Миномётчики капитана Калошина
«Пехоты на левом фланге почти не оставалось. 20 немецких танков прорвались через нашу оборону, и вышли вдоль реки Мокрая Мечётка к обрывистому берегу Волги в посёлке Спартановка. Немецкие танки появились с левого фланга из-за высоты 64.7. Пять из них – на стыке 4-го отдельного батальона бригады Горохова и 149-й бригады. Но в тылу танков на огневых позициях остались миномётчики под командованием капитана Калошина и старшего политрука Рябова. Рота минбата 82-мм миномётов располагалась у крайних домиков, ближе к нашему левому флангу.
Такая обстановка сложилась на нашем левом фланге к моменту, когда Чупров перебежками преодолел расстояние от школы, рядом с которой размещался штаб Горохова, до улицы Менжинского, где находился КП Калошина. Две улицы впереди хорошо просматривались – деревянные дома сгорели, и образовался пустырь. Степан Чупров сам наблюдал: как только немцы устремлялись толпой в очередную атаку по находящимся впереди улицам, наш прицельный миномётный огонь буквально разметал и уничтожал атакующих. Калошин сумел подготовить огонь трёх миномётных рот и свести его по трём точкам.
Выяснилось, что минрота хорошо окопалась. Танки прошли, окопы не обвалились. Грунт был крепкий, как бетон. Когда танки прошли, миномётчики стали забрасывать их гранатами. Танки вернулись и опять проутюжили окопы миномётчиков. Бесполезно. Атаку за атакой отбивали наши славные миномётчики. Огнём автоматов, пулемётов, массированными разрывами мин они расстроили беспечно сгрудившуюся немецкую пехоту и, в конце концов, отсекли её от танков. Это и предрешило исход опаснейшего прорыва. Парами, тройками, прикрывая друг друга, танки отошли на исходное положение. Калошин, умело маневрируя огнём, удерживал свою позицию до самого вечера».
Миномётным расчётам 2-й роты одним, без пехоты, довелось целый день 17 октября отбиваться от немцев. Вечером старший политрук Рябов вызвал лейтенанта Шацкого. «Наши расчёты живы, ведут огонь. Надо обязательно покормить ребят». В 24 часа ночи лейтенант, повар с термосом пробрались на позиции миномётчиков и увидели, что они во главе с сержантом продолжают удерживать свои позиции. У них были свои автоматы, ручной пулемёт, противотанковое ружьё. Немцы до десятка раз пытались захватить эту позицию, но ничего не могли поделать.
Сержант и весь его расчёт в ту ночь подали заявления о приёме в партию. Когда начались бои в Сталинграде, на весь минбат было 7-8 членов партии. Потом стало 50 человек. Все они были приняты в партию в период самых тяжёлых боев.
Стойкость миномётчиков в районе обороны 4-го батальона бригады Горохова не была отдельным, тем более случайным боевым эпизодом. Миномётчики, пулемётчики, истребители танков располагались в тылу и на стыках стрелковых рот, создавая глубину и прочность обороны гороховцев. Сражались храбро и стойко. Гибли целыми подразделениями на своих позициях, как, например, взвод 50-мм миномётов лейтенанта Бурцева. Но, деля всю тяжесть боёв с пехотой, с позиций не отходили. Миномётная батарея лейтенанта Антонова была отрезана от своих, попала в окружение. Около двух взводов пехоты противника с танками наступали на позиции миномётчиков. Солдаты лейтенанта Антонова взялись за автоматы и гранаты. Тем временем лейтенант по радио вызвал соседние батареи и запросил: «Огонь на меня!» Пехота противника понесла большие потери, не выдержала и отступила. Отошли и танки.
Гороховская пехота в свою очередь научилась быть стойкой. Действовала с выдержкой и расчётливо. Ещё 15 октября немцы решили обманом захватить выгодные оборонительные позиции, занимаемые взводом младшего лейтенанта Филиппова из 3-го отдельного стрелкового батальона 124-й бригады. Противник, сосредоточив до роты автоматчиков и при поддержке четырёх танков, под покровом тумана перешёл в наступление. Впереди себя пустили солдат, говоривших по-русски. Они кричали: «К вам идём, не стреляйте!» Наши бойцы не стреляли, ожидая команды. Филиппов разгадал авантюру врага. Противника подпустили на 40-50 метров и в упор расстреляли всех. На поле боя осталось 60 трупов солдат и офицеров противника и два сожжённых танка. Пяти немецким солдатам с пулемётом удалось укрыться вблизи нашей обороны. Филиппов с сержантом Скорняковым подполз к укрывшимся пулемётчикам. Четверо были ими уничтожены, а одного солдата захватили в плен.
17 октября, к вечеру, на командном пункте 124-й бригады и группы Горохова происходило столпотворение. КП находился в неглубоком овраге в районе школы в Спартановке. К берегам оврага вплотную лепились сараи, деревенского типа бани. В одной из более просторных бань, в условиях обстрела противника, под огнём мылись бойцы и командиры бригады с передовой. Здесь спали, обогревались. В этом овражке около школы нашли временное убежище командиры и офицеры штабов частей и соединений, разгромленных в ходе штурма Тракторного завода.
Вспоминает С.И. Чупров: «Высшее начальство, сбежавшееся сюда с оставленных на Тракторном оборонительных рубежей, теперь беспрерывно совещалось в блиндаже полковника Горохова. Землянка оперативной части также была до отказа набита офицерами соседних частей.
На горе, впереди школы, шёл бой. Рвались снаряды. Продолжали пикировать самолёты противника. Время приближалось к закату солнца, которое едва виднелось сквозь пелену гари и дыма. Меня вызвали к начальнику штаба подполковнику Черноусу. Я получил задачу идти на левый фланг к Мокрой Мечётке. Нужно было срочно закрепить там положение, не дать немцам с утра 18 октября развить успех в направлении с Тракторного завода на Рынок и уничтожить нас.
Ночь с 17 на 18 октября была ночью переживаний, восстановления живучести нашей обороны, собирания людей в боевой кулак на левом фланге группы.
Эту нелёгкую задачу выполняли многие офицеры, которых мобилизовало командование бригады. На берегу Волги, в оврагах, безмерно утомлённые люди спали там, где упали после предыдущего боя. Их будили, подымали на ноги, выводили в окопы, отрытые на кладбище перед Мокрой Мечёткой в Спартановке. Люди были подавлены неимоверной усталостью, но, когда им говорили о необходимости воевать, защищать священный берег Волги, они собирались с духом и шли выполнять боевую задачу. Они нуждались в твёрдом руководстве. Они были способны держать оборону, но их командиры оказались недостаточно тверды. Словом и делом офицеры из 124-й бригады старались укрепить их дух, вселить веру в победу, призвать к стойкости, быть до конца преданным своей Родине.
К исходу 17 октября командованием группы войск была поставлена самостоятельная задача 149-й стрелковой бригаде. Район обороны для неё был определён по берегу р. Мокрая Мечётка фронтом на Тракторный завод. В ночь на 18 октября командование 149-й бригады должно было собрать своих людей и сформировать из них сводные роты и батальоны. В неё также были влиты остатки личного состава 112-й стрелковой дивизии.
Мне пришлось всю ночь провести на левом фланге группы по организации обороны. На этом участке были созданы и поставлены в оборону сводные роты из оставшихся людей 149-й, 115-й отдельных стрелковых бригад, 112-й стрелковой дивизии и 2-й отдельной мотострелковой бригады. Костяком на левом фланге группы Горохова стали подразделения 149-й бригады, штаб которой расположился в овраге за кладбищем. Там же стояли миномётчики капитана Чурилова. К утру уже стало ясно, что передний край закрыт войсками. Глубина нашей обороны уменьшилась. Передний край слева, по улице Менжинского, в 300-400 метрах от Волги. В центре, у ям, передовые позиции третьего батальона располагались на расстоянии километра от реки. Посёлок Рынок 2-й батальон удерживал на своих прежних позициях. Удары немцев нас не уничтожили. Мы дерёмся в окружении.
Рассвет захватил меня в районе изгиба дороги недалеко от моста через Мокрую Мечётку. Здесь – начало улицы Менжинского. На этом рубеже занял оборону сводный взвод, собранный из солдат разных родов войск. Командовал им молодой лейтенант-танкист Жуков. Перед нами вырисовывались корпус Тракторного завода, пятиэтажный, красного кирпича, жилой дом, где раньше был НП бригады.
