Над Спартановкой – красный флаг
…В 16.00 я докладывал подполковнику Черноусу о положении на фронте… К 20.00 подвёл итоги дня за группу, написал донесение штарму 62. Спартановка была освобождена. Над Спартановкой поднялся Красный флаг, гордо и победно развевается он над разваленной кирпичной школой. Рубежи третьего батальона снова вернулись к балке Мокрая Мечётка. Фронт развернулся справа налево. Рынок теперь стал нашим тылом».
В начале декабря 1942 года посёлок Рынок гороховцы передали горкому и райкому партии, возвратившимся из-за Волги. Вскоре в нём появились местные органы власти. Непривычно было видеть здесь милиционера, который прошёлся по разрушенному посёлку. Бойцы, завидев милиционера, даже принялись кричать: «Ура! Милиция!» Необычно это было и радостно для гороховцев – дождались, победили здесь фрицев.
Враг, оказавшись в кольце, затих. Авиация не показывалась, артиллерия молчала, даже дежурные пулемётчики по ночам стреляли редко – экономили патроны. Но далее штурмовать Тракторный завод было нечем. Пополнения группе Горохова не давали. А по сведениям разведки, противник там укрепился сильно, оборудовав целую систему дотов и дзотов. Сосед справа – 197-й полк 99-й дивизии, взяв высоту 101.3, потеснился вправо, уступив место 2-му осб. Оборона бригады Горохова теперь тянулась по левому берегу Мокрой Мечётки (юго-западная окраина Спартановки) и заходила своим правым флангом под высоту 64.7. Подразделения приводили в порядок ходы сообщений, землянки, ремонтировали оружие. Многие считали, что теперь положение надолго стабилизировалось.
Ещё на исходе ноября, когда трёхмесячные оборонительные бои отошли в прошлое, уточнением обстановки на стыке двух фронтов, где в это время оказались и войска группы Горохова, занялся представитель Ставки ВГК. После выхода Донского фронта к разгранлинии со Сталинградским фронтом группа Горохова оказалась территориально оторванной от армии В.И. Чуйкова едва ли не на 20 километров и совсем рядом с армией А.С. Жадова.
Вероятно, и с учётом данного обстоятельства 28 ноября А.М. Василевский в переговорах по прямому проводу с командованием Сталинградского фронта всесторонне интересовался состоянием, обеспеченностью и дальнейшим боевым применением хорошо ему известной группы Горохова. Он выяснял: не считает ли командование Сталинградского фронта целесообразным передать Горохова в состав Донского фронта?
В архиве Министерства обороны в Подольске хранится запись разговора 28 ноября 1942 года по прямому проводу начальника Генерального штаба А.М. Василевского с начальником штаба Сталинградского фронта И.С. Варенниковым. К этому моменту группа Горохова не только соединилась с 99-й стрелковой дивизией армии А.С. Жадова Донского фронта, но и уже неделю совместно с ней вела наступление на противника к западу от берега Волги. А между основными силами армии В.И. Чуйкова близ Мамаева кургана и группой Горохова на протяжении 15-20 километров довольно цепко держались вражеские войска, занимавшие заводы СТЗ, «Баррикады» и частично «Красный Октябрь». По соображениям чисто военной целесообразности, конечно же, следовало бы передать войска группы Горохова в соединившуюся с ней 24 ноября 66-ю армию Донского фронта.
Воспроизведение записи упомянутого разговора А.М. Василевского проясняет суть вопроса и раскрывает оценки командованием Сталинградского фронта и Ставкой ВГК роли группы войск Горохова в бессменной обороне берега Волги между Латошинкой и СТЗ. Особенно в период, когда готовилось контрнаступление соседнего Донского фронта.
А.М. Василевский:
— Не считает ли командующий фронтом целесообразным передать группу Горохова в состав Донского фронта?
И.С. Варенников:
— Командующий фронтом не склонен передавать Горохова, т.к. не хочет передать его хорошую историю, связанную с обороной Сталинграда. Он просит оставить Горохова у нас, но поручить Донскому фронту материально обеспечивать Горохова. Боевые задачи Горохову мы можем ставить, согласуя их с командующим 66-й армией Жадовым.
А.М. Василевский:
— У меня всё. Хорошо, вопрос о Горохове окончательно будет решён сегодня же Ставкой. Независимо от этого Донскому фронту даны указания с 30 ноября принять Горохова на все виды довольствия.
Передышка
Группа Горохова была оставлена Ставкой ВГК в Сталинградском фронте и его 62-й армии ещё на целых полтора месяца – до 10 января 1943 года. Уместно дополнить, что самостоятельное распоряжение Донфронту начальника Генштаба – принять Горохова в течение ближайших двух суток на все виды довольствия – сразу же повысило боевые возможности основательно измотанных да и наголодавшихся частей группы.
