ЧАСТЬ II. НЕВЕСТА. Англия, 1152 – 1153 годы 3 страница
В шестнадцать король посвятил меня в рыцари, но я ничего не мог предпринять против мужа матери. Если бы я позволил ему очернить мое доброе имя, у меня не осталось бы ничего. Отобрали бы последние крохи. Я пообещал матери оставить ее в покое, прибавив, что буду молиться за отчима. Поблагодарил его за великодушие и благородную защиту материнской и моей репутации. Он обозлился и долго расписывал, как обожает жену, давшую ему наследников и заслужившую его хорошее отношение. Отчим даже имел наглость напыщенно заявить, что, поскольку меня растили При дворе короля Генриха, он с гордостью назовет меня своим пасынком перед посторонними. Я с трудом сдержался, чтобы не прикончить его на месте.
Пришлось уехать из Нормандии. Я вернулся в Англию и поступил на службу королю. Только ему я рассказал правду о своей неудаче. Он похвалил меня за мудрость не по годам и посоветовал остаться навсегда в Англии. После его смерти, когда началась распря между королем Стефаном и претенденткой на престол Матильдой, я поступил так, как сделал бы любой рыцарь на моем месте, – выбрал одну из сторон и остался ей верным, в отличие от многих знатных и влиятельных людей. Они переходят от одного господина к другому так же часто, как меняет направление ветер, но рыцарь вроде меня не может позволить себе такого, разве что положение становится слишком отчаянным.
– Думаю, что ты умен и предусмотрителен, Ранульф, – заметила Эльф. – Ты правильно поступил, защитив мать от мужа, способного обокрасть ее дитя, а потом пригрозить всяческими пакостями, чтобы сохранить награбленное. Должно быть, он очень плохой человек и великий грешник, ведь твоя мать приходится еще и матерью его детям, и ее стыд падет и на них.
– Алчность, моя невинная женушка, не знает стыда, – пояснил Ранульф, – и жена твоего брата является веским тому доказательством. Вспомни, что говорят о ней наши люди. Фулк утверждает, что до приезда кузена она часто флиртовала с охранниками. Король был прав, когда повелел запереть ее в монастыре, где она никому не сможет причинить зла.
– Не поверю, чтобы Айлин покорно отправилась в добровольное заключение на всю оставшуюся жизнь, – возразила Эльф. – Но не стоит говорить о ней, Ранульф. Мне больно вспоминать, что она стала причиной смерти моего бедного брата. Он был добрым и хорошим человеком.
– Доверчивые мужчины часто становятся добычей злобных ведьм, – ответил Ранульф. – Есть вещи, которых ты просто не могла знать, но извлеченные уроки следует запомнить. И если король снова призовет меня на службу, я без всяких возражений отправлюсь на войну, а тебе придется править Эшлином. Поэтому ты должна сознавать, что в этом мире немало подлости и пороков, и стараться оградить от всего этого себя и своих близких. Запомни, часто преступник скрывается за красивой внешностью.
Он повернулся к ней, и Эльф снова задохнулась. Какое сильное, мужественное лицо… и она почти влюбилась в его глаза…
– Ты станешь моим наставником в мирских делах, господин мой Ранульф, – прошептала она, – верно?
– Да, малышка, – кивнул он и притронулся губами к ее лбу, прежде чем лечь на спину. – Спокойной ночи, Элинор, – пожелал он и замолк.
Несмотря на то что прикосновение его уст было почти невесомым, поцелуй горел на коже огненным клеймом. Кажется, она немного разочарована тем, что он не поцеловал се в губы. Она инстинктивно чувствовала, что поцелуи мужа будут сладостны, а не отвратительны, как приставания Саэра де Бада. Неужели Эльф действительно готова стать женой в полном смысле этого слова? Она совсем не была в этом уверена.
Уже засыпая, Эльф решила, что будет молиться о том, чтобы стать хорошей женой Ранульфу.
Глава 8
Погода оставалась холодной, но относительно сухой. Из каменоломни привезли камень для ограды.
