О СОСТОЯНИИ СТРАНЫ КАМЧАТКИ ДО ПРИСОЕДИНЕНИЯ

Несмотря на то, что на Камчатке не существовало верховного главы, облеченного исполнительною властью, и каждому ее жителю было дозволено жить по своему личному усмотрению, все же два момента, недоброжелательство и любострастие, явились причиною нарушения обоюдных мирных отношений, а это, в свою очередь, вследствие постоянных раздоров туземцев между собою, облегчило и вообще сделало возможным их покорение, само по себе отнюдь не легкое. Поводами к войнам и кровавым столкновениям на Камчатке служили женщины, затем желание разыгрывать роль владык и видеть в других людях своих батраков и, наконец, необузданное стремление к приобретению всевозможной домашней утвари и скарба. Чтобы быть в состоянии в случае необходимости в свою очередь оказывать сопротивление, туземцы охотно подчинялись наиболее старым, мужественным и умным из своих сородичей и, одержав под их руководством несколько побед, в такой же мере привязывались к своим вождям, в какой последние проникались решимостью воевать и впредь; богатая же добыча все больше и больше укрепляла их авторитет и положение властителей. Вследствие этого у этих народностей начинают проглядывать признаки того, что некоторые среди них уже подумывают о том, чтобы занять более высокое общественное положение и выступить в роли правителей. Это, в свою очередь, вызывает соревнование, которое приводит к такому среди них расколу, что вместо единовластия возникает множество равных по своим силам партий.

Первыми начали военные действия коряки, напав на Камчатку со стороны Тигиля и продвинувшись по западному краю полуострова вплоть до реки Ких. За ними под предводительством некоего Шандала, человека умного и храброго, поднялись шандальцы. И когда этот Шандал пожелал усилить свое могущество и получить мирным путем то, что в противном случае он поставил бы себе целью взять при помощи оружия, а именно известную дань девушками и мальчиками, то в результате произошел раскол жителей на два лагеря: один из них, просуществовавший вплоть до прибытия русских, занял местность у истоков реки Камчатки, другой же составился из населения окрестностей Кроноки вплоть до мыса Лопатка; в качестве приморских жителей и моряков они образовали одно обособленное целое. Наконец ительмены, жившие на пространстве от Голыгины до Кампаковой, отделились от тех туземцев, которые в большом числе жили около Курильского озера, на мысе Лопатка и на островах. Хотя последние по численности своей были и слабее прочих, они, однако, всех остальных превосходили силою, мужеством и умом и стали совершать набеги то на одну местность, то на другую, похищая девушек и мальчиков и уводя их в рабство {Пленных и рабов заставляли делать всякую черную домашнюю работу: таскать дрова, кормить собак, изготовлять каменные и костяные топоры, копья и ножи. Этот изнурительный труд обычно продолжался до самой смерти рабов. И только в случае добропорядочного поведения военнопленного его иногда отпускали, после двух-трехлетнего плена, обратно на родину. Ительмены и куши пользуются очень небольшими луками, короткими и плохими стрелами, к которым они орлиные перья не приклеивают, а привязывают веревочками. Наконечники этих стрел сделаны из горного хрусталя, кости или японского тростника и совершенно не опасны. Тем не менее, их очень боятся, так как концы их отравлены прилепленным к ним порошком из толченых корней растения Napelli (лютика), и, если в случае ранения не сразу высосать кровь из раны, такие стрелы вызывают быструю смерть; люди же, высосавшие кровь из раны, не погибают, но у них тотчас же распухает все лицо. -- Прим. Стеллера.}. Так, например, нынешний тайон на первом острове Куприан происходит от камчадалки из Ичинского острога, который был разграблен еще при прибытии сюда русских. В силу этого островитяне считают жителей на реке Иче своими кровными родственниками после того как те и другие подпали под их владычество. Около Апалы есть несколько гор, получивших названия от разыгравшихся там битв. Курильцы оттого оказались непобедимыми, что все их нападения были неожиданными для их врагов: на своих байдарах они приплывали по морю, а затем вновь удалялись точно таким же образом к своим островам, куда бедные ительмены не могли добраться. Русским все эти раздоры между туземцами с самого начала оказались чрезвычайно выгодными: они охотно поддерживали поэтому одну партию против другой и, внушая всем большой страх, разоряли тех и других.

