Колледж Вод Иорданских и маленькая девочка
Филип Пулман
Северное сияние
Темные начала – 1
«Пулман Ф. Северное сияние»: Росмэн; 2003
ISBN 5353012070
Оригинал: Philip Pullman, “Northern Lights”
Перевод: О. В. Новицкая
Аннотация
...Поиски пропавшего друга приводят Лиру и ее деймона Пантелеймона на далекий Север, где на ледовых просторах царят бронированные медведи, а в морозном небе летают ведьмы. И где ученые проводят эксперименты, о которых даже говорить страшно. Лире предназначено судьбой не только одолеть великое зло, но и попытаться найти источник темных замыслов. Возможно, для этого ей придется оказаться по ту сторону Северного Сияния…
Роман «Северное сияние» вошел в список ста лучших романов всех времен, составленный в 2003 году газетой The Observer.
Отличный приключенческий сюжет, яркость, богатство и новизна описываемого автором мира, сочетание науки, магии и философии, непревзойденное мастерство автора сделало эту книгу ярким событием в мире литературы!
Филип ПУЛМАН
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
…На краю
Пучины дикой – зыбки, а быть может
Могилы Мирозданья, где огня
И воздуха, материков, морей,
В помине даже нет, но все они
В правеществе загадочно кишат,
Смесившись и воюя меж собой,
Пока Творец Всевластный не велит
Им новые миры образовать….
…Укрыв
В глубокой тьме причины всех вещей…
Джон Милтон “Потерянный Рай”, кн. 2 и 3.
Часть первая
ОКСФОРД
Глава 1
Графин токайского
Лира и ее альм крались вдоль стены парадной обеденной залы, стараясь, чтобы их не заметили из кухни.
Три стоявших в ряд гигантских стола уже накрыли к ужину, и в полумраке тускло поблескивали серебро и хрусталь. Для удобства гостей слуги заботливо отодвинули тяжелые дубовые скамьи. По стенам залы, почти теряясь во мраке, висели портреты предшественников нынешнего магистра.
Стараясь не скрипеть половицами, Лира добралась наконец до невысокого подиума, метнула настороженный взгляд в сторону кухни и, увидев, что в дверях никого нет, на цыпочках приблизилась к стоявшему на возвышении почетному столу. Ножи и вилки здесь были не из серебра, а из чистого золота, и гостей поджидали не дубовые скамьи, а четырнадцать резных кресел красного дерева с бархатной обивкой.
Подойдя к креслу магистра, Лира легонько щелкнула ногтем по хрустальному бокалу. Раздался чистый, нежный звон.
– Ты что творишь! – негодующе прошелестел альм. – Тише!
Пантелеймон, а именно так звался Лирин альм, сейчас был в обличье бражника, и его бурые крылышки почти растворялись в сумраке полутемной залы.
– Ничего я не творю, – буркнула Лира в ответ. – Какая разница? Они там, в кухне, так гремят кастрюлями, что все равно ничего не услышат. А лакей явится только со звонком. Кого боятьсято?
Однако она проворно накрыла ладошкой хрустальный бокал, и звон затих. Взмахнув крылышками, Пантелеймон сквозь приоткрытую дверь впорхнул в рекреацию, а мгновение спустя уже снова был рядом с Лирой.
– Все чисто. Давай шевелись!
Пригибая голову к коленкам, Лира стрелой прошмыгнула вдоль стола, юркнула в дверь рекреации и застыла как вкопанная посередине комнаты.
Внутри было темно, но в камине жарко пылали поленья, то и дело взметывая вверх огненные снопы искр.
Лира прожила в колледже всю свою коротенькую жизнь, но никогда еще ей не приходилось переступать порог рекреации. Да и немудрено. Входить сюда могли только профессора, да их гости, причем, заметьте, гости исключительно мужского пола. Женщины внутрь не допускались. Даже пыль вытирать здесь должны были не горничные, а дворецкий. Он, и никто другой.
Пантелеймон опустился на Лирино плечико.
– Ну что, довольна? Нагляделась? Пошли отсюда!
– Еще чего! Мы же только пришли! Я хочу посмотреееть.
В центре комнаты блестел полированной столешницей розового дерева огромный овальный стол, на котором красовались хрустальные графины с вином и бокалы. Там же примостились серебряная мельничка для табачного листа и целая батарея курительных трубок. На буфетной полке ждали своего часа жаровня и корзинка с маковыми головками.
– А неплохо они тут устроились, а, Пан? – прищелкнула языком Лира.
Она опустилась в обитое зеленой кожей кресло и почти утонула в нем, – таким оно оказалось глубоким. Ухватившись обеими руками за подлокотники, Лира выпрямилась, залезла в кресло с ногами и огляделась по сторонам. С портретов на нее с явным неодобрением взирали ученые мужи – почтенные бородатые старцы, облаченные в профессорские мантии.
– А интересно, о чем они тут разгова… – Лира осеклась на полуслове, поскольку за дверью раздались голоса.
– Говорил же я! Давай за кресло, живо! – выдохнул Пантелеймон, и послушная Лира с быстротой молнии скрылась за креслом. Правда, “скрылась” – это сильно сказано. Кресло стояло посередине комнаты, так что Лира просто притаилась за его спинкой, сжавшись в комочек.
Дверь отворилась, и комнату залил яркий свет. Один из вошедших держал в руках лампу. Из своего укрытия Лира видела только его ноги в темнозеленых брюках да начищенные до блеска кожаные башмаки. Кто же это? Наверное, ктонибудь из слуг. Вот он прошел через всю комнату и поставил лампу на боковой столик.
Низкий голос прорезал тишину:
– Лорд Азриел уже прибыл, Рен?
Это был голос магистра. Лира сидела ни жива ни мертва от страха. Альм дворецкого (собака, как у всех слуг) дробной рысцой протрусил через комнату и послушно улегся у ног Рена.
А вот наконец и сам магистр, вернее, его ноги в стоптанных черных туфлях, которые ни с чем не спутаешь.
– Никак нет, ваша милость, – ответил дворецкий. – И из аердока тоже никаких известий.
– Как только он приедет, проводите его в обеденную залу. Он, вероятно, будет голоден с дороги.
– Слушаюсь.
– Вы приготовили для него токайское?
– Как вы изволили приказать, урожая тысяча восемьсот девяносто восьмого года. Помнится, это его слабость.
– Отлично. Я вас более не задерживаю.
– Прикажете оставить лампу здесь?
– Да, разумеется. И во время ужина зайдите еще разок поправить фитиль.
– Слушаюсь.
Дворецкий почтительно поклонился и вышел; его альм потрусил следом. Из своего ненадежного укрытия Лира видела, как магистр подошел к высокому дубовому гардеробу, стоявшему в углу комнаты, достал из него магистерскую мантию и, не торопясь, облачился в нее. Он двигался постариковски медленно и словно бы с усилием, ведь лет ему было немало, за семьдесят, хотя на вид и не скажешь. Ворона, альм магистра, примостилась на дверце гардероба и терпеливо ждала, когда процедура облачения закончится. Вот она тяжело слетела вниз и устроилась у старика на правом плече.
Лира чувствовала, что Пантелеймон, хоть он и молчит, весь напрягся, как туго натянутая струна. Сама же она просто умирала от любопытства. Дело в том, что лорд Азриел, о котором магистр говорил дворецкому, приходился нашей Лире родным дядей. И дядю этого она в равной степени обожала и боялась. Занимался он чемто ужасно важным и ужасно непонятным: какойто “большой политикой”, какимито сверхсекретными экспедициями, чуть ли даже не войной, только гдето очень далеко, на краю света. Так что Лира никогда не знала, расставаясь с дядей, когда им доведется свидеться вновь. Значит, сегодня. Вот и всыплет же он ей, если поймает ее здесь. Ну и пусть всыплет. Не привыкать.
“Какнибудь переживу. В первый раз, что ли?” – пронеслось у Лиры в мыслях.
Как вдруг…
Как вдруг она увидела нечто такое, что разом поставило все с ног на голову.
Магистр достал из кармана маленький бумажный пакетик и положил его на край стола. Затем он с трудом вытащил притертую пробку из графина, наполненного золотистым вином, развернул пакетик и тонкой струйкой всыпал в вино какойто белый порошок. Достав из кармана карандаш, он тщательно перемешал содержимое и, убедившись, что порошок полностью растворился, закупорил узкое горлышко графина пробкой.