Стоим мы в окопе с лейтенантом и наблюдаем. Немцы открыли ураганный огонь из всех видов оружия. Прямой наводкой бьют танки по нашим позициям. Задачу свою я выполнил, можно было вернуться в штаб. Но какая-то сила удерживала меня на позиции. И вдруг меня отбросило и оглушило резкой волной пролетевшего рядом снаряда. Взрыва не было, значит, это немецкая танковая болванка. Меня всего обрызгало кровью. Но я не был ранен. Вижу, на дно окопа рухнуло тело лейтенанта. Опомнился, стал оглядываться вокруг и тут понял происшедшее. И ахнул. Стоящему рядом лейтенанту болванкой снесло голову. Меня замутило от неприятного ощущения. Овладев собой, я успокоил стоявших рядом солдат, которым также было не по себе.
Подал команду: «По местам! Приготовиться к отражению атаки!» Немцы толпой ринулись в атаку через мост. Удобная для нас мишень. Взвод и соседи открыли дружный огонь из пулемётов и автоматов. Заработали миномётчики. Я приналёг на ручной пулемёт, ведя из него по старой памяти беспощадный огонь. Подавал команды взводу. Так отбили три атаки противника.
В полдень прибежал офицер из штаба 149-й бригады. Передал мне вызов в штаб Горохова. Нелёгкая это была задача уйти под огнём противника с передовой. Перебежка в наш окоп офицера вызвала прицельный огонь противника по нам. Рвались мины, свистели пулемётные очереди. Место было открытое – простреливалось со стороны СТЗ и от тюрьмы. Но как-то перебежками удалось выйти из-под огня.
Вечером командование группы собрало офицеров штаба, командиров и комиссаров частей на совещание. На нём говорилось о спайке боевых сил, о требовании не поддаваться слабости. Нечего помышлять об отступлении за Волгу».
Всю вторую половину октября 94-я пехотная и 16-я танковая дивизии армии Паулюса с каким-то особенно яростным напором стремились овладеть Спартановкой и Рынком. Гитлеровцы задумали расчленить и по частям уничтожить защитников гороховского «пятачка». Обычно вслед за авиационными ударами в атаки бросались танки и пехота. Но всякий раз уцелевшие советские пехотинцы, истребители танков, подымались в траншеях, огнём изреживали атакующих, а затем и сами переходили в контратаки. Стрелковые батальоны С. Цыбулина, А. Графчикова, В. Ткаленко, Д. Старощука, артиллеристы А. Моцака, А. Карташова, Н. Чурилова и С. Ткачука, как скала, вросли в волжский берег. Люди проявляли героизм, несгибаемую стойкость.
Вскоре противник убедился, что одновременное наступление на оба посёлка распыляет его силы, увеличивает потери и не даёт продвижения. Поэтому с 20 октября по 2 ноября гитлеровцы стали штурмовать главным образом Спартановку.
Накал битвы за Спартановку можно почувствовать даже в освещении бывшего противника. Вольфганг Вертен в «Истории 16-й танковой дивизии» сообщает: «16 октября 64-й и 79-й мотополки снова атаковали русских при поддержке танков, самоходных установок и зенитных пушек. Бои длились до вечера. Противник также был изнурён предыдущими боями. 200 убитых и 50 израненных пленных оставил героический противник на этом захваченном нами дорогой ценой участке обороны». Вдумайся, читатель! Лишь на одном небольшом участке местности – в юго-западной части посёлка Спартановка, только за один день – 250 убитых и раненых наших воинов, которых невозможно было вынести из боя! Эти священные жертвы были понесены стрелковыми ротами Хренова и Паренкова из 4-го отдельного стрелкового батальона 124-й стрелковой бригады. Такой дорогой ценой было тогда остановлено продвижение немецких дивизий на линии улицы Менжинского от Мокрой Мечётки до Забазной балки в глубь обороны Горохова.
Итак, одной частью Спартановки немцы овладели. О нарастании ожесточённости дальнейших боёв за Спартановку во второй половине октября можно судить по записям в служебном дневнике (фактически журнал боевых действий. – А.Ш.) командующего 4-м воздушным флотом генерал-полковника авиации Рихтгофена:
– 14 октября. Атака под Сталинградом при поддержке 8-го авиационного корпуса развивается успешно. Русские несколько ошеломлены. Взят Тракторный завод…
– 19 октября. Положение в Сталинграде неясное. Из дивизий пришли, по всей вероятности, слишком радужные доклады. Каждая дивизия докладывает по-разному. Атака на Спартановку застопорилась. Командир 8-го авиакорпуса генерал Фибиг в отчаянии: немецкая пехота совсем не использует результаты бомбовых ударов. Наши самолёты уже бомбят на расстоянии броска гранаты перед своей пехотой, но она ничего не может поделать с русскими, засевшими в Спартановке…
«Через нас – не пройдут!»
В дни тяжелейших боёв в Спартановке, за Мокрой Мечёткой, вспоминал бывший парторг 4-й особой бригады Голик, на переднем крае в боевых порядках находились комбриг С.Ф. Горохов и комиссар бригады В.А. Греков.
«…Бой разгорался с новой силой. Артобстрел прекратился, к нашему переднему краю перебежками приближалась пехота противника. Наши солдаты вели по ним огонь из пулемётов и автоматов. Наша артиллерия молчала. Горохов и Греков спустились в траншею роты первого эшелона. Полковник Горохов послал адъютанта к телефону вызвать огонь нашей артиллерии, а сам в бинокль наблюдал за противником. В конце ближнего изгиба траншеи непрерывно вёл огонь пулемётчик. Неподалёку стоял второй пулемёт, весь его расчёт выбыл из строя. Вдруг стрелявший пулемётчик оторвался на минуту от пулемёта, выругался на Горохова и Грекова. В горячке боя он, видно, не узнал их. К тому же оба были в плащ-палатках. Крикнул полковнику:
– Что ты возишься со своим биноклем. Вон они – немцы. Бери пулемёт, бей!
Горохов опустил бинокль, быстро прильнул к пулемёту и длинными очередями застрочил из него в сторону перебегающих гитлеровцев. Огонь двух станковых пулемётов задержал продвижение немецкой пехоты. А начавшийся огонь нашей артиллерии отогнал её на исходные позиции. Пулемётчик устало опустился на дно траншеи (это был командир стрелкового отделения) …и оторопел. Рядом с ним стоял, оказывается, сам полковник Горохов, которому теперь докладывали командир роты и адъютант. Сержант мигом вскочил и виновато пробормотал:
– Товарищ полковник, виноват, не признал я вас второпях.
Горохов одной рукой обнял сержанта и сказал:
– Молодец, родной мой. С такими орлами мы не допустим гадов к Волге! Слышишь, родной, не пустим?
Пулемётчик уже без всякого смущения и как-то даже весело ответил:
– Не пустим, товарищ полковник! Через нас – не пройдут!
В жёсткой обороне
Это была одна из самых драматических страниц в истории Сталинградской битвы. И не случайно к ней вновь и вновь обращались в своих воспоминаниях ветераны гороховской бригады.
…14 октября. Противник неожиданно захватил СТЗ и вышел к Волге. Увы, вопреки всем нашим расчётам на длительную оборону этой обширной, застроенной промышленной территории, свежие силы, только что прибывшие с левого берега Волги, были разбиты наголову, и 124-я бригада полковника Горохова, а также 149-я бригада подполковника Болвинова оказались с трёх сторон в окружении врага. Сзади – Волга. Противник торжествовал. Оставалось последним усилием покончить с русскими севернее Тракторного завода.
На изрядно поредевшую группу Горохова враг бросил две дивизии: танковую – в направлении на Латошинку, Рынок и пехотную – вдоль реки Мокрая Мечётка. Часть сил этой дивизии наступала с юга, от Тракторного завода. Опасность, возникшая для группы Горохова после прорыва немцев на СТЗ, многократно, о чём уже шла речь в предыдущей главе, усугублялась беспорядочным отходом в боевые порядки гороховцев неорганизованных групп красноармейцев разных частей и подразделений, утратой управления войсками со стороны их командиров. Враг, который, как говорится, закусил удила, на плечах бегущих был готов смять последнюю оборону. Но не тут-то было. Офицерам, политработникам штаба и частей Горохова удалось остановить бегущих, организовать их в подразделения, поставить в оборону и заставить сражаться.
