в котором массированные действия команд в атаке и в обороне сочетались с мастерством индивидуального преодоления противника.

В заключение необходимо сказать и о нашей сборной. В какой футбол она играла, каков класс ее игры и могли ли наши футболисты выступить лучше?

Прежде всего, мне кажется, что было бы неверно жаловаться на несправедливость занятого нами места, которое в общем‑то соответствовало возможностям команды. Я не исключаю при этом случайностей в спортивной борьбе, которые могли бы позволить нам встать чуть повыше на иерархической лестнице мирового футбола.

Я не думаю также, что могли быть сделаны такие ошибки в подготовке команды, которые лишили нас призового места в мексиканском турнире. Нет, мне кажется, наша сборная команда отразила в себе весь наш сегодняшний футбол, уж очень бедный выдающимися игроками. Ведь если составить список из двадцати лучших футболистов мира на основании игр девятого чемпионата, то только один Шестернев имел бы вероятность попасть в него.

Игра в пас и система игровых связей в нашей команде были, быть может, наиболее слабым местом. Здесь мы заметно уступали противникам как в технике исполнения передач мяча, так и в остроте и тактическом разнообразии их содержания.

Именно это обстоятельство ослабило возможности творческой, комбинационной игры команды, лишало ее прочной игровой инициативы и облегчало задачу обороняющихся противников. Тем самым в ряде случаев оказывались несбалансированными наступательные и оборонительные действия нашей сборной.

1970

 

О НЕМ ВСПОМИНАЮТ

 

Юрий Арутюнян.[7] Тренер

 

Нужен ли в рассказе о нем какой‑либо интригующий читателя заголовок? Думается, что нет. Тот, кому футбол знаком, если и нуждается в каком‑либо дополнительном представлении, то в очень коротком.

Несведущему же, в первый раз услышавшему фамилию «Аркадьев», скажу, что этот человек сумел соединить в себе сразу несколько прекрасных умельцев – педагога, психолога, тренера, а если обобщить сказанное, является энциклопедически образованным человеком, владеющим, кстати сказать, и кистью художника тоже!

Вот сколько дарований, по скольким дорогам мог бы пойти за своей Синей птицей этот удивительный человек, предпочтя, однако, всем профессиям стезю футбольного тренера. Стезю ох какую нелегкую, ибо идти по ней – все одно что по тонкому льду: семь раз подумаешь, прежде чем, сделав шаг, рискнешь отмерить следующий.

Но, насколько мне известно, он никогда не жалел о своем выборе. Жалел, наверное, как все по‑настоящему творческие люди, только о том, что не все им задуманное получилось так, как первоначально виделось. А в нем всегда жил художник, хотя он редко в последние годы подходил к мольберту.

Эскизы, эскизы, эскизы… Их бывает десятки, сотни. И хорошо, если удача посетит творца и картина, рожденная его воображением, после последнего, подчас ударного мазка кисти заиграет всеми красками, вызвав радость от общения с прекрасным у смотрящего и удовлетворение у живописца!

Если сказанное перевести на всегда эмоциональный язык спорта и как одно из его производных – язык футбола, хотя оба определения, возможно, и потревожат ухо тонкого стилиста, то Борис Андреевич Аркадьев, тренер команды ЦДКА (как она при нем называлась), мог бы сказать о себе без ложной скромности, что созданная его руками «команда лейтенантов» действительно ему удалась!

Удалась…

Как легко, однако, зафиксировать результат содеянного, тем паче что он победный, и куда как трудно объяснить природу такого успеха.

Да, не просто создавался ансамбль мастеров, не оставлявший равнодушными даже тех, кто случайно попадал на стадион, – так изящно, четко, красиво играли армейцы, радуя трибуны такими голами, что репортерам, наверное, не хватало восклицательных знаков, чтобы передать на бумажном листе бурю восторгов.

Если бы в футболе было принято записывать отдельные ходы игроков, наиболее яркие, остроумные комбинации, как, скажем, в тех же шахматах, какие великолепные образцы тактического и стратегического искусства остались бы нам в наследство от той знаменитой команды армейских футболистов!