– Ранульф сам руководил работами и учил молодых людей воинскому искусству. Эльф все дни прилежно старалась стать настоящей хозяйкой поместья. К ее удивлению, оказалось, что она уже многое знала. В монастыре ей показали, как убирать жилище, и теперь она со знанием дела наблюдала за служанками. Там же ее научили варить разные сорта мыла. Летом повар покажет, как делать запасы на зиму, засахаренные фрукты, солонину и вяленую рыбу. Даже сейчас она проводила на кухне целые часы, хотя в Эшлине был прекрасный повар. Все же не мешает знать, что он делает, хотя бы для того, чтобы самой заказывать припасы, которые нельзя получить из их садов и полей.
Раз в неделю Эльф приносили записи эконома и управителя. Она тщательно просматривала списки и не стеснялась спрашивать, если чего-то не понимала.
Так прошел январь, за ним февраль. Март почти кончился, когда в один прекрасный день Эльф вышла во двор и неожиданно поняла, что счастлива. Ей нравилось жить в Эшлине. А ее муж хороший человек и справедливый господин, но… но… до сих пор так и не вступил в супружеские права, а ведь это только от него зависит! Неужели Ранульф находит ее столь непривлекательной? Но ведь сам поддразнивает ее и все твердит, что монахини из нее не вышло. Тогда в чем же дело?
Она брела сама не зная куда, пока не очутилась у церкви. Верный своему слову, Ранульф привез камень для починки, но сейчас самым главным было нарастить ограду. Эльф ступила внутрь. Крышу нужно перекрывать. Это можно сделать летом. Собственно говоря, она мечтала о крепкой черепице, хотя пока на это нет денег. Но в один прекрасный день она вставит в окна стекло! Конечно, никаких дорогих витражей, как в епископском соборе, просто стекло.
Эльф медленно направилась по проходу. Каменный алтарь совсем голый. Интересно, куда девались подсвечники и распятие, да и были ли они? Церковь была разорена еще до ее рождения, хотя священник продолжал служить до самой смерти.
Эльф тяжело вздохнула. Здесь предстоит немало работы, прежде чем появится новый пастырь, но она сумеет этого добиться.
Она пошла обратно и немного постояла на пороге, обозревая дом. Какое все-таки красивое место ее родина! Тут она заметила небольшую семейку ярко-желтых нарциссов у самых ступенек крыльца и улыбнулась. Словно сам Господь заговорил с ней, сказав, что там, где сохранилась жизнь, всегда есть надежда на лучшее.
Эльф так задумалась, что испуганно вздрогнула при звуках голоса мужа.
– Мы сделаем все необходимое, – заверил он, словно прочитав ее мысли, обнял жену и слегка прижал к себе.
– Я знаю, что ограда важнее, – кивнула она. – Посмотри, господин, весна идет! Родилось уже немало ягнят, и пока волки в лесах не появлялись. Нам повезло.
Она показала надветы и улыбнулась. Ее губы будто притягивали Ранульфа, и он на мгновение закрыл глаза, а когда открыл, пухлый ротик оказался в опасной близости. Не в силах усмирить страсть, зажегшую кровь, Ранульф опалил Эльф яростным и одновременно нежным поцелуем, но тут же отпрянул.
– Элинор, прости меня!
– Как ты часто напоминал, Ранульф, я больше не монахиня, – прошептала она, плавясь под его взглядом, подняла голову и привстала на носочки. Более ясного намека и ожидать было невозможно.
– Элинор! – Он с отчаянной силой схватил ее в объятия, нашел сладостные уста.
Голова Эльф кружилась. Сердце выскакивало из груди. В животе словно пульсировал тугой ком. Она обвила руками его шею и впервые прижалась всем телом к тому, кто подхватил ее на руки. Его губы посылали ей сотни красноречивых сигналов. Она впервые ощутила, как старательно он пытался сдержать владевшие им желания, поняла, что он не хочет ее пугать, но на этот раз вовсе не боялась. Чувства, до сих пор скрытые в глубинах души, сейчас вдруг вырвались наружу и росли с каждым его прикосновением, грозя затопить ее, а вместе с ними – и неожиданное, непонятное, но властное желание.