Альмворона хрипло каркнула. Магистр чтото прогудел ей в ответ, метнул настороженный взгляд изпод тяжелых набрякших век и вышел, притворив за собой дверь.
– Пан, ты видел, видел? – выдохнула Лира.
– Ой, да все я видел. Быстро… Уходим, пока лакей не вернулся.
Не успел он договорить, как из обеденной залы позвонили.
– Все, – упавшим голосом произнесла Лира. – Это звонок к ужину. Чтото я со временем не рассчитала.
Верный Пантелеймон в мгновение ока произвел разведку на местности.
– Там уже полно лакеев, – сообщил он, вернувшись из залы. – Может, через другую дверь? Нет, туда тоже нельзя.
Другая дверь, которой, кстати, воспользовался магистр, выходила в коридор между библиотекой и преподавательской. Именно в это время там толпится весь колледж: комуто надо мантию взять, комуто бумаги оставить, не идти же с ними к ужину.
Можно было бы рискнуть и затеряться в толпе ученых мужей. Можно было бы ретироваться через столовую. Ну, подумаешь, попадешься под руку комунибудь из лакеев. Ну наорут. Большое дело! Но изза этого белого порошка, который магистр всыпал в графин с вином, мысли в голове у бедной Лиры совсем разбрелись, так что она решительно не знала, что делать.
За дверью раздались шаги. Это лакей. Хочет проверить, все ли в порядке. По традиции после ужина профессора собираются в рекреации, чтобы насладиться бокалом доброго вина и жареным маком.
Лира сломя голову бросилась к стоявшему в углу гардеробу и скользнула внутрь, едва успев прикрыть за собой дверцу. За Пантелеймона она не боялась. Стены в комнате темные, да и кто заметит бражника? Ну, в крайнем случае, залетит под кресло.
В комнате стояла тишина, только слышно было, как сопит лакей. Сквозь щелочку между дверцами Лира увидела, как он поровнее разложил курительные трубки и придирчиво осмотрел батарею графинов и бокалов на столе. Затем он обеими руками пригладил волосы и чтото негромко сказал своему альму. У всех слуг альмы были собаками. Но этот слуга был не просто лакей, а оберлакей, так что альмом его была не просто какаято там шавка с хвостом, а гончая. И гончая эта чтото явно учуяла, но, к великому облегчению Лиры, к гардеробу не подошла. А попадись девочка оберлакею – ей несдобровать, ведь он уже дважды так колотил ее!
Вдруг Лира услышала гдето возле своего плеча шепоток. А, да это Пантелеймон! Проскользнултаки за ней следом!
– Все. Пиши пропало. Теперь будем здесь сидеть. Ведь говорил же я тебе! Ну почему ты меня никогда не слушаешь, скажи на милость!
Лира дождалась, пока оберлакей выйдет, ведь ему пора было прислуживать за магистерским столом. Из обеденной залы доносился гул голосов; слышно было, как там собирается народ.
– Да, не послушалась и правильно сделала, – зашипела она в ответ, как только за лакеем закрылась дверь. – Иначе мы бы ничего не узнали. Ты что, не понимаешь? Ведь магистр всыпал в графин с вином яд. Пан, миленький, это то самое токайское, про которое он говорил дворецкому. Они же хотят отравить лорда Азриела!
– А может, никакой это не яд?
– Как это не яд? Конечно яд! А зачем же тогда магистр специально дожидался, пока дворецкий уйдет, и только потом подсыпал порошок? Если бы это был не яд, он бы спокойно всыпал его и при дворецком. Нееет, все это неспроста. Я чувствую. Тут пахнет политикой. Не зря слуги без конца шепчутся об этом по углам, я же не глухая! Ой, Пан, а вдруг мы предотвратим злодейство?
– Вздор! – отозвался Пан неожиданно резко. – Ты хочешь сказать, что собираешься четыре часа кряду просидеть в этом гробу? Вот так, скорчившись? Послушай меня: я слетаю посмотрю, как там, в коридоре, а когда будет чисто, скажу тебе, ладно?
Бражник с готовностью вспорхнул с Лириного плеча. В узкой полоске света был четко виден его силуэт.
– Нет, Пан, не ладно, – твердо сказала девочка. – Никуда я отсюда не уйду. Я должна, должна понять, что они затевают. И никакой это не гроб. Вон смотри, тут какаято мантия висит. Ее можно подстелить под себя, и будет мягко.
Все это время Лира сидела на корточках. Теперь она осторожно выпрямилась в полный рост и, стараясь не шуметь, попыталась на ощупь определить, что же именно висит в шкафу на распялках. Гардероб, между прочим, оказался куда просторнее, чем она думала. А висели в нем профессорские и докторские мантии, все крытые шелком, а некоторые даже с меховой оторочкой.
– Это что, все одного магистра? – изумленно прошептала Лира. – Куда ему столько? Разве у одного человека может быть так много мантий? Аа, знаю, наверное, когда его приглашают в какойнибудь другой университет и избирают там почетным доктором, то в придачу к диплому дают какуюнибудь красивую накидушку. Вот он привозит ее сюда, вешает в шкаф и потом наряжается, да? Слушайка, Пан, а может, это всетаки не яд, ты как думаешь?
– Я думаю, что это яд. И еще я думаю, что не нашего все это ума дело. И еще я думаю, что самая большая глупость, которую ты можешь сделать, а понаделала ты их, к слову сказать, немало, так это ввязаться в историю, которая к тебе, Лире, никакого отношения не имеет.
– То есть как это не имеет? – возмутилась Лира. – Не могу же я вот так, за здорово живешь, сидеть и смотреть, как они травят моего дядю?
– Не можешь – не смотри, кто тебя неволит? Уйди куданибудь.
– Эх, Пан, сдрейфил, да?
– Да, сдрейфил, и не боюсь в этом признаться. Скажика мне, что ты собираешься делать? Что? Как выскочишь, как выпрыгнешь из шкафа и метким ударом ноги выбьешь стакан с ядом из его слабеющих рук? Очень красиво, нечего сказать.
– Ничего подобного я делать не собираюсь, – отчеканила Лира. – Заметь, тебе это известно лучше, чем кому бы то ни было. Пойми, пожалуйста, Пан, ведь после того, что я видела, у меня выбора нет. Ты когданибудь про совесть слышал? Знаешь, что это за штука такая? Сам посуди: могу я сидеть себе гденибудь в библиотеке, болтать ногами и знать при этом, что здесь в эту самую минуту творится? Поверь, я же не нарочно. Я не хотела.
Пан помолчал немного, подумал и сказал:
– А вот и врешь. Именно, что хотела. Ты всегда мечтала пробраться сюда, спрятаться и подглядеть. Как же я раньшето не догадался!
– Хорошо. Да, я всегда этого хотела. Да, мне интересно. Ведь все же знают, что они тут чтото делают. Тайны у них какието, посвящения. Что, посмотреть нельзя?
– Нельзя. Потому что нас это не касается. Хочется им играть в прятки – пусть играют. Ты выше должна быть, понимаешь? Выше. А не подслушивать и не прятаться тут по шкафам, как дитя малое.
– Ойойой, какие мы важные, какие мы взрослые! Хватит меня отчитывать, я не маленькая!
Какоето время Лира и альм молчали, при этом Лира ерзала на жестких досках, путаясь в полах мантии, а исполненный праведного гнева Пантелеймон сидел у одной из этих мантий на воротнике и оскорбленно поводил усиками.
Казалось, все мысли в голове у Лиры сбились в пестрый беспорядочный клубок. Эх, поговорить бы с Паном, все, глядишь, и встало бы на свои места. Ну уж нет. Первой мириться – ни за что! Ничего не поделаешь, попробуем разобраться сами.
