Глава 11. Вымпеловая райская птица
У Демиануса возникло еще одно предложение: если мы по-прежнему полны решимости отыскать и увидеть вымпеловую райскую птицу, он может отвести нас туда, где живет большая популяция, обнаруженная всего год назад. Но для этого нам придется долго плыть на лодке вдоль берега, вокруг острова Хальмахера. Мы приняли это предложение и на следующее утро с Демианусом на борту отправились в путь.
На место мы добрались за 36 часов, и к концу путешествия наш деликатный гид уже мучился сомнениями, удачную ли идею он подал. Нам пришлось обогнуть остров с севера, и за мысом мы снова попали во власть длинных, медленных тихоокеанских волн. Они величественно разбивались о выступы коралловых рифов, образуя ажурную завесу светло-зеленых брызг, а достигая берега, превращались в беспорядочную пенную кашу. Это великолепное зрелище, однако лучше наблюдать с безопасного расстояния.
Демианус попросил по завершении экскурсии высадить его на берег — он предпочтет вернуться домой пешком.
Утром 21 июня по руководством нашего гида мы бросили якорь у небольшой деревушки Лаби-Лаби, на северо-западном мысу острова Хальмахера. Отсюда до места гнездования вымпеловой птицы было около трех часов хода. Мы решили встать на ночевку в лесу, поэтому Демианус нанял двух носильщиков из деревни, чтобы они помогли нам перенести продукты и необходимое снаряжение. Хотя день был знойным — каким и должен быть летний день в тропиках, — перед тем, как отправиться в путь, носильщики зашли домой за тяжелыми резиновыми сапогами.
Мы вышли из Лаби-Лаби по тропинке, которая вела через заросли кокосовых пальм, затем повернула в глубь острова и, миновав несколько домиков перед плантациями маниоки, нырнула в лес. Последние пятьсот метров мы шли по свежей вырубке. Жители Лаби-Лаби, как и прочих поселений Моллукского архипелага, отвоевывали у леса все новые и новые участки земли. Деревья вповалку лежали на земле, тут и там чернели обгорелые пятна — следы выжигания подлеска: скоро здесь будет очередная плантация. Войдя в лес, мы поняли, зачем наши носильщики надели резиновые сапоги — тропинка была мокрой и скользкой, всюду хлюпала грязь, из которой торчали острые колючки, так что идти босиком было бы рискованно.
Деревья здесь были тоньше и меньше, чем на Сераме или на Ару. Самые высокие достигали пятнадцати метров, их мощные корни всюду выступали из-под земли, а кроны сплетались между собой так, что оставались лишь маленькие просветы, сквозь которые было видно небо. Для Трондура это путешествие стало первым знакомством с индонезийскими джунглями, и, как художник, он открыл для себя новый чудесный мир. Он сказал, что, будучи уроженцем Фарерских островов, где болота чередуются со скалами, даже не предполагал, что где-то на земле есть леса с такими огромными деревьями и такой пышной растительностью.
До сих пор колонию вымпеловых птиц, которую нам хотел показать Демианус, посещали только профессиональные орнитологи; приезжала также команда, снимавшая документальный фильм о дикой природе. Для того чтобы пронести съемочное оборудование на место работы, в лесу прорубили тропу, но с тех пор лес уже начал затягивать раны: бревенчатый мост, перекинутый через глубокий овраг, наполовину сгнил, а шалаши, оставленные орнитологами и операторами, превратились в кучки палок и листьев.
От лагеря остался только навес из пальмовых листьев и стеблей, под которым располагалась походная кухня; на этой поляне мы и решили разместиться.
Как только мы сбросили на землю рюкзаки, из леса позади нас робко вышли два человека. Я видел их в Лаби-Лаби, среди толпы зевак, наблюдавших, как мы подходили к берегу на своей прау. Того из двух, что повыше, трудно было не заметить — крепкий широкоплечий мужчина в черных штанах, с жестким выражением лица, который выглядел так, словно проходил пробы на роль пирата. Сейчас он расхаживал по краю поляны, на которой мы ставили лагерь. За спиной у него на ремнях висел деревянный ящик, а в руке был обруч из бамбука с деревянной поперечиной — он служил насестом для двух желтоспинных широкохвостых лори, которые раскачивались и весело щебетали, оправдывая свое название[15]. Его спутник, ростом не больше тринадцатилетнего мальчика, брел рядом с мечтательной улыбкой; его футболка и штаны были до такой степени изодраны, что с тем же успехом он мог бы их вообще не надевать. У него в руках тоже был обруч, на котором сидели чешуйчатые красные лори. У обоих за пояса были заткнуты паранги — большие ножи местного изготовления, а у второго, кроме того, с пояса свисал кувшин из тыквы и короткий кусок стебля сахарного тростника. Они остановились в нескольких метрах от нас и вежливо ждали.
Видимо, налицо был очередной случай непонимания. Когда Демианус договаривался с носильщиками в Лаби-Лаби, я попросил его узнать, нет ли в этой деревне птицеловов. Уоллес регулярно нанимал птицеловов, работавших в джунглях, и я хотел посмотреть, как они работают. Мне говорили, что в Лаби-Лаби никто не занимается ловлей птиц всерьез, хотя несколько человек иногда подрабатывают таким образом. Эти двое, видимо, решили дойти за нами до лагеря, на случай, если мы захотим оценить их мастерство.
Демианус спросил птицеловов, подходит ли поляна, на которой мы остановились, для их работы. Они робко подошли к кухонному навесу и повесили на него свои обручи для птиц; «пират» снял с плеч бамбуковый ящик и оставил его на земле. Потом они, пошептавшись между собой, оглядели лагерь и выбрали тонкое высокое дерево, одиноко стоящее в тридцати метрах в стороне.
Несколькими взмахами паранга «пират» вырубил кустарник вокруг дерева и, засунув нож за пояс, обхватил ствол руками и ногами; вскарабкаться вверх для него не составило труда — он проделал это с такой легкостью, словно поднимался по лестнице.
По мере продвижения он останавливался и отламывал одну за другой все ветви. Достигнув верхушки, он отломал последний метр ствола, а потом столь же легко спустился вниз.
Тем временем его низкорослый спутник рыскал вокруг; вскоре он появился, неся в руках небольшое деревцо длиной около двух метров, с четырьмя длинными тонкими ветвями на макушке. К тому времени, когда «пират» спустился на землю, он успел зачистить две ветки от листьев, оставив на конце лишь небольшой пучок. Вручив «пирату» деревцо, он откусил большой кусок сахарного тростника и, энергично прожевав, сплюнул в сложенные ковшиком ладони.
Потом просунул руку в тыквенную бутылку и вытащил шарик, напоминающий старую жевательную резинку. Предварительно размяв в ладонях, он растянул шарик в длинную нитку и аккуратно стал наматывать вокруг одной из зачищенных веток. Ему часто приходилось останавливаться и повторять процедуру заново: откусывать кусочек сахарного тростника и плевать на руки, чтобы подслащенная слюна не давала смоле прилипать к пальцам.