Наконец Ранульф отстранился и поставил ее на каменные ступеньки.
– Крепостные начнут сплетничать, – тихо пояснил он, на самом же деле просто опасаясь, что если не отпустит ее, то направится прямо в дом, в спальню, бросит жену на постель и без лишних слов овладеет прелестной добычей. Он в жизни не думал, что эта невинная девочка способна так возбудить его. Ранульфа постоянно терзал свирепый голод, утолить который могло лишь ее прекрасное тело. Но готова ли она? Больше всего он боялся, что причинит Эльф боль и она его возненавидит за это. Он любил ее! Любил едва ли не с первого взгляда, хотя понял это лишь сейчас. Любил!
– Они так или иначе станут сплетничать, – лукаво пропела Эльф. – Я обнаружила, Ранульф, что люблю целоваться. А ты? Или за столько лет тебе это надоело?
– С тобой – никогда, малышка, – заверил он.
– Я рада, потому что хотела бы целоваться еще и еще. Может, сегодня, Ранульф, в постели?
Ранульф на мгновение закрыл глаза, но тут же вновь взглянул на жену.
– Элинор, говорят, что женщины слабы, но я в это не верю. Это мужчины бессильны, поскольку не могут управлять своими страстями. Пока мы всего только лежали вдвоем, держась за руки, в ожидании сна, я умел держать себя в руках. Но клянусь, если сегодня тебе захочется затеять игры с поцелуями, мне не выдержать. Ты милая девочка, воплощенная невинность и думаешь, что поцелуи – всего лишь веселая забава. Но я мужчина! И потребую большего, – измученным голосом признался Ранульф, судорожно стискивая кулаки.
– Прикоснуться ко мне, – едва слышно выдохнула она, гладя его лицо тонкими пальчиками.
– Да! – воскликнул он и, поймав ее руку, поцеловал сначала ладонь, потом запястье и положил себе на грудь.
– Нам давно пора стать истинными мужем и женой, Ранульф. Ты хотел бы этого? – бесхитростно допрашивала она и, ощутив, как рванулось под пальцами его сердце, без слов поняла ответ.
– Да, – вымолвил он, – но я хотел, чтобы ты первая это сказала, малышка. Не желаю, чтобы мы возненавидели друг друга.
– Отпусти мою руку, господин, – тихо попросила она. Ранульф, улыбнувшись, подчинился, но сначала снова поцеловал ее ладонь.
– Ты уверена?
– Говорят, что в первый раз очень больно, но даже если выждать еще полгода, боль никуда, не денется.
– Я постараюсь быть как можно более осторожным, – пообещал он.
– Знаю, – шепнула она и исчезла, оставив его сгорать от нетерпения.
Этим вечером на столе стоял небольшой серебряный кувшинчик с двумя нарциссами, тайный сигнал между супругами, напоминание о грядущей ночи. Элинор улыбнулась мужу, и он нашел ее улыбку неотразимо соблазнительной. Такой он раньше жену не видел. Ранульф ощутил, как натянулась материя на шоссах, и понял, что вновь охвачен огнем похоти. Кровь Христова, как он хотел ее! Какими сладкими были ее губы сегодня! Она свежа, невинна и неотразимо привлекательна!
«Что я наделала?»– спрашивала себя Элинор. Какое безумие овладело ею, когда он ее поцеловал? Она сама предложила себя ему! Неужели действительно готова скрепить их союз? И будет ли готова когда-нибудь? Только по прихоти судьбы она стала наследницей и женой во всех смыслах, кроме одного. А завтра? Завтра будет настоящей женщиной.
Она украдкой взглянула на человека, с кем отныне связана навеки. Хотя он в два раза старше, совсем не кажется стариком. Такой, как он, наверняка способен стать отцом не одного ребенка.