А пока «наверху» решались вопросы дальнейшего предназначения группы Горохова, подразделения бригады получили небольшую передышку. Как вспоминали ветераны, последние дни ноября они «жили спокойно». Покой этот, конечно, был относительным, так как время от времени велись бои местного значения за улучшение позиций отдельных рот. Но по сравнению с пережитым в октябре – середине ноября новая обстановка была если не отдыхом, то чем-то близким к этому. По Спартановке и почти до самой передовой солдаты теперь ходили в полный рост. Питались нормально – три раза в день. Восстановили и бани, а главное, теперь все могли вволю отоспаться: кому не удавалось ночью, добирал днём.
Во втором батальоне капитана В.Я. Ткаленко в Сухой Мечётке организовали дом отдыха. Отремонтировали дом и посылали туда на неделю по 10 человек, в особенности легко раненных, уставших бойцов. Хорошее питание, чистое белье, кровати, патефон, шашки и домино. Вот то «чудо», как прозвали этот дом отдыха сами бойцы, хотя он был размещён в простом домике рабочего Тракторного завода. Как же радовались возможности передохнуть в нём воины!
Итак, Спартановку взяли сравнительно быстро, за несколько дней. Но после этого гороховцы столкнулись с «крепким орешком» – высотой с отметкой 64.7, или, как ещё её называли «высотой с паровозом», а потом и «чёрной». Взятие этой высоты застопорилось надолго. Начало декабря, потом его вторая половина, после разгрома деблокирующего наступления Манштейна под Котельниковом, прошли в тяжёлых и неудачных боях 124-й бригады за овладение этой высотой. Несколько раз наши штурмующие группы врывались на гребень высоты, но закрепиться им не удавалось.
Тяжёлые наступательные бои за высоту 64.7 начались в первых числах декабря. Это была та самая высота, которую ещё в самом первом бою в августе 1942 года (части бригады наступали тогда с противоположной стороны, из Верхнего посёлка СТЗ) не удалось взять второму батальону. Не удалось с ходу вскочить на неё и теперь, когда гороховцы штурмовали Спартановку с помощью соседа из 66-й армии.
Эта высота была весьма внушительной, с пологим подъёмом, и на ней немец устроил многоярусную оборону. Своим видом она напоминала дальневосточную сопку. Главное её достоинство – господствующее положение над всем районом обороны немцев на Тракторном заводе. Это был ключ к их позиции. И.Н. Чернов, начальник штаба 3-го батальона, в своих мемуарах так оценивал бои за высоту 64.7: «Это была кульминация. Немец держался за неё насмерть, нам она нужна была до зарезу. Вот и бились».
Записи в военном дневнике С.И. Чупрова дают представление о напряжении тех неудачных для нас боёв начала декабря:
«2 декабря.
С рассветом в 7.00 боевой день начался с артканонады – била батарея Ткачука, батарея Волжской военной флотилии… На высоте 64.7 вздымались от прямых попаданий дзоты и блиндажи врага, бежали, прячась в глубокие овраги, фрицы… Враг ещё упорно сопротивлялся, пехота смогла продвинуться лишь на 100-150 метров и закрепиться.
4 декабря. 19.00.
Ведём четвёртый день бой за высоту 64.7, но немцы прилагают все усилия, чтобы удержать её. Большая трудность – овладеть укреплённым пунктом, к тому же у нас сил мало, особенно пехоты.
8 декабря.
Мы предпринимали активные действия по захвату высоты 64.7. После обработки пехота перешла в наступление. Продвижение очень медленное, противник, засевший в дзотах, упорно сопротивляется. Под сильным нажимом немцы отошли на 300-400 метров на вторую линию обороны. Мы немного продвинулись.
10 декабря.
Ночью готовились к наступлению, во что бы то ни стало взять высоту 64.7… Решили действовать без артобработки. Первой группой командует капитан Барботько, второй группой – капитан Семашко. Всё готово. Перед рассветом бойцы в белых халатах начали продвижение вперёд… Вторую группу обнаружил противник и продвижение упредил пулемётным огнём.
Первая группа молча подкралась и забросала вражеский дзот с пулемётом гранатами. Враг поднял всё: ощетинился, пулемёты отлаивались, рявкали мины. Приморозило. Утро без тумана. Дул пронизывающий северо-восточный ветер. Заговорили наша артиллерия, миномёты. Начали бить по врагу прямой наводкой ПТО. Вновь взлетают в воздух вражеские укрепления, но противник цепляется за каждую складку местности…
К 18.00 было уничтожено 60 фрицев, разрушено 7 дзотов и 4 блиндажа. Наши закрепились. Выставлены посты.
