Глава 3 Колледж Вод Иорданских и маленькая девочка 6 страница
В зале они были не одни. Миссис Кольтер обратила Лирино внимание на некоторых из присутствующих.
– Вон, видишь, за тем столиком сидит пожилой джентльмен в красном галстуке? Это полковник Карборн, который совершил полет над Северным полюсом на аэростате. А вон тот высокий возле окна – это тоже профессор. Его зовут Сломанная Стрела.
– Какое смешное имя! Он скраелинг, да?
– Да. Это он составил карту течений Великого Северного Океана.
Расширенными от любопытства глазами Лира смотрела на всех этих великих мужей, которые равно сочетали в себе больших ученых и отважных исследователей. Профессор Сломанная Стрела наверняка все до тонкостей знал о том, почему нельзя есть медвежью печень. А вот знал ли это библиотекарь колледжа Вод Иорданских – это, прямо скажем, вопрос.
После обеда миссис Кольтер показала Лире институтский музей, где в витринах были выставлены уникальные экспонаты, связанные с историей освоения Арктики. Затаив дыхание, Лира переходила от одной реликвии к другой: вот гарпун, которым был убит легендарный кит Гримссдур; вот испещренный загадочными письменами камень, который сжимал в окоченевших пальцах погибший полярный исследователь лорд Рух, когда поисковая партия отыскала наконец его палатку, вот огниво капитана Хадсона, оно было с ним во время экспедиции к Земле Ван Тирена. И о каждом из них миссис Кольтер могла говорить часами, а Лира слушала, и сердце ее учащенно билось, ибо его переполняло благоговейное восхищение перед отвагой и мужеством этих славных сынов Англии.
А потом наступил черед похода по магазинам.
Этот пестрый, ни на что не похожий день преподносил Лире один сюрприз за другим, но самые упоительные восторги она испытала в магазинах. Бог ты мой, входить в нарядные просторные залы, где так много восхитительных платьев, и можно померить любое, а потом еще вдосталь покрутиться перед зеркалами. А то, что одежде, оказывается, полагается быть красивой, это как?
В Оксфорде Лириным гардеробом ведала экономка миссис Лонсдейл, большинство платьев приходилось за кем-то донашивать, и все они были изрядно застиранными и штопаными-перештопаными. В тех редких случаях, когда Лире вдруг покупали что-нибудь новое, то выбирали прежде всего ноское и немаркое. Никому и в голову не приходило, что можно взять и купить что-нибудь красивое или, наконец, спросить Лиру, чего бы ей самой хотелось.
Сейчас все было по-другому. Миссис Кольтер что-то деликатно советовала, что-то настоятельно рекомендовала и щедрой рукой оплачивала Лирин выбор.
У девочки пылали щеки и возбужденно блестели глаза, а голова чуть кружилась от усталости. Миссис Кольтер распорядилась, чтобы все их покупки, за исключением, может быть, двух-трех мелочей, были доставлены на дом, потому что эти свертки, объяснила дама приказчику, они намерены забрать сразу.
Потом неторопливая прогулка по городу, возвращение домой и душистая ванна с пеной. Миссис Кольтер помогла Лире вымыть голову, но делала это совсем не так, как экономка Лонсдейл. Та нещадно терла и трепала волосы, а все движения миссис Кольтер были очень нежными и осторожными. Изнемогающий от любопытства Пантелеймон полез было подглядывать, но прекрасная дама так строго на него посмотрела, что он мигом присмирел и стыдливо отвернулся, беря пример с золотистого тамарина. Впервые он отвел от Лиры глаза; впервые у Лиры появились от него какие-то женские секреты.
И вот после блаженства в ванне – стакан горячего молока, чай с травами, а потом – новая ночная рубашка, такая мягенькая, в мелкие-мелкие цветочки, а по подолу – фестончики, да к ней еще новые тапочки, нежно-голубые, а внутри мех, и, наконец, в кровать!
