Глава 4. Хозяин висячей башни 4 страница
– К вам приехали гости? Не забудьте зарегистрировать их у заместителя начальника охраны Вана. Нужно указать точное время прибытия, время убытия с места жительства, социальное положение, характер отношений с вашей семьей, предъявить документы…
– Вы в каком году повесили этот лозунг? Слова «народная коммуна» давно стерлись и ни на что не похожи, а под портретом председателя Мао почему-то вбит бамбуковый кол и повешена травяная накидка!
– Старик, как ты думаешь: сколько за один базарный день зарабатывает эта торговка рисовым отваром и соевым сыром? Я слышала, что ее муж покупает кирпич и черепицу, хочет строить новый дом…
– Ты ведь живешь рядом с лачугой правого элемента Цинь Шутяня? Следи за тем, что он делает и кто к нему ходит… Заместитель начальника охраны Ван специально придет к тебе и даст указания…
Заведующая говорила мягко и заботливо, как бы предостерегая. Но людям от подобной заботы становилось тяжело и страшно. Воистину, когда коршун залетает в горы, все птицы немеют. Завидев ее на улице, сельчане переглядывались и замолкали, даже кошки и собаки разбегались по подворотням. Казалось, что в кармане у Ли Госян спрятана книга, где записаны судьбы всех жителей села. Крестьяне, прежде такие спокойные и радушные, начали смутно чувствовать, что с появлением в столовой новой заведующей авторитет прежнего вожака Гу Яньшаня изрядно поблек и это сулит неисчислимые бедствия.
Глава 7. Солдат с севера
С тех пор как Гу Яньшань в овчинном полушубке и тяжелых ботинках пришел на юг с Народно-освободительной армией и был оставлен на работе в Лотосах, прошло ровно тринадцать лет. Даже его северный выговор уже приобрел местный оттенок и стал походить на тот «общепринятый язык», который понимали жители села. Он приучился есть сильно наперченную еду, змей, кошек и собак, но это вовсе не означает, что он был варваром, каким иногда казался. Высокий, сильный, с толстыми заросшими щеками и глазами навыкате, он выглядел несколько устрашающе. Вначале стоило ему только встать посреди улицы и упереть руки в бока, как ребятишки в страхе разбегались. Матери порою пугали им своих детей: «Не плачь, а то бородатый солдат заберет!» На самом же деле он был вовсе не злым и даже не вспыльчивым. Когда сельчане узнали его получше, они поняли, что у него лицо демона, но сердце бодхисатвы, который добровольно возвращается из нирваны в этот мир, чтобы спасать других людей.
Вскоре после революции он привез с севера белую полную женщину с черной косой и женился на ней, однако не прошло и двух недель, как его жена со слезами уехала и больше не вернулась. Никто не слышал, чтобы у супругов происходили ссоры; между ними, что называется, даже комар не пролетал. Тем обиднее все это было для Гу Яньшаня. Жену он ни в чем не винил, а только себя, чувствуя, что невольно обманул ее. Много месяцев он ходил по селу, не смея поднять глаз от позора. Люди не знали толком, что произошло, думали, он потерял какой-нибудь важный документ, а может, во время своих партизанских скитаний по северу был ранен в пах или подхватил дурную болезнь. Ведь женщины, заразившись, порою лечились, а мужчины очень редко признавались в таких болезнях, боясь, что их поднимут на смех. К тому же вокруг свистели пули, рвались гранаты, людей то и дело засыпало землей, так что им оставалось лишь проверять на ощупь, целы ли руки и ноги. Люди боролись за родину, за свободу, считали, что все остальное может подождать. Кто тогда не соглашался терпеть боль и страдания во имя революции? Некоторые герои носили в своих телах пули и осколки, не имея времени избавиться от них. Гу Яньшань тоже считал, что займется лечением, когда доживет до победы, до спокойной жизни. Но его грубоватый, умный командир (это был настоящий боевой командир тех лет, любивший солдат как братьев) видел в походах, как страдает его комвзвода. Он оставил Гу Яньшаня на работе в Лотосах – самом красивом месте из тех, где они проходили.
