Глава 23. И целая жизнь впереди

Джоан Говард нервно металась по коридору лондонского особняка из стороны в сторону. Она ожидала вестей от своего мужа. Практически всё было готово для визита короля Генриха VIII в Османскую Империю, но готов ли сам монарх идти на контакт с турецким султаном? Несомненно, возможный союз между двумя великими державами многое изменит в политической жизни всего мира. Но герцогиня Норфолк преследовала свои цели из этой посольской миссии – Нигяр Хатун всё ещё жила надеждой разыскать дочь или хотя бы узнать правду о её судьбе.

Со стороны парадного входа раздались шаги. Томас Говард, герцог Норфолк, возвратился домой в приподнятом настроении. Всё складывалось вполне удачно, по крайней мере, для него.

- Милейшая жёнушка, - обратился он к супруге, - наше предприятие увенчалось успехом. Король готов ехать в Стамбул хоть этим вечером. Послание султану будет отправлено сегодня же. Я включён в состав делегации, так что у вас появилась возможность вновь пообщаться со своими прежними хозяйками, со всеми сразу. Безбожник Кромвель своей мерзкой рожи османским чиновникам не покажет, что, разумеется, плюс. Теперь Франциск глубоко пожалеет о том, что перебежал на сторону Карла!

- Это очень приятная новость, милорд. – вежливо улыбаясь ответила Нигяр.

- Кстати, вы говорили с моим сыном насчёт поездки?

- Да, я беседовала с Генри, но он…

- С сэром Генри. – холодно поправил Томас жену.

- Сэр Генри заявил, что не имеет ни малейшего желания знакомиться с варварами. Так и сказал. – подавляя в себе горечь от обиды, Нигяр умолчала о том, что пасынок прибавил к вышесказанному: «У меня достаточный опыт общения с ними».

- И где он сейчас?

- Утром отбыл в Суррей охотиться. Сказал, что по пути заглянет в Ламберт, повидаться с вдовствующей герцогиней Агнессой и любимой кузиной Кэт. То есть, леди Кэтрин.

Томас покачал головой. Ничего предосудительно в том, что сын отказался от вояжа в экзотическую строну, он не увидел.

- Что ж, если Генри не хочет, я не стану его уговаривать. – произнёс он.

Понимая, что шансы её ничтожно малы, Нигяр решила предпринять попытку заговорить с супругом на одну щекотливую тему. Герцог приходил в холодное бешенство всякий раз, когда она поднимала её, но раз уж им предстоит столь значимая поездка, то, пожалуй, можно и напомнить о ней. Бывшая калфа собралась с духом и обратилась к мужу.

- Томас, могу я попросить вас кое о чём? – спросила она с надеждой в голосе.

- Проси о чём угодно. – ответил тот. – Но если дело касается твоего незаконнорожденного ребёнка, лучше воздержись от просьб.

- Милорд, вы же знаете, что единственное, чего я хочу – это дознаться о судьбе моей дочери. – Нигяр старалась быть настойчивее. – Ничто другое на этом свете меня не волнует.

- Даже честь моего рода?

- Я уважаю честь вашего рода, но моя дочь – единственное, что есть в моей жизни.

- Не надо жалобить меня рассказами о бастарде.

- Моя дочь – не бастард! Кто придумал делить плоды любви между мужчиной и женщиной на законных и незаконных? Дети есть дети, и нужно радоваться просто их наличию. И честь вашего рода здесь совершенно не при чём.

- То есть, тебе наплевать?

Когда Томас плавно и не очень переходил на тему чести дома Говардов, у бывшей калфы всё обрывалось внутри. Так и в этот раз бедная женщина почувствовала, как её ладони холодеют, а лоб покрывается испариной. Она не могла определить, что страшнее, когда супруг орёт на неё, или когда он ядовито шипит ей в лицо, словно змей, как в этот раз.