Ах, эта дивная кровать! Такая мягкая, с прелестной яндарической лампой на ночном столике. А до чего хороша комната! Какие восхитительные шкафчики, и туалетный столик, и комод для белья, где завтра она разложит свои обновки. А какой ковер, не прикроватный коврик, а огромный ковер на полу! А какие занавески на окнах – все в звездочках, полумесяцах, планетах. Лира лежала среди всего этого великолепия, слишком уставшая, чтобы взять и заснуть, слишком потрясенная всем происшедшим, чтобы задавать какие-нибудь вопросы.
Миссис Кольтер пропела нежное: “Спокойной ночи, дорогая!” – и прикрыла за собой дверь. Пантелеймон бесцеремонно дернул Лиру за волосы, она слабо отмахнулась, но он не отставал:
– Где это?
Лира мгновенно поняла, что он имеет в виду. Ее старое пальтишко висело в гардеробе на плечиках, значит, на цыпочках к шкафу и пулей в кровать, прижимая к груди загадочный подарок магистра. И вот она уже сидит по-турецки, Пантелеймон пристроился рядом, и в неярком свете ночника оба, не дыша, смотрят на то, что же скрывает черная бархатная тряпица.
– Ты запомнил, как эта штука называется? – выдохнула Лира.
– Какой-то веритометр.
Слово звучало непонятно, да и вещица была диковинная. Хрустальная полусфера в центре переливалась разноцветными огнями. Искусно выполненный медный корпус удивительно напоминал компас или очень большие карманные часы, потому что сквозь хрусталь были прекрасно видны стрелки, но указывали они не на цифры. Вдоль внешнего края веритометра шла череда миниатюрных изображений, искусно выполненных тончайшей колонковой кисточкой на желтоватых пластинках слоновой кости. Лира медленно поворачивала в руках циферблат, завороженно разглядывая картинки: якорь, увенчанные черепом песочные часы, бык, улей, – всего тридцать шесть рисунков. Знать бы еще, что они означают!
– Гляди, тут колесико, – вывернулся из-под ее локтя Пантелеймон. – Покрути, а?
На самом деле таких колесиков с насечкой веритометр имел целых три, каждое заставляло двигаться по циферблату одну из трех стрелок. Таким образом, можно было установить стрелку против любого изображения: поворот колесика, легкий щелчок – и вот она показывает точно в центр картинки и больше уже не двигается. Но стрелок-то было не три, а четыре. Четвертая – длинная тоненькая иголочка, сделанная из более тусклого металла, непрерывно колебалась и зафиксировать ее в определенном положении не было ни какой возможности.
– Магистр сказал, что это измерительный прибор, – сказал умный Пантелеймон, – вроде градусника. Помнишь, нам в храмине капеллан показывал?
– Это-то я понимаю, – отмахнулась Лира, – но что он измеряет-то?
Этого ни один из них не знал. Лира долго сидела, переводя стрелки с одной картинки на другую: с ангела на шлем, потом на дельфина, потом на глобус, а с глобуса на лютню, потом – раз! – и на свечку, а со свечки на молнию и на лошадь. Длинная стрелка трепетала и непрерывно вращалась сама по себе. Как пользоваться диковинной игрушкой, девочка так и не поняла, но веритометр ей ужасно понравился: он был такой красивый и такой загадочный! Для того чтобы подобраться к нему поближе, Пантелеймону пришлось обернуться мышонком. Он залез на циферблат и, приникнув мордочкой к хрустальной полусфере, не сводил глазок-бусинок с танцующей стрелки.
– Ты понял, что магистр хотел сказать про дядю? – спросила Лира.
– Наверное, что это его веритометр, так что надо обращаться с ним осторожно и вернуть его дяде в целости и сохранности.
– Да? А как насчет того, что магистр собирался отравить лорда Азриела? Забыл? Может, он, наоборот, имел в виду, что отдавать эту штуку дяде нельзя ни в коем случае?
– Не знаю. Но он несколько раз сказал, что она ничего знать не должна.