Враг почувствовал, что с ходу разделаться с гороховской обороной не удаётся. Все ожесточённые попытки противника разрезать на части боевые порядки группы успеха не имели. Потому в последующие дни октября враг стал бить по нашей обороне то с одного, то с другого фланга. Снова и снова появлялась опасность, что враг, массируя свои силы то на одном, то на другом узком участке обороны, сомнёт оборону войск Горохова.
Ударить в лоб по 3-му и 2-му батальонам 124-й бригады немецкое командование, вероятно, уже не желало, не очень рассчитывая здесь на успех. Холмистая местность перед нашим фронтом не давала возможности развернуться танкам противника. Стык между батальонами, составлявший центр всей обороны бригады Горохова (а по стыкам частей любили и умели бить немцы), проходил по глубокой балке Сухая Мечётка, где тоже не было условий для манёвра и к тому же стояли наши мины.
Потому противник переключился на Спартановку, полагая, что отсюда ему будет легче выйти к нам в тыл и покончить со всей северной группировкой. 17 октября штурм Спартановки возобновился с новой силой. Более 20 танков прорвались тогда на южную окраину посёлка, и там целый день шёл жесточайший бой. Нашим частям ценой больших жертв удалось остановить наступательный порыв врага, нанести ему большой урон. Но левый фланг (3-й осб/124) сильно оттянулся назад. Бои в Спартановке разгорались с новой силой.
О событиях той поры уже в послевоенные годы напомнило событие, о котором в архиве генерала Грекова хранится любопытное свидетельство: «Впервые после окончания боёв на Волге ветераны-гороховцы из многих краёв страны в августе 1963 года встречались в Волгограде. Автобусы с группой фронтовиков-сталинградцев возвращались с ГЭС через Спартановку. Только поравнялись со школой №61 по улице Менжинского, смотрим: последний автобус съехал на левую сторону дороги. Два человека ещё до остановки перемахнули через кювет, бегом преодолели короткий подъём, разом опустились на колени над люком смотрового колодца водопровода, о чём-то возбужденно заговорили. Из колодца показался удивлённый и рассерженный рабочий. Но ветераны быстро нашли у военных водителей автобусов их рабочие комбинезоны. Первым в колодец спустился Александр Демьянов, бывший одним из лучших разведчиков батальона Вадима Ткаленко. За ним последовал командир артбатареи Николай Баринов. Из колодца послышалось:
— Есть… сохранилось… Записывайте: «22.10 – 29.11.42 г. НП ст. л-та Баринова. Гороховцы. Капитан Рештаненко И.Я., Константинов, Терещенко…» (далее неразборчиво).
Надписи на железобетонных балках смотрового колодца водопровода на улице Менжинского в Спартановке, напротив дома № 98, были оставлены в память о трёхмесячной обороне частей полковника С.Ф. Горохова в посёлках Рынок и Спартановка, устоявших против натиска двух гитлеровских дивизий.
Колодец служил укрытием для командира батареи и разведчиков, связистов её взвода управления. Наблюдательный пункт со стереотрубой был оборудован вблизи стрелковых позиций батальона Саши Графчикова, там, где теперь возведена школа №61. Удивительно живучими стрелковыми ротами командовали не знавшие робости, умевшие постоять за себя верные друзья-товарищи Леонид Тимонин, Фёдор Илларионов, Василий Зюков. Их передовые траншеи проходили по улице Чукотской, между балками Сухая Мечётка и Забазная».
Убежище штаба батальона Графчикова представляло собой водосточную трубу под дорогой размером метр на два метра и длиной около 40 метров. Отверстие трубы, обращённое в сторону противника, завалили крупными камнями, шпалами, взятыми с прибрежной железнодорожной ветки. Сверху и со всех сторон этого железобетонного сооружения – толща грунта. Убежище в трубе выдерживало любую бомбардировку и артобстрел. Но напоминало для всех находящихся в нём «заготовленный гроб». Духота, пыль, грязь, газы от постоянных разрывов поблизости от входа в трубу бомб и снарядов, сточные воды с отрогов оврага перед входом в трубу. Убежище штаба 3-го батальона бригады находилось буквально под носом противника. Стоило только вылезти из оврага, как попадёшь в окоп левого фланга батальона. А перед ним в 50-70 метрах – окопы немцев (на расстоянии броска гранаты).
Именно эта близость переднего края обороны обеих сторон мешала командованию противника в полную силу работать авиацией по нашему переднему краю. Используя эту особенность своего положения, в 3-м осб постоянно занимались улучшением своих оборонительных позиций. У солдат, помимо винтовок, имелись танковые и крупнокалиберные станковые пулемёты, автоматы, запасы гранат и бутылок с зажигательной смесью, а кое-где ещё – внештатно миномёты и ружья ПТР.
Батальон Графчикова и НП батареи старшего лейтенанта Баринова находились в самом центре окружённого гитлеровцами очага обороны на обнажённом правом фланге Сталинградского фронта. Справа и впереди – 14-й танковый корпус, слева, на Тракторном, – 94-я пехотная дивизия гитлеровцев, сзади – Волга. Пять ям долго упоминались в донесениях Горохова штабу 62-й армии В.И. Чуйкова. За них батальон Графчикова вёл борьбу невиданной ожесточённости. Обычно наш перевес в бесчисленных схватках достигался с помощью миномётчиков комбата Николая Калошина, превративших те ямы в могилы гитлеровской пехоты. Атакующие фашистские танки всякий раз напарывались на губительный огонь ПТО и противотанковых ружей дивизиона Александра Карташова. Артиллеристы Баринова брали на себя, прежде всего, подавление артиллерийских и миномётных батарей врага.
От упомянутых пяти ям до Тракторного завода линия фронта глубоко врезалась в наше расположение. Противник временами прорывался до не существующей ныне двухэтажной школы – всего в двухстах метрах от берега Волги. Постепенно фронт борьбы устоялся по улице Менжинского – от кинотеатра «Комсомолец» до бетонного моста через Мокрую Мечётку. На этом участке сражались до крайности поредевшие роты батальона Константина Нароенко и Ивана Доценко. А за Мокрой Мечёткой, на мыске, ниже бывшего тракторозаводского кирпичного завода, каким-то чудом удерживался такой же малолюдный батальон Лазарева из 149-й бригады.
В октябре для НП облюбовали единственное в Спартановке двухэтажное здание школы. Стереотрубу приспособили на крыше, в оставленной зенитчиками будочке поста ВНОС. До поры до времени получалось неплохо: своя оборона как на ладони. Правда, противник овладел господствующими высотами, и за них не заглянешь. Однако с наступлением сумерек по вспышкам его стреляющих батарей вели контрбатарейную борьбу. Нередко после нашей удачной стрельбы немцы меняли огневые позиции своей артиллерии.
Артиллеристы
Командир взвода управления батареи младший лейтенант Сергей Храбров постоянно находился на передовом наблюдательном пункте, в стрелковых взводах первой линии. Пришёл как-то к школе на основной НП. Оглядел «сооружение» на крыше, понаблюдал в стереотрубу и с ехидцей раскритиковал его командиру отделения разведки Андрею Симонову:
— В передней траншее, сколько ни вглядывайся, только и видно сгоревший паровоз, да ещё фрицев, когда перевалят через бугор. Но там хранит нас землица-матушка родная. А вы тут устроились, как на учении в Башкирии или Рязани. Ну-ну, роскошествуйте, только долго ли усидите на своей верхотуре?
Храброву шёл двадцатый год. После школы собирался стать математиком и, видно, имел к этому задатки. Сложные расчёты для стрельбы производил мгновенно, без карандаша и бумаги. Не было во взводе разведки ни одного красноармейца моложе командира. Поначалу его величали не особо почтительно: «Наш Сергей». Умом, безотказным трудолюбием, порядочностью Сергей утвердил себя в командирском положении. Подчинённые вроде бы не замечали хрупкости его мальчишеской фигуры, волосёнок торчком и свисающего ремня с пистолетом. А начальство замечало, и, случалось, влетало Сергею порядком.
Он не кипятился, не оправдывался. Как-то ещё до фронта, на учении, влетело ему от самого комбрига, Сергея Фёдоровича Горохова. Получив разрешение удалиться, Храбров устроился в окопчике пообедать. Суп, кашу, компот слил в один котелок и принялся уплетать. Начальник штаба дивизиона Рештаненко, возмутившись этой гастрономической процедурой, в сердцах воскликнул: «Товарищ младший лейтенант, вы хоть пообедайте по-человечески».