Сейчас зритель вряд ли удивится, видя, как нападающие, развивая атаку, разыгрывают так называемую стенку: владеющий мячом игрок сразу, в одно касание, отдает мяч партнеру, а тот, не мешкая, возвращает его ему обратно. В 40‑50‑х годах этот прием считался новинкой, одной из тех, что была найдена Борисом Аркадьевым. Им же введены в футбольный обиход прием скрещивания, игра со сменой мест нападающими, комбинированные защиты и многое другое, что прочно вошло в учебники футбола, стало привычным и не вызывает ныне былого интереса.

Футбольный мудрец Аркадьев, не уставая искать кратчайшие пути к воротам соперников, а замки – к своим, всегда заботился о красоте линий, гармонии рисунка игры своего ансамбля. Радуясь победам воспитанников, он мерил их достижения очень высокой меркой. И когда с его уст срывалась короткая реплика: «Спасибо, друзья, за игру! Получилось, кажется, очень даже неплохо…» – то было высшей похвалой для каждого, будь то известный мастер либо дебютант. Последний, сами понимаете, бывал просто окрылен такой похвалой.

Борис Андреевич нередко говорил на разборах матчей, что большие футболисты, как и большие артисты (чаще других он говорил о мастерах цирка), потому и воспринимаются таковыми зрителями, что последние охают и ахают, видя, как работают на туго натянутой проволоке под куполом воздушные гимнасты и балансеры, но не ощущают всей трудности и рискованности демонстрируемого номера. Улыбка не сходит с лиц артистов все время, что они находятся на манеже.

Легкость, непринужденность исполнения плюс непременно стабильность выступлений – первейший признак класса, не уставал напоминать своим подопечным Аркадьев.

Опытнейший педагог, он так строил занятия, что ни один урок у него не походил на предыдущий, хотя нередко в обоих случаях решалась одна и та же задача.

Я частенько бывал на его тренировках и могу засвидетельствовать, что каждый раз видел заинтересованные лица игроков, удивить которых было в общем‑то трудно.

…Дело было зимой. Зная, что, соскучившись по мячу, игроки ждут не дождутся, когда последует команда: «Прошу взять мячи!» – Аркадьев тем не менее не спешил, понимая, что в январе большую часть уроков следует отводить на восстановление физической кондиции футболистов.

А тренировки с набивными мячами, или, как их тогда частенько называли, медицинболами, он считал одним из эффективных вспомогательных средств силовой подготовки. Но попробуйте акцентировать внимание, пробудить интерес к занятиям у многократных чемпионов и призеров страны, игроков, обласканных спортивной славой, в чем‑то избалованных вниманием прессы…

Тренировка шла, как мне показалось, несколько монотонно. Аркадьев наверняка тоже заметил это, и вскоре в зале раздался его громкий голос:

– Попрошу всех ко мне! Я забыл вас спросить вот о чем, друзья. Вы держите в руках набивной мяч, проделываете с ним упражнения с отягощением для укрепления, в частности, групп мышц плечевого пояса. Так вот, знает ли кто‑либо из вас, что находится внутри этого предмета?

– Песок, наверное, чему ж там еще быть! – уверенно ответил левый крайний команды Владимир Демин, посчитав, очевидно, уж больно легким, детским заданный вопрос.

– Так думает Володя Демин. А как считают остальные? Есть ли другие предложения?

– Не тряпьем же он набит, – высказал свое мнение правый полусредний Валентин Николаев, прозванный за свою поразительную выносливость «бомбардировщиком дальнего действия».

– Хорошо, подведем черту гипотезам, – заметил тренер. – В каждом из мячей находятся спрессованные сухие морские водоросли.

Я заметил, как в глазах игроков замелькали огоньки разбуженного любопытства.

– Ну и что с того, какое там у него нутро? – спросил центральный защитник Иван Кочетков, полагая, что содержимое набивного мяча мало что изменит в его отношении к предмету, который все равно не подпрыгнет, ударь им об землю…

– А то, Ваня, что, бросая мяч друг другу, вы, разумеется, не замечаете, что мельчайшая, почти невидимая пыльца зеленоватого цвета, оказавшись вместе с мячом возле ваших лиц, попадает в легкие, благотворно действуя на дыхательные пути. Иными словами, вы как бы сразу одним выстрелом убиваете двух зайцев – развиваете мышечную силу и тренируете свой дыхательный аппарат!