В этот момент в дверь тихонько постучали и голос миссис Кольтер прозвенел:
– Лира, наверное, уже пора спать. У тебя был трудный день, да и завтра у нас очень много дел. Туши свет, дорогая.
Лира проворно спрятала веритометр под одеяло.
– Конечно, конечно, миссис Кольтер, – проговорила она голосом пай-девочки.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Лира быстро погасила лампу и свернулась калачиком, но прежде чем заснуть, спрятала веритометр поглубже под подушку. На всякий случай.
Глава 5 Званый вечер
Все последующие дни Лира ни на минуту не расставалась со своей гостеприимной хозяйкой, она словно бы превратилась в альма прелестной дамы. У миссис Кольтер в Лондоне было огромное количество знакомых, и встречи с ними происходили в самых разнообразных местах. Утро могло начаться с заседания географической секции в Королевском Институте Арктических Исследований, а Лира должна была сидеть тихо, как мышка, и внимательно слушать. В обед планировалась встреча с каким-нибудь важным министром или священнослужителем, и они ехали в дорогой ресторан, где все были очень предупредительны по отношению к девочке, и заказывали для нее особые блюда, и учили, как правильно кушать спаржу, и объясняли, что ри-де-во – это очень вкусно. А во второй половине дня их ждали магазины, ведь миссис Кольтер собиралась отправиться в экспедицию, значит, необходимо было закупать меховые шубы, клеенчатые дождевики, непромокаемые ботинки, спальные мешки, а еще охотничьи ножи и чертежные инструменты. И все эти покупки наполняли Лирину душу сладким восторгом. Ближе к вечеру – чай в каком-нибудь дамском кружке, где все дамы, разумеется, не столь умны, изысканны и хороши собой, как миссис Кольтер, но, боже мой, как сильно они отличаются от тех женщин, которых Лира видела в Оксфорде! Как непохожи они на сухопарых училок, пышнотелых и громогласных цаганок, грубоватых горничных. Лондонские леди, казалось, были существами из другого мира, а их элегантная утонченность и шарм представляли собой великую силу, тайную и грозную. Для таких приемов Лира должна была одеваться понаряднее, и дамы баловали ее и позволяли участвовать в своих светских беседах, где разговор без конца крутился вокруг знаменитостей: “Ах, тот известный художник!”, “Ах, этот влиятельный политик!”, “Ах, эта пара, дорогая, у них же роман!”
А впереди еще вечер, и миссис Кольтер объявляла, что они едут в театр, где их опять окружала толпа великосветских знакомых, и им вновь расточали комплименты, ибо не было в Лондоне ни одного влиятельного лица, с которым бы прелестная дама не была бы коротко знакома.
Если же в их напряженном жизненном ритме выдавался свободный часок, миссис Кольтер занималась с Лирой математикой и географией. Дело в том, что Лирины познания в различных областях изобиловали дырами и более всего смахивали на карту полушарий, которую основательно погрызли мыши. В колледже Вод Иорданских ее обучение носило характер бессистемный и весьма нерегулярный: в жертву Лире приносили какого-нибудь начинающего ученого, в чьи задачи входило отловить нашу барышню и чему-нибудь ее научить, что он с великим неудовольствием и делал в течение, скажем, недели, пока ученица, к вящему облегчению учителя, не догадывалась, что о занятиях можно “забыть”, то есть просто взять и не прийти на них. Иногда случалось так, что учитель напрочь забывал о том, чему же он должен обучать девочку, и месяц за месяцем она долбила с ним предмет его собственных научных изысканий, зачастую очень непростой. Так что вряд ли можно было удивляться эклектичности Лириных знаний. Она имела представление о том, что такое атомы и элементарные частицы, кое-что знала о яндаромагнитных зарядах и четырех основных стихиях, то есть об основах экспериментальной теологии, но, скажем, понятия не имела, как устроена Солнечная система, так что когда миссис Кольтер рассказала ей о том, что Земля и еще пять планет, оказывается, вращаются вокруг Солнца, Лира никак не могла поверить и все думала, что ее дурачат.