- Джоан, какая же ты глупая. – процедил герцог. – Ты видишь чёрное, ты прекрасно понимаешь, что оно чёрное, но всё равно утверждаешь, что оно белое. Как бы ты не старалась отбелить происхождение своей дочери, ты никогда не сможешь отменить того факта, что она родилась от внебрачной связи. В любой стране, как на Востоке, так и на Западе, девчонка будет считаться незаконнорожденной. Я не допущу, чтобы бастард носил мою фамилию и жил под моей крышей. Хоршем – не приют для ублюдков. Почему бы тебе для собственного спокойствия не признать, что ребёнок мёртв и оставить столь бессмысленную затею его поисков?

Говард развернулся и собрался было уходить. В порыве отчаяния Нигяр плюхнулась на колени перед мужем и схватила его за руку. Она заглянула ему в лицо.

- Томас, скажите, что делали бы вы на моём месте, если бы некто из королевской семьи разлучил бы вас с Генри или с Мэри?

- Я не знаю, что ответить. – спокойно произнёс Томас, поднимая Джоан на ноги. – Сам лично я не рожал ни Генри, ни Мэри.

Это означало одно – в Стамбуле Нигяр придётся рассчитывать лишь на одного человека. На саму себя. Что ж, по крайней мере, само возвращение в Османскую Империю перестало быть для неё одной только задумкой.

***

В связи с последними событиями, произошедшими в Стамбуле, английская посольская миссия задержалась в столице Османской Империи ещё на один день. Проводы Френсиса Дойла в последний путь были довольно скромными, но при этом на них присутствовала целая толпа народа, как с английской, так и с турецкой стороны. Тело графа Кэмберленда сожгли на погребальном костре, а урну с прахом отдали Нигяр, решив, что именно она больше всех заслуживает этого. Джоан Говард не нашла ничего лучшего, чем развеять прах погибшего друга над морем, над тем самым морем, которое когда-то свело их вместе. Облачившись в платье простолюдинки, Нигяр долго стояла на причале, вглядываясь в волны, растворяющие в себе пепел. Устав долго стоять на одном месте и мысленно простившись с Френсисом, бывшая калфа обернулась к Матракчи, находившемуся неподалёку.

- Теперь всё окончилось. – тихо промолвила она. – Больше с Оманской Империей меня ничто не связывает.

- Как же ты будешь жить в Англии одна?

- Я не одна, Насух Эфенди. Кадер со мной. Я воспитаю из неё образцовую англичанку, но помнящую о своём происхождении и чтущую предков.

- Но как же твоё сердце, хатун? Ты оставишь его пустым?

- Я как-то говорила об этом, но повторюсь. Никому, кроме моей дочери, моё сердце принадлежать отныне не будет.

Насух тяжело выдохнул и опустил взгляд. Собственно, удивляться здесь было совершенно нечему – после всего, что пережила Нигяр, остаться прежним жизнерадостным и улыбчивым человеком крайне тяжело, а уж тем более, вновь открыть сердце для любви. Да и к чему бы ей задумываться о новом замужестве, после того, как всем стало известно, что герцогиня Норфолк глубоко несчастна в браке?

- Пойдём, хатун, пора возвращаться. – спокойно произнёс Матракчи и протянул бывшей жене локоть, чтобы она могла на него опереться.

По пути к карете, в голову Нигяр пришла любопытная мысль, которая ей самой показалась чрезвычайно забавной.

- Представляешь, Эфенди, а мы с тобой могли бы ходить вот так запросто, как пара. – сказала она с лёгкой тоской.

- Верно. – ответил Насух. – Жаль только, что исправить прошедшее нельзя.

- Послушай, Матракчи, - неожиданно сменив тон, промолвила Нигяр, - поезжай со мной в Англию.

Придворный мастер остановился и в недоумении поглядел на бывшую жену. Та продолжала настаивать на своём.

- Что ты здесь будешь делать один?

- Как что, хатун? Буду ходить в походы с Повелителем, описывать его военные подвиги, делать зарисовки. Иные паши просят меня обучать их сыновей оружейному делу, а ещё я новую книгу писать собираюсь.