Храбров в ответ совсем невозмутимо:
— В сущности, безразлично, в какой очерёдности обед попадает в желудок. Всё перемешивается, помимо желания обедающего. И так скорее. Надеюсь, за это взыскания не предусмотрены?
Сцена эта вызвала дружный взрыв хохота. Комбриг тоже не удержался, махнул рукой и пошёл по своим делам.
Но то когда было. В первый же месяц сталинградских боёв заговорили о Сергее иначе. Он не отлучался с передового НП. Командиры стрелковых подразделений не раз в трудную минуту испытали его умение и отвагу. Однажды на позицию внезапно, без артподготовки, ринулись пять танков с сотней пехотинцев. Застигнутый врасплох стрелковый взвод в беспорядке оставил окопы. НП Храброва повис на волоске: впереди – немцы, своих рядом – никого. Но не растерялся Сергей. Доложил по телефону командиру батареи, что корректировку огня принимает на себя. Рвущиеся наши снаряды точно накрыли атакующего врага, его танки попятились к берегу Мечётки, а пехота без танков тоже не устояла. Положение было восстановлено. Одним из первых в артдивизионе Храброва наградили орденом Красной Звезды.
Прав оказался Храбров и в отношении НП на «верхотуре». Гитлеровцы всё же изловчились: огнём крупнокалиберных и танковых пушек разгромили наблюдательный пункт Баринова на крыше школы. Самого комбата взрывом снаряда контузило и выбросило через лаз в чердаке. На несколько дней он лишился слуха и речи. Записками уговорил командира дивизиона Сергея Яковлевича Ткачука, военкома Ивана Константиновича Тимошкина не отправлять его за Волгу к медикам. Перетерпеть контузию можно было среди близких заботливых батарейцев.
Здание школы пришлось покинуть. Занятые на НП артиллеристы батареи разместились ближе к переднему краю, в колодце водопровода на улице Менжинского. Стереотрубу вынесли в окоп на пригорке. Строений в Спартановке сохранилось немного, обзор впереди – до самых высот. Укрытие в водопроводном колодце именовали бункером.
Тем временем бои в Спартановке разворачивались непрерывной чередой. 22-24 октября ознаменовались действиями «группы Болвинова». Она состояла (непродолжительно, всего пару суток) из стрелковых батальонов самой 149-й бригады, а также 1-го осб 124-й бригады (уже второго или даже третьего состава, вновь сформированного из остатков 1-го и 5-го батальонов 124-й бригады, спешно созданных в кризисные сутки после падения СТЗ и стремительно растаявших в ожесточённых оборонительных боях против напиравшего врага).
В ночь с 22 на 23 октября 149-я осбр и 1/124-й осбр «восстанавливали положение», имея задачей «захватить потерянную юго-западную окраину Спартановки до огородов». Боевые документы, донесения штаба Горохова в 62-ю армию скупо и сухо повествуют о тяжёлой и горькой боевой участи наших воинов – участников тех событий: «Артиллерийская обработка начата в 23.00. Наступление пехоты назначено на 24.00. В силу плохой организации и подготовки к наступлению со стороны штаба 149-й атака началась в 2.00 23.10.42 г. До 8.00 23.10 подразделения 149-й выполнили свою задачу, очистили три квартала, нанесли большие потери фрицам и вышли к огородам.
В этот период также сказалась плохая работа штаба 149-й осбр, который не обеспечил организованного закрепления подразделений на достигнутых рубежах, не окопались, огневые средства не выдвинуты».
Немцы воспользовались этим, сосредоточили до трёх батальонов пехоты и 10 танков и в 9.00 24.10.42 г. перешли в контратаку. Наши части, «не успев закрепиться», «начали вести тяжёлые кровопролитные уличные бои, неся большие потери в живой силе и технике». В 10 часов противник, подтянув свежие силы до батальона с 10 танками, на фронте 500 метров перешёл в контратаку, «отбросил наши части значительно восточнее прежнего, т.е. немцы вышли на площадь у школы посёлка Спартановка, 150-200 метров от КП бригады».
Итог: «В кровопролитных боях, нанеся противнику большие потери, наши части к 20.00 были потеснены на новые позиции, оставив и то, что занимали раньше».
Наши потери были не меньшими: «2/149-й осбр, понеся значительные потери в живой силе и технике, под давлением превосходящих сил противника, остатками разрозненных групп, отошёл… Имеет 100 штыков». «1/124-й, понеся огромные потери в живой силе и технике (210 человек), имеет 35 штыков, занял круговую оборону…» «…2, 3/124-й, отбив атаки противника, удерживают занимаемые позиции. Бригада имеет 1000 штыков». (29 августа при вступлении бригады в бой в её составе было 5000 человек. – А.Ш.)
Бой в траншеях
О накале боёв того периода, кризисности обстановки свидетельствуют радиограммы, переданные в архив генерала Грекова бывшим офицером спецсвязи штаба 124-й бригады Амировым:
24.10.42 г. 18.15
Радиограмма
ЧУЙКОВУ, ГУРОВУ, ЕРЁМЕНКО
Потери большие. Сил нет. Положение безвыходное. Срочно шлите живую силу или укажите вариант действий. Бой продолжается.
ГОРОХОВ.
25.10.42 г. Из журнала боевых действий 124-й осбр: «После авиационной обработки до батальона немцев с 6 танками начали наступление. С потерями откатились».
25.10.42 г. 10.30
Радиограмма
ГОРОХОВУ
Приказываю: организовать жёсткую оборону и прочно удерживать занимаемый рубеж. Мобилизовать для обороны, уничтожения группировки противника все имеющиеся силы на месте.
Примите самые решительные меры по наведению и поддержанию железной боевой дисциплины и порядка. На пополнение в ближайшее время не рассчитывайте.
ЧУЙКОВ, ГУРОВ.
26.10.42 г. Из журнала боевых действий 124-й осбр: «Массированный налёт авиации. Немцы обрабатывают позиции, в особенности северо-западную часть Спартановки (3/124). После сильной артминомётной подготовки и авиационной обработки в 10.20 до двух батальонов и 13 танков перешли в наступление на позиции 3/124. Бой длился 7 часов. Большие потери немцев. Откатились. Наши части, выравнивая фронт, оставили часть Спартановки, которую невыгодно было удерживать. Отход по приказу комбрига».
26.10.42 г. 7.00
Радиограмма
ГОРОХОВУ
Авиация будет ночью сегодня бомбить. Батальона нет, даём 200 человек. При первой возможности поможем ещё.
КРЫЛОВ.
27.10.42 г.
Радиограмма
ОТВЕТ ГОРОХОВА
Получил не 200, а 89 человек. Передал Болвинову.
ГОРОХОВ.
27.10.42 г. Из журнала боевых действий 124-й осбр: «В 9.00 интенсивный артогонь по 3 и 4/124. В 10.00 бомбёжка. 10.50 до двух рот пехоты и 6 танков энергично наступают в стык 3-го и 4-го осб. Большинство наступающих уничтожено ещё до подхода к нашему переднему краю. Часть немецких танков с группами автоматчиков начали проникать в наши боевые порядки. В 16.00 в другом направлении, воспользовавшись плохой службой боевого охранения, заняли траншеи у северного берега р. Мокрая Мечётка. Бой в траншеях длился 6 часов. К 22 часам все до единого фрицы уничтожены, а траншеи очищены».
27.10.42 г.
Радиограмма
ЕРЁМЕНКО – ХРУЩЁВУ
ЧУЙКОВУ – ГУРОВУ
Положение очень тяжёлое. Простреливаюсь со всех сторон. Бойцы устали. Убыль не восполняется. Ежедневно отбиваем многократные атаки большим напряжением. Нужна срочная помощь живой силе, технике для расширения плацдарма.
Укажите дальнейшую перспективу.
ГОРОХОВ.
26-27 октября истекающие кровью подразделения группы Горохова при поддержке артиллерии Волжской флотилии предприняли повторное наступление. Наши бойцы снова укрепились на валу, а артиллеристы заняли НП на здании тюрьмы в посёлке Спартановка.
28 октября, «как никогда рано, в 6.00», началась артиллерийская подготовка немцев, а затем и наступление в тех же направлениях. Несколько раз следовали атаки пехоты с танками после авиационных ударов противника. «Огнём и рукопашной» наши бойцы отбили противника, сохранив свои позиции.