Но уж если она что-то знала, то любила этим щегольнуть, и вот, стоило миссис Кольтер помянуть, что такое электрон, Лира с полным знанием дела заявила:
– Да, это такие отрицательно заряженные частицы. Ну, вроде Серебристой Пыли, только она на самом деле нейтральна.
Не успела она закрыть рот, как альм миссис Кольтер резко вскинул голову и, вздыбив на холке шерсть, не мигая, уставился на Лиру. Золотистая шерстка, казалось, сама источала заряды. Миссис Кольтер легонько погладила своего альма по спинке душистой ладонью.
– Ты сказала “Серебристая Пыль”? – негромко спросила она.
– Ну да, которая из космоса.
– А что ты еще про нее знаешь?
– Ну, что она прилетает из космоса, и если на взрослого случайно попадет, то он начинает светиться. Но это видно только на специальных фотографиях. А детям не страшно, на них Серебристая Пыль не садится.
– И где же ты про все это узнала?
Только тут Лира почувствовала недоброе. В воздухе явно запахло грозой. Бедный Пантелеймон горностаем заполз к ней на колени и дрожал словно осиновый лист.
– Ну, я, честно говоря, не помню. – Лира старалась говорить как ни в чем ни бывало. – Мне в колледже кто-то рассказывал. Наверное, кто-нибудь из профессоров.
– Во время одного из ваших занятий, надо полагать?
– Да, да! Ну, или я могла просто случайно услышать. Мимо проходила и услышала. Точно. Я вспомнила. К нам в колледж приезжал один профессор, кажется из Новой Дании, он рассказывал Капеллану про Серебристую Пыль, я шла мимо и случайно услышала это слово, мне интересно стало, я остановилась и чуть-чуть послушала, честно-честно!
– Понятно, – медленно произнесла миссис Кольтер.
– А это правда, ну, то, что он рассказывал? Я все правильно поняла?
– Да как тебе сказать, – чуть улыбнулась миссис Кольтер. – Во всяком случае, мне кажется, что в этом вопросе ты разбираешься куда лучше меня. Давай-ка вернемся к нашим электронам…
И урок продолжался своим чередом.
Позднее взбудораженный Пантелеймон все никак не мог успокоиться:
– Нет, ты заметила, как ее альм ощерился? Я же позади него сидел и видел, как она вцепилась пальцами ему в холку, так что кожа на костяшках побелела! Тебе не видно было. Я думал, он на тебя бросится, тамарин этот. Я не знаю, сколько времени прошло, пока у него шерсть не улеглась.
Спору нет, все это было очень странно, ни Пантелеймон, ни Лира не могли найти случившемуся никакого объяснения.
Были в Лириной жизни уроки и другого толка, но давали ей их исподволь и настолько деликатно, что она и не подозревала, что учится. Например, учится сама мыть голову, учится выбирать сочетания цветов, которые ей более всего идут. Учится искусству сказать “нет” таким тоном, что тот, кому отказали, не чувствует себя обиженным. Учится, как пользоваться губной помадой, пудрой, духами. Ну, уж если совсем начистоту, то премудростям макияжа миссис Кольтер Лиру не обучала, однако знала, что всякий раз, когда она приводит себя в порядок, девочка внимательно наблюдает за ней. А дальше надо только позаботиться о том, чтобы Лира сообразила, в каком именно ящике лежат все эти чудесные вещички, и чтобы ящик этот совсем случайно оказался приоткрыт именно тогда, когда в квартире никого нет и можно смело пускаться на самые рискованные эксперименты.
Время шло, и осень сменилась зимой. Подчас Лира вспоминала свой колледж Вод Иорданских, но какой же тихой и провинциальной казалась ей теперь ее прежняя жизнь в Оксфорде! О Роджере она тоже иногда думала, и тогда внутри вдруг что-то начинало шевелиться, но надо было ехать в оперу, или мерить новое платье, или торопиться в Королевский Институт Арктических Исследований, так что Роджер снова оказывался забыт.