В 22.00 наши группы снова пошли вперёд… Немцы в переполохе открыли бешеный огонь. …11 декабря в 01.45 противник привёл себя в порядок и начал теснить выдвинувшуюся группу, но наши тоже не хотят уступить врагу. Идёт бой. Мы подтягиваем резервы… Тишина ночи нарушена жаркой схваткой с врагом. …К 12.00 дня противник, используя превосходства местности… вытеснил группу на исходные позиции».
В период оборонительных боёв войск группы С.Ф. Горохова в Сталинграде ни «клинья», ни «клещи», по-всякому испробованные врагом, не спасли отборные дивизии вермахта от изматывания их непрерывными боями в развалинах заводов и их посёлков. Но и нашим частям не сразу дался переход от длительной обороны в решительное и успешное наступление.
Тяжёлая наука – наступать
Очень это трудно оказалось – научиться заново наступать. Заместителю командира 124-й стрелковой бригады по политической части В.А. Грекову пришлось быть докладчиком на бригадном собрании партийного актива 11 декабря 1942 года. Все высказывания выступавших, принятое решение говорили об одном: мало гореть желанием перейти в наступление. Необходимо прежде наладить тренировки взводов и рот по тактике наступательного боя.
Используя благоприятные особенности рельефа местности, командование бригады начало поочерёдно с передовой линии выводить подразделения на скрытое, оборудованное в просторной долине Сухой Мечётки тактическое поле. Возник своеобразный учебный полигон по овладению основами организации и ведения наступательных действий. Учёба эта пригодилась: за три месяца оборонительных боёв личный состав подразделений сильно обновился. Те же тракторозаводцы, будучи призванными в нашу оборону прямо с завода, не только не изучали наступательной тактики, но не все успели переодеться в красноармейское обмундирование, и только ночью могли встать в окопе в полный рост.
Радость от долгожданного соединения с «Северными», улучшения снабжения и обеспечения группы со стороны Донского фронта, а также успешного наступления и возвращения Спартановки, новые треволнения от неудач начала декабря на высоте 64.7 в одночасье отошли на второй план.
8 декабря с небольшим интервалом были получены две радиограммы. Первая извещала и поздравляла полковника Горохова с присвоением ему воинского звания генерал-майор. Вторая, отправленная вдогонку за первой, предписывала Горохову немедленно сдать бригаду подполковнику Черноусу и выехать в штаб фронта.
Итоговую оценку войск группы и оценку личных командирских достоинств Сергея Фёдоровича Горохова в руководстве боевыми действиями на тракторозаводском фронте Сталинграда Ставка Верховного Главнокомандования выразила в своём приказе от 8 декабря 1942 года: «Назначить заместителем командующего войсками 51-й армии полковника Горохова Сергея Фёдоровича, освободив его от должности командира 124-й стрелковой бригады. № 994286».
Подлинник подписали: И. Сталин, А. Василевский.
Редчайший пример. Полковник выдвигается через несколько служебных ступеней сразу на должность заместителя командующего войсками армии, причём той самой армии, которой предстояло отразить деблокирующее наступление Манштейна от Котельниково к Сталинграду.
22 декабря 1942 года московские газеты напечатали сообщение Народного комиссариата обороны, который вошёл в Президиум Верховного Совета СССР с ходатайством учредить специальную медаль для награждения всех участников обороны городов-героев, в том числе и Сталинграда. Наркомат обороны в этом сообщении выделил особую роль 62-й армии, отразившей главные удары врага на Сталинград. Тут же было сказано о заслугах командующего армией В.И. Чуйкова и его главных помощников. Первым среди них был назван Сергей Фёдорович Горохов.
Проводы командира
В новом звании генерал-майора бывший комбриг 124-й отдельной стрелковой бригады, совмещавший командование оперативной группой войск, убыл к новому месту службы, на участок, где 51-й и 2-й гвардейской армиям предстояло преградить путь, а затем разгромить деблокирующую группировку немецко-фашистских войск Манштейна – Гота.
Начальник политотдела 124-й бригады майор Тихонов в специальном политдонесении начальнику политотдела 62-й армии бригадному комиссару Васильеву указывал: «8.12.42 г. был днём особого подъёма среди личного состава бригады в связи с присвоением воинских званий командному составу, вручением орденов СССР бойцам, командирам и политработникам, отличившимся в боях с немецко-фашистскими захватчиками, и в особенности с присвоением звания генерал-майор командиру бригады тов. Горохову Сергею Фёдоровичу.
Вечером того же дня командир бригады тов. Горохов С.Ф. в связи с его отзывом в распоряжение Военного совета Сталинградского фронта спустил приказ личному составу бригады…»
Вот этот приказ. Полагаем, что его стоит привести полностью:
«Приказ 9.12.42 г. № 34
1. Убывая в распоряжение Военного совета фронта, командование 124-й отдельной стрелковой бригадой и группой сдаю подполковнику тов. Черноусу.