О чем она думает? – дивился Ранульф, чувствуя, что его изучают. И полюбит ли его когда-нибудь? Может, сказать ей о своей любви? Нет, слишком рано. Что, если Элинор ему не поверит? В конце концов, они женаты всего четыре месяца, а кроме того, для брака столь пылкое чувство не обязательно. Ей следует уважать мужа, а как это возможно, если он признается в такой слабости, как любовь? Ранульф был добр и терпелив с супругой, а за это она отблагодарила его, не заставив ждать слишком долго. Это доказывает, что она почитает мужа. Лучше не портить уже сложившихся отношений.
Он взял ножку кролика и принялся жевать.
Эльф лихорадочно старалась вспомнить все, что говорила жена портного. Ранульф станет целовать ее и ласкать груди и другие части тела. Какие именно? Ему, похоже, нравится целовать ее руки. Но что еще ждет ее? Что же, она скоро узнает. А прикосновения, по словам мистрис Марты, возбудят его мужское достоинство, а потом…
Нет, поверить невозможно, что сегодня утром она была столь дерзкой и откровенной! Что это на нее нашло?
Ранульф наклонил голову и прошептал ей на ухо:
– Если ты передумала, Элинор, я пойму.
– Нет!
Господи Боже! Она только что отказалась от последней возможности отступить! Почему?!
В эту ночь бродячий менестрель, попросивший убежища под их кровом, взял лютню и заиграл жалобную мелодию. Пламя очага весело играло на каменных стенах. Огоньки свечей колебались и мигали. Все зачарованно слушали балладу о неразделенной любви и роковой страсти. Когда песня закончилась и слушатели принялись дружно хвалить певца, Эльф поднялась и выскользнула из зала.
У очага уже стоял чан с водой, и она наскоро вымылась, боясь, что не успеет выйти до появления Ранульфа.
– Оставьте чан здесь для господина, – велела она Вилле. – Иди в зал и спроси его.
– Господин передал, что сегодня искупается сам, госпожа. Он сказал, что скоро придет.
Эльф направилась в спальню, где старая Аида взбивала подушки.
– Иди ложись, Аида, – попросила она. – Солнце давно село, а ты уже далеко не так молода.
– Я положила под перину кинжал, чтобы обрезать боль, – заявила Айда.
– Что? – удивилась девушка.
– Леди, я не настолько выжила из ума, чтобы не знать, что творится. Ты все еще девственна, но сего дня решила исправить столь печальную ошибку. Нож перережет боль, когда муж войдет в тебя в первый раз. Это всем известно.
– Правда? – Эльф покраснела.
– Откуда тебе знать, дочь моя? Ты выла совсем ребенком, когда отправилась в монастырь. Надеюсь, ты не боишься? Ничего здесь нет такого.
– Не боюсь, – спокойно откликнулась Эльф, понимая, что струсит, если старая нянька немедленно не покинет спальню. Ей совсем не хотелось обсуждать с Айдой подобны? вопросы.
– Вот и хорошо, – кивнула старушка. – Тогда я тебя оставлю. Мы с Виллой проведем эту ночь да и все последующие в зале. Нужно же дать вам покой, а эта дверь слишком тонка.
Она поковыляла прочь. Эльф ошеломленно смотрела ей вслед.
Неужели все в Эшлине знают, как обстоят дела на самом деле?
Эльф принялась машинально расчесывать волосы. Кажется, здесь ничего нельзя утаить. Но ведь в столь тесной общине просто не может быть секретов!
Она медленно переплела косу и забралась в постель. Где Ранульф?
Но она тут же сообразила, что Ранульфу вряд ли известно, что все в Эшлине знают об их истинных отношениях, и, вероятно, он, по обычаю, беседует с Фулком и его людьми.
Эльф с улыбкой потянулась. В комнате царил полумрак, и ночь была не слишком холодная.
Глаза Эльф закрылись. Глядя на нее, Ранульф думал, что в жизни не встречал женщины прекраснее. Темные полукружия ресниц мирно покоились на щеках. Чувственные губы плотно сжаты.
Стараясь не шуметь, он вымылся и вошел в спальню. Немного подождав, приподнял одеяло и лег. Разбудить ее или пусть все идет своим чередом?
