Как раз такой человек должен играть Ататюрка Служба Суная Заима РІ армии Рё карьера РІ театре 1 страница

Результат опознания РљР° РІ РјРѕСЂРіРµ больницы социального страхования РѕРґРЅРѕРіРѕ РёР· трупов был записан РІ составленном РЅР° СЃРєРѕСЂСѓСЋ СЂСѓРєСѓ Рё подписанном протоколе. РљР° Рё человек СЃ РЅРѕСЃРѕРј, похожим РЅР° клюв птицы, сели РІ тот же военный РіСЂСѓР·РѕРІРёРє Рё проехали РїРѕ совершенно пустым улицам, РЅР° которых были развешаны плакаты против самоубийств Рё предвыборные афиши Рё РіРґРµ РЅР° РЅРёС… смотрели трусливые собаки, жавшиеся Рє обочинам. РџРѕРєР° РѕРЅРё ехали, РљР° РјРѕРі видеть, как раздвигаются закрытые занавески, как играющие дети Рё РёС… любопытные отцы смотрят РЅР° проезжающий РіСЂСѓР·РѕРІРёРє, РЅРѕ его мысли были далеко. РЈ него перед глазами РІСЃРµ стояло лицо Неджипа, то, как странно РѕРЅ лежал. РћРЅ мечтал, что РєРѕРіРґР° приедет РІ отель, Ипек его утешит, РЅРѕ РіСЂСѓР·РѕРІРёРє, проехав пустую РіРѕСЂРѕРґСЃРєСѓСЋ площадь, спустился РІРЅРёР· РїРѕ проспекту Ататюрка Рё остановился Р·Р° РґРІРµ улицы РѕС‚ Национального театра, немного поодаль РѕС‚ какого-то здания, построенного девяносто лет назад Рё сохранившегося СЃРѕ времен СЂСѓСЃСЃРєРёС….

Это был одноэтажный РѕСЃРѕР±РЅСЏРє, огорчивший РљР° РІ первый вечер его приезда РІ Карс своей красотой Рё заброшенностью. После того как РіРѕСЂРѕРґ перешел РІ СЂСѓРєРё турок Рё РІ первые РіРѕРґС‹ Республики здесь двадцать три РіРѕРґР° жил СЃ пышностью РѕРґРёРЅ РёР· известных купцов, торговавший кожей Рё дровами СЃ Советским РЎРѕСЋР·РѕРј, Маруф-бей Рё его семья — вместе СЃ поварами, слугами, запряженными лошадьми санями Рё повозками. Р’ конце Второй РјРёСЂРѕРІРѕР№ РІРѕР№РЅС‹, РєРѕРіРґР° началась холодная РІРѕР№РЅР°. Управление национальной безопасности обвинило известных Рё богатых людей Карса, торговавших СЃ Советским РЎРѕСЋР·РѕРј, РІ шпионаже, арестовало РёС… Рё измывалось над РЅРёРјРё, Рё РѕРЅРё исчезли, чтобы РЅРёРєРѕРіРґР° больше РЅРµ вернуться, Р° РѕСЃРѕР±РЅСЏРє РёР·-Р·Р° судебных тяжб РїРѕ наследству примерно двадцать лет простоял пустой. Р’ середине 1970-С… РѕРґРЅР° марксистская фракция СЃ дубинами РІ руках захватила этот РґРѕРј Рё использовала его как СЃРІРѕР№ центр, здесь планировались некоторые политические преступления (РјСЌСЂ РіРѕСЂРѕРґР°, адвокат Музаффер-бей, был ранен, РЅРѕ спасся), Р° после военного переворота 1980 РіРѕРґР° здание опустело Рё позднее превратилось РІ склад Р±РѕР№РєРѕРіРѕ продавца печей Рё холодильников, купившего маленький магазинчик РїРѕ соседству, Р° три РіРѕРґР° назад было превращено РІ швейное ателье РЅР° деньги, накопленные РѕРґРЅРёРј предпринимателем Рё фантазером-портным, который поработал портным РІ Стамбуле Рё арабских странах Рё вернулся РІ родные места.