Оружие туземцев состояло из луков и стрел1, а также костяных копий. В рукопашных схватках они пускали в ход деревянные дубины. Некоторые пользовались вместо дубин membra genitalia (детородными органами) моржей-самцов, представляющими чрезвычайно твердую и крепкую кость. Впрочем, до открытых рукопашных схваток дело у туземцев доходило редко, чаще всего они в ночное время тайком нападали друг на друга, причем имели целью больше быстрое ограбление врагов, а не их избиение. Застигнув последних в их подземных жилищах, нападающие требовали и брали себе решительно все, что им хотелось взять. Если же впоследствии туземцам приходилось вступать в стычки с русскими, то они сперва выпускали все свои стрелы, а затем, когда русские с копьями в руках бросались на них, они спасались бегством.

Большинство бунтов и мятежей туземцев сводилось к внезапным нападениям на русских и умерщвлению их во сне. Однако каждый раз русские узнавали об этом либо от девушек, либо вследствие того, что туземцы не решались действовать в одиночку, а всегда сговаривались выступать скопом, причем стремились, чтобы вся округа или весь народ единодушно примыкали к подобному предприятию. При таких обстоятельствах дело, конечно, никогда не могло долго оставаться в секрете. Туземцам только однажды удалось разрушить Нижний острог, да и то лишь потому, что казаки, чувствуя себя там в полной безопасности, не обратили внимания на неоднократно поступавшие к ним донесения и предупреждения.

Когда туземцы задумывают убить живущих среди них казаков (что они нередко и делали, особенно зимою, когда казаки частенько заезжали к ним с товарищами и при этом возмущали их своим грубым поведением и оскорблениями), они обычно поступают следующим образом: они достают решительно все свои съестные припасы и усердно потчуют ими казаков, чтобы усыпить в последних всякие подозрения. После этого женщины и дети постепенно начинают покидать жилище, мужчины же затем либо нападают на заснувших гостей и быстро расправляются с ними, либо, если у них для этого не хватает смелости, наглухо закрывают дымовое отверстие, заранее набив жилище дровами, поджигают их, и гости, конечно, гибнут от огня и дыма {Порою туземцы проявляли такое озлобление, что даже не щадили при этом собственных жен и детей и сжигали их вместе с казаками в своих подземных жилищах. Делали они это с целью усыпить подозрительность казаков, которые могли бы насторожиться, заметив, что туземцы выпускают из своих жилищ жен и детей. Такой случай произошел около Кампаковой в 1730 году, во время вспыхнувшего там большого мятежа. -- Прим. Стеллера.}.

Впрочем, казаки скоро изучили этот коварный прием и остерегались потом тем сильнее, чем обильнее их угощали. Если же казаки нападали на ительменские жилища внезапно или туземцы видели, что им невозможно отстоять свои укрепления, они зака*лывали сначала собственных жен и детей, а затем и самих себя или же поджигали свои жилища и все вместе заживо сгорали. При этом один из туземцев становился около выхода из юрты и поражал в голову всех, кто, боясь смерти, собирался убежать. Если же туземцам удавалось напасть на казаков и одолеть их, то каждый ительмен старался убить своего лучшего среди казаков приятеля, считая такой поступок проявлением дружбы: он предпочитал сам умертвить своего друга, чем предоставить сделать это другому, который мог бы подвергнуть его более мучительной смерти. Когда же я возражал ительменам, что никак не могу усмотреть в этом доказательство особой дружбы, они отвечали: "Если мой друг умрет от моей руки, он умрет легче и без страха, так как будет уверен, что я сразу поражу его в надлежащее место".

 

Двадцать третья глава