Но не в силах сдержаться, он нагнулся над ней и припал к губам Поцелуем.
Серо-голубые глаза открылись и взглянули в его, зеленовато-карие.
– Не стоило так долго сидеть в зале, господин. Похоже, весь дом знает, что мы не настоящие муж и жена, – призналась она. – Разве не заметил, что Аида и Вилла улеглись сегодня в зале? Аида считает, что за дверью все слышно.
Ранульф тихо рассмеялся:
– Значит, мы притча во языцех во всем поместье, малышка. Как же это случилось?
Подложив за спину подушки, он сел и притянул ее к себе на колени. Сердце Эльф так и подпрыгнуло, но она постаралась взять себя в руки.
– Аида положила под перину нож, чтобы обрезать боль, когда ты лишишь меня невинности, – сообщила она.
– Меня поражает, что женщины, которые терпят эту боль, верят в подобные сказки, – хмыкнул он. – Кровь Христова, девочка, ты не боишься? Я не позволю тебе страшиться моих ласк!
– Почему все хотят знать, боюсь ли я? – раздраженно нахмурилась девушка, и Ранульф с трудом сдержал смех. – Я знаю, что первый раз придется трудно, но, по чести говоря, слишком сгораю от любопытства узнать, что будет дальше, чтобы волноваться о какой-то боли. Нет, Ранульф, я ничуть не напугана.
– Ты восхитительна, – вздохнул он. – Теперь я знаю, почему ни одна женщина не привлекла меня настолько, чтобы предложить ей руку и сердце. Очевидно, сам Господь дал мне тебя в жены, Элинор.
К его восторгу и удивлению, она быстро поцеловала его в губы.
– Пытаешься улестить меня, господин мой Ранульф? Мне очень это нравится.
Она прижалась к его груди.
«Милый Боже, помоги мне сделать это помедленнее», – молча молился он, гладя ее по голове.
– У тебя поразительный цвет волос. Не огненно-рыжий, а золотистый. Ты никогда не обрезала их, Элинор? – Он взвесил на руке ее косу, развязал ленту и принялся расплетать. – Хочу видеть тебя обнаженной, укрытой лишь твоими волосами, малышка, – обронил он, поднося к губам тяжелую прядь. – М-м-м, ты пахнешь лавандой. Обнаженной? Он хочет видеть ее обнаженной?
Этого она не предполагала.
– Разве такое прилично? Не знала, что мужья могут смотреть на голых жен, Ранульф.
– Разумеется, – заверил он. – Разве мы не приходим в этот мир без всякой одежды, Элинор? Нас учат стыдиться своих тел, но почему?! Ведь их дал нам Господь.
– Правда, – пискнула Элинор. Ранульф приподнял ее подбородок.
– Ты прекрасна, малышка, и я хочу видеть тебя такой, как создал тебя Бог. Я рад, что ты так целомудренна, но с мужем скромность ни к чему.
Щеки девушки заполыхали, но она не отвела взгляда.
– Я почти ничего не знаю, Ранульф, и во всем полагаюсь на тебя.
Он нежно обнял ее и свободной рукой принялся развязывать ленты камизы. По мере того как обнажалась грудь, глаза Эльф раскрывались все шире. Кажется, она снова забыла, как дышать. Длинные пальцы не спеша откинули края ткани, и камиза соскользнула с плеч, застряв на бедрах.
Ранульф впился взглядом в круглые маленькие груди, не больше яблочек. А талия! Он мог бы обхватить ее ладонями!
– Mon Dieu! – хрипло выдавил он. – Ты безупречна, малышка.
Не отрывая от него взгляда. Эльф распутала завязки на его камизе, распахнула и, следуя примеру мужа, стянула до пояса. И принялась так же пристально изучать его. Она уже видела Ранульфа в чане, но на этот раз все было по-другому. Ее маленькие ручки пробежались по его широкой груди, широченным плечам, ощупали недлинный, но широкий шрам на предплечье.
– Укол копья во время турнира, – пояснил он, целуя ее Ладонь.