К сожалению, и здесь Гу Яньшань стеснялся пойти в больницу, только принимал тайком разные травы, но без успеха. Деятельно боровшийся против феодализма, он не был свободен от феодальных предрассудков и с ужасом представлял себе, как люди в белых халатах, в том числе женщины, разденут его догола и станут изучать, словно жеребца. Нет, он не вынесет такого чудовищного позора! Потом кто-то сказал ему, что, если мужчина женится, он может естественным путем избавиться от некоторых болезней. Гу Яньшань долго колебался и в конце концов решил по крайней мере не жениться на местной: если что-нибудь не сладится, легче будет дать задний ход, да и в селе будет меньше разговоров. Последующее развитие событий показало, что он был прав, хотя намного легче от этого ему не стало. Отвергнув науку, он лишился помощи с ее стороны и всю жизнь был вынужден посылать деньги жене, чтобы загладить свою вину.
Об этом происшествии в селе судачили долго и в конце концов пришли к выводу, что дело все-таки не в ранении, а в болезни, о которой порядочным людям и сказать-то неприлично. Некоторые сердобольные, но глупые женщины еще пытались сватать Гу Яньшаню невест, однако он каждый раз отказывался. Постепенно все сельчане как бы дали зарок молчания на эту тему и уже больше не беспокоили Гу. Приключение с Ли Госян, которая пыталась его очаровать, было, наверное, последним. Ясно, что никто и не подумал предупреждать новую заведующую столовой, поэтому ее любовные призывы и наткнулись на стену.
Не имея потомства, Гу Яньшань тем не менее был чадолюбив. Со временем добрая половина молодых людей в селе стала называть его «отцом» и даже «родным отцом». Особенно любил он играть с маленькими детьми. Они постоянно вертелись в его комнате, кувыркались на кровати, слушали или читали детские книжки, ели конфеты, играли в автомобили, самолеты, танки, пушки… Некоторым детям он покупал книги, учебники, карандаши, линейки. Согласно подсчетам сельских «экономистов», он тратил на своих любимцев немалую часть заработка. Когда эти дети подрастали и женились или выходили замуж, они непременно приглашали его на свадьбу, где он произносил очень весомые и прочувствованные слова, а заодно преподносил свои подарки – небогатые, но приятные. Если в село приезжали пожилые, почтенные гости и в их честь устраивалось угощение, Гу Яньшаня тоже обычно приглашали и говорили: «Это заведующий сельским зернохранилищем Гу, старый революционер, пришедший к нам с севера!» Его присутствие как бы украшало дом.
Существование Гу Яньшаня стало символом спокойствия, надежности, дружелюбия в жизни села. Если между соседями возникала перепалка из-за кур, уток или по какой-нибудь другой причине, самым веским аргументом в устах спорящих был такой:
– Пойдем к почтенному Гу, пусть он нас рассудит! Уж он тебя отругает так, что вся твоя собачья кровь вытечет…
– А он что, тебе одному принадлежит? Нет, он всему селу голова! Вот если он решит, что я не прав, тогда я подчинюсь…
И Гу Яньшань, весь заросший волосами, с глазами навыкате, охотно разбирался в уличных спорах: кого надо ругал, кого надо уговаривал. Он старался большой спор превратить в маленький, а маленький свести на нет, не дать ссоре разрастись. Если же дело касалось денег, он накладывал на виновного штраф, а кончалось обычно тем, что обе стороны, довольные справедливым решением, старались его отблагодарить.
Когда Гу Яньшань уезжал по делам в уездный город и несколько дней не возвращался, сельчане, готовясь к ужину, беспокойно спрашивали друг друга:
– Вы не видели почтенного Гу?
– Да, уже несколько дней его нет!
– Может, его повысили и забрали от нас?
– Тогда мы всем селом напишем письмо в уезд! Неужели ему у нас никакой должности повыше не найдется?
