ДВЕ ТЫСЯЧИ СЕЛЕДОК И СТАВРИД 6 страница
– Что, Хосино-тян, опять? – Она не спеша перешла к следующей стадии. – Принимаю заявки. Есть пожелания? Пожалуйста. Сандерс сказал, чтобы я тебя обслужила по высшему разряду.
– Уж и не знаю, какие пожелания… Слушай, загни-ка еще что-нибудь про философию? Может, тогда у меня подольше получится. А то в таком темпе опять надолго не хватит.
– Ладно. Гегель как тебе? Хотя старовато, конечно.
– Да мне без разницы. Давай чего хочешь.
– Тогда Гегель. Староват, но ничего. Золотой фонд все-таки.
– Согласен.
– «Я» есть и одна сторона отношения и все это отношение в целом.
– Ого!
– Гегель сформулировал понятие «самосознание». Мысль такая: человек не только просто сознает «я» и объект по отдельности, но и, проецируя «я» на объект, выступающий как посредник, может действием лучше понять «я». Вот что такое самосознание.
– Ничего не понял.
– Ну смотри. Вот я сейчас кое-что для тебя делаю. Для меня «я» – это «я», а ты – объект. Для тебя, конечно, все наоборот. Хосино-тян – «я», а я – объект. Таким образом, мы с тобой взаимообмениваемся как «я» и объект, взаимопроецируемся и утверждаем самосознание. Действием. Это если коротко.
– Ни фига не понятно, но как-то бодрит.
– То-то и оно, – сказала девушка.
Когда все кончилось, Хосино распрощался с девушкой и вернулся к храму, где обнаружил Полковника Сандерса, который дожидался его на той же скамейке.
– Ты что, папаша? Все время здесь просидел? – удивился Хосино.
Полковник возмущенно покачал головой:
– Ерунду городишь. Чего мне было тут сидеть так долго? Я что, на бездельника похож? Пока ты там наслаждался, я трудился не покладая рук. А как узнал, что все у вас кончилось, сразу прибежал сюда. Ну как девочка? Правда, секс-машина?
– Да. Просто блеск, ничего не скажешь. Классная штучка. Так было… Три раза кончил. Килограмма на два похудел.
– Ну и замечательно. А теперь о твоем камне.
– Ага! Вот это важно.
– Так вот. Он здесь, в роще, у храма.
– «Камень от входа». Да?
– Да. «Камень от входа».
– А ты случайно не заливаешь, папаша?
Услышав такое, Полковник Сандерс резко вскинул голову
– Ты что, идиот? Я тебя хоть в чем-то обманул? Просто так что-нибудь ляпнул? Сказал: будет суперская секс-машина? И что? Разве не так? И за такое обслуживание – пятнадцать тысяч. Ни стыда, ни совести. Три раза кончал! И после всего ты еще мне не веришь?
– Да не гони ты! Почему не верю? Ну что ты разошелся-то? Не в этом дело. Просто больно все гладко как-то… Вот я и засомневался. Сам посуди: идешь себе тихо по улице, вдруг возникает какой-то дедок в чудном прикиде, обещает про камень рассказать. Потом классная девчонка… заправил ей разок…
– Не разок, а три.
– Ну хорошо. Три. И еще оказывается, что камушек-то здесь, рядом… Тут кто хочешь растеряется.
– Ничего ты не понимаешь. Это же откровение, – прищелкнул языком Полковник Сандерс. – Откровение – это скачок за рамки повседневного. Какая может быть жизнь без откровений? Это просто прыжки от разума созерцающего к разуму творящему. Вот что важно. Понятно тебе, дубина?
– Проецирование и замена «я» и объекта… – робко промямлил Хосино.
– Вот-вот. Это хорошо, что ты понял. В этом вся суть. Пошли за мной. Покажу тебе этот драгоценный камень. По гроб жизни будешь мне обязан, Хосино-тян.
Глава 29
Из телефона-автомата, что был в библиотеке, я позвонил Сакуре. Если подумать, переночевав у нее, я потом ни разу не давал о себе знать. Лишь коротенькую записку оставил, когда уходил. Мне стало стыдно. От нее тогда я поехал в библиотеку, оттуда Осима отвез меня на машине в свою хижину, и я несколько дней просидел в горах один, без телефонной связи с внешним миром. Потом вернулся в библиотеку, поселился в ней, стал работать, и каждую ночь ко мне является призрак (или что это было?) Саэки-сан в образе пятнадцатилетней девочки. Я влюбился в нее по уши. И вообще за все время много чего произошло. Но это, конечно, не означало, что я должен ей обо всем рассказывать.
Я позвонил вечером, еще не было девяти. Сакура взяла трубку после шестого гудка.
– Ну и где ты все это время был? Чем занимался? – спросила она грубовато.
– Я еще здесь, в Такамацу.