До 2 ноября немцы активных действий не предпринимали. Вёлся редкий артиллерийский и миномётный огонь. Тревожное затишье.
…Сержант Андрей Симонов заменил раненого Сергея Храброва в должности командира взвода управления. Обычно собранный, всегда готовый к действию сержант Симонов в тот день не был на себя похож. В разговоре с комбатом, когда остались в бункере с глазу на глаз, Андрей высказал свои размышления: «Чую по примеру прошлого, не сегодня-завтра немец пойдёт в наступление». Потому и взялся вновь, после бессонной ночи, дежурить с полуночи 2 ноября наблюдателем.
Ночь тянулась в нарастающем напряжении. Слабый предутренний ветерок потянул от Волги в сторону противника. Напряжённый слух ловил и терял колеблемый ветром подозрительный шум. Наконец, сомнения отброшены: прерывистый гул может исходить только от моторов и гусениц танков противника. Андрей решительно крутанул рукоятку телефонного аппарата. Почти одновременно в бункер Баринову позвонили из штаба батальона Графчикова. В редевшем тумане теперь различались приплюснутые коробки танков, показавшихся на скате высоты. И тут же по всей Спартановке забушевали разрывы огневого налёта вражеской артиллерии. А когда стрелки часов приблизились к цифре «семь», с запада горизонт закрыли подходившие на малой высоте пикирующие бомбардировщики с крестами на крыльях.
Начался многочасовой штурм врагом Спартановки. С.Ф. Горохов вспоминал: «2 ноября сражение началось с новой силой. Гитлеровцы, видимо, рассчитывали теперь смять нас, подавить мощью огня. В 7 часов утра, после остервенелого огневого налёта артиллерии и миномётов, началась бомбёжка, которая продолжалась 10 часов подряд. Лишь изредка на 10-15 минут открывались в небе «окна».
Перевалив через высоты, «юнкерсы» ныряли в пике над Спартановкой. Первый заход пришёлся по южной части посёлка. Потом разрывы бомб и «чемоданов» с прыгающими противопехотными гранатами усеяли посёлок от края до края. Обломки деревянных строений подбрасывало кверху в столбах земли и дыма. Воронка на воронке. А восьмёрки «юнкерсов» заходят снова и снова смертоносным конвейером. Для ветеранов-гороховцев это было ни с чем несравнимое испытание всех физических и душевных сил.
2 ноября октябрьские бои на Спартановке завершались «психической атакой» с воздуха всех наличных у немцев сил бомбардировочной и штурмовой авиации. Сколько было светлого времени, столько и бесновались вражеские самолёты над Спартановкой. Но потери в 124-й бригаде от этого воздушного разбоя были относительно небольшие, главным образом за счёт прямых попаданий. Подразделения хорошо зарылись в землю, замаскировали свои блиндажи, землянки, углубили ходы сообщений, траншеи. А вот на поверхности – словно адская косилка из вихрей осколков, пуль, огня, летящих во все стороны всевозможных обломков, кусков земли, камней… И в этом аду связь комбрига с батальонами восстанавливалась за считанные минуты. Это – небывалый ратный подвиг связистов. Потери среди линейных надсмотрщиков – небывалые.
В 149-й бригаде – дело плохо: утраты от бомбёжки были велики. Погиб командир бригады подполковник Болвинов. Прямым попаданием бомбы был разбит его блиндаж. Вместе с ним погибли ещё несколько человек. До этого бригада лишилась начальника штаба Кочмарёва и комиссара Подольного. Таким образом, почти всё командование бригады выбыло из строя. Уцелели только политотдел и отдел СМЕРШ бригады. Но малолюдные батальоны 149-й бригады – на месте, остаются в общем строю. Чтобы в такой ситуации обеспечить устойчивость обороны, полковник Горохов приказывает срочно возглавить временное управление 149-й бригадой офицерам своего штаба. Обязанности комбрига 149-й бригады были возложены на заместителя Горохова – майора Зеленина. Старший лейтенант Криворучко выполнял обязанности начальника 1-й части штаба. Действовали решительно, быстро: через уцелевших офицеров штаба восстановили связь с батальонами и частями. Перерыва в управлении боем бригады в этот трагический день не было. Примерно через 3-5 дней, после назначения штабом 62-й армии нового командования бригады во главе с И.Д. Дурневым, Зеленин и Криворучко вернулись в штаб 124-й бригады.
В 17 часов немцы предприняли атаку с танками и пехотой. Разведчик-наблюдатель Баринова докладывает: в первой и второй траншеях противника движение, на склоне высоты – танки. Миномётчики Н.В. Чурилова, Н.А. Калошина навалились сосредоточенным огнём на развернувшуюся для атаки вражескую пехоту: отсечь от танков, прижать её к земле. Танки рванулись вперёд, но потом задержались и стали передвигаться вдоль своих траншей, видно, стремясь увлечь за собой пехоту. И тут звонкими хлопками заговорили «сорокопятки» А.Т. Карташова. Их долгое молчание тревожило: неужели погибли? Но нет, вот они кинжальным огнём метров с четырёхсот подожгли один, второй танк, а другие, отстреливаясь, укрылись в ложбинке.
«Вызываю огонь на себя…»
И всё же немецкие автоматчики прорвались и залегли в трёхстах метрах от НП батареи. Андрей Симонов кинулся к «малютке», так прозвали ротный миномёт, который, как и пулемёт, артиллеристы добыли по своей инициативе на случай самообороны. В азарте боя артиллеристы увлеклись и не заметили, как беда приблизилась к самому бункеру.
Разведчик Тищенко заглянул в отверстие для наблюдения и оторопел: амбразуру заслонил бортом немецкий танк. Он стрелял из пушки и пулемёта вдоль улицы Менжинского. Среди артиллеристов НП замешательство. Проворонивший приближение врага Тищенко лопочет что-то невнятное. Один телефонист подхватился удирать по ходу сообщения. Андрей Симонов возвращает его окриком назад.
Баринов телефонирует старшему на батарее:
— Огонь по моему НП!
Ответ ошарашил:
— Стрелять не могу, стволы красные, заклинивает гильзы.
Баринов вырывает трубку у телефониста, выкрикивает координаты и требует немедленно открыть огонь с левого берега. По рации откликнулся командир дивизиона С.Я. Ткачук. Он не видит поле боя и с обычной, неторопливой невозмутительностью внушает Баринову:
— Ты шо, обалдел? Посмотри на кодировку карты, це ж твой НП.
Баринову было не до субординации, надрываясь, орал в трубку:
— Огонь, немедленно огонь!
Все сгрудились в бункере, только Симонов из траншеи продолжал наблюдение. А немецкий танк уже пробует гусеницами прочность бункера. И тут громыхнула канонада тяжёлых батарей с левого берега. Бетонное перекрытие заходило, точно живое. Нет света, прервалась связь по телефонным линиям. Дым, пыль заполнили бункер. Когда огонь утих, осмотрелись: в полусотне метров увидели накренённый танк с задранной к небу неподвижной пушкой…
Самолёты продолжали бесноваться над Спартановкой до наступления темноты. И всё же противнику не удалось овладеть ни одним из наших окопов. Атака была отбита. Цена – очень высокая: за один день боя погибли 160 бойцов и командиров 124-й бригады. Но танковые и пехотные части гитлеровцев нисколько не продвинулись вперёд. Вот тогда-то главарь фашистской авиации Рихтгофен и донёс своему шефу Герингу о неспособности сухопутных немецких частей наступать вслед за разрывами своих бомб.
Большую роль в этом бою сыграла наша артиллерия, находящаяся на островах и левом берегу Волги. Видно, поэтому через два дня, 4 ноября, немцы снова повторили бомбёжку, но менее интенсивную. На этот раз они бомбили левый берег Волги и острова, где находилась наша артиллерия, а потом ещё раз перешли в атаку. Но все попытки немцев выбить нас с занимаемых рубежей были безуспешны.