2. Дорогие друзья, славные боевые товарищи!
Военный совет фронта приказал мне убыть в его распоряжение.
С болью в сердце расстаюсь с вами, боевые орлы, с которыми я провёл многие месяцы, с которыми отстаивал славную твердыню – город Сталинград, с которыми беспощадно уничтожал поганых фрицев.
Были у нас и тяжёлые дни.
В течение 5 месяцев мы с вами с трёх сторон были окружены врагом, а с четвёртой – утратившей судоходство Волгой. Лезла на нас не одна немецкая дивизия, в том числе их прославленная 16-я бронетанковая, которых и громили. Но я ни разу от вас не слыхал жалоб, упадка духа или неуверенности в победе, и мы победили.
Уверен, что гороховцы в этом проявят активнейшее участие и, как всегда, победят.
До свиданья, товарищи.
Желаю вам боевых успехов. Буду следить за вами.»
Новость о том, что любимый командир отозван на повышение, быстро облетела бригаду. «Все опечалены, жаль расставаться со своим батей», – записал в дневнике С. Чупров, выражая общее настроение гороховцев.
Вечером состоялись совещание командования бригады и тёплая товарищеская встреча его с представителями других частей, пришедших проститься и проводить любимого командира. «В выступлениях товарищей заметно было большое волнение, сочетаемое с гордостью за своего командира, главы части и отца, сделавшего всё, что было в его силах, умении и способностях для победы личного состава над врагом под Сталинградом», – указывал К. Тихонов в своём политдонесении в 62-ю армию. Он также сообщал, что «проводы командира вылились в целую демонстрацию, демонстрацию любви и преданности партии Ленина – Сталина, Родине, своему народу и тому, кто воспитал таких сынов…»
В дневнике С. Чупрова содержится волнующее описание момента расставания боевых товарищей с С.Ф. Гороховым:
«9 декабря 42 г. 14.30. Спартановка.
Утро настало незаметно, тёмная ночь расползлась в мутно-белую пелену, становившуюся всё светлее. Снег отражает лучи дневного света. В 11.00 прибыл фотограф. Генерал-майор Горохов в последний раз решил запечатлеть управление штаба на память. У землянки в ходе сообщения разместились командиры штаба. Фотограф копается с аппаратом. Горохов веселит всех анекдотами.
— Внимание! Снимаю! – И щёлкнул затвор аппарата. На берегу у штаба собралось много командиров и политработников частей. Все пришли провожать своего боевого батю. Ещё раз сфотографировались группой.
…Горохов жмёт всем руки и двинулся к лодке. Вслед за ним шли и все командиры. …Ещё раз рукопожатие. У Горохова навернулась слеза, да и у каждого провожавшего своего командира к горлу подступил комок горечи. Было очень жаль расставаться. Громко загудел мотор лодки… У всех ещё раз слёзы навернулись. На льду остались ветераны борьбы, боевые друзья – командиры и бойцы. Лодка отплыла.
Артбатареи Ткачука зорко следили за проводами батьки и, как только лодка оттолкнулась от берега, загудели залпы. Наша «катюша» дала длинные два залпа по СТЗ. 5 минут била артиллерия, 5 минут били миномёты Чурилова, Калошина. Это воспитанные и закалённые Гороховым ветераны обороны Сталинграда дали салют в его честь… Лодка вышла уже на середину Волги. …Командиры не сводили глаз с чёрного пятна, удаляющегося за Волгу, кто махал рукой, кто шапкой. Лодка скрылась за поворот острова Спорный. Ещё видно было, как мелькали головы едущих из-за гребня льда, нагромождённого на берегу. Артсалют кончился, все разошлись по своим частям. Враг упорно молчал. Пошёл снег, над Волгой надвинулся туман…»
Активные бои за овладение высотой 64.7 затихли. В середине декабря среди бойцов стали ходить слухи о контрнаступлении немцев на выручку окружённой группировке. Поговаривали о листовках, в которых фашисты положение на нашем фронте изображали в виде слоёного пирога: «Мы в кольце и вы в кольце, посмотрим, что будет в конце».
«Никто из нас таких листовок не видел, но слухи были не напрасны», – писал в воспоминаниях А.И. Щеглов. Это были отголоски наступления группировки Манштейна. До «слоёного пирога» было, конечно, далеко, но успех некоторый период именно в то время сопутствовал немецкой деблокирующей группировке. Правда, обо всём этом мы узнали лишь спустя несколько недель, после официальных сообщений радио и газет. Сказать честно, подобные разговоры не слишком беспокоили тогда наших бойцов. Общее настроение было такое: скорей бы уже покончить с группировкой врага да ехать на другой фронт, где сейчас идёт наше наступление. …И вот официально объявлено, что группировка немецких войск под командованием Манштейна разгромлена. Теперь песенка фрицев в котле спета. Потеряли свой последний шанс. Вскоре мы получаем приказ о том, что вся 62-я армия переходит к наступательным действиям. Нашему батальону ставится конкретная задача: взять высоту 64.7.