- Ты талантливый человек, Эфенди, ты понравишься моему королю. Генрих Тюдор высоко ценит таких людей, как ты. Ты бы мог популяризировать нашу культуру в Европе. К тому же, моя падчерица увлекается геометрией, ей было бы приятно познакомиться с тобой. И кстати, Анна Болейн читала «Хиттаб» и узнала оттуда много нового.

- Та самая Анна Болейн читала «Хиттаб»? – изумился Матракчи.

- Да, именно. – ответила Нигяр. – И ничуть этого не стеснялась.

Наступила пауза. Насуху хотелось было ответить, что он согласен уехать вместе с Нигяр, но что-то останавливало его. Можно было бы попытаться построить отношения с ней ещё раз, но теперь женщина, стоящая рядом, вовсе не та скромная служанка султанского дворца, которую приходилось знать мастеру…

- Езжай со мной, Эфенди. – произнесла герцогиня так, словно просила пить после блужданий по пустыне.

- Я бы поехал с тобой, Хатун, - ответил Насух после небольшого раздумья, - но здесь я нужен Повелителю, он не отпустит меня. Да и как я буду жить в Европе? Ты сменила веру, потому, что от этого зависела твоя жизнь. Я так не смогу. Я верю в чистоту твоих мотивов, но у меня её быть не может. Прости меня за это.

Нигяр глубоко вздохнула и взяла бывшего мужа за руку.

- Ты не думай, что жизнь в Англии изменила меня до неузнаваемости. – мягко промолвила она. – Для всего мира я буду Джоан, я смирилась с этим. Но для самых близких людей я навсегда останусь Нигяр. А кто у меня близкие люди? Лишь Кадер и ты, Эфенди.

- Я не смогу уехать с тобой навсегда, Нигяр Хатун, - ответил тот, - но я почту за честь быть твоим гостем настолько часто, насколько это будет возможно.

Герцогиня приветливо улыбнулась. Всё же компромисс, предложенный Насухом Эфенди, не был плох. Теперь Нигяр могла со спокойной душой возвращаться в Топкапы, где полным ходом шла подготовка к отъезду английской королевской делегации домой…

 

По коридорам туда – сюда носились слуги, таская вещи англичан и укладывая их по каретам. Хозяева прощались со своими гостями по всем правилам гостеприимства – последние тёплые слова, последний обмен подарками на память. Закованную в кандалы Элеонору Фейган посадили в отдельную карету в сопровождении четырёх стражников. Нигяр бродила по дворцу, держа за руку дочь, и вспоминая о том, сколько событий, радостных и печальных, повидала она в этих стенах. Лалек Хатун позаботилась о том, чтобы вещи девчушки перевезли во дворец и погрузили вместе с вещами Нигяр, так что будущая графиня Кэмберленд оставалась спокойной насчёт данного вопроса. Герцог Норфолк изъявил желание ехать в одной карете с сэром Брайаном, освободив, тем самым, жену от своего общества на время поездки. Кадер разглядывала помещения, вытягивая от любопытства шейку.

- Мама, ты вправду здесь живёшь? – спросила она.

- Нет, звёздочка моя. – ответила девочке мать.- Я жила здесь раньше, но сейчас у меня новый дом, и он находится в далёкой – далёкой стране за бескрайним морем.

- А твой дом больше этого?

- Вряд ли больше. Но он тебе обязательно понравится.

- И мы поедем туда?

- Да, сегодня мы сядем на кораблик, и он увезёт нас домой.

Домой… Месяц назад Нигяр не могла назвать Англию своим домом. Но теперь всё изменилось. За последние сутки бывшая калфа поняла, что её дом там, где Кадер, а раз ей милостиво разрешили вернуться в Лондон вместе с дочерью, женщина окончательно признала, что в небольшом государстве на острове на западе Европы она найдёт приют. В тот день, когда испуганная беглянка впервые ступила на английскую землю с борта «Восходящего солнца», родилась новая Нигяр, просто ей понадобились годы, чтобы осознать и принять это…

Из-за угла плавной походкой навстречу Нигяр вышел Сюмбюль Ага, а вместе с ним Шакер Ага и Шакира Хатун.