Почему почтенный Гу по собственной инициативе стал продавать сестрице Лотос рисовые отходы, до сих пор остается загадкой. Этот поступок навлек на него большие неприятности, а он не любил раскаиваться. Потом, когда Лотос объявили кулачкой, он также не отшатнулся от нее, и так все двадцать лет. Но об этом расскажем позже.
В 1963 году из уездного отдела торговли в администрацию рынка Лотосов была прислана бумага, отпечатанная на машинке кроваво-красными иероглифами:
«Нам стало известно, что за последние годы мелкие торговцы вашего села, пользуясь экономическими трудностями страны, в крупных масштабах закупают государственный провиант и извлекают из этого выгоду. Более того, некоторые члены народной коммуны бросают крестьянский труд и готовят па продажу пищевые продукты из незаконно закупленного провианта, разлагая рынок и коллективное хозяйство коммуны. Надеемся, что администрация рынка немедленно разберется в этом вопросе, запретит незаконную деятельность и доложит о результатах в уездный отдел торговли».
На этой бумаге была приписка заведующего отделом финансов: «Согласен», а также резолюция секретаря укома Ян Миньгао: «Вопрос с Лотосами требует внимания». В общем, документ выглядел очень серьезно.
Первым делом этот документ попал к Гу Яньшаню как к председателю рыночного комитета: у местного рынка еще не было официальной дирекции, а только административный комитет, члены которого занимали свои должности по совместительству. Комитет регулировал цены, улаживал всевозможные конфликты и выдавал «Временные разрешения на торговлю». Получив приведенное выше письмо, Гу Яньшань созвал заседание комитета, в котором участвовали налоговый инспектор, председатель сельпо, бухгалтер кредитного товарищества и секретарь партбюро объединенной бригады Ли Маньгэн. Налоговый инспектор предложил позвать еще заведующую столовой, потому что она в последнее время проявляет большой интерес к делам рынка и всего села, но Гу Яньшань сказал, что в этом нет необходимости: когда в лодке слишком много пароду, она может затонуть; столовая подчиняется сельпо, а председатель сельпо уже присутствует.
Когда Гу Яньшань прочитал бумагу вслух, руководители села зашумели:
– Не иначе как кто-то донес на нас!
– Государство держится на народе, а народ должен питаться, в том числе и лоточники!
– Видно, некоторые получают от государства жалованье, едят крестьянский рис, а чем эти крестьяне питаются, их не больно интересует!
– Недавно всех переполошили из-за «контрреволюционного лозунга», теперь прислали эту писульку! Даже курицам и собакам покоя не дают…
Только секретарь партбюро Ли Маньгэн промолчал, чувствуя, что это дело связано с заведующей столовой. Ведь он собственными глазами видел, как она набросилась на Ху Юйинь, а потом вспомнил, что уже сталкивался с ней – у ее дяди Ян Миньгао, который в то время был секретарем райкома. С тех пор эта девица постарела, пожелтела и несколько сморщилась – неудивительно, что он не сразу узнал ее. Ему сказали, что она еще не замужем и все свои силы отдает работе. Действительно, как-то она вместе с Ван Цюшэ и двумя оперработниками созвала «покаянное собрание» вредителей и сверяла их почерки – отсюда было видно, что она не простая штучка. Именно после этого Ван Цюшэ назначили заместителем начальника охраны, даже не спросив согласия парторганизации объединенной бригады. Теперь пришло более чем странное письмо из уезда с резолюцией дяди Ли Госян… Ладно, постепенно разберемся, что к чему! Ни секретарь партбюро, ни другие члены рыночного комитета не подумали, какую дополнительную выгоду может извлечь заведующая столовой из этого письма.
После обсуждения комитет решил исходить прежде всего из центральных документов о рыночной торговле и ликвидировать только незаконные лотки. Поэтому была принята резолюция: поручить налоговому инспектору снова зарегистрировать всех лоточников и по возможности выдать им временные разрешения, а отчет об этом послать в уездный отдел торговли, отдел финансов и секретарю укома Ян Миньгао.