Как только Ка вошел внутрь, в мягком свете оранжевых обоев с розами он увидел машины для пришивания пуговиц, каждая из которых выглядела как странный пыточный аппарат, большие швейные машины старых моделей и огромные ножницы, развешанные по стенам на гвоздях.

Сунай Заим ходил взад-вперед по комнате. На нем было поношеное пальто и свитер, в которых он был два дня назад, когда его впервые увидел Ка, на ногах — солдатские сапоги, в руке он держал сигарету без фильтра. Его лицо озарилось, когда он увидел Ка, будто увидел старого и любимого друга, — подбежав, он обнял и поцеловал его. В том, как он поцеловал Ка, было нечто от человека с внешностью скотобоя в отеле, словно он говорил: "Да будет переворот во благо государству!", и нечто чересчур дружелюбное, что показалось Ка странным. Позднее Ка объяснит это дружеское расположение тем, что они оба были стамбульцами и встретились в таком отдаленном и нищем месте, как Карс, в таких трудных условиях, но теперь он знал, что часть этих трудностей создал Сунай Заим.

— Черный орел печали каждый день раскрывает крылья в моей душе, — сказал Сунай с загадочной гордостью. — Но не позволю себя увлечь, ты тоже держи себя в руках. Все будет хорошо.

В снежном свете большого окна Ка увидел людей с рациями в руках, стоявших в просторной комнате с лепниной в углах высокого потолка и огромной печью, не скрывавшей, что когда-то она видела и лучшие дни, двух охранников огромного телосложения, пристально разглядывавших его, карту на столе, который стоял рядом с дверью, открывавшейся в коридор, оружие, пишущую машинку и папки и сразу же понял, что здесь был центр управления «переворотом», а сейчас в руках Суная большая сила.

— Когда-то и у нас были плохие времена, — сказал Сунай, прохаживаясь по комнате, — в самых далеких, в самых убогих и самых позорных провинциальных городах я узнавал, что у нас не только нет места, где мы сможем поставить нашу пьесу, но что мы не сможем найти хотя бы одну комнату в отеле, где можно было бы прилечь и поспать ночью, или когда я узнавал, что мой старый друг, про которого говорили, что он в городе, уже давно уехал оттуда, тоскливое чувство, которое называется грустью, начинало медленно шевелиться во мне. Чтобы не поддаваться ему, я бегал и ходил по докторам, адвокатам и учителям, чтобы узнать, есть ли в городе кто-нибудь, кому будет интересно современное искусство и мы, его вестники, прибывшие из современного мира. Узнав, что по единственному известному мне адресу никого нет, или поняв, что полиция не даст нам разрешения устроить представление, или когда глава местной администрации, к которому я хотел попасть на прием, чтобы — последняя надежда — получить разрешение, меня не принимал, я в страхе понимал, что мне уже не избавиться от мрачности. Тогда орел тоски, дремавший у меня в груди, медленно раскрывал свои крылья и поднимался в воздух, чтобы задушить меня. И я играл свою пьесу в самой жалкой чайной на свете, а если и ее не было, то играл на пандусе при въезде в автовокзалы, иногда на вокзале, благодаря начальнику, который положил глаз на одну из наших девочек, в гаражах пожарных частей, в классах пустых начальных школ, во временных столовых, в витрине парикмахерской, на лестницах деловых центров, в конюшнях, на тротуарах, я не поддавался тоске.

Когда в дверь, открывшуюся в коридор, вошла Фунда Эсер, Сунай перешел с «я» на «мы». Между парой было такое взаимопонимание, что этот переход не показался Ка искусственным. Торопливо и изящно приблизив свое большое тело, Фунда Эсер пожала Ка руку, шепотом переговорила о чем-то с мужем и, повернувшись, ушла с тем же видом занятого человека.