А рубежи эти простреливались вдоль и поперёк. Стоило, например, немецкому пулемётчику на высоте против центра обороны батальона Графчикова взять прицел чуть левее и выше, и он рисковал попасть по своим немецким передовым траншеям в Латошинке, обращённым фронтом на 2-й батальон Ткаленко. А тут ещё в течение октября и половины ноября добраться на Спартановку и Рынок с левого берега стало невероятно трудно из-за условий на Волге. Отправляющиеся с левого берега в это время на «гороховский пятачок» прощались с друзьями как в последний раз. Шансов уцелеть было намного меньше, чем погибнуть в огненной мясорубке этого периода боёв. А ведь защитникам города на правом берегу словно воздух требовались боеприпасы, продовольствие, связь, эвакуация раненых…
«Как русские выстояли в тех невозможных условиях?» – бесконечное количество раз задавали себе позже этот вопрос генералы армии Паулюса в советских лагерях для военнопленных…
Ноябрьские дни и ночи
Закончился октябрь – самый тяжёлый и кровавый период за все пять месяцев участия гороховцев в Сталинградском сражении. Правда, последние дни октября и 1 ноября выдались относительно спокойными. Но уже 2 ноября фашисты предприняли даже на фоне всех предыдущих попыток самые решительные меры против «егерской группы Горохова» (как тогда стал её называть противник). Сосредоточив, как видно, всю авиацию сталинградского направления, они бомбили позиции гороховцев десять часов подряд. В основном весь груз бомб был сброшен на боевые порядки частей. Незначительной бомбёжке подверглась артиллерия группы, расположенная на островах и на левом берегу Волги.
Две усиленные дивизии, каждая из которых поддерживалась 50 танками и авиацией, перешли в новое наступление. В течение дня враг предпринял пять атак, но все они оказались бесплодными. Артиллерия группы и фронтовая артиллерия на левом берегу Волги, орудия и РС кораблей Ахтубинской группы Волжской военной флотилии, по воспоминаниям Горохова, «как молотом били по атакующим войскам противника, создавая на избранных участках зоны мощного губительного огня. Да и оружие боевых порядков группы не молчало, в особенности миномёты и многочисленные пулемёты, в которых у нас недостатка не было, благодаря щедрому снабжению рабочими Тракторного завода».
Итак, при всех трудностях группа полковника Горохова в октябрьских боях, а затем в начале ноября (2 и 4 ноября) не позволила частям 16-й тд, а затем дополнительно подтянутой 94-й пд противника смять, ликвидировать фланговые опорные пункты обороны Сталинграда в Рынке и Спартановке. Однако было не совсем понятно, почему противник, понеся тяжёлые потери в предыдущих яростных атаках 15-16 октября – на всю группу, а затем на Спартановку – 17-19 октября, вдруг уже 2 и 4 ноября предпринял новое, пожалуй, ещё более ожесточённое наступление в Спартановке. Ведь он, не добившись результата и основательно измотав свои силы, к концу октября фактически прекратил попытки овладеть посёлком.
Дело, видимо, в том, что Ставка ВГК в октябре – ноябре 1942 года скрытно готовила силы для грандиозного контрнаступления трёх советских фронтов с целью полного сокрушения немецко-фашистской группировки на Дону и на Волге. Пока втайне вызревало грядущее возмездие, Ставка требовала от войск Сталинградского фронта, особенно его 64-й и 62-й армий, жёсткой, активной обороной приковать к городу как можно больше немецких дивизий, измотать и обескровить их. И тем самым не позволить гитлеровским генералам выкраивать резервы для парирования предстоящего контрнаступления советских войск.
Как писал генерал В.А. Греков, «Москва добивалась, чтобы мы не только удержали эти посёлки. Куда существеннее было поддерживать такую активность в ведении оборонительных боёв, чтобы не позволить Паулюсу вывести в свой резерв такую мощную подвижную силу, какой была 16-я танковая дивизия. Чем меньше дней оставалось до начала контрнаступления, тем дотошнее из Москвы выясняли, все ли немецкие соединения на месте, не выведена ли какая-либо часть с переднего края». Поэтому и на участке обороны группы Горохова, то есть самом северном фланге всего фронта и 62-й армии, командование Сталинградским фронтом предприняло 31 октября – 1 ноября высадку в районе Латошинки десанта, а 11 ноября – наступление в сторону СТЗ, на кирпичный завод. «Вероятно, эти демонстративные действия, – предполагал Греков, – и подтолкнули Паулюса с Рихтгофеном на усиление натиска:
2.11.42 г. – в Спартановке.
11.11.42 г. – у Людникова – Горишного.
17-19.11.42 г. – в Рынке всеми силами 16-й тд с целью очистить берег от Рынка до «Красного Октября».
Это увлечение (и отвлечение) генералитета противника раздавить последние «ядовитые гнёзда большевистского сопротивления» в Сталинграде хотя и тяжело сказалось на положении защитников гороховских рубежей, но наилучшим образом способствовало выполнению стратегических замыслов советского командования. Как выяснилось позже, самонадеянный генералитет армии Паулюса в самых общих чертах «сигнализировал» начальству о накоплении советских войск. Но что касается вероятных сроков начала контрнаступления и возможных участков прорыва наших войск, штабы Паулюса и 14-го танкового корпуса допустили грубейшие просчёты. Недаром немецкие авторы мемуаров о Сталинграде обычно обходят молчанием конфуз с выключением 16-й танковой дивизии из своевременного противодействия советскому контрнаступлению. Иначе как объяснить то, что немецкое командование додумалось за два дня до начала советского контрнаступления втянуть эту танковую дивизию в ближние бои с советскими пехотинцами, непоколебимо оборонявшими тракторозаводские посёлки Рынок и Спартановка?!
Когда примолкают пушки
В редкие дни затишья КП 3-го стрелкового батальона в железобетонной трубе под дорогой в балке Забазная жил своей обычной деловой и хлопотной жизнью. Штаб батальона оброс многочисленными нитками связи. Помимо внутрибатальонной связи прямые провода дали штаб бригады, артиллеристы Баринова, 4-й батальон. На каждой нитке дежурили телефонисты. Они бегали по линии под обстрелом, восстанавливая проводку, а потом возвращались в «трубу». Вместе с ними здесь толкались, суетились различные представители от соседних и приданных частей и тылов. Тут же разместился передовой пункт санитарного взвода батальона. Через «трубу» проходили пополнение и все, кто следовал из тыла на передовую. Здесь же дежурили сапёры, сюда забегали укрыться от бомбёжки или просто отдохнуть, поспать в тепле те, кто бывал поблизости и не находил другого укрытия в балке.
Шум, теснота, толкотня. Дело дошло до того, что один из бойцов с автоматом за плечом, пробираясь через толпу людей, скребанул затвором о стену. Треснула короткая автоматная очередь (оружие стояло на боевом взводе), пули пошли рикошетить по «трубе». Невероятным чудом они никого не задели. После этого начальник штаба батальона Чернов обязал дежурных следить за порядком и время от времени очищать «трубу» от лишних людей. Но постепенно в неё вновь «на огонёк» набивался всякий окопный люд.
Человек на войне приспосабливается ко всему: опасность опасностью, а жизнь идёт своим чередом. Штаб оперативно оформляет документы, политработники заняты своим делом, тут же фельдшеры перевязывают, сортируют и отправляют дальше в тыл раненых.
Вот за своим столом склонился над документами Я.В. Гичев, помощник начштаба батальона. Заполняя целые простыни документов (бумаги у него всегда блещут аккуратностью), он успевает шутить. К Гичеву подходит Андрюша – сын полка, подросток лет 14-15, подобранный штабными на улицах города ещё в первые дни боёв. Его одели в форму, поставили на солдатское довольствие.
— Андрей, держи нос бодрей, – поддразнивает Гичев. Андрюша улыбается, докладывает, что очередное задание выполнил. Он никак не хочет даром есть солдатский хлеб. А в штабе, как всегда, масса мелких поручений. На передовую его не пускают, как ни просится, а вот задания в самой «трубе» или связанные с походом до берега он часто выполняет.
По длинной, почти сорокаметровой «трубе» идёт уполномоченный контрразведки СМЕРШ старший лейтенант П.П. Грозов. Гичев, завидев его ещё издали, оглянувшись, нет ли поблизости рядовых и сержантов, вполголоса подаёт команду сидящим неподалёку офицерам штаба:
— Встать, смирно, равнение направо! Жандарм идёт!