Налоговый инспектор с улыбкой спросил Ли Маньгэна:
– Ну, а твоей названой сестрице Лотос продлевать разрешение или нет? Что по этому поводу думает объединенная бригада?
Ли Маньгэн недовольно сверкнул глазами:
– Названая или не названая, а дела есть дела. Налоги, насколько мне известно, она платит исправно; за вынужденные прогулы возмещает производственной бригаде все, что полагается; в коллективном труде очень активна, как и ее муж. Наша объединенная бригада считает, что ее лоток – это обычный домашний промысел, соответствующий политическому курсу, так что разрешение ей можно продлить.
Председатель Гу Яньшань молча кивнул, соглашаясь с секретарем партбюро.
Когда заседание кончилось, они ненадолго остались вдвоем. Вид у них был озабоченный.
– Земляк, ты чувствуешь, что пахнет жареным? – мягко и в то же время многозначительно спросил Гу Яньшань.
– Конечно. Когда осы нападают на пчелиный улей, спокойной жизни не жди!
Гу Яньшань вздохнул:
– Хорошо, если только этим кончится. А то ведь кусочек мышиного помета может испортить целый котел супа.
– Тут главная надежда на тебя. На тебе все село держится. Если ты не поможешь, пострадает не только сестрица Лотос, но и многие…
– Да, твоя названая сестрица не очень крепко стоит на ногах, но мы постараемся защитить ее… Завтра или послезавтра я поеду в город и поговорю с боевыми товарищами, подумаем, как прогнать этих ос…
* * *
В конце осени заведующую столовой перевели на другую работу – заведующей сектором в уездном отделе торговли. Жители Лотосов облегченно вздохнули, как будто над их головами исчезла тяжелая свинцовая туча. Откуда им было знать, что в то самое время, когда они спокойно спали в своих постелях, на столе секретаря укома Ян Миньгао лежал касающийся их доклад уездного отдела общественной безопасности.
В кабинете секретаря укома горела только настольная лампа, бросавшая на стекло, лежащее на столе, яркий круг света. Ян Миньгао сидел, развалившись в плетеном кресле, и выражение его лица трудно было разглядеть. Он долго думал над докладом, вертел в руках авторучку и набрасывал на листе бумаги схему «клики», о которой ему писали. Когда его толстая авторучка приближалась к имени Гу Яньшаня, он ставил вопросительный знак, еще один, потом зачеркивал их, как бы сомневаясь, колеблясь. Схема «клики» была такой:
Соевая красавица (отец был бандитом, мать – проституткой, сама принадлежит к новой буржуазии)
Ли Маньгэн (секретарь партбюро объединенной бригады, утративший классовую позицию)
Гу Яньшань (зав. зернохранилищем, опустившийся разложенец??)
Цинь Шутянь (реакционный правый элемент)
Налоговый инспектор (классовый враг)
Закончив эту схему, Ян Миньгао еще некоторое время полюбовался ею, затем смял в комок и выбросил в корзинку для бумаг. Почувствовав беспокойство, достал ее оттуда, расправил, чиркнул спичкой и сжег. Его лицо, освещенное лампой, выглядело усталым, веки были припухшими, как у человека, решающего в день тысячи дел. Прежде чем одобрить этот доклад, он долго ходил по бал-копу, разминал затекшую шею, ноги, тер лицо, даже поспал. Наконец он снова взял доклад, поднял тяжелую авторучку, от которой зависели судьбы многих людей, и, взвешивая каждое слово, начертал: «Лотосы – место, где сходятся границы трех провинций, всегда было крепким орешком для политической работы. Обстановка там сложная. Я не решаюсь безоговорочно поддержать версию о «клике», но не могу и отрицать ее. Компетентные органы должны внимательно следить за этим и при малейшем изменении обстановки докладывать в уком».
Часть II ОБИТАТЕЛИ ГОРНОГО СЕЛА (1964 г.)