— То были наши самые плохие годы, — сказал Сунай. — О том, что мы потеряли любовь общества, стамбульских и анкарских дурней, писали все газеты. В тот день, когда я поймал самую большую удачу в своей жизни (которая приходит только к удачливым людям, обладающим гениальностью), да, в тот день, когда я со своим искусством должен был войти в историю, земля внезапно выскользнула у меня из-под ног и за одно мгновение я оказался в самой ничтожной грязи. Но и тогда я не испугался, сражался с отчаянием. Я вовсе не потерял веру в то, что даже если погружусь в эту грязь еще больше, то среди невежества, нищеты, позора и нечистот я смогу найти настоящий сценический материал, как большой драгоценный камень. Чего же ты боишься?

Из РєРѕСЂРёРґРѕСЂР° показался доктор РІ белом халате, СЃ СЃСѓРјРєРѕР№ РІ руках. РљРѕРіРґР° РѕРЅ, СЃ несколько наигранным беспокойством, доставал Рё приспосабливал аппарат измерения давления, Сунай СЃ таким «трагическим» РІРёРґРѕРј смотрел РЅР° белый свет, лившийся РёР· РѕРєРЅР°, что РљР° РІСЃРїРѕРјРЅРёР» его "падение РІ глазах общества", которое произошло РІ начале 1980-С…. РќРѕ РљР° лучше РїРѕРјРЅРёР» роли Суная 1970-С… РіРѕРґРѕРІ, которые сделали его знаменитым. Р’ те РіРѕРґС‹, РєРѕРіРґР° лево настроенный, политизированный театр переживал СЃРІРѕР№ золотой век, РІ СЂСЏРґСѓ РјРЅРѕРіРёС… маленьких театров РёРјСЏ Суная выделяло его лидерские качества, божий дар, который РІ некоторых пьесах, РіРґРµ РѕРЅ играл главную роль, находил РІ нем зритель, наряду СЃ трудолюбием Рё актерским талантом. Молодой турецкий зритель очень любил те пьесы, РіРґРµ Сунай играл роли сильных исторических личностей, наделенных властью, Наполеона, Ленина, Робеспьера или революционеров РІСЂРѕРґРµ якобинцев Рё Энвер-паши или местных народных героев, уподобленных РёРј. Студенты лицеев, «передовые» люди РёР· университетов смотрели глазами, полными слез, Рё отвечали аплодисментами РЅР° то, как РѕРЅ РіСЂРѕРјРєРёРј Рё впечатляющим голосом переживал Р·Р° страдающий народ, как РѕРЅ, получив оплеуху РѕС‚ тирана, РіРѕСЂРґРѕ поднимал голову Рё РіРѕРІРѕСЂРёР»: "Однажды РІС‹ непременно нам Р·Р° это заплатите", как РѕРЅ, РІ самые тяжелые РґРЅРё (его обязательно должны были бросить РѕРґРёРЅ раз РІ тюрьму) СЃ болью стиснув Р·СѓР±С‹, обнадеживал СЃРІРѕРёС… друзей, РЅРѕ, РєРѕРіРґР° надо, РјРѕРі ради счастья народа безжалостно использовать силу, даже если его душа разрывалась. Говорили, что РєРѕРіРґР° РІ конце пьесы РІ его СЂСѓРєРё переходила власть, РІ решимости, которую РѕРЅ демонстрировал, наказывая плохих, особенно проявляются следы полученного РёРј военного образования. РћРЅ учился РІ военном лицее «Кулели». Ему взбрело РІ голову, бежав РЅР° лодке РІ Стамбул, развлекаться РІ театрах Бейоглу Рё тайно поставить РІ школе пьесу РїРѕРґ названием "РџРѕРєР° РЅРµ растаял лед", поэтому его выгнали СЃ последнего РєСѓСЂСЃР°.