Грозов не похож на работников НКВД, что встречались офицерам штаба батальона за Волгой и в заградотрядах. Он – простой, общительный, задушевный человек. У него усталое, несколько одутловатое лицо. Он никогда не рубит с плеча. Каждый раз очень принципиален, разбирается в сути происшедшего и доводит дело до конца. Работа у него суровая, но обстоятельства неизменно разные. Одно дело – ещё в Рязани судили и расстреляли перед строем дезертира, а потом задержали в расположении связистов завербованную гитлеровцами девицу. Другое – сам он недавно задержал бойца с самострелом. Парень, видно, не выдержал обстановки и бабахнул себе в руку. Но вот тут Гичев сотворил явную глупость. Грозов хоть и обаятельный человек, но из «шутки» Гичева при желании нетрудно создать целое дело – тут и до 58-й статьи недалеко…
А Грозов, проходя мимо, только ворчит недовольно:
— Ты, Яков Васильевич, иной раз через край хватаешь...
Вот и вся «статья».
Разгильдяйство и некоторая самоуверенность, конечно, сопутствуют окопному быту, а уж в часы затишья – особенно. Вот, например, что вспоминал на этот счёт А.И. Щеглов, тогда командир взвода связи 3-го батальона: «Улучив свободную минуту, пробираюсь в дальний угол «трубы». Здесь несколько двуспальных кроватей. Выбираю свободную и, не раздеваясь, заваливаюсь на неё. В последнее время на них спят прямо с оружием. А я по лихости своего возраста имею на поясе ещё и четыре гранаты Ф-1 со вставленными взрывателями. Единственно, что ложусь на спину, а гранаты на животе. Через некоторое время меня кто-то будит. Открываю глаза и вижу разгневанное лицо комиссара Тулякова.
— Ты что, не знаешь зоны поражения этих гранат?
— До ста метров разлёт осколков, – рапортую я спросонок.
— Ты представляешь, что будет с тобой и с окружающими на КП, если ты во сне чекой за что-нибудь заденешь?!
Я окончательно просыпаюсь и наконец осознаю всю глупость мной сотворённого».
Гибель десанта
Вот и ночь на 31 октября была на участке Горохова тихой и спокойной. В «трубе» на местах дежурных сонно клевали носами ночные смены, на кроватях, креслах, понатащенных из разбитых домов, спали связисты, сапёры, автоматчики…
Неожиданно где-то на правом фланге загрохотало. «Мы выскочили послушать, – вспоминает А.И. Щеглов. – Шум в районе второго батальона. Вроде стреляют с левого берега? Непонятно… Но чувствуется, что артналёт сильный и плотный. В чём дело? Этот же вопрос задают и командиры рот. Их звонки то и дело раздаются в «трубе». Из третьей роты сообщают, что огонь ведётся где-то правее «Чапая» (так в бригаде звали комбата-2 Ткаленко). Комбат-3 Графчиков на всякий случай отдаёт распоряжение изготовиться к бою.
Наконец из штаба бригады сообщают, что в районе Латошинки высаживается наш десант. Надо поддержать его огнём, отвлечь внимание противника ложными действиями. Через несколько минут и у нас всё загрохотало. На отдельных участках мелкими группами мы создаём иллюзию подготовки к атаке. Этот же манёвр повторяем и днём. Но к следующему дню все стихает. А потом мы узнаём, что по указанию штаба фронта с левого берега через Волгу в район Латошинки был брошен десант до батальона моряков Волжской военной флотилии (в действительности это были не моряки, а пехотинцы. – А.Ш.). Десант перемахнул реку, зацепился за берег. Но фрицы сосредоточили большие силы, несколько раз ходили в атаку и сбросили десант обратно.
Позже тыловики, пробравшиеся к нам с левого берега, рассказывали, что назад вернулся лишь плот, сооружённый из шпал, а на нём несколько моряков доставили своего раненого комбата. За достоверность слухов никто не ручался, но рассказ этот, обрастая новыми «подробностями», передавался из уст в уста. Откровенно говоря, и замысел, и организация этой операции (нас хотя бы можно было предупредить) остались в бригаде не понятыми. Если это помощь нам, то не лучше ли было тот же батальон просто влить в состав бригады, ведь наши ряды в то время были крайне малочисленны. Если это самостоятельная операция, то зачем она проводилась вблизи нашей обороны? Да и что мог сделать всего-навсего один батальон?»
Скорее всего, смысл десанта сводился к желанию дезориентировать врага, не дать ему повода разгадать наши наступательные планы. Бывший командующий Сталинградским фронтом А.И. Ерёменко в своей книге «Сталинград» скупо упоминает о неудачной высадке десанта в Латошинке, сообщая только, что отряду не удалось удержать в своих руках этот посёлок; он понёс большие потери. Но почему так получилось, каковы обстоятельства этого – для читателей оставалось неизвестным.
Коротко восстановим этот трагический и в то же время героический эпизод событий возле крайнего правого фланга Сталинградского фронта и 62-й армии. В десанте на Латошинку был задействован стрелковый батальон из состава 300-й стрелковой дивизии фронтового резерва. План операции был разработан командованием этой дивизии (комдив полковник Афонин) и предусматривал перевозку десанта на двух бронекатерах, двух рейдовых катерах речфлота, одном буксире и одной барже. Одновременно с этим на южную окраину Латошинки с демонстрационной целью должна была высадиться рота автоматчиков. Операция была намечена с расчётом на внезапность, без предварительной артминомётной подготовки. Затем планировали поддержку десанта огнём левобережной артиллерии, авиации и залпов РС с бронекатеров.
Примечательно, что об операции мало кто знал даже в Волжской военной флотилии. Так, в политдонесении начальника политотдела ВВФ дивизионного комиссара Бондаренко на имя начальника ГЛАВПУ РК ВМФ армейского комиссара 2 ранга Рогова сообщается: «Ощутимые потери понесли бронекатера в результате неудачно проведённой операции по высадке и снятию десанта 300-й сд в районе Латошинка. Операция проводилась начальником штаба ВВФ капитаном 1 ранга Фёдоровым совместно с командованием 300-й сд. 4 бронекатера Северной группы использовались в этих целях начальником штаба ВВФ без ведома и участия командования и политотдела бригады. Расстрелян и погиб БКА-34, выведен из строя БКА-23».
По мнению ветеранов Волжской военной флотилии – капитана 1 ранга И.А. Кузнецова, бывшего командира канонерской лодки «Усыскин», и капитана 3 ранга И.С. Ненашева, флагманского артиллериста бригады бронекатеров, основной причиной неудачи десантной операции в Латошинке «явилась плохая организация проведения операции, пренебрежение правилами организации высадки десантов, плохое взаимодействие огневых средств прикрытия. Виновником всех неудач операции явилось командование 300-й сд и штаба опергруппы ВВФ».
В архивных документах Волжской военной флотилии упоминается, что «высаженный в Латошинке десант не имел связи, как со своими левобережными частями, так и между отдельными взводами и ротами. Каждое подразделение действовало самостоятельно, стремясь прорваться к группе Горохова и на Донской фронт. Только около 60-70 бойцов закрепилось в балке между селениями Латошинка и Винновка. Командование батальона погибло при высадке десанта. Предприняв атаку против засевших в балке бойцов, немцы заняли район правобережья, где высаживался десант, и тем самым прервали всякое сообщение десанта с левым берегом Волги».
В тех событиях у Латошинки и на Волге погибли славный боевой командир отряда бронекатеров капитан 3 ранга Лысенко, командир десантного батальона капитан Василий Былда, многие другие десантники и моряки. В исторической литературе обычно упоминается, что десант у Латошинки должен был «улучшить положение» группы Горохова, с трёх сторон зажатой гитлеровцами и изолированной от других сил 62-й армии. В середине 90-х годов в Волгограде был опубликован «Десант в бессмертие», посвящённый операции в Латошинке. Автор – Д.М. Шабалдов, косвенный участник тех событий (находился в штабе 1049-го стрелкового полка на левом берегу Волги), в частности, писал: «Жаль, что десант не был поддержан группой полковника Горохова с юга, а с севера 99-й сд».
Действительно жаль, но почему так вышло? Дело в том, что штаб фронта, непосредственные организаторы десанта, длительно готовя эту операцию, держали её в глубоком секрете, в том числе и от штаба группы войск Горохова. Полковник Горохов в связи с этим подчёркивал: «…со мной эту операцию не согласовали, и штаб группы об этом не знал, хотя Латошинка находилась в 300-500 метрах от переднего края обороны группы (2/124-й осбр, командир Ткаленко). Да и стоило ли высаживать десант на такую небольшую глубину от переднего края нашей обороны?»