Итак, что же ее сильнее всего тревожит? Страх. А за кого? Ведь не за себя же. Она так часто попадала во всякие дурацкие передряги, что за себя уже давно не боялась. Разучилась. Значит, страх за лорда Азриела. Зачем он приезжает? Он и такто в колледже редкий гость, а уж сейчас, со всей этой политической неразберихой…
Не станет же такой занятой человек приезжать, только чтобы выпитьзакусить да трубочку выкурить со старинными приятелями. Нет, чтото непохоже. Правда, и лорд Азриел, и магистр были членами какогото Правительственного Совета. Про Совет этот Лира знала, что они чтото там такое советуют премьерминистру. Но тогда заседания этого Совета должны проходить во дворце, а уж никак не в рекреации колледжа Вод Иорданских.
Ничего не понятно. Все последние дни слуги шушукались, что тартары захватили Московию и рвутся на север, к СанктПетербургу. СанктПетербург – ключ к могуществу над Балтией и всей Западной Европой. А куда ездил лорд Азриел? Кудато на Север. В Лапландию, что ли. Когда они виделись в последний раз, он собирался в экспедицию.
– Пан, а Пан, – позвала Лира.
– Что?
– А как ты думаешь, только честно, война будет?
– Сейчас – нет. Иначе стал бы лорд Азриел приезжать сюда с визитом! Так что на этой неделе войны не будет.
– И я так думаю. А потом?
– Шшш.. Сюда идут.
Лира приникла к щелочке между дверцами шкафа. В рекреацию вошел дворецкий, чтобы, как велел магистр, подправить у лампы фитиль. Дело в том, что и в преподавательской, и в библиотеке уже давно пользовались современными яндарическими лампами, но здесь, в рекреации, попрежнему зажигали лигроиновые, свет которых был мягче и приятнее глазу. Здесь магистр не потерпел бы никаких нововведений.
Дворецкий поправил фитиль, подбросил в камин еще одно полено и, воровато оглянувшись на дверь, зачерпнул пригоршню табаку из мельнички. Не успел он приладить на место крышечку, как на двери, ведущей в коридор, щелкнул, отворяясь, замок. К восторгу Лиры, дворецкий подпрыгнул, как ужаленный, проворно сунул табак в карман и повернулся навстречу гостю.
– Мое почтение, лорд Азриел, – произнес он с поклоном.
Лира почувствовала, как по спине у нее пробежал холодок. Настал великий миг! Из ее укрытия двери в коридор видно не было, и ей стоило великого труда сидеть тихо и не высовываться.
– А, это вы, Рен, – раздался хрипловатый низкий голос лорда Азриела, всегда отзывавшийся в душе Лиры какимто смешанным чувством ужаса и восторга. – Ну, к ужину я, надо полагать, опоздал, так что обожду здесь.
Дворецкий растерянно покрутил головой. Как правило, гости получали доступ в рекреацию только по личному приглашению магистра, и лорд Азриел не знать об этом просто не мог. Однако, заметив пристальный взгляд его милости, устремленный на подозрительно оттопыренный карман ливреи, где лежал краденый табачок, верный слуга благоразумно решил сделать, как велено.
– Прикажете доложить их милости магистру, что вы прибыли?
– Да, пожалуй. И насчет кофе распорядитесь.
– Слушаюсь, милорд.
Дворецкий почтительно поклонился и вышел. Альм потрусил за ним по пятам. Лорд Азриел подошел к камину, передернул плечами и с наслаждением потянулся всем своим длинным телом, облаченным в дорожное платье. Ни дать ни взять проснувшийся лев! Как всегда при виде дядюшки, Лира затрепетала. Все. Теперь и речи не может быть о том, чтобы какнибудь выползти из шкафа. Придется сидеть и ждать. Авось пронесет.
Альм лорда Азриела, снежнобелая пума, потерлась об его ноги.
– Здесь будешь показывать?.. – промурлыкала она.
– Наверное. Это удобнее, чем в лекционном зале. Потом еще разговоров не оберешься. К слову сказать, они ведь захотят на образцы взглянуть. Надо приказать, чтобы кофры занесли сюда… Плохо дело, Стельмария. Что же нам с тобой делать, а? Вотвот жди беды.
– Тебе бы отдохнуть. Ты сядь.
Лорд Азриел рухнул в кресло. Теперь Лира не видела его лица, потому что он сидел к ней спиной.
– Отдохнуть – это хорошо. Да и переодеться не мешало бы. У них тут с этим строго. Штрафанут меня на дюжину бургундского за неподобающий вид, а? Отдохнуть… Будь моя воля, я бы проспал трое суток, не меньше. Так ведь…
В дверь постучали, и в рекреацию вновь вошел дворецкий с серебряным кофейным прибором на подносе.
– Благодарю вас, Рен, – улыбнулся лорд Азриел. – А что это за графин на столе? Токайское? Мое любимое?
– По личному распоряжению их милости магистра. Специально для вас, милорд, – с готовностью ответил дворецкий. – Винато этого, токай урожая девяносто восьмого года, почитай, не больше трех дюжин осталось.
– Увы, ничто не вечно под луной, – насмешливо протянул лорд Азриел. – Поставьте поднос сюда. Ах, да, Рен, присмотрите, чтобы те два кофра, что я оставил внизу, подняли в рекреацию.
– Что, прямо сюда, милорд?
– Именно так. И еще мне понадобится экран и волшебный фонарь, их тоже необходимо принести прямо сюда и прямо сейчас.
Дворецкий невольно открыл рот и хотел не то возразить, не то спросить чтото, но вовремя осекся под ледяным взглядом лорда Азриела.
– Вы, кажется, забываетесь, милейший, – процедил он. – Делайте, как вам говорят, без разговоров.
– Слушаюсь, милорд. Прошу меня извинить… Не сочтите за дерзость, я просто подумал, может, нужно оберлакею Кавсону сказать; он ведь не знает, натворит еще дел с перепугу.
– Как хотите. Можете сказать.
Между оберлакеем Кавсоном и дворецким Реном существовало многолетнее подспудное соперничество. Оберлакей был выше по рангу, зато дворецкий был вхож в профессорские круги, чем дорожил и гордился чрезвычайно. Сейчас ему представился шанс натянуть нос задавакелакею и лишний раз проявить свою осведомленность о том, что же на самом деле творится в святая святых колледжа.
Дворецкий поклонился и вышел. Лира, затаив дыхание, следила за тем, как дядя налил себе чашку кофе и осушил ее единым духом. Потом налил еще одну и начал прихлебывать обжигающий кофе маленькими глоточками. Гардеробная пленница изнывала от любопытства. Подумать только: кофры с образцами! Волшебный фонарь! Зачем все это? Почему такая срочность? Почему здесь, в рекреации?
Лорд Азриел поднялся с кресла и повернулся к камину спиной. Теперь Лира его хорошо видела. Она вновь поразилась тому, насколько он не похож на всех этих дряхлых согбенных старцев в докторских мантиях. Он был совсем другой: высокий, широкоплечий, поджарый, с жестким обветренным лицом и глазами, в которых, казалось, плясами черти. Что ты чувствуешь, когда смотришь в эти глаза? Трепет? Пожалуй. Ненависть? И это возможно. Но только не жалость. Такого не пожалеешь. И таким не покомандуешь. Все его движения были исполнены могучей силы и какойто звериной грации. В этой заставленной мебелью комнате ему было тесно, как тесно тигру в клетке.
Видно было, что мысли его гдето далекодалеко. Пумаальм подошла к Азриелу и потерлась ему головой о колено. Он долго, с какойто непостижимой задумчивостью, смотрел в ее зеленые глаза, потом повернулся к столу. Внезапно Лира почувствовала, что сердце у нее падает. В руках у лорда Азриела был графин с токайским. Вино золотистой струей хлынуло в бокал.
– Нееет! – раздался Лирин сдавленный крик.
Лорд Азриел резко повернулся.
– Кто здесь?
Более медлить девочка была не в силах. Она както боком вывалилась из шкафа и, уже совершенно не соображая, что делает, выбила бокал из рук дяди. Остановившимися глазами она ошеломленно следила за тем, как токай взметывается вверх, выплескивается на край стола, на ковер, потом бокал падает и разбивается вдребезги.
Лорд Азриел резко схватил ее за руку и рывком заломил запястье назад.
– Лира?! Да как ты посмела!
– Ой! Больно! Дядя, я все скажу, только руку… руку отпустите.
– Девчонка! Я тебе покажу больно! Еще не так больно будет! Как ты посмела сюда прийти?!