Военный переворот 1980 года запретил левонастроенный, политизированный театр, и государство в честь столетия со дня рождения Ататюрка решило снять большой фильм «Ататюрк», который должны были показывать по телевидению. Никто и не помышлял о том, что этого светловолосого, голубоглазого великого героя европеизации сможет сыграть какой-нибудь турок, и в главных ролях этих великих национальных фильмов, которые никогда не были сняты, всегда видели таких западных актеров, как Лоуренс Оливье, Курт Юргенс или Чарлтон Хестон. На этот раз газета «Хюрриет», разобравшись в вопросе, заставила общественное мнение согласиться с тем, что какой-нибудь турок «уже» сможет сыграть Ататюрка. К тому же было объявлено, что актера, который будет играть Ататюрка, выберут читатели, которые вырежут и пришлют купон из газеты. Стало понятно, что среди кандидатов, указанных жюри, еще с первого дня народного голосования, начавшегося после того, как актеры долгое время демократично сами себя представляли, с заметным превосходством выходит вперед Сунай. Турецкий зритель сразу почувствовал, что красивый, величественный и внушающий доверие Сунай, много лет игравший якобинцев, сможет сыграть Ататюрка.

Первой ошибкой Суная стало то, что РѕРЅ слишком серьезно РІРѕСЃРїСЂРёРЅСЏР», что его выбрал народ. РўРѕ Рё дело РѕРЅ выступал РЅР° телевидении Рё РІ газетах Рё делал РіСЂРѕРјРєРёРµ заявления, заставил напечатать фотографии РѕР± РёС… счастливой семейной жизни СЃ Фундой Эсер. Рассказывая Рѕ своем РґРѕРјРµ, Рѕ повседневной жизни, Рѕ СЃРІРѕРёС… политических взглядах, РѕРЅ стремился показать, что достоин Ататюрка Рё что некоторые его пристрастия Рё черты характера похожи РЅР° него (ракы, танцы, элегантность, изящество), Рё РѕРЅ постоянно перечитывал его слова, РїРѕР·РёСЂСѓСЏ СЃ томом В«Речь». (РљРѕРіРґР° РѕРґРёРЅ мелкий журналист-паникер, рано начавший нападать РЅР° него, стал смеяться над тем, что РѕРЅ читал РЅРµ саму РєРЅРёРіСѓ В«Речь», Р° ее адаптированный вариант РЅР° современном турецком языке, Сунай сфотографировался РІ библиотеке СЃ полным изданием В«Речи», РЅРѕ, Рє сожалению, эти фотографии, несмотря РЅР° РІСЃРµ его усилия, РЅРµ были напечатаны.) РћРЅ РїСЂРёС…РѕРґРёР» РЅР° открытия выставок, РЅР° концерты, РЅР° важные футбольные матчи Рё делал доклады: Ататюрк Рё живопись, Ататюрк Рё музыка, Ататюрк Рё турецкий СЃРїРѕСЂС‚, давая интервью журналистам РёР· третьеразрядных газет, спрашивающим РѕР±Рѕ всем всех Рё всегда. Желая быть любимым всеми, что совершенно РЅРµ сочеталось СЃ "поведением якобинца", РѕРЅ сделал репортажи РІ газетах сторонников религиозных РїРѕСЂСЏРґРєРѕРІ, врагов Запада. Р’ РѕРґРЅРѕР№ РёР· РЅРёС…, отвечая РЅР° РЅРµ слишком провокационный РІРѕРїСЂРѕСЃ, РѕРЅ сказал: "Конечно же, однажды, если народ сочтет меня достойным, СЏ СЃРјРѕРіСѓ сыграть Великого РџСЂРѕСЂРѕРєР° Мухаммеда". Это СЂРѕРєРѕРІРѕРµ заявление стало первым РёР· СЂСЏРґР° выступлений, которые РІСЃРµ испортили.