Под Новый год на высоте 64.7 вновь разгорелись жаркие бои. Наши бойцы несколько раз взбирались на самую вершину высоты, но противник неизменно яростно контратаковал – и снова отбивал высоту.
И.Н. Чернов вспоминал, что, когда через неделю беспрерывных круглосуточных боёв он покидал НП батальона, расположенного на крыше тюрьмы, где он безотлучно находился все 7 суток этих боёв, управляя приданными огневыми средствами и обеспечением боеприпасами, увидел такую картину: «…На гребне высоты всё было перебуровлено – всё смешалось в серую массу. Но по гребню чётко обозначались бруствера и… фигурки вражеских пулемётчиков…» Далее бывший начштаба 3-го батальона горестно пишет о тех событиях: «…Высоту мы не взяли. Сколько мы понесли потерь – и всё безрезультатно. Настроение было подавленное утратой дорогих сердцу товарищей, сознанием, что приказ не выполнен, что подмочен авторитет славной гороховской бригады, которая из-за этой треклятой высоты не стала гвардейской. Настроение было такое, как будто мы получили плевок в лицо нашей бригаде с этой чёртовой высоты. Умыл нас фриц напоследок… С таким настроением 4 января мы вышли в Рынок. Даже весельчак Гичев не мог внести среди нас оживления. Идём молча: ни разговоров, ни смеха, ни песен».
3 января 1943 года был получен приказ фронта и 62-й армии о выходе 124-й бригады из состава 62-й армии и включении её в 66-ю армию Жадова с последующей передислокацией в район Винновки и Акатовки.
Бригада сдала свой передний край прибывшей части укрепрайона. С. Чупров в своих мемуарах заметил по этому поводу: «УРовцы очень придирались к нашим инженерным сооружениям. Они думали, что гороховцы выстояли, имея отличные и прочные оборонительные. Пришлось им разочароваться. Нам противник не давал возможности строить капитальные сооружения, скажем, доты, дзоты, прочные блиндажи. Нам было не до этого. Земля-матушка – окопы в ней – вот наши основные сооружения».
И.Г. Ершов, бессменный комиссар 2-го батальона у комбата Ткаленко, так объяснял и нашу неудачу у высоты, и смену гороховцев УРом: «На наше место… посадили укреплённый район – батальон, который имел назначение обороняться, но не наступать. Кстати, вооружение этого батальона было сильное: пушки, миномёты, пулемёты, автоматическое вооружение, а людей мало. …Повторилось то, что было и в нашем батальоне, когда мы дополнительно подбирали пулемёты и ими вооружили батальон, что нас спасало в обороне... А наступать мы не могли, так как от рот остались одни номера, а бойцов в них было по 20-30 человек вместо 150. И хотя один испытанный боец мог заменить целый десяток, нас было слишком мало для наступления».
А для 124-й бригады начиналась новая история, новая военная судьба.
Прощание с Рынком
Итак, как мы знаем из предыдущей главы, высота 64.7 так и осталась для группы Горохова непокорённой. Горечь топтания у этой треклятой «высоты с паровозом» стала для многих ветеранов-гороховцев памятным рубцом на их сталинградской биографии и не забывалась ими на протяжении всей послевоенной жизни.
В сводках о боях бригады того периода нет победных реляций – цифры атак, потерь, сведения об отдельных блиндажах и окопах, отбитых у противника, о захваченной у врага в исправном состоянии самоходной зенитной автоматической пушке…
В связи с этими событиями В.А. Греков, генерал-полковник Красной Армии, а тогда всё ещё комиссар бригады, как его продолжали называть гороховцы (институт комиссаров был уже упразднён), вспоминал о решении партактива 124-й бригады 12 декабря 1942 года, которое давало нелицеприятную оценку тем событиям, вскрывало их причины, свидетельствовало о том, «как самокритично мы оценивали свои неудачи в наступательных боях за высоту 64.7».
Уже после битвы генералу Грекову при изучении карты аэрофоторазведки Донского фронта удалось понять разгадку устойчивости немецкой обороны на этой высоте. Оказывается, поблизости от неё у немцев была сосредоточена довольно сильная маневренная группировка танков и артиллерийских батарей. Она-то и наносила урон нашим штурмующим эту высоту малолюдным стрелковым подразделениям. Но тогда, на партактиве в середине декабря 1942 года, по словам В.А. Грекова, «не обошлось и без самобичевания героев, выдержавших всё, что в силах человеческих».