Итак, попрошу обе шеренги отойти друг от друга на пять метров, нет, больше пока не надо. Будете выполнять бросок от плеча партнеру. По четыре раза каждый. Затем расстояние увеличите примерно на метр‑полтора. И так до моей последующей команды!

Что тут началось!

Мне редко когда удавалось видеть, чтобы с таким рвением могли заниматься в общем‑то не очень сложными упражнениями звезды футбола. А вот небольшая «изюминка» сделала урок сразу же очень эмоциональным, подняла настроение, игроки задвигались, старательно выполняя то, что поначалу им казалось скучным и малоинтересным.

После урока я спросил Аркадьева: что, в этих мячах действительно заключены столь чудодейственные травы? Несколько смущенно улыбнувшись, он ответил, что педагогу иногда, дабы добиться желаемого, приходится пускаться на кое‑какие профессиональные хитрости, «святую ложь».

– Считайте, что вы были свидетелем одной из них. Взрослые, а тем паче если они спортсмены, в чем‑то остаются детьми, и чтобы игра, даже очень любимая, не приедалась им окончательно, следует, по моему мнению, ее несколько разнообразить, не изменяя, естественно, самих правил. В противном случае труд педагога может пойти насмарку.

Не знаю, заметили ли вы, – продолжал Аркадьев, – как умеют наши игроки включать как бы дополнительные скорости после удара гонга (в нашем футболе было правило, согласно которому за пять минут до окончания матча на стадионе раздавался удар гонга – Ю. А.). Но именно в этом микроотрезке матча мы старались забить гол. Не всегда нам это удается. И все‑таки, попадая в положение команды, которой приходится отыгрываться, как говорится – драться за ничью, мои игроки в пяти случаях из десяти способны поразить цель: срабатывает привычный двигательный стереотип!

И вообще, кто сказал, что с чемпионами легко работать?! Очень, очень трудно. Но… ужасно интересно! Я, знаете ли, иногда с ними очень воюю. Любя, разумеется, но воюю…

Мне вспомнились эти слова Аркадьева и он сам, когда, анализируя проигрыш команды «Спартаку», тренер, разобрав несколько характерных эпизодов, заметил, обращаясь к защитникам:

– Мало того, что вы все почти без боя отдали инициативу и до конца не боролись за мяч. Вы позволили сопернику на последних минутах матча вести игру на удержание счета. Скажу больше: у меня иной раз складывалось впечатление, что он, попросту говоря, издевается над вами, не позволяя дотронуться до мяча. А Сергей Сальников – тот вообще, по‑моему, умышленно не забил нам одиннадцатиметровый. А он‑то, сами знаете, редко когда не забивает их…

Последний упрек был, на мой взгляд, самым коварным ударом тренера по самолюбию игроков. И я, будучи свидетелем этой сценки, признаться, подумал: не изменило ли Аркадьеву чувство меры, не переборщил ли он в данном случае?

– Иногда это идет на пользу, – как бы угадав мои мысли, ответил тренер. И продолжал: – Проигрывать тоже надо уметь достойно, сохранив свой престиж, лицо клуба и – это главное – не поступясь характером!

Об Аркадьеве, как, пожалуй, ни об одном другом футбольном тренере, ходило немало самых разнообразных толков. Говорили, например, даже в среде его коллег, что, препарировав футбол на отдельные части, найдя в привычном, знакомом немало нового и введя это новое в практическую игру, сам Аркадьев оставался этаким недосягаемым мудрецом и, словно айсберг, возвышался над игроками, подмяв даже известных, знаменитых своим авторитетом.

Таким излишне властолюбивым футбольным режиссером пытался изображать его и кое‑кто из нашей пишущей братии. Мнение, на мой взгляд, мягко говоря, явно ошибочное, совсем не соответствующее истинному положению вещей.

Аркадьев был и остается до сих пор в нашем футболе личностью, причем очень заметной. Очевидно, как и у каждого человека, мастера своего дела, у него бывали ошибки и просчеты. Кстати сказать, не имей он их, не было бы и самого Аркадьева, признанного нашего футбольного авторитета!