Прошло почти полтора месяца с того момента, как Лира поселилась у миссис Кольтер, и прелестная дама решила устроить званый вечер. Миссис Кольтер ни словом не обмолвилась о причине торжества, но девочка почему-то подумала, что причина есть, и, наверное, весомая, потому что хозяйка бала до мелочей продумывала решительно все: где заказать цветы, какие подать закуски и напитки. Она целый вечер обсуждала с Лирой список гостей.
– Так. Кто там у нас? Архиепископ… Придется приглашать, хотя он такой самовлюбленный зануда. Но тут уж никуда не денешься. Затем… Лорд Бореаль, он как раз сейчас в Лондоне. Замечательно, он тебе очень понравится. Еще позовем княгиню Постникову… А что ты думаешь насчет Эрика Андерсона? По-моему, пора начать его как-то продвигать…
Лира послушно кивала. Она не очень твердо знала что значит “продвигать”, когда речь шла об Эрике Андерсоне, известном танцовщике, заставившем говорить о себе весь Лондон, но ей, безусловно, льстило одно то, что с ней советуются. Высунув от усердия кончик языка, она записывала все имена, которые называла миссис Кольтер (о почерке и орфографии умолчим из человеколюбия), а потом, если по зрелому размышлению кого-то решено было не звать, девочка вымарывала его из списка гостей.
Когда Лира легла спать, Пантелеймон, свернувшийся на подушке, шепнул ей:
– Ни на какой Север она не собирается. Бежать надо, иначе она нас тут всю жизнь продержит.
– Как это не собирается? – возмущенно шикнула Лира. – Очень даже собирается. Просто ты ее ненавидишь, вот и все. А мне она нравится. Посуди сам, если б она не собиралась брать нас в экспедицию, с чего бы это ей заниматься с нами штурманским делом, а?
– А с того, что иначе с тобой, Лирочка, никакого сладу не будет. А сама она хочет сделать из тебя пушистую кисоньку с бантиком. Разве тебе приятно торчать на этом несчастном званом вечере и образцово-показательно улыбаться ее гостям?
Ничего не ответив, Лира отвернулась и закрыла глаза. Пантелеймон был прав. Какой бы сказочно-прекрасной ни казалась со стороны ее жизнь, девочка чувствовала себя эдакой птичкой в золотой клетке. Она бы сейчас все на свете отдала за один денек игрищ и забав в компании своих дружков-оборванцев, за баталии на глиняном карьере и гонки на канале. Ведь единственное, что побуждало ее прятать коготки и любезно улыбаться миссис Кольтер, была всепоглощающая мечта о полярной экспедиции. Попасть бы на Север… Может быть, они найдут там лорда Азриела, и он, так же бывает, возьмет и влюбится в миссис Кольтер. Они бы поженились, удочерили бы Лиру, а потом все вместе спасли бы Роджера от мертвяков.
Накануне торжественного приема миссис Кольтер отвела Лиру в дорогой салон красоты, где ее непослушные темно-русые волосы уложили красивыми волнами, ногти на руках подпилили пилочкой и покрыли лаком, а в довершение всего чуть-чуть подкрасили глаза и губы, да еще и объяснили, как это сделать самой. Потом нужно было заехать к портнихе за новым платьем, которое заранее заказали для этого случая, и купить под него нарядные туфельки. Время поджимало, пора было возвращаться домой, чтобы к приходу гостей успеть принарядиться и расставить цветы.
Когда Лира в новом платье выпорхнула из комнаты, сияя от сознания собственной неотразимости, миссис Кольтер подняла голову и заметила:
– Сумка сюда совсем не идет, моя радость.