В маленьких журналах сторонников политического ислама написали, что никто не сможет — упаси Бог! — сыграть пророка Мухаммеда. В газетные колонки этот гнев попал сначала в виде фраз: "Он повел себя неуважительно по отношению к нашему пророку", а затем: "Он оскорбил Его". Когда заставить замолчать сторонников политического ислама не смогли и военные, гасить огонь выпало Сунаю. Надеясь успокоить общественность, он взял в руки Священный Коран и стал рассказывать читателям-традиционалистам, как он любит Нашего Великого Пророка Мухаммеда и о том, что вообще-то и пророк — современен. А это предоставило удобную возможность мелким газетчикам-кемалистам, обиженным тем, что он ведет себя как "избранный Ататюрк", писать, что Ататюрк никогда не заискивал перед сторонниками религиозных порядков, перед мракобесами. В газетах постоянно перепечатывали фотографии официального сторонника военного переворота, позирующего с одухотворенным видом, с Кораном в руках, и задавали вопрос: "Это и есть Ататюрк?" В ответ на это и исламская пресса перешла в нападение, скорее из желания защитить себя, нежели из желания заниматься им. Они начали перепечатывать фотографии, на которых Сунай пил ракы под заголовками "Он тоже любитель ракы, как Ататюрк!" или "Это — наш Великий Пророк?". Таким образом, ссора между сторонниками светских и религиозных порядков, разгоравшаяся раз в два месяца в стамбульской прессе, на это раз началась из-за него, но продолжалась очень недолго.

За одну неделю в газетах появилось очень много фотографий Суная: он с жадностью пьет пиво в одном рекламном клипе, который был снят много лет назад, и та, где он получал пощечину в фильме, в котором снялся в молодости, и та, где он сжимал кулак перед флагом с серпом и молотом, где он смотрит, как жена-актриса по роли целуется с другим мужчиной-актером.

Перепечатывались статьи, где рассказывалось, что его жена лесбиянка, что сам он все еще коммунист, как и раньше, что они снимались дублерами в нелегальных порнофильмах, что за деньги он сыграет не только Ататюрка, но и кого угодно, что пьесы Брехта они на самом деле ставят на деньги, присланные из Восточной Германии, что они жаловались на Турцию после военного переворота, рассказывая, что "проводятся пытки над женщинами из Шведского общества, которые приехали в Турцию, чтобы провести исследования", и множество других сплетен о них. В те же дни "офицер высокого ранга", пригласив Суная в Генеральный штаб, кратко сообщил ему, что вся армия решила, что он должен снять свою кандидатуру. Этот офицер не был мыслящим добросердечным человеком, который вызвал бы в Анкару горделивых стамбульских журналистов, высоко возомнивших о себе и намеками критиковавших вмешательство военных в политику, и который, увидев, что журналисты вначале получили сильный нагоняй, были обижены и плакали, угощал бы их шоколадом. В действительности этот шутник-военный был более решительным, чем отдел по связям с общественностью. Увидев, что Сунай расстроен и испуган, он не смягчился, а, наоборот, стал смеяться над тем, как он говорил о своих политических взглядах, играя роль "избранного Ататюрка". За два дня до этого Сунай был с кратким визитом в городке, в котором родился, и там его встретили, как любимого политика, с автомобильным эскортом и овациями тысяч безработных и производителей табака, и он, забравшись на статую Ататюрка на городской площади, под аплодисменты собравшихся пожал ему руку. В ответ на вопрос одного популярного журнала, заданный в Стамбуле после этого случая: "Вы когда-нибудь перейдете в политику со сцены?", он ответил: "Если захочет народ!" А аппарат премьер-министра сообщил, что "в настоящий момент" фильм об Ататюрке откладывается.