– Ты победил? – спросила она, отнимая руку. Ранульф кивнул. – А этот? – Подушечка пальца дотронулась до извилистого рубца на плече. – Откуда эта рана, господин?
– Получена в битве между войсками короля и претендентки на трон.
– Ты должен больше тренироваться, – посоветовала девушка. – Обе раны с одной стороны, значит, ты слишком неосторожно открываешься. Если не поостережешься, когда-нибудь потеряешь жизнь из-за своей беспечности.
– Откуда моей маленькой монахине знать такие вещи? – выпалил он, пораженный ее проницательностью.
– Разве это не очевидно, господин? – нашлась она.
– У тебя острые глаза, – тихо вымолвил он. Чресла его горели сладострастным желанием.
– Ты слишком непристойно уставился на меня, Ранульф. По-моему, тебе следует меня поцеловать, – объявила Эльф, поняв, как сильно он хочет ее.
Ранульф схватил ее в объятия и впился губами в розовые уста.
Он опасен!
И тут Эльф охнула, не ожидая, что ее грудь окажется в сильной мужской ладони. Шершавый кончик пальца потирал сосок, пока он не затвердел.
– Ранульф! – взвизгнула она, вздрогнув.
– Элинор!
– Господи…
Но мистрис Марта утверждала, что мужчины любят касаться женских грудей. Однако не сказала, что при этом женщину бросает то в жар, то в холод, а сердце трепещет, как пойманная птичка. Марта промолчала!
– Ты не только красива, но еще и изысканна, малышка, – гортанно вымолвил Ранульф, сгорая от ощущений, неведомых Эльф. Его ладонь накрыла другую грудь.
Эльф зачарованно наблюдала, как он перекатывает нежную горошинку между большим и указательным пальцами, пока не достиг цели, превратив сосок в крохотный камешек. Потом принялся мять нежную плоть, столь чувствительную, что она застонала:
– Остановись! Иначе я умру! Обязательно умру! Но в ответ он снова поцеловал ее, играя на ее губах, как на сладкозвучной лютне, чуть касаясь, задевая, покусывая. Эльф вздохнула от наслаждения, и он, тихо рассмеявшись, подхватил ее за талию, поднял и зарылся лицом в соблазнительную ложбинку между грудями.
Эльф поспешила опереться ладонями на его плечи. В его руках она казалась себе перышком. Он снова прижался к ней лицом и медленно провел языком по белоснежной коже, лизнул оба соска. Девушка вскрикнула от неожиданности. Волны ни с чем не сравнимого возбуждения прокатывались по спине. Но Ранульф только начал игру обольщения. Его губы сомкнулись на соске, потянули и стали посасывать.
– О-о-о-о!
Эльф, вздрагивая, блаженно прикрыла глаза, пока Ранульф ласкал ее второй сосок. Он медленно опустил ее на колени и принялся укачивать, как ребенка.
– Ты не боишься, – протянул он скорее утвердительно, чем вопрошая.
– Нет. Это чудесно. Мне и в голову не приходило…
– Еще бы, моя невинная малышка. Монахиням не полагается знать о плотской любви.
– Матти и Иза бегали к амбару подсматривать за священником и молочницей, – пояснила Эльф.
– Уверен, что тебя с ними не было.
– Конечно, – ответила Эльф и, слегка подавшись вперед, лизнула его грудь. Ранульф затаил дыхание, но не сказал ничего, что выдало бы его неудовольствие. Наоборот, отнял руки, чтобы предоставить ей большую свободу. Кожа его оказалась немного соленой на вкус, а запах… она никак не могла определить. Мыло и мускус… да, что-то пряное, безмерно ее возбуждающее.
Ранульф выжидал. Ее голова опустилась ниже, потом еще ниже, текучая шелковистая прохлада пощекотала живот, и напряжение еще больше возросло. Эльф буквально вплавилась в него, прижимаясь теплой плотью. Обхватив друг друга руками, они замерли в бесконечном поцелуе. Наконец Эльф отстранилась и глубоко вздохнула.