Дело в том, что Лира никогда не расставалась с маленькой белой сумочкой, которая висела у нее на плече. В сумочке лежал веритометр. Казалось, миссис Кольтер была полностью поглощена розами – в магазине переусердствовали и сделали букеты чересчур пышными, – но, заметив, что Лира не двинулась с места, а сумочка по-прежнему висит у нее на плече, прелестная дама вновь подняла голову и выразительно посмотрела на дверь.
– Ну, миссис Кольтер, ну, пожалуйста, мне очень нравится эта сумочка.
– Лира, ведь это же абсурд! Кто же ходит у себя дома с сумкой через плечо! Так не принято. Давай-ка живенько отнеси сумку в комнату и помоги мне. Надо расставить бокалы…
Лира взвилась не столько из-за ее непререкаемого тона, сколько из-за слов “у себя дома”. Пантелеймон мгновенно соскользнул с ее плеча на пол и, обернувшись хорьком, угрожающе выгнул спину. Почувствовав поддержку, девочка решила не сдаваться.
– Но ведь она же никому не помешает. Почему нельзя? Это же единственная вещь, которую я ношу с удовольствием. Потом, она сюда очень подходит.
Она не успела договорить, как произошло нечто невероятное. Альм миссис Кольтер бесшумно спрыгнул с дивана и, превратившись в золотистую молнию, буквально пригвоздил Пантелеймона к полу. Лира в панике оглянулась и пронзительно закричала от ужаса и боли. Пантелеймон, хрипя и визжа, пытался вывернуться из железной хватки тамарина и не мог. Еще мгновение – и черная обезьянья лапка сжала горло несчастного хорька. Задними лапами тамарин прижал обмякшее тельце Пантелеймона к полу, потом ухватил его за ухо и резко дернул, дернул так, словно собирался это ухо оторвать. При этом никакой злобы в его поведении не было, одна только пугающая холодная сила, но не дай бог такой силе противостоять.
– Не-е-ет! Ради бога, не-е-ет! Не убивайте нас, – кричала Лира, захлебываясь от рыданий.
Миссис Кольтер вновь подняла голову от букета роз.
– Просто не нужно настаивать на своем.
– Я не буду! Не буду!
Золотой тамарин отпустил горло хорька, словно ему просто прискучило с ним возиться. Истерзанный Пантелеймон подполз к девочке, она схватила его на руки, осыпая поцелуями мордочку.
– Я жду, Лира, – прозвучал негромкий голос.
Резко крутанувшись на каблуках, Лира бросилась в свою комнату и с грохотом захлопнула за собой дверь, которая тут же распахнулась, как по волшебству. На девочку внимательно смотрела стоявшая на пороге миссис Кольтер.
– Я очень прошу тебя запомнить, что если и впредь ты будешь вести себя таким же грубым и вульгарным образом, то наши конфликты неизбежны. Но из этого противостояния победительницей выйду я. Немедленно сними эту сумку. Сделай что-нибудь с лицом, оно очень злое. Никогда больше не смей хлопать дверьми ни при мне, ни при ком-нибудь другом. С минуты на минуту к нам пожалуют гости, так вот, я жду, что их встретит воспитанная, нежная, обворожительная, внимательная, искренняя, во всех отношениях прелестная юная леди. Ты хорошо меня слышишь, Лира? Я очень на это рассчитываю.
– Хорошо, миссис Кольтер, – прошептала Лира.
– Вот и славно. Поцелуй меня, дитя мое.
Прелестная дама чуть наклонила голову и подставила Лире щеку для поцелуя. Чтобы приложиться к ней, девочке пришлось встать на цыпочки. Она вдруг почувствовала, что от атласной кожи миссис Кольтер исходит какой-то необычный запах: благоуханный и вместе с тем металлический, что ли. Лира положила сумочку на туалетный столик и проследовала за миссис Кольтер в гостиную.
– Тебе нравится, как они составили букеты? – как ни в чем не бывало журчала хозяйка бала. – Спору нет, розы – вещь замечательная, но ведь должно же быть хоть какое-то чувство меры, правда? Так, что там у нас со льдом? Хватит? Сделай милость, спроси на кухне. Нет ничего отвратительнее теплых коктейлей.