Нет, у него слова никогда не расходились с делом! И заявляя, что ему работать с чемпионами и архитрудно и ужасно интересно, он не противоречил самому себе и не сказал это ради красного словца. Покой ему действительно только снился…

Как‑то в одной из наших бесед он привел высказывание известного английского тренера (не запомнил его имени), сказавшего о своей профессии так: «Если бы моя команда все время побеждала, я бы переменил свою профессию».

– Парадокс?

– В известной степени да. Не знаю, как мои коллеги, лично я готов подписаться под аналогичным заявлением! – воскликнул Аркадьев, озорно блеснув глазами и как бы приглашая меня присоединиться к его мнению. И, расшифровывая смысл сказанного, добавил:

– Поражение конечно же всегда неприятно, не стану лукавить и оригинальничать. Но поражение от очень сильного соперника, переигравшего твою команду, что называется, по всем статьям, дает такую пищу уму и мне, тренеру, и моим футболистам, что невольно служит неким незримым моральным допингом, заставляющим нас не только искать разгадку случившегося, но и рождает новые идеи, ранее дремавшие где‑то в подсознании, а вот теперь, после стрессовой ситуации (поражение – это всегда стресс!), нашедшие выход в творческой активности тренера, а значит, побуждает интенсивнее тренироваться и самих футболистов!

Все теоретические разработки Аркадьева, поиски гармоничной, зрелищно красивой игры проверялись им на практике. Его отношение к футболу всегда носило характер творческий, новаторский. Как и многие его коллеги, приняв систему «дубль‑ве», он с присущей ему пытливостью начал искать, и вскоре нашел, несколько усилений, и в частности такое интересное, как игра «сдвоенным центром нападения», где Григорий Федотов и Всеволод Бобров были непревзойденными исполнителями.

Новинкой по тому времени было великолепное применение всеми армейцами так называемого недоданного паса. Суть этого приема заключалась в том, что принимавший мяч, упреждая его приход в свой адрес, резко выходил из‑за спины своего опекуна навстречу мячу, опережал своего соперника и тем самым выигрывал драгоценные секунды для дальнейшего продолжения атаки, начатой его партнерами.

В исполнении команды армейцев такая игра выглядела не только эффектной, но и эффективной и, что самое главное, постоянно держала в напряжении оборону конкурентов. Беспрерывное маневрирование, смена места нападающими, изменение направления ударов – все это вкупе так дезорганизовывало обороняющихся, что, в конце концов ошибаясь, они не успевали помешать прицельным ударам форвардов ЦДКА, каждый из которых был настоящим мастером своего дела.

А каким тонким психологом и футбольным сердцеведом бывал Аркадьев! Как‑то после разбора очередного матча он сказал, обращаясь к команде:

– Замечаний у меня больше нет. Но есть одна просьба к нескольким игрокам – называть их не стану. Те, о ком пойдет речь, сами поймут, в чем их вина перед коллективом, а остальных прошу быть внимательными, ибо сказанное будет, я полагаю, полезно всем. Давайте договоримся, друзья, вот о чем. Я понимаю, что все мы молодые, здоровые парни и, разумеется, можете, имеете полное право располагать своим свободным временем, досугом так, как сочтете это необходимым. Я не призываю вас к монашеской жизни, к воздержанию от дружеского застолья и прочих обычных вещей. Но хочу заметить тем, кто почему‑то решил, что, злоупотребляя спиртными напитками с последующим интенсивным выпариванием грехов в парной, они не приносят вреда своему организму. Кто так считает – глубоко заблуждается, более того, он, попросту говоря, укорачивает свой спортивный век!

Игроки, смущенно переглядываясь, молчали.

– Вместо того чтобы снять усталость после труднейшего матча, – продолжал Аркадьев, – а баня в разумных Он и сейчас остается эталоном воспитателя футбольной семьи, являя собой, всей своей деятельностью пример истинно творческого отношения к делу. Его можно смело, без каких‑либо натяжек считать классиком нашей футбольной педагогики.

Что касается достижений Аркадьева‑практика, то его активу могут позавидовать самые удачливые коллеги. В 1940 году он привел к победе в чемпионате страны московское «Динамо». Еще большими успехами отмечена работа Бориса Андреевича в коллективе армейских футболистов. Трижды подряд, в 1946, 1947 и 1948 годах, они становились чемпионами страны и четырежды завоевывали Кубок СССР!