Пора.
Он медленно стянул с нее камизу, отбросил и принялся осыпать поцелуями ее лицо, веки, точеную шею. Одна рука сжала ее плечо. Другая скользила по ее телу, лаская изящные изгибы и выпуклости. Она извивалась, словно охваченная пламенем. Кожа, мягкая, как самый тонкий шелк, а сама она чуть подрагивает под его ладонью. Настоящее совершенство: тонкая талия, упругие груди, округлые бедра и стройные ноги.
Никогда еще Ранульф не ведал подобного желания.
Он на секунду отстранился, чтобы снять свою камизу, и снова стал ласкать жену. Проведя пальцем по сомкнутым створкам ее женственности, он заметил, как ее бедра инстинктивно сжались.
Ее никто так не касался… даже де Бад! Она в жизни не представляла, что такое может быть! И лишь теперь поняла, что это такое – остаться обнаженной наедине с мужчиной.
Эльф немного испугалась, хотя сознавала, что ей ничто не угрожает.
Палец скользнул внутрь. Эльф застыла, но Ранульф, бормоча нежные слова, немедленно остановился и стал ее целовать. Палец продвинулся глубже. Еще глубже. Эльф старалась не закричать.
Ранульф подумал, что необходимо подготовить ее к вторжению его плоти.
Его палец осторожно надавил на маленький драгоценный бутон ее желания, принялся играть с ним, дразня, гладя, теребя. Его губы не оставляли в покое ее лицо, лоб, щеки. Неустанный палец продолжал ласкать крохотный узелок плоти, постепенно начинавший набухать и пульсировать.
Что происходит?
Эльф была вне себя от недоумения. Потаенное местечко между ног, казалось, вот-вот взорвется.
– Ранульф! – ахнула она и тут же почувствовала, как палец снова проникает в нее. Она невольно выгнулась. Больно пока не было, просто странное чувство заполненности.
Ранульф обрадованно подумал, что она быстро отозвалась на ласки и сейчас истекает любовным соком, так что палец легко скользит по гладкой плоти. Она поморщилась, когда он коснулся барьера девственности, слишком глубоко, расположенного, но не сопротивлялась, не просила остановиться.
– Ты готова стать женщиной, Элинор? – спросил он, глядя в ее серебристые глаза.
– Да, – вырвалось у нее.
Облегчение! Она жаждет освободиться от этого жгучего, всеподавляющего ощущения, грозящего убить ее, и знает, что лишь Ранульф способен помочь.
– Ты так мала по сравнению со мной, – объяснил он, – что я могу легко тебя раздавить. В первый раз мы должны быть чрезвычайно осторожны.
Он поднял ее с колен и положил на постель, а сам присел перед ней на корточки.
Глаза Эльф широко раскрылись от удивления и ужаса, когда она впервые увидела мужское достоинство супруга. Это не копье мальчишки, а могучее оружие мужчины.
– Ты не можешь втиснуть это в меня! – ахнула она. – Просто разорвешь!
– Нет, малышка, вот увидишь, все будет хорошо. А теперь откройся мне, Элинор, и поверь, я не сделаю ничего дурного.
Эльф нерешительно развела бедра. Взяв жену за щиколотки, Ранульф стал поднимать ее, пока его мужская плоть не коснулась сомкнутых лепестков лона, и принялся тереться, пока створки не стали медленно раскрываться. Навершие копья скользнуло между влажными нижними губками. Он привлек Эльф еще ближе, и она почувствовала, как он начал входить в ее тугие ножны. Эльф вздрогнула. Но не от страха. Скорее от предвкушения того, что сейчас произойдет.
Он почувствовал, как головка напряженного отростка постепенно входит в нее, неуклонно продвигаясь вперед. Он с трудом сдерживался, чтобы поскорее не окунуться в наслаждение.
– Когда я погружусь чуть глубже, малышка, – сдавленным голосом наставлял он, – сцепи ноги у меня на спине.
К его величайшему восторгу, она немедленно послушалась. Господи, какая она тугая, горячая и влажная внутри!