- Вай-вай-вай, Нигяр Султан, бесподобная и очаровательная Нигяр Султан. – пропел главный евнух, улыбаясь так, что Джоан Говард не могла не улыбнуться в ответ.

- А мы тут проводить тебя пришли. – добавил Шакер, чем заслужил неодобрение со стороны Сюмбюля.

- Цыц! – рявкнул ага, но затем мгновенно сменил гнев на милость. – А мы тут проводить тебя пришли. Все английские господа, кроме короля, уже по каретам садятся, а миледи, видимо, решила остаться.

- Ничего страшного, Сюмбюль Эфенди, - добродушно ответила Нигяр, - скоро я к ним присоеденюсь.

- Миледи, разрешите проводить вашу дочку до кареты? – спросила Шакира Хатун, с нежностью поглядывая на Кадер. – Принцесса Мария настояла на том, чтобы вы ехали в одной карете с ней.

- Конечно, хатун, разрешаю.

Шакира аккуратно взяла Кадер за руку.

- Пройдёмте, юная леди. – вежливо сказала она девочке.

- Нас с мамой повезут на кораблик?

- Да, на большой кораблик.

По пути Шакира оглянулась назад. Сюмбюль получал истинное удовольствие, наблюдая за ней. Нигяр заметила его взгляд, полный тепла и нежности, обращённый к девушке.

- Хороший выбор, братишка… – произнесла она.

- Ещё бы, Сюмбюль влюблён в эту хатун. – сказал Шакер, словно отвечая на вопрос, который только что собиралась задать Нигяр.

- Молчи, толстяк, не то придушу! – завопил Сюмбюль.

- Ага! - угомонила его Джоан.

Как это свойственно ему, Сюмбюль снова заулыбался от уха до уха. Ему было крайне приятно видеть, что Нигяр снова довольна жизнью, и что её жизнь сложилась более – менее удачно. Но через пару секунд широкая улыбка медленно сползла с лица главного евнуха.

- Неужели ты уедешь навсегда? – спросил он, не скрывая серьёзности.

- Да, я приняла решение.

- Будь я султаном, я бы не отпустил тебя с англичанами.

- Зато ты можешь поехать со мной. – предложила Нигяр.

- Бог с тобой, Хатун! – выдохнул Сюмбюль. – Я же пропаду в этой Англии, и трёх дней не протяну, ах! Уж лучше ты останься. Хюррем Султан о тебе позаботится, уж поверь.

Состроив ироничную мимику на лице, Нигяр демонстративно развязала узел на сумочке и извлекла из неё колоду карт.

- Давай сыграем? – предложила она аге. – Если я выиграю, ты поезжаешь со мной. Если ты выиграешь – я остаюсь.

И Сюмбюль, и Шакер нервно переглянулись. Неужели Нигяр стала столь могущественна, что в состоянии выиграть человеческую жизнь в азартную игру? Заметив их смятение, леди Говард рассмеялась. Она вложила колоду в руку Сюмбюлю

- Держи. – сказала она в манере, присущей прежней Нигяр. - Пусть они напоминают тебе обо мне. Только старайся не светить ими почём зря – штука интересная, но опасная.

Главный евнух принял подарок и издал фирменные звуки, похожие на смех. Шакер протянул приятельнице узелок, набитый вкусняшками.

- Вот, хатун, испек специально для тебя и твоей доченьки пирожки.

- Благодарю. – ответила Нигяр и с лёгкой грустью посмотрела на своих прежних товарищей. – Я никогда вас не забуду.

- Хатун, ты напишешь нам из Англии? – полюбопытствовал Сюмбюль. – Хотя бы раз?

- Не сомневайся в этом.

Настал момент расставания. Нигяр нежно чмокнула на прощание сперва Сюмбюля, затем Шакера, и поспешила на выход. Слуги Топкапы знали, что в эти секунды видят свою бывшую коллегу в последний раз. Но как только Нигяр скрылась за углом, Сюмбюль схватил за руку готового расплакаться Шакера и сорвался на крик.

- Клянусь Аллахом, я когда – нибудь отрежу твой длинный язык и сварю из него суп, если ты не будешь держать его за зубами!