Сакура ничего не отвечала. Молчание продолжалось довольно долго. В трубке был слышен звук работавшего телевизора.
– Жил как-то, – добавил я.
Она еще помолчала, потом вздохнула так, будто смирилась с тем, что ей приходится иметь со мной дело.
– Чего ты сбежал-то? Не дождался меня. Я вообще-то волновалась, в тот день домой пораньше вернулась. Накупила всего.
– Конечно, я поступил как свинья. Но мне надо было тогда уйти. В голове так все перемешалось… Хотелось – как бы это сказать? – в себе разобраться, все обдумать как следует. Ты для меня была… Не знаю, как сказать.
– Чересчур сильным раздражающим фактором?
– Да. До этого я с женщиной ни разу рядом не был.
– Я так и поняла.
– Запах женщины и все такое. Много чего…
– Ну если у такого молодого парня – и «много чего», тогда случай тяжелый.
– Может быть, – сказал я. – У тебя как со временем? Работы много?
– Очень. Деньжат думаю подкопить. Впрочем, это к делу не относится.
Я сделал небольшую паузу и сказал:
– А меня полиция ищет.
– Это что – из-за крови? – помолчав, осторожно спросила Сакура.
Я решил правду пока не говорить.
– Да нет. Тот случай ни при чем. Просто ищут. Я же из дома ушел. Найдут – задержат и отправят в Токио. Я подумал: может, они и тебе звонили? Я же звонил тебе на мобильник в тот вечер, когда у тебя ночевал. Полиция через телефонную компанию узнала, что я в Такамацу. И номер твоего телефона тоже.
– Да? – сказала Сакура. – Номер – это пожалуйста. Не жалко. Я за мобильник по карточке плачу, авансом, так что они все равно не узнают, чей он. Вообще-то это моего парня телефон, я у него взяла попользоваться, поэтому ни про мое имя, ни про адрес нигде данных нет. Можешь не волноваться.
– Ну и хорошо. Не хочу, чтобы тебя из-за меня беспокоили.
– Какой ты добренький! Прямо сейчас заплачу.
– Я правду говорю.
– Все ясно, – с раздражением сказала Сакура. – И где же сейчас проживает ушедший из дома молодой человек?
– Один знакомый к себе пустил.
– У тебя же здесь не было знакомых.
Я не знал, что ей ответить. Как в нескольких словах объяснить, что произошло за эти несколько дней?
– Это долгая история, – сказал я.
– Смотрю, у тебя много долгих историй.
– Сам не знаю, почему все время так получается.
– Тенденция?
– Наверное. Давай как-нибудь поговорим на эту тему, когда будет время. Я же ничего не скрываю. Просто говорю, что по телефону всего не объяснишь.
– Можешь не объяснять. Я только хотела узнать, как дела. Есть проблемы?
– Нет-нет. Все нормально. Сакура снова вздохнула:
– Я знаю: ты парень самостоятельный, но с законом лучше не конфликтовать. Это может плохо кончиться. Еще отдашь концы, как Малыш Билли [52]. Он и до двадцати не дожил.
– Не до двадцати, – поправил я ее. – Малыш Билли двадцать одного человека укокошил и в двадцать один год погиб.
– Да? Ну и ладно. У тебя дело, что ли, ко мне какое?
– Просто поблагодарить хотел. Ты мне помогла, а я ушел, толком не попрощавшись. Вот… неловко как-то получилось.
– Понятно. Больше можешь не переживать.
– Еще голос твой услышать хотел, – сказал я.
– Вот обрадовал. Что тебе толку от моего голоса?
– Как бы это сказать… Тебе, наверное, странно это слышать, но ты живешь в реальном мире, дышишь реальным воздухом, реальные слова говоришь. Я с тобой разговариваю и чувствую, что у меня есть какая-то связь с реальным миром. Для меня это очень важно.
– Что ж, другие люди, что вокруг тебя, не такие?
– Может, и не такие, – ответил я.
– Выходит, ты живешь в отрыве от реальности, среди оторванных от жизни людей?
– Можно и так сказать, пожалуй, – подумав, сказал я.
– Знаешь что? – продолжала Сакура. – Конечно, я в твои дела не лезу. Живи как хочешь. Но лучше бы ты бросил все это, а? Не знаю, где ты там устроился, но у меня какое-то смутное предчувствие. Если что – сразу мотай сюда. Хочешь, живи у меня.
– Почему ты такая добрая? А, Сакура?
– А ты случайно не дурак?
– Это еще почему?
– Потому что ты мне нравишься. Вообще-то я в людях разбираюсь и к первому встречному так относиться не стану. А ты мне понравился, поэтому так и говорю. Даже не знаю, как сказать… Ты мне вроде младшего брата, что ли…
Я молчал. Что теперь делать? Я на секунду растерялся. Даже голова немного закружилась. Ни разу в жизни мне никто такого не говорил.
– Алло! – услышал я голос Сакуры.