– Дядя, я же вас от смерти спасла!
На мгновение в комнате повисла тишина. Давясь от рыданий, Лира пыталась вырвать руку из железной хватки лорда Азриела. Не плакать! Только не плакать!
– Что ты сказала? – спросил дядя чуть мягче, но лицо у него все равно было мрачнее тучи.
– Что вино отравлено, – выдавила из себя девочка. – Я сама видела, как магистр подсыпал в него какойто порошок.
Лорд Азриел разжал пальцы. Лира, обмякнув, сползла на пол, и верный Пантелеймон тут же примостился у нее на плече. Девочка сидела, оцепенев от страха. Никакая сила не смогла бы заставить ее поднять глаза.
– Итак. – В голосе лорда Азриела звенело ледяное бешенство.
– Я пробралась в рекреацию, – пробормотала Лира несчастным голосом, – потому что хотела… Ну, просто хотела посмотреть, какая она. Я знаю, что нельзя. Я хотела убежать потихоньку, пока никто не пришел. Потом услышала шаги. Пришел магистр. Пришлось прятаться. Вот сюда, в шкаф. Больше некуда. И я в щелочку видела, как он сыпал в вино какойто белый… ну, порошочек. А если бы я не сказа…
В дверь постучали.
– Принесли кофры, – прошипел лорд Азриел. – Марш в шкаф. И чтобы ни звука! Лучше не шути со мной.
Словно маленький хорек, Лира скользнула внутрь гардероба и едва успела прикрыть за собой дверцу, как голос дяди произнес:
– Дада, входите!
Как он и говорил, снизу принесли кофры.
– Прикажете заносить, милорд? – услышала Лира.
Сквозь щелочку между дверцами она увидела старикапривратника, нерешительно переминавшегося с ноги на ногу на пороге рекреации. За его спиной маячил огромный деревянный сундук.
– Давайте, Шустер, давайте, – распорядился лорд Азриел. – Заносите оба. Ставьте вот сюда, рядом со столом.
Ну все. Теперь Лира могла наконец перевести дух и даже чутьчуть пожалеть себя. Плечо и запястье ныли немилосердно. Любая другая девочка на ее месте ревела бы в три ручья, но Лира была не из таковских. Она только закусила губу и осторожно попробовала подвигать больной рукой. Ага, вот так, кажется, легче. Боль потихоньку отпускала.
Вдруг в комнате раздался звон бьющегося стекла и словно бы чтото пролилось на пол.
– Проклятье, – прорычал лорд Азриел. – Где были ваши глаза, Шустер? Вы только посмотрите, что вы наделали, старый вы осел!
Лира сразу все поняла. Дядя украдкой смахнул со стола графин с токайским, да так ловко, что казалось, будто сделал это не он, а бедолага Шустер. Старик опустил тяжелый кофр на пол, кряхтя, распрямился и попятился.
– Прошу прощения, милорд. Уж не знаю, как это я… Недоглядел… Близко слишком подошел… Виноват…
– Хватит. Быстро несите тряпку какуюнибудь. Все же в ковер впитается! Ну, что вы стоите? Живо уберите этот свинарник!
Шустер и его подручный со всех ног кинулись выполнять приказание. Не успела за ними закрыться дверь, как лорд Азриел уже стоял у шкафа и, почти не разжимая губ, говорил, обращаясь к Лире:
– Слушай меня внимательно. Раз уж ты все равно здесь, будешь мне помогать. Как только магистр войдет в комнату, глаз с него не спускай! Потом все мне расскажешь. Сделаешь все толково – так и быть, помогу, вытащу тебя отсюда. Но только смотри у меня!
– Я поняла, дядечка, – пискнула Лира.
– И если я услышу хоть один звук… Пеняй на себя.
Он отошел от шкафа и вновь стал спиной к камину, словно бы грелся. В этот момент в рекреацию вернулись Шустер и его подручный, вооруженные ведром, тряпкой, а также совком и веником, чтобы замести осколки.
– Еще раз нижайше прошу меня извинить, милорд. Уж не знаю, как это я…
– Вздор. Лучше уберите тут, да поживее.
Шустер заелозил тряпкой по ковру, пытаясь собрать пролитое вино. В дверь вновь постучали, и в рекреации появились дворецкий и Торолд, камердинер лорда Азриела. Они вдвоем втащили в комнату тяжелый кофр полированного дерева с блестящими медными ручками. Увидев Шустера, ползающего на четвереньках с тряпкой, оба остановились, как вкопанные.
– Увы. Вот оно, бывшее токайское, как ни прискорбно, – раздраженно прокомментировал лорд Азриел.
– Что это? Волшебный фонарь? Сюда, пожалуйста, Торолд, ближе к шкафу. А экран, я думаю, мы повесим там, – и он показал рукой на противоположный конец комнаты.
Лира мгновенно сообразила, что ей из шкафа экран будет отлично виден. А интересно, дядя так нарочно устроил или нечаянно? Воспользовавшись всеобщей суматохой – слуги разворачивали крахмальное полотно и натягивали его на раму, чтобы сделать экран, – Лира торжествующе шепнула Пантелеймону:
– Видал? Не зря мы все это затеяли.
– Может, и не зря, – пискнул непреклонный Пантелеймон своим бабочкиным голоском, – а может, и очень даже зря.
Прихлебывая остывший кофе, лорд Азриел мрачно наблюдал за тем, как Торолд с величайшим тщанием распаковывает кофр с волшебным фонарем. Он бережно снял крышечку с объектива и проверил уровень масла в лампе.
– Все в порядке. Прикажете послать за техником, милорд?
– Это лишнее. Я все сделаю сам. Спасибо, Торолд, вы свободны. Рен, как там, все уже поужинали?
– Заканчивают, милорд. Если я правильно понял оберлакея Кавсона, то их милость магистр и профессора лишней минутки не помедлят, как узнают, что милорд здесь. Прикажете кофе унести?
– Да, вы свободны.
– Слушаюсь, сэр.
С легким поклоном пухленький дворецкий подхватил поднос и вышел из комнаты. Следом за ним удалился и Торолд. Как только за ними закрылась дверь, лорд Азриел метнул в сторону гардероба такой взгляд, что Лира не на шутку испугалась, как бы дверцы шкафа под этим взглядом не разлетелись в щепья, словно от удара копьем или дротиком. Но вот он отвел глаза и о чемто тихо заговорил со своим альмомпумой.
Пума медленно опустилась на ковер у его ног: красивая, настороженная, готовая к прыжку. Изумрудные глаза с вертикальными зрачками скользнули по комнате и сузились, застыв на ручке двери, ведущей в обеденную залу.
Лорд Азриел, не отрываясь, смотрел туда же.
Лире из шкафа дверь было не видно. Вдруг она услышала порывистый вдох… Наконецто! В рекреацию ктото вошел.
– А, магистр, не ждали меня! – шутливо произнес лорд Азриел, делая широкий жест рукой. – Прошупрошу, приглашайте своих гостей. Я обещаю вам много интересного.
Глава 2
Цель – Север
– Лорд Азриел, сколько лет, сколько зим, – прогудел магистр, входя в рекреацию и пожимая руку гостя. Из своего укрытия Лира успела заметить быстрый взгляд, который ученый старец бросил на стол, где еще несколько минут назад стоял злополучный графин токайского.
– Увы, магистр, к ужину я не поспел, так что прошел прямо сюда, без лишних церемоний, чтобы вас зря не беспокоить, – отозвался лорд Азриел. – О, господин проректор, мое почтение. Каким вы молодцом. Прошу прощения за неподобающий вид, я, что называется, с корабля на бал. Дада, магистр, вы, я вижу, тоже заметили. Не судьба мне отведать вашего знаменитого токайского. Между прочим, не промочите ноги, потому что, по всей вероятности, вы прямо на нем и стоите. Я недоглядел, ну, и старик Шустер случайно смахнул графин на пол. Мое почтение, капеллан, я как раз недавно прочел вашу последнюю работу. Очень, очень интересно.