 

Нигяр почти пришла к выходу, когда услышала оклик за спиной. Обернувшись, бывшая калфа увидела, что есть во дворце ещё один человек, который хочет проститься с ней. Этим человеком оказалась Хюррем Султан. Джоан Говард поклонилась Роксолане, та подошла к ней поближе.

- Хотела уехать, не попрощавшись со мной? – весело спросила она.

- Нет, что вы. – скороговоркой проговорила герцогиня. – Я буду скучать по вам, султанша.

- Да ну? – иронизировала Хюррем. – А вид у тебя такой, будто ты довольна, что покидаешь нас и ни о чём не сожалеешь.

Нигяр не ответила. Она лишь улыбнулась уголками губ. За без малого двадцать лет её ученица стала на редкость проницательной. Но теперь это было совсем не важно.

- Неужели ты ни о чём не жалеешь? – спросила Роксолана.

- Нет, Ваше Величество. Что сделано, то сделано. У меня просто появилась возможность вырваться из оков прошлого и жить настоящим.

- Ты уверена?

- Небо всегда голубое, а тучи – явление временное. – промолвила Нигяр. – Раньше я не понимала этого. Теперь поняла. И я бы ни за что не променяла бы одну свою нынешнюю судьбу на сотню альтернативных.

Роксолане понравились слова бывшей служанки. Султанша протянула руку герцогине, и та без всякого страха пожала её.

- Пиши, если будет желание. – уверенно сказала Хюррем. – Но если не будет, то я не обижусь. Удачи тебе, английская герцогиня с османского берега.

- Прощайте, султанша.

- Прощай, Нигяр.

Поклонившись друг другу в последний раз, две женщины разминулись навсегда. На выходе Джоан Говард столкнулась с Хатидже Султан. Принцесса, едва завидев бывшую соперницу, демонстративно поджала губы и отвернулась. Правда, Гюльфем Хатун всё же ответила на прощальный поклон Нигяр кивком головы. Неподалёку от карет Матракчи Насух Эфенди поджидал бывшую жену, чтобы сказать ей несколько слов перед тем, как она уедет.

- Ну что, Нигяр Хатун, самое время сказать друг другу «farewell»? – спросил он с горькой иронией.

- Нет, Насух Эфенди, - ответила бывшая калфа, - лучше пусть будет «good bye». Так ближе к истине.

- Береги себя. Береги себя ради ребёнка.

- И ты береги себя.

Легонько поцеловав Насуха, Нигяр улыбнулась ему на прощание. Сияя от радости, Матракчи взял её под руку, подвёл к карете и посадил внутрь. Нигяр расправила платье, и к ней на колени залезла Кадер. Принцесса Мария не могла налюбоваться на эту идиллию.

- Чем вы теперь будете заниматься, госпожа будущая графиня? – спросила леди Тюдор.

- Пока не знаю. – ответила Нигяр – Джоан. – Но одно мне известно совершенно точно: у меня есть цель – достойно воспитать мою дочь, и целая жизнь впереди.

Король Генрих вышел из дворца последним. Поклонившись своему турецкому коллеге и обнявшись с ним на прощание, он сел в отдельную карету, пожалуй, самую роскошную. Английский кортеж двинулся в сторону порта под бой барабанов и рёв труб.

 

Эпилог

Я – Нигяр. Сирота Нигяр, которая выросла в стенах султанских дворцов. Нигяр Хатун, которую приучили трепетать перед силой хозяев. Нигяр Калфа, безропотно служившая в гареме долгие годы. Рабыня Нигяр, о душе и мыслях которой никто ничего не знал и не хотел знать.