Сунай был достаточно опытен, чтобы выйти из этого ужасного поражения не дрогнув, но настоящий удар ему нанесли дальнейшие события: ему перестали предлагать дублировать роли, потому что он так часто появлялся на телевидении в течение месяца, чтобы закрепить за собой роль, что теперь все воспринимали его хорошо знакомый голос как голос Ататюрка. Телевизионные рекламисты, которые прежде предлагали ему роли практичного отца семейства, который умеет выбрать хороший, надежный товар, также отвернулись от него, так как неудачливый Ататюрк смотрелся бы странно, занимаясь окраской стен с банкой краски в руках или рассказывая о том, как он доволен своим банком. Но самым ужасным было то, что народ, свято веривший всему, что написано в газетах, поверил в то, что он является и врагом Ататюрка, и врагом религии; а другим не понравилось, что он молча воспринимает то, что его жена целуется с другими мужчинами. Все были настроены по меньшей мере на то, что дыма без огня не бывает. Все эти быстро развивавшиеся события сократили и количество зрителей, приходивших на его спектакли. Очень многие, останавливая его на улице, говорили: "Стыдно!" Один молодой студент из лицея имамов-хатибов, поверивший в то, что Сунай порочил пророка, и мечтавший, чтобы о нем написали газеты, напал однажды вечером на театр и бросился с ножом на актеров, плюнув нескольким из них в лицо. Все это произошло в течение пяти дней. Супруги исчезли.

Рћ том, что произошло потом, С…РѕРґРёС‚ множество разговоров: например, то, что РѕРЅРё поехали РІ Берлин Рё стали учиться терроризму РїРѕРґ РІРёРґРѕРј театрального образования РІ ансамбле любителей Брехта, или что РЅР° стипендию, полученную РѕС‚ министерства культуры Франции, РѕРЅРё легли РІРѕ французскую психиатрическую лечебницу «Мир» РІ районе Шишли. РќР° самом деле РѕРЅРё укрылись РІ РґРѕРјРµ матери Фунды Эсер, которая была художницей, РЅР° Черноморском побережье. Только РЅР° следующий РіРѕРґ РѕРЅРё нашли работу «аниматоров» РІ обычном отеле РІ Анталии. РџРѕ утрам РѕРЅРё играли РІ волейбол РЅР° песке СЃ мелкими торговцами РёР· Германии Рё туристами РёР· Голландии, после обеда развлекали детей РІ образе Карагеза Рё Хадживата, коверкая немецкий язык, РїРѕ вечерам выходили РЅР° сцену РІ костюмах падишаха Рё его наложницы РёР· гарема, танцевавшей танец живота. Это было началом карьеры исполнительницы танца живота, это искусство Фунда Эсер РІ последующие десять лет будет развивать РІ маленьких городках. Сунай СЃРјРѕРі терпеть РІСЃРµ это шутовство только три месяца Рё РёР·Р±РёР» РЅР° глазах охваченных ужасом туристов РѕРґРЅРѕРіРѕ парикмахера РёР· Швейцарии, который, РЅРµ ограничившись шутками над турками СЃ фесками Рё гаремами РЅР° сцене, хотел продолжить это РЅР° пляже Рё заигрывал СЃ Фундой Эсер. Известно, что после этого РѕРЅРё нашли себе работу РІ свадебных салонах, РІ качестве ведущих развлекательных вечеров, танцовщицы Рё «актера» РІ Анталии Рё ее окрестностях. Сунай представлял дешевых певцов, фанатично подражавших стамбульским оригиналам, фокусников, глотавших РѕРіРѕРЅСЊ, третьеразрядных комедиантов, Фунда Эсер, вслед Р·Р° краткой речью РѕР± институте брака, Республике Рё Ататюрке, исполняла танец живота, затем РѕРЅРё РѕР±Р°, РІ атмосфере строгой дисциплины, РІ течение нескольких РјРёРЅСѓС‚ играли что-РЅРёР±СѓРґСЊ РІСЂРѕРґРµ сцены убийства короля РёР· «Макбета», Рё РёРј аплодировали. Эти представления были зародышем театральной труппы, которая впоследствии будет ездить РїРѕ Анатолии.