Беседуя с капелланом, лорд Азриел отошел от стола, и взору Лиры предстало бесстрастное лицо магистра. Ни один мускул на нем не дрогнул, но альмворона, примостившаяся на правом плече старика, суетливо перебирала клювом перья и ерзала, словно не находя себе места. В рекреации теперь безраздельно царил лорд Азриел, и, хотя он был безукоризненно учтив с владыкой здешних мест, расстановка сил сомнений не вызывала. Перевес был явно не в пользу магистра.
В комнату один за другим входили профессора и неторопливо рассаживались в креслах вокруг стола и вдоль стен. Судя по всему, ученые мужи были заинтригованы, увидев деревянный кофр, экран и волшебный фонарь. Рекреацию заполнил гул голосов. Главный библиотекарь, проректор, дознаватель… Как хорошо Лира знала их. Ведь это они все эти годы ходили вокруг нее хороводом: учили, наставляли на путь истинный, утешали, совали под подушку маленькие подарочки, гоняли из сада, чтоб не лазила по деревьям и не ела зеленых яблок… Кроме них, у Лиры никого в целом свете не было. И вероятно, знай она, что это за штука такая, – семья, то, глядишь, и привязалась бы к ним, почитая их за семью. А может быть, даже не их, а, скорее всего, кухонную челядь. Ведь у высокоученых профессоров есть дела поважнее, чем душевный покой маленькой девочки, полупомоечного котенка, которого злодейкасудьба забросила в стены колледжа Вод Иорданских.
Магистр зажег под серебряной жаровней спиртовку и распустил на маленьком блюде кусочек масла. Потом неторопливо раскрыл несколько маковых головок и высыпал их содержимое на горячий противень. Жареный мак всегда подавался после обильной трапезы. Принято было считать, что он проясняет голову и способствует подлинно сладостной беседе. По традиции магистр приготовлял это лакомство для гостей собственными руками.
Под шипение масла и разноголосый гомон Лира, чуть осмелев, решила устроиться в своем шкафу поуютнее. Стараясь не шуметь, она сняла с распялки длинную, подбитую мехом мантию и подстелила ее под себя.
– Ну и зря, – буркнул Пантелеймон. – Подстелила бы чтонибудь поплоше. Смотри, разнежишься и, не ровен час, заснешь.
– А ты на что? – беспечно ответила Лира. – Вот и разбудишь меня, если я усну.
Она приникла глазом к щели и стала вслушиваться в разговор, хотя особо вслушиваться было не во что. Все о политике, да что об этом скажет Лондон, а про тартар ни слова. Скука. Вот потянуло ароматом жареного мака, потом запахом табака, и Лира начала было клевать носом, как вдруг ктото легонько постучал по столу. Разговоры разом прекратились, и низкий голос магистра прогудел:
– Господа, я думаю, что выражу общее мнение, если от лица всех присутствующих поприветствую лорда Азриела. Он в наших палестинах гость редкий, а значит, особенно нам дорогой, и, насколько я понимаю, сегодня вечером мы услышим коечто чрезвычайно интересное. Не мне вам говорить, что время нынче непростое, уже завтра утром политическая ситуация призывает лорда Азриела в Лондон, его доклада ждут члены правительства в УайтХолле. Можно сказать, не преувеличивая, что лондонский поезд стоит под парами и ждет, чтобы принять нашего гостя, так сказать, на борт, едва его выступление перед нами закончится. Так что не будем терять времени понапрасну. Я предоставляю слово лорду Азриелу. Полагаю, что после его доклада у присутствующих возникнут коекакие вопросы. Постараемся сформулировать их четко и кратко. Итак, прошу вас, милорд.
– Благодарю, – прозвучал голос лорда Азриела. – Для начала я хотел бы показать всем присутствующим несколько слайдов. Господин проректор, вам, вероятно, отсюда будет лучше видно. Может быть, мы попросим господина магистра пересесть в кресло рядом со шкафом…
Седенький проректор к старости почти ничего не видел, так что элементарные приличия требовали усадить его поближе к экрану, а это, в свою очередь, означало, что магистр должен будет занять место рядом с главным библиотекарем, то есть буквально в метре от притаившейся в глубине гардероба Лиры. Скрипнуло кресло, и девочка услышала, как магистр прошептал:
– Хитер, каналья! Он знал про вино. Голову даю на отсечение, что знал!
– Что будем делать, если он начнет требовать денег? – шепнул библиотекарь в ответ.
– А что нам остается? Будем стоять насмерть.
Лорд Азриел резко прибавил пламя, чтобы лампа волшебного фонаря горела поярче. Лира заерзала в своем шкафу, стараясь ничего не пропустить. Яркий круг на экране вдруг засветился.
– Свет, пожалуйста, погасите, – повелительно произнес лорд Азриел, и комната в тот же миг погрузилась во тьму.
– Многие, вероятно, знают, что год назад я отправился с дипломатической миссией на Север, к его величеству королю Лапландии. Такова официальная легенда. На самом же деле я намеревался достичь Крайнего Севера, то есть полярных льдов, чтобы узнать о судьбе экспедиции Груммана. В последней депеше, адресованной Грумманом в Германскую Академию наук, говорится о некоем явлении природы, наблюдать которое можно только на Крайнем Севере. Именно это явление и составляло главный объект моих исследований. Кроме того, я пытался найти хоть какиенибудь следы пропавшей экспедиции Груммана. Однако слайды, которые вы сейчас увидите, прямого отношения ни к одной из этих задач не имеют. Нус, начнем, пожалуй.
С этими словами он вставил слайд в рамку и передвинул ее так, чтобы она оказалась строго напротив линзы проектора.
Вместо ярко освещенного круга на экране возникла четкая чернобелая картинка. Снимок был сделан ночью, при полной луне. На фоне белого снега ясно вырисовывалась стоявшая чуть в отдалении избушка, возле стен которой выстроилась целая батарея разных приборов и приспособлений для философских изысканий: какието антенны, провода, фарфоровые изоляторы. На Лирин непосвященный взгляд, все это очень напоминало участок яндарического депо, мимо которого они проезжали по дороге на Ярнтон, только на экране все эти штуки были покрыты густой изморозью и серебрились в лунном свете. На переднем плане, вскинув руку в приветственном жесте, стоял человек в меховой парке с низко надвинутым на глаза капюшоном, так что и лица не различить. Рядом с ним стоял еще ктото, росточком пониже. И все вокруг заливало это странное безжизненное сияние.
– Обратите внимание, этот снимок был сделан на пластинку с обычной эмульсией нитрата серебра, – пояснил лорд Азриел. – А вот взгляните на то же самое место, но снятое с применением специальной новейшей эмульсии. Разница во времени между двумя этими снимками – чтото около минуты.
Он заменил слайд в рамке, и на экране возникло новое изображение. Оно было намного темнее, словно лунный свет какимто образом притушили. Попрежнему в отдалении маячила избушка, на черном небе ясно прорисовывалась ее засыпанная снегом крыша, но хитросплетения приборов тонули во мраке. А вот человек на этом снимке выглядел совсем подругому. Он, казалось, купался в мерцающем сиянии, а из его воздетой кверху руки бил серебристый фонтан света.
– Этот световой поток, – раздался голос Капеллана, – он восходящий или нисходящий?
– Нисходящий, – быстро ответил лорд Азриел, – но это не свет. Это Серебристая Пыль.
Он произнес последние слова с таким нажимом, что Лира мгновенно поняла, что речь идет об особенном явлении, ничего общего с обычной пылью не имеющем. Судя по реакции аудитории, девочка была недалека от истины. В комнате на мгновение повисла напряженная тишина, а потом начались вопросы, вопросы: недоверчивые, перебивающие друг друга.
– Не хотите же вы сказать…
– Помилуйте, неужели…
– Это что же…
– Коллеги, – поднял голос Капеллан, – я думаю, что лорд Азриел согласится нам коечто пояснить.
– Я повторяю еще раз, – вновь заговорил лорд Азриел в полной тишине, – что перед вами изображение Серебристой Пыли, частицы которой оказывают на новую эмульсию воздействие, подобное воздействию фотонов на нитрат серебра. Именно этот феномен и являлся первоочередным объектом моих исследований во время экспедиции на Север. Обратите внимание, что фигура стоящего на переднем плане человека великолепно читается. Но мне хотелось бы, чтобы вы посмотрели вот сюда, на силуэт слева. – С этими словами он указал на размытый абрис маленькой фигурки.