– Я слушаю.
– Сказал бы тогда что-нибудь.
Я встряхнулся, глубоко вдохнул и сказал:
– Сакура-сан, я бы так и сделал, если бы мог. Правда! Честное слово! Но сейчас не могу. Я и раньше говорил: я не могу уйти оттуда. Во-первых, потому что я влюбился.
– И в кого же? Опять что-нибудь мудреное, не от мира сего?
– Может, и так.
Сакура вздохнула в трубку – очень глубоко – и, помедлив, сказала:
– В твоем возрасте, когда влюбляются, так часто бывает. Но если она не в себе, ничего хорошего не получится. Понимаешь?
– Понимаю.
– Вот-вот.
– Угу.
– Ладно, звони, если что. В любое время. Не стесняйся.
– Спасибо.
Я повесил трубку. Пошел к себе в комнату, поставил на вертушку «Кафку на пляже». И снова очутился натом самом месте. В том времени.
Я открыл глаза, почувствовав, что в комнате кто-то есть. Кругом темно. Светящиеся стрелки часов у изголовья показывали начало четвертого. Я сам не заметил, как заснул. В проникавшем через окно неясном свете садового фонаря сидела она . Сидела, по обыкновению, за столом, не шевелясь, подперев щеки ладонями, и смотрела на висевшую на стене картину. А я, как всегда, затаился на кровати и сквозь прикрытые веки разглядывал ее силуэт. За окном налетавший с моря ветерок едва слышно шевелил ветки кизила.
Немного погодя я почувствовал в воздухе то, чего прежде не замечал. Нечто неоднородное, оно еле заметно и в то же время бесповоротно разрушает гармонию в этом маленьком, несовершенном мире. Напрягая зрение, я вглядывался в полумрак. Что-то не так. Но что? Ночной ветер вдруг подул сильнее, и кровь в моих жилах стала наливаться непонятной вязкой тяжестью. Ветви кизила чертили на оконном стекле психоделические узоры. Наконец я сообразил… Силуэт передо мной… Это была не та девушка!.. Очень на нее похожая. Почти точная копия. Но только почти . Я заметил кое-какие несовпадения, как в наложенных друг на друга чертежах, отличающихся в мелочах. Например, в прическе. Одежде. Но главное отличие было в ощущениях. Я это понял и невольно покачал головой. В комнате была не она, а кто-то другой. Здесь что-то происходило. Что-то очень важное. Помимо воли я крепко сцепил руки под одеялом. Сердце заколотилось как бешеное, работая тугими сухими толчками. Оно начало отсчет другого времени.
Как по сигналу, будто услышав это биение, сидевший на стуле женский силуэт шевельнулся и стал медленно разворачиваться, подобно большому кораблю, что подчиняется повороту руля. Женщина отняла ладони от лица и повернулась ко мне. Так ведь это же Саэки-сан!.. Я чуть не задохнулся. Нынешняя Саэки-сан! Или, говоря иначе, – реальная Саэки-сан. Она смотрела на меня – тихо и сосредоточенно, так же, как на «Кафку на пляже». Ось времени… Вероятно, где-то – неизвестно где – что-то случилось со временем, поэтому реальность и сон перемешались. Как морская и речная вода. Я напрягал мозги, пытаясь понять, в чем дело, но так ни до чего и не додумался.
Поднявшись, Саэки-сан медленно выпрямилась к двинулась ко мне своей обычной изящной походкой. Туфель на ней не было. Пол чуть слышно поскрипывал под ее босыми ногами. Она присела на краешек кровати и замерла. Живой человек, из плоти и крови. Белая шелковая блузка, темно-синяя юбка до колен. Протянув руку, женщина коснулась моей головы, запустила пальцы в короткие волосы. Рука настоящая – сомнений быть не могло. И пальцы настоящие. Она встала и начала раздеваться в тусклом свете, падавшем из окна. Делала это просто, не торопясь, но без колебаний. Очень плавными, естественными движениями расстегнула одну за другой кнопки на блузке, сняла юбку, лифчик, трусики. Вещи беззвучно падали на пол. Саэки-сан спала! Я понял. Глаза ее были открыты, но она спала , проделывала все это во сне…
Раздевшись, она легла рядом со мной на узкую кровать и обвила меня белыми руками. Я ощутил ее теплое дыхание на шее, почувствовав, как лобок прижимается к моему бедру. Так и есть… Саэки-сан принимает меня за своего любимого, который давно погиб, и хочет повторить то, что случилось в этой комнате много лет назад. Прямо сейчас, здесь. Во сне.
Надо как-то разбудить ее. Заставить открыть глаза. Она перепутала. Нужно объяснить, что это большое недоразумение. Мы не во сне, а наяву, в реальном мире. Однако все происходило слишком быстро, и мне уже не хватало сил сдержать этот поток. Он вертел, закручивал, затягивал меня в искривленное время.