Однажды я осмелилась полюбить. Просто полюбить для того, чтобы дышать и наслаждаться каждым взглядом, каждым вздохом своего избранника. Я летела, как бабочка, на манящее сияние красного цветка и угодила в пламя костра. Я лишь хотела обыкновенного счастья с единственным мужчиной, у меня был островок, далекий от политики, войн и интриг, где были только мы и наша любовь, но злой рок оборвал мои крылья. Собирая осколки разбитого сердца, я ожидала смерти, но вместо этого оправилась в изгнание в чужой край. Одна хорошая женщина спасла меня и перед смертью завещала мне стать такой, какой раньше я никогда не была – богатой, знатной и влиятельной, ибо только так я смогу вернуться и забрать то, что принадлежит мне по праву. Я исполнила её последнюю волю, и вот теперь моя плоть и кровь, ребёнок, столь желанный и выстраданный снова рядом со мной.

 

Я – Джоан Говард, экс – герцогиня Норфолк, графиня Кэмберленд, хозяйка ферм, пастбищ и рыболовных озёр, счастливая мать Элис Говард. По возвращению в Англию я посвятила Кадер в христианство и нарекла её именем Элис, как того просила Мария Тюдор. Когда мы общаемся с англичанами, мы леди Джоан и леди Элис. Когда мы остаёмся одни, то снова становимся Нигяр и Кадер. Сердце моё цветёт и не может нарадоваться, когда я смотрю, какой красавицей становится моя девочка, как она прекрасно танцует и лихо скачет на лошади. Глядя на неё, я вспоминаю всё то лучшее, что дал мне её отец, те минуты счастья, которые были мне дороже жизни.

Своего бывшего мужа я видела в последний раз накануне свадьбы короля Генриха с Кэтрин Говард. Я говорила Томасу, что сводить молодую девушку с больным стариком – идея отвратительная и безнравственная, но он лишь ответил, что уж кому-кому, а мне рассуждать о нравственности не пристало. Весть об его аресте я восприняла со спокойствием, сама не знаю, почему. Я состою в добрых отношениях с леди Кэтрин Парр, хотя её брак с Томасом Сеймуром меня несколько расстроил, с леди Анной Клевской, у которой, порой, гощу месяцами вместе с дочерью, с принцессой Марией и с принцессой Елизаветой. Одно время Джейн Паркер пыталась беспокоить меня, но ей воздалось сполна за всё, что она совершила со своим мужем, золовкой и юной королевой Кэтти, а также за то зло, что она причинила мне, ибо есть справедливость на свете. Но одно меня печалит, что я не смогла уберечь от гибели саму Кэт; мои ошибки, к сожалению, ничему её не научили. Когда палач занёс топор над её маленькой головкой, я отвернулась, так как не смогла вынести этого кошмарного зрелища. Кэтти… Единственная из всех Говардов, кому я понравилась…

 

Я – Нигяр, и я не чувствую себя одинокой. Я редко куда выбираюсь из Кэмберленда. Разве что в Хивер в гости к Анне Клевской и в домик в Сэлси. Но если мне изредка приходится бывать в Лондоне, я беру несколько алых роз и еду в Тауэр. Там я прошу коменданта возложить цветы на место захоронения Анны Болейн и молюсь об упокоении её души. Матракчи Насух Эфенди сдержал слово, и порой навещает меня, когда выдаётся возможность. От него я узнаю о последних событиях в Османской Империи. Пару раз я написала в Стамбул Сюмбюлю. Я была счастлива узнать, что он оставил службу, при помощи Хюррем Султан получил свободу и женился на Шакире Хатун. Узнав о смерти шехзаде Мехмета, я написала своей бывшей хозяйке письмо с соболезнованиями, но ответа, увы, не получила. Весть о смерти Хатидже Султан также опечалила меня, как бы нелепо и противоестественно это ни звучало. Что толку ненавидеть врагов, когда они и так повержены?

Я научилась получать удовольствие от простых вещей. Что может быть приятнее, чем чувствовать, как ветер на лету треплет распущенные волосы, как морской прибой ласкает босые ноги, когда ты идёшь по песчаному берегу, как солнце согревает тебя своими лучами? Разве все богатства мира сравнятся со свежестью воздуха после грозы, с пением соловья весенней ночью, с красотой заснеженного леса и летнего заката? Я знаю это, Кадер тоже знает. У меня есть всё, что нужно для счастья и жизнь, наверное, ещё никогда не была столь прекрасна.