– Я было подумал, что это альм, – удивленно произнес дознаватель.
– Отнюдь. Его альмзмея преспокойно обвилась у него вокруг шеи. Нет, господа, сей расплывчатый силуэт – это ребенок.
– Ребенок после… рассечения? – осторожно спросил чейто голос и тут же осекся, словно сказал чтото лишнее, чтото такое, чего говорить не следовало.
– Нет, целый, и это особенно важно в свете того, что нам известно о природе Серебристой Пыли.
Вновь повисло напряженное молчание, которое нарушил лишь хриплый выдох Капеллана. Такой звук издает человек, который много часов подряд изнывал от жажды, дорвался до кувшина с водой, осушил его одним глотком и наконецто смог перевести дух.
– Тааак, – не то выдохнул, не то крякнул Капеллан. – Следовательно, эти потоки Серебристой Пыли…
– … нисходят с неба, как вы совершенно справедливо изволили заметить, и словно бы окутывают собой человека. Я не собираюсь забирать эти снимки с собой, они останутся в колледже, так что у вас будет возможность рассмотреть их как можно тщательнее. Собственно, все, чего я хотел – это продемонстрировать вам возможности новой эмульсии. А теперь перейдем к следующему снимку.
Лорд Азриел вновь щелкнул рамкой проектора. Появившееся на экране изображение было сделано ночью, но только безлунной. На переднем плане виднелись едва различимые во тьме палатки, сиротливо жмущиеся друг к другу. Рядом валялись какието ящики, брошенные нарты. А на бескрайнем небе плясали сполохи света, словно бы ктото высоковысоко подвесил сотканные из мерцающих нитей волшебные занавеси, и они ниспадают мириадами мерцающих складок, фестонов, фалд и вновь вздымаются, дышат, как под порывами раздувающего их ветра.
– Что это? – тихо спросил проректор.
– Аurora Borealis, – полатыни ответил лорд Азриел.
– Замечательный снимок, – восхищенно причмокнул губами профессорпаломник. – Наверное, самый лучший из всех, что я когдалибо видел.
– Простите мне мое невежество, – произнес дребезжащим тенорком отец регент, – но боюсь, что я подзабыл, что это за Aurora такая. Кажется, туземцы называют ее северным сиянием, верно?
– Верно. И не только так. У этого природного явления великое множество имен. Его порождают потоки заряженных частиц и солнечные лучи невероятной интенсивности. Сами по себе они не видны, но, вступая во взаимодействие с атмосферой, вызывают эффект свечения. Жаль, что время поджимало и нам не удалось раскрасить снимок, тогда бы вы увидели все это в цвете. Волшебное, доложу вам, зрелище: переливы от бледнозеленого до розового, а по краям, вот здесь, внизу, пунцовый, почти багровый отлив. Этот снимок сделан на пластинку с обычной эмульсией. А вот эмульсия специальная. Взглянитека.
Пока лорд Азриел менял слайд в рамке, Лира услышала, как магистр шепнул на ухо библиотекарю:
– Если он поставит вопрос на голосование, попробуем прибегнуть к цензу оседлости. За последний год, то есть за пятьдесят две недели, он отсутствовал в течение тридцати.
– Сложновато будет. Капеллан уже на его стороне, – еле слышно отозвался библиотекарь.
Тем временем на экране появился новый снимок. Изображал он ту же самую местность, и вновь предметы, так отчетливо видимые на обыкновенном снимке, показались здесь смазанными, приглушенными. Сполохи северного сияния тоже словно бы потускнели.
Но в самом сердце загадочной Aurora borealis, высоковысоко в небе Лира вдруг увидела плывущий над мертвой равниной… что? Она приникла глазом к щели между дверцами, стараясь разобрать, что же там изображено. Судя по тому, как подались вперед ученые в рекреации, они явно пытались сделать то же самое. Лира всматривалась в экран, задыхаясь от возбуждения, потому что неясная картинка постепенно обретала очертания. Можно было различить купола и шпили соборов, высокие башни, стены домов, улицы… Сомнений не было! В небе над ледяной пустыней парил…
“Город!” – чуть было не выпалила Лира, но вовремя прикусила язык.
– А вам не кажется, что это похоже на город? – осторожно спросил профессор из Кассингтона.
– Именно так, – отчеканил лорд Азриел.
– И город этот, разумеется, принадлежит другому миру! – ернически всплеснул руками декан.
В ответ на этот выпад лорд Азриел даже бровью не повел. Среди остальных ученых царило лихорадочное возбуждение. И немудрено. Представьте себе чувства седобородого старца, который написал множество многотомных трактатов, доказывающих существование единорога, но самого единорога так и не видел, как вдруг ему предлагают взглянуть на только что пойманный экземпляр.
– Это ведь… Значит, согласно теории БарнардаСтокса, – нетерпеливо спрашивал профессорпаломник. – Как вы думаете, лорд Азриел?
– Я бы сам хотел это выяснить, – отозвался Лирин дядя.
Он стоял чуть в стороне от освещенного экрана. Лира из своего укрытия видела то, что ускользнуло от прикованных к неведомому городу профессорских глаз: жесткий взгляд лорда Азриела буквально ощупывал каждого из присутствующих. Она видела, как вспыхнули зеленым огнем очи белой пумыальма, ни на шаг не отходившей от своего человека. А старички ничего не замечают: почтенные седины взъерошены от возбуждения, очки воинственно блестят, и лишь магистр да библиотекарь словно бы приросли к спинкам своих кресел и, склонив головы друг к другу, о чемто перешептываются.
– Милорд, – обратился к лорду Азриелу Капеллан, – вы ведь, помнится, говорили, что пытались напасть на след экспедиции Груммана. Значит ли это, что доктор Грумман тоже занимался изучением этого феномена?
– Думаю, что да. Более того, я абсолютно уверен, что ему удалось собрать интереснейшие данные по этому вопросу, но, увы, мы так никогда и не узнаем, какие именно, потому что доктор Грумман погиб.
– Неправда! – выдохнул Капеллан.
– Боюсь, что правда. И доказательство этому здесь.
По рекреации вновь пробежала зыбь лихорадочного ожидания. Следуя указаниям лорда Азриела, несколько профессоров помоложе подняли большой деревянный кофр и вынесли его на середину комнаты. Волшебный фонарь продолжал работать, и, хотя слайда в рамке уже не было, на экране попрежнему мерцал ярко освещенный круг. На его фоне отчетливо выделялся черный силуэт лорда Азриела. Вот он склонился над кофром и отщелкнул металлические рычаги замков. Магистр привстал в своем кресле, не в силах усидеть на месте. Теперь Лира ничего не видела, ей оставалось только слушать.
– Надеюсь, вы помните, – зазвучал в рекреации голос дяди Азриела, – что связь с экспедицией Груммана прервалась полтора года назад. По заданию Германской Академии наук они должны были продвинуться на север и достичь магнитного полюса. Кроме того, им было поручено произвести ряд наблюдений за движением небесных тел. Так вот, именно в ходе своей последней экспедиции доктор Грумман становится свидетелем явления, которое мы все только что видели на снимках. Вскоре после этого он исчезает. Многие думали, что, возможно, произошел несчастный случай и Грумман провалился в ледовую трещину. Но, господа, это не так. Причиной гибели доктора Груммана стал отнюдь не несчастный случай.
– А что это за кофр? – внезапно перебил его декан. – Это что, какойто вакуумный контейнер?
Лорд Азриел не спешил с ответом. Лира вновь услышала щелканье замков, свист всасываемого воздуха, а потом в рекреации воцарилась мертвая тишина. Но продлилась она недолго, буквально одно мгновение, и на смену ей пришла чудовищная разноголосица: вопли ужаса, отчаяния, страха, гнева.
– Не верю!
– Бесчеловечно!
– Как же это?
– Допустить, чтоб такое могло случиться?!
Горестный хор прервал глубокий бас магистра:
– Может быть, вы всетаки потрудитесь объяснить, в чем дело, милорд?
– Господа, – прозвучал голос дяди Азриела. – Перед вами голова несчастного Станислауса Груммана.
Сквозь общий шум в комнате Лира услыхала, как ктото из присутствующих, давясь и задыхаясь, бросился вон из рекреации. Эх, вечно она пропускает все самое интересное! Сидит в этом дурацком шкафу и ничего не видит.