Главную причину неуспехов в тех первых наступательных боях раскрыл в своих воспоминаниях самый осведомлённый знаток Сталинграда – Александр Михайлович Василевский. Даже он, начальник Генштаба, а также Ставка ВГК полагали, будто в окружение попали около 90 тысяч гитлеровцев. В действительности их набралось 330 тысяч. В соответствующей пропорции ошиблись и в 66-й армии, когда посылали группки ветеранов 124-й и 149-й бригад на штурм высоты 64.7, которая играла ключевую роль в обороне противника.
2.01.43 г., по всей вероятности, была сделана последняя запись о группе С.Ф. Горохова в журнале боевых действий 62-й армии. Дальнейшие боевые действия группа продолжала и завершила в составе 66-й армии Донского фронта. Журнал боевых действий 66-й (5-й гвардейской) армии с 1 января по 1 февраля 1943 года удостоверяет: «…в 13.15 по приказанию командующего Донским фронтом группа Горохова в составе 124-й и 149-й отдельных стрелковых бригад с 18.00 3.01.43 г. передана в состав 66-й армии».
Но уже совсем скоро фронтовые дорожки двух бригад группы Горохова разошлись. 124-й бригаде выпало с 10 по 27 января в составе войск 66-й армии Донского фронта участвовать в завершающем наступлении по ликвидации окружённой немецко-фашистской группировки. 149-я бригада в наступление не вводилась. До конца битвы она занимала оборонительные позиции по северному берегу Мокрой Мечётки в Спартановке.
5 января 1943 года исполнилась первая годовщина с начала формирования в Башкирии 124-й отдельной стрелковой бригады. Она пришлась на время, когда испытанное многомесячными жестокими оборонительными боями сталинградское соединение переходило в состав 66-й армии. И всё же ни это, ни напряжённая боевая обстановка не помешали Военному совету 62-й армии откликнуться на юбилейную дату гороховцев. Приказ по этому случаю явился своеобразным итоговым оценочным документом боевого вклада бригады в оборону Сталинграда. В нём говорилось: «В кровопролитных боях с озверелым фашизмом, отражая бешеный натиск фашистских оккупантов, 124-я осбр с честью и достоинством выполнила свою задачу обороны Сталинграда, уничтожив несколько тысяч немецких оккупантов.
Военный совет армии поздравляет бойцов, командиров и политработников 124-й осбр со славной годовщиной и выражает уверенность в том, что 124-я осбр и в будущем будет множить свою боевую славу, завоёванную в боях под Сталинградом».
Вечером 6 января части 124-й стрелковой бригады были сменены 311-м батальоном 159-го укрепрайона. Штаб бригады разместился в Винновке. Как выяснилось в ходе рекогносцировки в районе Винновки и Акатовки, куда поступило приказание вывести бригаду, на высоте 111.2 и в прилегающих балках укрыться было негде – все блиндажи разобраны. Как расположить части в таких условиях в чистом поле? Пока вопрос оставался открытым, личный состав частей бригады был временно отведён во второй эшелон, в старые блиндажи в отрогах балки Сухая Мечётка.
«В Рынке, – вспоминал Иван Николаевич Чернов, начальник штаба 3-го стрелкового батальона, – мы приводили себя в относительный порядок, залечивали раны, уточняли списки живых, раненых, погибших. Наши интенданты угощали всех нас как только могли: и кормили, и поили, в общем, приводили в чувство после неудачи на высоте 64.7. …Не успели прибраться и обжиться как следует, поступил приказ: наступать на окружённого врага… Оставляя наш родной, политый кровью и потом «пятачок» обороны в Спартановке и Рынке, мы искренне грустили, как при прощании с родным и близким. За прошедшие месяцы мы так вросли в эту землю, что и не мыслили о других местах. Покидать эти места было грустно. А тут ещё это чувство вины за провал наступления на высоту 64.7…»
Комиссар 2-го батальона Иван Григорьевич Ершов дополняет эти воспоминания таким фрагментом: «При возвращении в Рынок мы были встречены… жителями. И откуда они только взялись так быстро?! Мы были в нескольких километрах от Рынка, вели бой. А они уже обжили наши блиндажи. Захожу в свой бывший блиндаж, и не узнать – в нём уже целая семья. Поздоровался, расстроился, сел на чурбан. А они смотрят на меня и, вероятно, думают, что я чокнутый. А я вспомнил свою семью. Ведь это был хоть мой временный, но дом. Встал, попрощался и пошёл…»
Да и не один такой был комиссар Ершов. Многие гороховцы перед уходом из Рынка ходили проведать «родные места» и попрощаться со своими землянками. Потихоньку стал собираться народ. Появились «старожилы», что пережили вместе с гороховцами все невзгоды в Рынке. Стихийно возник митинг. Как вспоминал И.Г. Ершов, «…говорят: «Комиссар, пойдём к людям!» Пришлось идти митинговать, разъяснять, что мы защитники Родины, идём в степь – наступать. Что они, то есть вернувшиеся граждане, не в полной безопасности. Надо остерегаться мин, неразорвавшихся снарядов…»
Заканчивает свои воспоминания об этом И.Г. Ершов так: «…Когда выступили по направлению к Латошинке, то провожающих было уже много. Слёзы, целования, хорошие напутствия незабываемы».