К Лириному изумлению, вести себя как настоящая леди и делать вид, что ничего не произошло, оказалось совсем не трудно, хотя каждую минуту она ощущала, как дрожит от страха и отвращения Пантелеймон, какой ужас внушает ему альм миссис Кольтер.
В передней позвонили и вскоре гостиную заполнили нарядные, как с модной картинки, дамы, элегантные денди, именитые сановники. Лира лавировала между ними, предлагая закуски, расточая улыбки, демонстрируя гостеприимство и хорошие манеры.
“Всеобщая любимица. Сюси-пуси. Киска с бантиком”, – мелькнуло у нее в голове. Стоило ей об этом подумать, как щегол-Пантелеймон встрепенулся, расправил золотисто-черные крылышки и торжествующе чирикнул, что, несомненно, означало только одно:
– Что я тебе говорил?!
Светскости у Лиры мгновенно поубавилось. Незнакомая пожилая дама посмотрела на девочку в лорнет и поинтересовалась:
– В какой школе ты учишься, дорогая?
– Ни в какой, мэм.
– Как странно. Твоя матушка получила очень хорошее образование, я даже не сомневалась в том, что она устроит тебя в ту школу, где училась сама.
Лира в некотором замешательстве уставилась на собеседницу. Ей понадобилось какое-то время, чтобы понять, о ком идет речь.
– А, вот вы о чем. Я отнюдь не дочь миссис Кольтер. Я ей помогаю, – произнесла она напыщенно.
– Как интересно. А твои близкие… Ведь у тебя же есть папа и мама.
Лира опять чуть замешкалась с ответом.
– Они погибли. Разбились в аэрокатастрофе где-то на Севере. Мой папа был графом, а мама – графиней.
– Бог ты мой! Граф и графиня…
– Белаква, – подсказала девочка. – Граф Белаква, брат лорда Азриела.
Альм старой леди, красный попугай ара, вдруг заерзал у нее на плече, вопросительно склонив набок головку. В глазах старушки засветилось любопытство, но, одарив ее одной из самых своих чарующих улыбок, Лира продефилировала дальше.
В центре гостиной оживленно беседовала группа гостей. Проходя мимо них, Лира услышала слова “Серебристая Пыль” и резко повернула голову. Несколько мужчин, по всей видимости ученых, занимали разговорами молоденькую барышню, которая внимала им, как студентка, и задавала вопросы. Лира уже достаточно повращалась в обществе взрослых, чтобы уметь отличить лекцию от флирта. Здесь, безусловно, имел место флирт, за которым было так интересно наблюдать! Но слушать было еще интереснее, поскольку речь шла о Серебристой Пыли. Так что возле этого дивана Лира застряла надолго.
– Явление первым описал некий Русаков, ученый из Московии, – просвещал свою собеседницу моложавый господин профессорского вида. В глазах собеседницы читалось безграничное восхищение. – Если я буду говорить о вещах, которые вам известны, радость моя, то не смущайтесь, так мне сразу и скажите. Итак, в его честь открытые им частицы назвали частицами Русакова. Серебристая Пыль представляет собой не что иное, как поток элементарных частиц, которые не взаимодействуют ни с чем, кроме… Вот тут, между прочим, начинается самое интересное. Они не взаимодействуют ни с чем, кроме человека. Человек их притягивает.
– Что вы говорите, – пролепетала барышня.
– Но это еще не все! Далеко не все люди притягивают их одинаково. Все зависит от возраста человека. К взрослым Серебристая Пыль буквально липнет, а к детям – нет. По крайней мере, к детям, не достигшим пубертатного периода, то есть моложе тринадцати лет. Именно по этой причине, – профессор понизил голос, придвинулся к собеседнице и доверительно положил ей руку на плечо, – и было создано Министерство Единых Решений по Делам Посвященных. Но об этом вам куда больше могла бы поведать наша обворожительная хозяйка.