Вот снова заговорил дядя Азриел:
– Его тело я обнаружил во льдах Свальбарда. Обратите внимание на характерный прием скальпирования. Узнаете почерк, господин проректор?
Старенький проректор ответил на удивление твердым голосом:
– Мне доводилось встречать такое у тартар. Прием весьма характерный для коренного населения Сибири и Тунгуски. Вне всякого сомнения, он также распространен на всей территории обитания скраелингов, но, если память мне не изменяет, в Новой Дании такие вещи не в ходу, они там запрещены законом. Вы позволите мне взглянуть поближе, лорд Азриел?
После непродолжительного молчания Лира вновь услыхала голос старика:
– Глаза у меня уже не те, да и лед очень грязный. Там что, на темени, отверстие?
– Именно так.
– Трепанация?
– Без сомнения.
Вновь все заговорили разом. Магистр наконец опустился в свое кресло, и Лира увидела, что же происходит в комнате. Стоя в круге света, который отбрасывала лампа волшебного фонаря, проректор подслеповато всматривался в содержимое большого ледяного куба, где внутри виднелось окровавленное месиво – все, что осталось от человеческой головы.
Пантелеймон заметался от стенки к стенке, его отчаяние мгновенно передалось девочке.
– Ну, тише, тише, – еле пошевелила она губами. – Давай послушаем.
– Доктор Грумман некогда работал в этих стенах, – горько проронил декан.
– Какой страшный конец!
– Попасть в руки тартар…
– Помилуйте, какие тартары? Это же Крайний Север!
– А что мы о них знаем? Они могли проникнуть сколь угодно далеко.
– Вы сказали, что обнаружили это во льдах Свальбарда. Я вас правильно понял? – спросил декан.
– Совершенно верно.
– Так не означает ли это, что к трагедии могли быть причастны панцербьорны?
Лира не вполне разобрала последнее слово, потому что слышала его впервые, но, судя по всему, остальным оно было хорошо знакомо.
– Это невозможно, – решительно возразил профессор из Кассингтона. – Панцербьорны на это не способны.
– Стало быть, вы плохо знаете Йофура Ракнисона, – негромко отозвался профессорпаломник, к словам которого все прислушивались очень внимательно, поскольку на его счету была не одна арктическая экспедиция.
– Вполне возможно, что теперь он снимает со своих жертв скальпы на тартарский манер. Меня это ничуть не удивляет.
Лира быстро посмотрела на дядю Азриела. Скрестив руки на груди, он с сардонической усмешкой взирал на разгорячившийся цвет науки.
– А кто это такой, как бишь его, Йофур Ракнисон?
– Это владыка Свальбарда, – ответил паломник. – Совершенно верно, он один из панцербьорнов. Такой, знаете ли, узурпатор, хитростью проложивший себе дорогу к трону. Во всяком случае, насколько я понимаю, он представляет собой фигуру довольно серьезную. И что бы там ни говорили о его… затеях, он далеко не так прост. Хотя затеи эти, прямо скажем… Дворец себе отстроил из привозного мрамора. Университет даже основал.
– Что? Университет? Для кого же? Не иначе как для медведей, – сострил ктото под общие смешки.
– И тем не менее, – продолжал паломник, – я убежден, что трагедия, приключившаяся с доктором Грумманом, вполне во вкусе Йофура Ракнисона. Однако, друзья мои, как это ни удивительно, но к нему можно найти подход, если понадобится, конечно. И тогда он начнет вести себя подругому.
– А вы, Трелони разумеется знаете, как этот самый подход найти, – колко осведомился желчный декан.
– Разумеется знаю. Ему просто нужно дать то, чего он жаждет более всего на свете. Более славы, более почестей. Ему нужен альм. Найдите способ наделить его альмом – и он у вас в кармане.
Всех присутствующих эти слова от души позабавили.
Лира ошарашенно покрутила головой. Для нее все то, о чем говорил профессор, звучало, как тарабарщина. И вообще, куда интереснее слушать про скальпы, про северное сияние, про Серебристую Пыль эту загадочную. Но к вящему ее разочарованию, дядя Азриел явно не собирался больше ни снимки показывать, ни находки демонстрировать. Разговоры свелись к ожесточенной полемике по поводу того, давать или не давать лорду Азриелу денег на снаряжение еще одной экспедиции. В самый разгар этой словесной баталии Лира почувствовала, как веки ее наливаются свинцом, голова клонится вниз, и вскоре она уже крепко спала. Пантелеймон тоже дремал, уютно обвившись вокруг ее шейки. Как всегда, чтобы выспаться получше, он обернулся горностаем.
Лира проснулась от того, что ктото тряс ее за плечо.
– Тшш, – прошептал дядя. Он сидел на корточках перед открытой дверцей шкафа. – Все уже разошлись, но слуги еще не спят. Живо, марш в свою комнату, и никому ни слова!
– Они вам дали денег? – спросила Лира сонным голосом.
– Дали, дали.
– А что такое Серебристая Пыль? – пискнула девочка, пошатываясь спросонья.
– Не твоего ума дело.
– А вот и моего. Сами же мне велели подслушивать, а теперь ничего рассказать не хотите. А можно мне на отрезанную голову посмотреть?
Пантелеймон заерзал, шерстка у него поднялась дыбом, и Лире стало щекотно вокруг шеи. Глядя на ее заспанную мордочку, лорд Азриел расхохотался.
– Ой, не зли меня, – простонал он и принялся упаковывать слайды. – Успела ты проследить за магистром?
– Конечно. Знаете, как он всполошился изза вина!
– Хорошо, хорошо. Ну, на этот раз мы его обошли. А теперь давайка в кровать и без разговоров.
– Дядя, а вы куда едете?
– Я возвращаюсь на Север. У меня всего десять минут, дружок.
– Возьмите меня с собой.
Лорд Азриел поднял голову и посмотрел на Лиру так, словно бы увидел ее впервые. Кошачьи зрачки пумыальма сузились. Под этими взглядами девочка почувствовала себя как под перекрестным огнем, но глаз не опустила, хоть и залилась краской до корней волос.
– Это исключено, – помолчав, произнес лорд Азриел. – Сейчас твое место здесь.
– Но почему? – взмолилась Лира. – Почему оно здесь? Я так хочу на Север, чтобы самой все увидеть: и медведей, и айсберги, и северное сияние. Мне так интересно про эту Серебристую Пыль. И про город в небе. А это правда другой мир?
– Послушай меня, девочка, и постарайся понять. Тебе туда нельзя. Время сейчас опасное, так что давайка будь умницей и отправляйся в кровать. А я тебе моржовый бивень привезу. Хочешь? Настоящий, резной. Все, все, ни слова больше. Не буди во мне зверя.
При этих словах альмпума издала негромкий утробный рык, и Лира вдруг както на удивление ясно поняла смысл выражения “разбудить зверя” и легко представила свои ощущения, когда оба ряда вот этих вот белоснежных зубов сомкнутся на ее горле.
Нет, лучше было ретироваться. Лира насупилась, поджала губы и исподлобья посмотрела на дядю. Но он, казалось, забыл о ней, поскольку был целиком поглощен выкачиванием воздуха из вакуумконтейнера. Не говоря ни слова, все с тем же решительномрачным лицом, Лира вышла из комнаты и отправилась спать.
* * *
Магистр и библиотекарь, два старинных друга и соратника, всякий раз после горьких поражений, если таковые случались, садились вместе, чтобы утопить утрату в стакане доброго вина. Так было и на этот раз. Как только лорд Азриел уехал, они отправились в покои магистра и расположились в его кабинете. Шторы на окнах были плотно задернуты, в камине уютно горел огонь, оба альма привычно примостились один на плече, другой на коленях. Наконецто можно было спокойно обдумать то, что произошло.
– Вы действительно считаете, что он обо всем догадался? Я имею в виду токайское, – спросил библиотекарь.
– Нет, дружище, он не догадался. Он знал. И знал наверное. Так что графин этот он, вне всякого сомнения, разбил сам.
– Вы уж простите меня, – сокрушенно сказал библиотекарь, – но мне всетаки кажется, что это к лучшему. Я никак не мог смириться с мыслью о…
– О яде?