Остался верен себе Аркадьев и тренируя московский «Локомотив». Под его началом футболисты‑железнодорожники в 1957 году, спустя двадцать лет после завоевания Кубка страны (1937 год), второй раз стали обладателями почетнейшего приза!

Все эти достижения говорят сами за себя и в дополнительных комментариях вряд ли нуждаются. Добавить к сказанному нужно, пожалуй, лишь то, что победы были одержаны учениками Бориса Аркадьева в очень красивом, рациональном стиле.

1984

 

Сергей Шмитько. «Приезжайте в одиннадцать ноль‑ноль»

 

Из всех футбольных тренеров – пожалуй, не только в нашей стране, но и за рубежом – Борис Андреевич Аркадьев и до сегодняшнего дня остается непревзойденным теоретиком, автором уникальной книги «Тактика футбольной игры», увидевшей свет еще во времена системы «дубль‑ве», специалистом, три десятилетия назад заговорившим об универсализме игроков и интенсификации игры.

Чего стоит, например, одна лишь статья Аркадьева «Об универсализме в футболе», опубликованная в журнале «Физкультура и спорт» еще в 1951 году! Невозможно удержаться, чтобы не привести некоторые выдержки из этой статьи. «Универсализм игрока, – писал тогда Аркадьев, – это прежде всего его универсальное понимание игры, ее общей тактики в сочетании с техническим умением и физической способностью провести эпизод или даже отрезок игры на любом месте в команде и в любом тактическом плане… Стало совершенно невозможным, например, для нападающих или защитников ограничиваться умением играть только на краю или только в центре. А стремление атаковать и обороняться возможно большим количеством игроков заставляет полузащитников приобретать навыки и качества нападающих и защитников, а нападающих и защитников – навыки и качества полузащитников…»

А почти четверть века спустя полузащитник киевского «Динамо» Владимир Веремеев, у которого я брал интервью, говорил: «Сейчас меняются функции всех игроков. Каждый должен уметь на какой‑то промежуток игрового времени заменить партнера на любом участке поля. Сильный игрок в сильном клубе обязан на шестьдесят процентов знать функции любого другого игрока». И, нужно сказать, эти слова Веремеева звучали… откровением, потому что и по сей день, даже в некоторых клубах высшей лиги, большинство футболистов нередко еще выполняют какую‑либо одну игровую функцию.

В самом деле, отмечая успешные выступления киевского «Динамо» в европейском Кубке кубков и Суперкубке, специалисты и футбольные обозреватели подчеркивали, что в этом клубе нет резкого разделения игроков на защитников, полузащитников, нападающих. А вот что писал Аркадьев в уже упомянутой статье: «Подобно баскетболисту, каждый игрок в футболе должен уметь ежесекундно переключаться с наступательной игры на оборонительную и наоборот».

Осенью 1987 года, сидя на трибуне рядом с одним из известных наших тренеров, я услышал такое его высказывание:

– До каких же пор вратари будут бездумно выбивать мяч в поле?! Ведь соперники находятся лицом к приземляющемуся мячу, легче им завладевают и начинают атаку…

После этого я опять заглянул в аркадьевскую статью: «Разве мы не требуем даже от вратаря точных посылов мяча своим партнерам, чтобы его команда могла бы сделать на несколько организованных попыток наступления больше, чем при неадресованных посылах мяча в поле?»

Любопытно, что некоторые современные игроки еще несколько лет назад, подчас наперекор тренерским наставлениям, своевольно утверждали «свою» манеру игры. Так, Евгения Ловчева, когда он играл левым защитником в «Спартаке», упрекали за чрезмерное увлечение вылазками вперед и называли подобные действия чуть ли не «самоуправством».

Помню, как Ловчев не соглашался.

– Не так‑то это все просто, – сказал он тогда мне, – персональная опека, позиционная игра, предугадывание ходов… Кажется, еще Борис Андреевич Аркадьев говорил, что место крайнего защитника самое трудное. Все зависит от того, каков этот защитник. Один ограничивается тем, что только разрушает. Другой же, овладев мячом, стремится создать партнерам наилучшую возможность для ответного наступления. Третий успевает не только разрушить и создать, но и принять участие в завершении атаки…

Рассказывают, что, когда в издательстве «Физкультура и спорт» готовилась к печати книга английского специалиста Эрика Бэтти «Современная тактика футбола», безусловно заслуживающая пристального внимания, редактор решил обратиться к Аркадьеву с просьбой написать предисловие к этой книге.