Он застонал от почти исступленного удовольствия. Как кружится голова… от аромата ее тела!
Эльф тихо вскрикнула, когда огромный отросток врезался в нее. Теперь она поняла, почему он сидит в такой позе. Боится, что сомнет ее изящное тело. Он все сильнее возбуждал ее, и она вдруг осознала, что наслаждается каждым мгновением его ласк.
Неожиданно он остановился. Губы прижались к ее устам. И не успела она опомниться, как Ранульф вонзился в нее еще глубже, похитив ее девственность одним выпадом. Он успел поймать ртом ее вопль, но по щекам заскользили жемчужные слезы: очевидно, боль была достаточно велика.
Ранульф поднял голову и прошептал:
– Прости меня, малышка.
Он слизнул прозрачные капли и, немного выждав, стал двигаться. Эльф забыла о боли. Быстрее… быстрее… глубже…
Боль прошла, словно и не существовала. Наслаждение, исступленное, жаркое наслаждение наполнило все ее существо. Эльф выгибалась все сильнее, стараясь целиком принять его в себя, издавая тихие крики.
– Ранульф! Ранульф! О-о-о, Пресвятая Матерь, я не подозревала! Это чудесно, чудесно! О-о-о-о!
Ее тело напряглось, затрепетало и будто взорвалось в вихре изысканных ощущений.
– Нет! Я хочу еще! Еще! – закричала она и лишилась чувств, погрузившись в теплую тьму.
Он застонал, извергаясь в нее. Прошло несколько минут, прежде чем он нехотя отстранился и лег на бок.
Сколько женщин было у него в жизни? Достаточно, чтобы понять: то, что происходит между ним и этой девочкой-женщиной, поистине бесценно и необыкновенно. Как он любит ее! А она, его сладчайшая Элинор, не знает об этом. Это ее первый опыт любви. Что, если ее страсть быстро угаснет? Тогда они превратятся в одну из бесчисленного множества супружеских пар, которых не соединяет ничто, кроме детей и в лучшем случае взаимного уважения. Он не вынесет, если она его отвергнет. Уж лучше ей никогда не узнать, что он подарил ей сердце. Он не хочет услышать, что она любит его из жалости или долга. Только когда она признается в своих чувствах к нему, он ответит тем же.
Ранульф поднялся, заключил в объятия все еще лежавшую без сознания Элинор, погладил по голове и поцеловал в лоб, мельком заметив пятна крови на бедрах и простыне. Она чуть пошевелилась и открыла глаза.
– Тебе уже лучше, малышка? – встревоженно спросил он. Эльф кивнула, нежно коснувшись его лица. Неужели то, что она испытывает, любовь? Или просто сладострастие? Откуда ей знать? Не может же она спросить Ранульфа. Его наверняка смутят ее наивность и глупость. Кроме того, он, конечно, не любит ее, и любые признания лишь смутят его. Они прекрасно ладят, нравятся друг другу, и, если она начнет говорить о любви, Ранульф постарается охладить ее пыл. Лучше промолчать. Он старше и мудрее. Закаленные в битвах рыцари, такие как Ранульф де Гланвиль, не подвержены любовной лихорадке. Нет, она будет молчать и сохранит его уважение и дружбу.
– Ты была очень храброй, – восхищенно прошептал он.
– А ты – добрым. Когда мы сможем сделать это снова, господин? Должна признаться, что наслаждалась почти каждой минутой.
Ранульф улыбнулся, удивленный, но довольный.
– Ах, малышка, мне нужно время, чтобы прийти в себя после такой страсти, но, возможно, еще до рассвета мы сможем снова слиться в одно целое, если захочешь.
– А ты? Ты захочешь? – допытывалась она.
– Да, госпожа моя. Ты прелестна и несравненна. Король сам не знает, какую милость оказал мне, – искренне ответил Ранульф.
– Давай ничего ему не скажем, – игриво предложила Эльф и устремила задумчивый взор на его чресла. – Все, как говорила мистрис Марта. Каждое ее слово оказалось правдивым.