– Давайте не будем лукавить. О смертоубийстве.
– Поверьте моему слову, Чарльз, мне это тоже глубоко отвратительно. Но вопросто стоит иначе. Что страшнее: взятый на душу грех или возможные последствия того, что будет, если этот грех на душу не взять. Само провидение вмешалось и предотвратило гибель лорда Азриела. Право же, старина, мне очень жаль, что я посвящаю вас во все это. Всетаки камень на сердце…
– Что вы, что вы, – всплеснул руками библиотекарь. – Жаль только, что вы не открыли мне всю правду.
Магистр задумчиво вертел в пальцах стакан.
– Пожалуй, вы правы. Мне следовало бы рассказать вам больше. Веритометр показывает, что изыскания лорда Азриела могут иметь поистине чудовищные последствия. И, что самое главное, к этому будет причастна наша девочка. Я хотел только одного: уберечь ее, спрятать, хотя бы на время.
– А скажите мне, эти его исследования, они что, какимто образом связаны с деятельностью Дисциплинарного Суда Духовной Консистории? Или с этим, как бишь его, Министерством Единых Решений по Делам Посвященных?
– Отнюдь. Министерство Единых Решений неподотчетно Духовной Консистории. Мне вообще кажется, что вся эта интрига – дело рук одного человека, которому лорд Азриел, мягко говоря, не симпатичен. Так что, дружище, боюсь, что попали мы с вами прямехонько между молотом и наковальней. Ну, что скажете?
Библиотекарь не спешил с ответом. Да и что тут было говорить? С того момента, как папа Кальвин перенес Святой престол в Женеву и учредил Дисциплинарный Суд Духовной Консистории, власть церкви над всеми сторонами жизни общества стала абсолютной. Вскоре после смерти Кальвина папство было упразднено и его место занял Магистерий, представляющий собой сложнейшую систему колледжей, судов, консультативных советов. Однако единого централизованного руководства над ними не было, отчего зачастую они отчаянно соперничали друг с другом. Так, например, в конце прошлого века самым могущественным считался Епископальный колледж, но за последние несколько лет в политических хитросплетениях наметился новый лидер – Дисциплинарный Суд Духовной Консистории. На сегодняшний день он пользовался наибольшим влиянием и, следовательно, представлял наибольшую опасность.
Но это еще не все. В разных концах паутины Магистерия, под эгидой какогонибудь сильного союзника, могли, словно грибы, вырастать организации, никому на первый взгляд впрямую не подчиненные. Именно такова была судьба пресловутого Министерства Единых Решений по Делам Посвященных. Сколь далеко простирались интересы этого ведомства, библиотекарь не знал. Но то немногое, что он о них слышал, наполняло его душу ужасом и отвращением, так что горечь магистра была ему вполне понятна.
– Да, к слову сказать, – вдруг поднял голову библиотекарь. – Давеча Профессорпаломник помянул теорию БарнардаСтокса. Может быть, вы меня просветите?
– Дело в том, Чарльз, что это не совсем мой профиль… Насколько я знаю, суть проблемы состоит в следующем: Святая Церковь учит, что существует два мира, то есть мир земной, наш с вами, где все можно увидеть, услышать, потрогать наконец, и мир потусторонний, то есть рай и ад. А эти два молодца, Барнард и Стокс, были, как бы это сказать помягче, ренегатамитеологами, которые предположили существование великого множества других миров, похожих на наш. То есть это не ад, не рай, жизнь там материальна, а следовательно, греховна, и они рядом, но ни увидеть, ни достичь их нельзя. Ну, разумеется, Святая Церковь камня на камне не оставила от этой наукообразной ереси, и господ Барнарда и Стокса быстренько заставили замолчать. Правда, есть тут одна загвоздка. К вящему неудовольствию Магистерия, эта теория существования множества миров подкреплена блестящими математическими выкладками. Я сам с ними не знаком, но профессор из Кассингтона считает, что они весьма убедительны.
– Но теперь лорд Азриел привез с Севера снимки одного из этих миров, – подхватил библиотекарь, – а мы с дорогой душой дали ему денег, да еще и снарядили для дальнейших поисков.
– Именно, дружище, именно. Теперь Министерство Единых Решений с полным правом может заподозрить, что колледж Вод Иорданских есть оплот ереси. Вот мне и приходится балансировать между Консисторией и Министерством, а малютка наша тем временем растет, и, поверьте моему слову, Чарльз, они помнят об этом не хуже нас. Так что рано или поздно ее непременно втянут во все эти игры, как бы я ни пытался им помешать.
– Силы небесные, – ошеломлено воскликнул библиотекарь, – но кто же вам все это открыл? Неужели опять веритометр?
– Разумеется. Нашей Лире отведена в этой пьесе своя роль, и роль главная. Однако парадокс в том, что она ничего не должна знать, так что предостеречь ее нельзя. Помочь, правда, можно. И если бы моя затея с токайским удалась, я бы смог выиграть время и обеспечить ей еще несколько лет спокойной жизни, уберечь ее от этой экспедиции на Север. Бог ты мой, если бы я только мог объяснить ей все…
– Смею заверить, – тонко улыбнулся библиотекарь, – она бы вряд ли стала вас слушать. Вы же знаете ее не хуже меня. Объясняешь ей чтонибудь серьезное, она пять минут честно слушает вполуха, а потом начинает ерзать и смотреть по сторонам. А попробуй спроси ее на следующий день, о чем шла речь, – глаза округлит и скажет, что не помнит.
– Даже если речь пойдет о Серебристой Пыли? Повашему, это ей тоже будет не интересно?
Библиотекарь задумчиво пожевал губами:
– Вряд ли. Да и с какой стати, скажите на милость, здоровую, веселую девчонку, без единой мысли в голове должна заинтересовать теологическая закавыка многовековой давности?
– А с такой стати, что эту девчонку ждут великие испытания и даже, представьте себе, предательство.
– Бог ты мой, да кто же предаст нашу Лиру?
– В томто и беда, Чарльз, что предадут не ее. Предаст она. И одному Богу известно, сколь горька будет чаша, которую ей предстоит испить. Об этом, разумеется, мы с ней говорить не вправе. Но о Серебристой Пыли… Помилуйте, Чарльз, что же тут худого, если мы расскажем ей о Серебристой Пыли! Можно же объяснить все доступно, так, чтобы она поняла. Вдруг когданибудь ей это пригодится, а? А то ведь душа за нее болит.
– Таков уж удел старости, – улыбнулся библиотекарь. – У нас, стариков, за молодых душа ноет, а молодые ноют, что мы их душим, и ничего тут не попишешь.
Долго в тот вечер сидели вместе два мудрых старца, и у каждого из них болела и ныла от страшного предчувствия душа.
Глава 3
Колледж Вод Иорданских и маленькая девочка
Не было в Оксфорде колледжа богаче и влиятельнее, чем колледж Вод Иорданских. Кроме того, он, возможно, был и самым большим, но, наверное, этого никто не знал. Со времен раннего Средневековья и до середины восемнадцатого столетия колледж непрерывно строился, и сейчас его основные здания и службы представляли собой три гигантских корпуса, каждый с огромным внутренним двором в форме неправильного четырехугольника. Строили колледж безо всякого генерального плана, как бог на душу положит. Строили, потом перестраивали, и на каждом квадратном дюйме прошлое тесно переплеталось с настоящим. Конечный же результат выглядел несколько сумбурно, но, без сомнения, весьма величественно. Правда, коекакие фрагменты этого былого величия временами отваливались и падали на голову, но для того и существовало семейство Парслоу. Пять поколений этой семьи верой и правдой служили колледжу Вод Иорданских и выполняли в нем все кровельные, каменные и ремонтные работы. Вот и сейчас папаша Парслоу растил себе смену, так что и он, и его сын, и трое их подручных целыми днями, как трудолюбивые муравьи, сновали по лесам, которые сами же и возвели в дальнем углу библиотеки, или же ползали по крыше храмины и работали, работали не покладая рук: то поднимали наверх отполированные каменные блоки, то тащили блестящие на солнце листы свинцовой кровли, то трелевали бревна.
Колледжу принадлежали фермы и угодья по всей Британии. Поговаривали