Через несколько дней Борис Андреевич пришел в издательство и положил на стол прочитанную рукопись. Предисловия он не написал. Отвечая на недоуменный взгляд редактора, шутливо заметил:

– Лучше переиздайте мою «Тактику футбольной игры». Там обо всем этом, – он показал на чужую рукопись, – уже все сказано…

Мне кажется, это была не просто шутка. А «Тактика футбольной игры» Аркадьева действительно вот уже сколько лет считается в футбольных кругах библиографической редкостью.

Признаться, как журналист, пишущий преимущественно на футбольные темы, я всегда мечтал о встрече с Аркадьевым, но и всегда ее побаивался. В этой боязни, наверное, было болелыцицкое начало, память далеких послевоенных лет, когда ни одного свободного местечка не оставалось на трибунах и каждый матч становился настоящим праздником футбола.

Что и говорить, в те годы армейский клуб был намного сильнее остальных. В ЦДКА играли Григорий Федотов, Всеволод Бобров, Иван Кочетков, Владимир Никаноров… И тренировал их Борис Аркадьев!

У меня сохранился вырезанный из «Огонька» снимок, запечатлевший группу футболистов в полосатых рубашках и рядом с ними господина в цилиндре – очевидно, тренера. Поражала воображение подпись: «1916 год. Команда «Унитас». В первом ряду – М. Бутусов. Во втором ряду – Б. Аркадьев».

В том, 1916 году Аркадьеву было семнадцать лет. И еще двадцать сезонов, вплоть до 1936 года, провел он на футбольном поле. Потом в течение тридцати с лишним лет тренировал немало команд. Под его руководством становились чемпионами страны московские динамовцы, пять раз – ЦДКА; три раза побеждали в Кубке СССР армейцы, один раз – московский «Локомотив».

Тренерское имя Аркадьева по праву стало самым авторитетным, самым уважаемым именем в нашем футболе.

И вот, оказывается, просто однажды нужно было решиться: снять телефонную трубку, набрать его домашний номер, представиться и попросить назначить день и час встречи.

– Приезжайте завтра, в одиннадцать ноль‑ноль, – услышал я в трубке, мягкий, доброжелательный голос Аркадьева.

И не верилось, что через два года ему исполняется восемьдесят… Кое‑кто из коллег предупреждал меня – неумолимое время не пожалело и Аркадьева и что сейчас он уже не так пристально следит за футболом, да и вообще, мол, пришли другие времена, взошли другие имена…

Все это так, но «приезжайте завтра, в одиннадцать ноль‑ноль»… Заметьте, срок назначен скрупулезно, звучит как приказ, значит, никаких послаблений не допускает он ни самому себе, ни тому, кому назначает встречу. И не хочется говорить о нем «пенсионер». Он – живой классик футбольного искусства. Патриарх тренерского дела. А может, совсем просто – Борис Аркадьев.

Дверь открывает сам Борис Андреевич. Он – в ковбойке, в шерстяных спортивных брюках. Усаживает в кресло рядом с небольшим аквариумом. Сверху аквариум прикрыт стеклом. По квартире бродит молодой кот. Это от него защищены стеклом рыбки…

В комнате, где мы разговариваем, на стенах нет никаких спортивных вымпелов, никаких подаренных футбольных мячей, разукрашенных подписями игроков, никаких призов и грамот.

Все очень просто – письменный стол, книжный шкаф, аккуратно застланная кровать. Даже намека никакого на бывшую специальность хозяина, заслуженного мастера спорта, заслуженного тренера СССР.

И говорит он поначалу все больше о зверях, об удивительной красоте Индонезии, где когда‑то побывал вместе со своей футбольной командой и где ночью в номер гостиницы к нему через открытое окно забралось несколько мартышек. «А в это время во дворе гостиницы, представляете, ходил леопард!»

…Когда Аркадьев задумывается, я невольно ловлю себя на мысли: «А не в тягость ли ему объяснять сейчас мне все то, что он уже давным‑давно объяснил и доказал на футбольном поле, в своих книгах и статьях?»