Отчего же такая секретность даже от своих? Скорее всего потому, что незадолго до этих событий Ставка ВГК в жёсткой форме указала командованию фронта на необходимость соблюдать исключительные меры секретности в отношении планируемых операций по контрнаступлению. Приведём документ:
19.10.42 г. 20.30 Командующему Сталинградским фронтом ЕРЁМЕНКО
Ставка ВГК категорически запрещает Вам впредь пересылать (шифром) какие бы то ни было соображения по плану операции, передавать и рассылать приказы по предстоящим действиям. Все планы операции по требованию Ставки направлять только написанными от руки и с ответственным исполнителем.
Приказы на предстоящую операцию командующим армиями давать только лично по карте.
Ставка ВГК
И. СТАЛИН
А. ВАСИЛЕВСКИЙ
Вот почему «с переляку», как писал В.А. Греков, так неумно засекретили заодно и Латошинский десант, в том числе от тех, кто мог принять участие в общей скоординированной операции. Но, запутав противника, десант не только не улучшил, а, наоборот, осложнил положение группы Горохова. Наша активность у Латошинки вызвала нервозность у немецких генералов, заставила командование 6-й армии, срочно собрав силы, решительно ударить по гороховцам уже 2 ноября. Какое уж тут улучшение положения! Яростный штурм обороны Горохова в первые дни ноября – это реакция, ответ противника, встревоженного возможностью активизации советских сил севернее СТЗ.
И всё же, как бы там ни было, в результате последних боёв (в том числе более двух недель в окружении) войска группы Горохова нанесли противнику весьма ощутимые потери и полностью удержали свои позиции, хотя наступавший враг обладал огромным превосходством в силах, а гороховцы были лишены возможности не только пополняться и нормально снабжаться, но даже маневрировать своими крайне немногочисленными силами.
Гороховцы не отступают
И в этих условиях воины группы проявили беспримерную стойкость и героизм. В канун 25-й годовщины Октября, когда по всему фронту обсуждалось и подписывалось письмо-рапорт Верховному Главнокомандующему, газета 62-й армии «На страже Родины» вышла с передовой статьёй, названной кратко и выразительно – «Гороховцы». В пору тяжелейших боёв в Сталинграде в августе – октябре по цензурным соображениям открыто называлось лишь одно-единственное соединение – 13-я гвардейская дивизия А.И. Родимцева. О Горохове в сводках Информбюро упоминали скупо, иносказательно.
Но вот появилось – «Гороховцы»! Публикация по «горячим следам» октябрьских боёв свидетельствовала, какой огромной радостью для всей армии, да и для Сталинградского фронта, было то, что после прорыва гитлеровцев на Тракторный завод группа Горохова, будучи окружённой врагом, устояла против натиска трёх немецких соединений – 16-й танковой, 94-й и 389-й пехотных дивизий врага, поддерживаемых с воздуха огромным числом пикировщиков.
Как же растрогали и одновременно воодушевили защитников северной части Сталинграда слова из статьи «Гороховцы»: «Ни один самый брехливый фриц не посмеет утверждать, что он видел, как отступают гороховцы». Таким образом, звание «гороховцы» было приравнено к понятию «несгибаемые защитники Сталинграда».
Неотправленные письма и дневниковые записи гитлеровских вояк, подобранные в местах разгрома немецких войск в северной части Сталинграда, красноречиво свидетельствуют о том, что из себя представлял противник и как в массе своей он оценивал прочность советской обороны в Рынке и Спартановке.
Старший ефрейтор Гейнц Хаман, 14.11.42 г.: «Верю Вам, что война треплет нервы… но русский слишком упрям и невообразимо упорен и настойчив… Пленных мы теперь больше не берём, ибо эти субъекты до последнего стреляют из своих укрытий. Так что тут помогают только ручные гранаты и взрывчатка… Всего только ещё две маленькие частицы города в руках русских, но и оттуда они будут выкурены…»
Вальтер Опперман, 16.11.42 г.: «Сталинград – это ад на земле. Меня ничто не миновало. Всё это тяжёлое время я снова на севере: Городище, Баррикады, Спартановка. Мы атакуем ежедневно. Если нам удастся утром занять 20 метров, вечером нас русские отбрасывают обратно».
Унтер-офицер Гельмут Шульце, 19.11.42 г.: «…Русский здесь, на северной окраине города, очень крепко держится и защищается упорно и ожесточённо. Впрочем, скоро и этот последний кусочек будет взят…»
Из дневника оберлейтенанта Гуго Вайнера: «…До сих пор нам не удалось поднять бокал за Волгу, который Отто хотел выпить ещё в августе на волжском берегу.
Нет уже ни Отто, ни Курта, ни Эрнста, ни Зиделя – никого из «стаи неистовых», их зарыли где-то здесь, в этой каменной земле…
Наш полк тает, как кусок сахара в кипятке. Этот город – какая-то адская мясорубка, в которой перемалываются наши части. Запах разложившегося мяса и крови преследует меня. Я не могу есть и спать. Меня рвёт от этого проклятого города. Боже, зачем ты отвернулся от нас».
Старший ефрейтор Ганс Бендель, 16.11.42 г.: «Об отпуске пока думать нечего. В северной части Сталинграда осталась ещё полоса шириной в один километр и длиной в три километра. Эти собаки засели в ней, и не выкуришь их. Они превратили эту местность в линию Мажино».
Гороховцы!.. В окопах на северной окраине Сталинграда двадцать пятую годовщину Октябрьской революции встречали те, кто был лишь немного её постарше. С трёх сторон были немцы. Сзади – суровевшая с каждым ноябрьским днём почти двухкилометровой ширины Волга. Шестого ноября выпал снег. Первый снег – как подарок к празднику Октября. Он укрыл искорёженную взрывами землю, всю копоть и черноту.
В батальонной землянке, сгрудившись вокруг радиста, настроившегося (тишком от особистов) на волну Москвы, разобрали сквозь хрипы и писки эфирных помех слова из доклада И.В. Сталина о 25-й годовщине Октябрьской революции: «Будет и на нашей улице праздник». Передавая друг другу эту весточку, очень надеялись, что слова эти относятся к разгрому фашистов в Сталинграде. Они защищали своё, родное, веря: будет он, праздник, и на нашей улице!
Как праздновали Октябрь
День 7 ноября в батальонах было решено отметить торжественно. Всем заменили бельё, отпустили дополнительное количество водки, вручили подарки, что в последнее время со всех концов страны слали на Сталинградский фронт, организовали праздничные завтрак и ужин. Командиры выступили перед бойцами с короткими докладами или хотя бы с политинформацией.
В «трубе», практически в тридцати метрах от переднего края, офицеры штаба 3-го стрелкового батальона тоже отмечали праздник. Вечером был организован праздничный обед. Поднимали тосты за победу. Никто не знал, доживёт ли до неё, но в то, что она будет, верил каждый. А ещё – за Родину и за то, что за Волгу не отступили и не отступят. Неожиданно комбат Графчиков вносит предложение: послать приветствие комбригу и комиссару. Комиссар Туляков достал бумагу и, мысля вслух, стал набрасывать текст. Графчиков и начштаба Чернов подсказывали, другие вставляли реплики. Туляков с ходу всё это облекал в литературную форму.
— Кто пойдёт с пакетом? – Графчиков смотрит на присутствующих.
— Пересыпкин, ты самый молодой, водки много пить ещё не научился, тебе и идти, а мы тут ещё попразднуем.
Пересыпкиным (Пересыпкин И.Т. – нарком связи СССР, начальник Главного управления связи Красной Армии, маршал войск связи. – А.Ш.) в шутку прозвали Александра Щеглова, командира взвода связи батальона.
Далее вспоминает сам А.И. Щеглов: «Дежурный штаба бригады без энтузиазма встретил моё сообщение, что пакет мне приказано лично вручить Горохову или Грекову, и тут же предупредил, что Горохов болен. Врытая в берег Волги землянка, в которой жили комбриг и комиссар, была небольшая, из двух отделений: маленькая прихожая и «комната», в которой занавесками из парашютного шёлка отделялись две боковушки под спальни. Мне бросилось в глаза, что мебель здесь намного беднее, чем в нашей «трубе», уставленной никелированными двуспальными кроватями, креслами и письменными столами. Зато здесь было очень чисто, а у нас? Я с ужасом подумал: подметали ли мы когда свою «трубу»?
Меня встречает комиссар В.А. Греков. Он разрывает пакет и смеётся:
— О, Сергей Фёдорович, придётся тебе всё же встать. Третий батальон с праздником поздравляет.