– Разве она имеет какое-нибудь отношение к этому министерству? – захлопала глазами девица.
– Какое-нибудь отношение? Помилуйте, самое прямое, прямее не бывает. Само учреждение этого ведомства – ее идея, и мне думается…
Блуждающий взгляд профессора упал на Лиру, которая слушала его, приоткрыв рот. Может быть, желая окончательно поразить воображение своей пассии, а может, виной тому парочка лишних коктейлей, но разгорячившийся ученый сделал рукой приглашающий жест в Лирину сторону и заявил:
– Да вот, сия юная леди знает об этом лучше всех. Вам ведь, моя прелесть, Министерство Единых Решений не грозит. Вы в безопасности, да?
– Да, – вступила в разговор девочка. – Вот раньше, когда я жила в Оксфорде, там правда было опасно. А здесь мне ничто не угрожает. А в Оксфорде, знаете, во-первых, там цагане, которые детей воруют и продают туркам в рабство. Потом еще там оборотень, правда-правда, он при полной луне выходит ночью и воет, я сама слышала. И мертвяки…
– Ну, я же говорил! – хохотнул профессор. – Министерство Единых Решений! Или как бишь они его называют?
Лира внезапно почувствовала, как вздрогнул и подобрался Пантелеймон. Но кошка и мотылек, альмы беседующих гостей, судя по всему, не обратили на его реакцию ни малейшего внимания.
– Мертвяки? – заинтересованно переспросила барышня. – Довольно странное название для министерских чиновников. Почему мертвяки?
Лира приготовилась было поведать ей одну из своих леденящих душу историй, которые пользовались среди оксфордской детворы особой популярность, но профессор не дал ей и слова вставить.
– Ничего удивительного. Обычная аббревиатура: Министерство Единых Решений – Эм-Е-Эр, старо как мир. А почему “по Делам Посвященных”? Так еще в Средние века родители посвящали своих детей Богу, то есть им изначально предначертано было служение церкви сиречь монашество. Этих бедолаг называли посвященными. Своего рода жертвоприношение. И здесь все то же самое. Наша очаровательная малютка наверняка все про это знает, да? – Теперь он обращался непосредственно к Лире. – Почему бы вам, моя прелесть, не пойти и не побеседовать с лордом Бореалем? Он наверняка будет в восторге от встречи с протеже миссис Кольтер. Во-о-он он стоит, такой представительный седой джентльмен с альмом-змеей, видите?
Профессору явно хотелось куда-нибудь сплавить Лиру, чтобы без помех пообщаться со своей юной собеседницей. Однако девицу, судя по всему, Лира интересовала куда больше, чем подвыпивший ученый.
– Девочка, – удержала она Лиру за локоток. – Погоди. Как тебя зовут?
– Лира.
– Очень приятно. А меня зовут Адель. Адель Старминстер. Я журналистка. Мы можем где-нибудь спокойно поговорить?
Лира не увидела ничего странного в том, что кто-то хочет с ней спокойно поговорить, поэтому она с большим достоинством кивнула головой в ответ.
Альм журналистки, пестрый мотылек, взвился в воздух, оценил обстановку справа-слева, опустился девице на плечо и что-то шепнул ей на ухо. Адель Старминстер кивнула и сказала, обращаясь к девочке:
– Присядем здесь, у окошка.
Козетка у окна была излюбленным Лириным местечком, потому что оттуда была видна река, и мириады огней на противоположном берегу отражались в глянцево-черной воде, а вверх по течению тянулись груженые баржи. Адель Старминстер опустилась на козетку и приглашающе посмотрела на Лиру, показывая на сиденье рядом с собой.
– Мне кажется, профессор Доккер упомянул, что ты имеешь такое-то отношение к миссис Кольтер. Это так?
– Конечно.
– А кем ты ей приходишься? У нее ведь, по-моему, нет детей?
– Я ей не дочь. Я ее помощница. Она сама так сказала.