Однако Борис Андреевич расположен к разговору, шутит и как‑то очень весело смеется. Чувствуется, что он в курсе футбольных событий, но отмечает для себя лишь главное.

Его не волнуют околофутбольные страсти, нередко подменяющие подлинную озабоченность футболом сиюминутной жизненной выгодой. Нетворческих тренеров и игроков он, как мне показалось, вообще не держит в своей памяти. Зато слова «искусство», «мастер», «тактик» произносит таким тоном, что невольно содрогаешься, словно при созерцании какого‑нибудь шедевра.

Аркадьев считает, что сейчас в нашем футболе становится все меньше исполнителей высокого класса.

– К сожалению, футбол перестал быть всепоглощающей страстью мальчишек, – говорит Борис Андреевич. – Правда, я не хочу ставить это им в вину – таков уж сегодняшний дух времени, когда у мальчишек хватает иных увлечений и забот. И все‑таки тому, кто решил посвятить детство, юность и молодость футболу, разбрасываться, отвлекаться на что‑нибудь другое нельзя. Очевидно, мальчишек нужно учить футболу так, как учат, скажем, ребят в балетной школе. И с такого же возраста. В балетной школе у шести‑семилетних девочек и мальчиков ножки ниточки, а они уже танцуют! Разве можно сравнить уровень их обучения с занятиями в футбольных группах подготовки? Техническими навыками можно овладеть только в раннем детстве. В команде мастеров техническое умение, если его нет, набирать поздно…

– Борис Андреевич, кажется, в предвоенные годы никто мальчишек специально футболу не обучал…

– Петр Дементьев – все его ласково называли Пека – был страстно предан футболу с семи лет. Он был виртуозом обводки до зачисления в команду мастеров. А когда я впервые увидел высокого тоненького паренька с ногами «иксом» – это был Всеволод Бобров, – то не мог не восхититься его искусством обманных движений. В ЦДКА все нападающие были разные: Федотов, Николаев, Гринин, Демин… Потом появился Бобров, который в искусстве обводки превзошел всех. Его «проходимость» была наивысшей. Для меня он до сих пор остается уникальным дриблером.

– А какое впечатление на вас производит киевлянин Олег Блохин?

– Отличный нападающий, проделывающий в каждой игре большую и полезную работу. Не знаю, может, это покажется странным – по‑моему, киевское «Динамо» играет хуже своих игроков. Я имею в виду наличие исполнителей, которые могли бы обеспечить более сильную игру этому клубу. У нас почему‑то порой забывают, что организация коллективной игры не является самоцелью. Напротив, она лишь средство для наилучшего использования индивидуальных возможностей игроков. В этом ее единственный смысл. Звучит несколько еретически? Но это так.

Многое не нравится, не устраивает Аркадьева в сегодняшнем футболе, и в первую очередь, как он сам выразился, «его неустроенность»…

Самую серьезную озабоченность вызывает у Бориса Андреевича и дальнейшая судьба игроков, закончивших выступления на футбольном поле. Здесь Аркадьев по‑отечески чуток и готов помочь каждому ветерану найти себя в новой жизни – иначе говоря, на тренерском поприще.

– Знаете, что постоянно отравляло мою тренерскую работу? – спрашивает он, глядя куда‑то за окно, на по‑зимнему голые ветки деревьев. – Сострадание к стареющим игрокам. И я грешил: иногда передерживал в команде стареющего футболиста. Вне поля он оставался полным сил, цветущим, красивым, здоровым. Это очень тяжело – видеть мастера, когда ему далеко за тридцать…

Аркадьев прикрывает глаза, некоторое время сидит неподвижно. Пора прощаться. Я вспоминаю огоньковский снимок и задаю последний вопрос. Спрашиваю, смог бы «Унитас» (ведь как‑никак в нем тогда играли и братья Бутусовы, и Борис Аркадьев!) побороться с какой‑нибудь нынешней нашей командой, допустим, первой лиги?

На лице Аркадьева будто кто‑то вмиг разгладил все морщины. Взгляд его становится острым и насмешливым (нет, недаром все‑таки «одиннадцать ноль‑ноль, жизнь прекрасна!» – говорит его взгляд).

– А что, думаю, игра получилась бы интересной…

1978