Переведя дух в Рынке, части бригады выступили в район балок Барсучья и Яблоневая для участия в наступлении на окружённую группировку противника. По ходу выдвижения остановились в Латошинке. Всем хотелось посмотреть, что она собой представляла, так долго сдерживая гороховцев. Удивлению не было конца. Оборона немцев была хороша. Обнаружили целое танковое кладбище. Немцы стаскивали туда все подбитые танки. Считать их не пришлось, времени было мало, но приблизительно было их около сотни. Многие из них были на счету бригады – трофеи героической гороховской обороны на самом северном фланге 62-й армии и Сталинградского фронта.
Наступление в степи
«Маршируем дальше, – продолжает свои воспоминания И.Г. Ершов, – выходим в степь. Укрыться негде. Траншей, блиндажей нет. Как-то странно после Рынка, где было уютно и тепло, а здесь – ветер и снег. Спасало обмундирование – валенки, полушубки. Да и то не всегда. То холодно, то тепло – валенки просушить негде. Послал своего ординарца в тылы, привёз на санках палатку дров и печурку. Поставили её за разбитым танком. А на тепло потянуло всех. В тесноте, сидя, стоя. Ночь пролетела в анекдотах».
Командир взвода связи 3-го осб Александр Иванович Щеглов приводит такую картину расположения в степи: «Нам повезло: зенитчики подарили отличную немецкую землянку. Это, по сути дела, просторная комната, даже окно имеется. Высокий потолок, двухэтажные нары с панцирной сеткой, большая чугунная печь. Мы здорово выспались и размечтались пожить в этих условиях хотя бы недельку… И вдруг получен приказ выдвинуться на новое место сосредоточения для наступления. Вот тебе и поспали на панцирной сетке да с чугунной печкой!..
8 января встретили в оригинальной обстановке. Накануне мы с трудом отыскали несколько заброшенных щелей и забились туда в буквальном смысле как сельди в бочке. Спали, подогнув колени к подбородку и друг на друге. Но всё же это лучше, чем на снегу в открытой степи. Над щелью лёгкое перекрытие, поэтому в ней тепло. …Проснулись мы от жуткого грохота. Находясь ближе всех к выходу, я полез на воздух, но в этот момент прямо над моим ухом кто-то прокричал артиллерийскую команду: «…Одним снарядом – огонь!» И над самой головой снова так оглушительно грохнуло, что у меня заложило уши и всех нас в щели обдало запахом жжёного пороха. Оказывается, артиллеристы ночью накатили на нас свою пушку, а теперь пристреливались по новым ориентирам.
…Степь нельзя было узнать. Кругом, насколько хватало глаз, всюду стояли орудия разных марок и калибров, сновали люди. Это был какой-то гигантский базар военной техники. Пушки и миномёты стояли, как на параде, целыми батареями. Войска расположились эшелонами. Мы оказались где-то в шестом или восьмом ряду от передовой.
…Ультиматум советского командования врагом отвергнут. Итак, немцев будем добивать».
Рано утром 9 января 124-я бригада вышла в район сосредоточения. В 15.30 закончила рекогносцировку. К 4.00 10 января части заняли исходное положение для наступления. Бригада имела задачу, которая формулировалась так: к исходу 9.01.43 г. быть в готовности к наступлению за правым флангом 226-й сд в направлении на высоты 131.9 и 143.6. С овладением 226-й сд передним краем обороны противника решительно развернуться из-за правого фланга и атаковать, имея ближайшую задачу выйти на линию живой изгороди и к исходу дня овладеть рубежом в южных скатах балки Сату. Бригада должна была организовать противотанковую оборону фронтом на запад и быть готовой к отражению контратак пехоты и танков из совхоза «Опытное поле» и разъезда «Древний вал». Надлежало прочно обеспечивать стык и правый фланг 226-й сд.
Бьют «катюши»
Поэтому, когда утром 10 января после артподготовки началось наступление, части 124-й бригады в нём сразу не были задействованы, ожидая своей очереди. Любопытны наблюдения гороховцев за атмосферой, в которой началось и проходило поначалу это грандиозное наступление.
Г.А. Криворучко: «10 января до начала наступления вблизи от исходных позиций были агитмашины, передавали песни и марши. Это же было и в районе сосредоточения. Примерно в 10 часов на вражеские позиции обрушился шквал артиллерийского, миномётного огня. Из исходного положения наблюдали, как «катюши» своими реактивными снарядами удачно поражали цели врага».
И.Г. Ершов: «Наш батальон находился недалеко от «катюш». Захотелось посмотреть поближе. При первом залпе меня воздухом перевернуло через голову. Но, рот разинув, всё же смотрел, как лягут реактивные снаряды. Занятно, каково там немцам...»
А.И. Щеглов: «Базар в степи необыкновенно усилился. Ещё прибавилось артиллерии и пехоты. Рядом с нами стоит батарея «катюш». Миномётчики сняли брезенты с пусковых и десятки любопытствующих потянулись посмотреть на наше диковинное оружие. Пришлось им даже выставлять охрану из автоматчиков. К самим машинам не подпускают. Но мы всё же торчим довольно близко от машин и с интересом рассматриваем рельсы пусковых, нависшие над шофёрской кабиной, и длинные, белые, словно ракеты, мины с чёрными стабилизаторами. …Вся степь в округе разом загрохотала. Зашипели, окутавшись дымом, и «наши» «катюши». Мины с огненными парами срываются с рельсов, и глазом видно, как они набирают высоту и скрываются из вида.
Артиллерийские батареи ведут огонь залпами. Удивительно видеть, как все шесть пушек, вздрагивая своими грузными, длинными телами, дружно рявкают мощным залпом. Сзади тяжело ухают, словно бьют молотом, большие калибры.
А потом вся степь, сколько видно было, встала и дружными цепями пехоты двинулась вперёд. Из края в край понеслось дружное и раскатистое «Ура-ра-а-а!» Несмотря на сорокаградусный мороз, пехотинцы бежали в одних телогрейках. Вместе с пехотой шли танки с автоматчиками на броне в белых маскхалатах».
Утро ясного, морозного дня 10 января наполнилось гулом артвыстрелов и канонадой «катюш», и казалось, что от немецкой обороны мало что осталось. Но постепенно выяснилось, что, несмотря на мощную артподготовку, огневые точки в глубине обороны не подавлены, узлы обороны, расположенные на обратных скатах высот, вообще не поражены нашим артогнём. От артиллерийских частей армейского подчинения в наступающих частях бригады не было корректировщиков. Бригаде, как и её соседям, выпало наступать на второстепенном для армии направлении, поэтому основная артиллерия армии была задействована на других направлениях.
Бригаде была поставлена задача вступить в бой, когда правый и левый соседи прорвут немецкую оборону и продвинутся на 1,5 км вперёд. Однако на деле, по воспоминаниям С.И. Чупрова, «продвижение соседей было очень медленное», «вскоре немец тоже ввёл в бой свои огневые средства, стал огрызаться…»
Большими силами 124-я бригада не располагала. Судя по имеющимся в архиве генерала Грекова материалам, поначалу бригада имела в составе номинально прежние четыре стрелковых батальона. Но уже через два-три дня после начала наступления из остатков этих батальонов на первой линии пришлось сформировать два батальона. В бригаде осталось к тому времени только 200-300 активных бойцов. А заканчивать наступление пришлось вообще одним сводным батальоном.
Основой для 2-го «сборного» батальона (как его в воспоминаниях назвал Г.А. Криворучко), а впоследствии, при завершении наступательных боёв, 1-го сводного батальона, послужили штаб и бойцы 3-го осб Графчикова. «Графчикова тогда сместили с командования батальоном, и он ждал нас где-то в тылах», – писал Чернов. «Сборным» вторым батальоном было поручено командовать старшему лейтенанту Криворучко. Весь путь наступления с этими батальонами прошли начальник штаба капитан Чернов и комиссар Туляков.
Смена командования отразила трудности перехода измотанной и обескровленной стрелковой бригады от многомесячной обороны к наступательным действиям, да ещё в таких погодных условиях. Также, думается, в определённой мере сказались и психологические трудности смены командира бригады (вместо любимого и уважаемого комбрига Горохова – «бати», уехавшего «в генералы», как рассудил «солдатский вестник», – новый, никому не знакомый полковник с трудно произносимой грузинской фамилией, которого к тому же в частях никто толком даже не видел).
В тезисах доклада бывшего комиссара, а к тому времени заместителя командира 124-й бригады подполковника В.А. Грекова на партактиве 4 марта 1943 года «Об итогах боёв бригады под Сталинградом и очередных задачах» отмечалось: «В самый ответственный момент наступления на балку Сату вскрылось, что некоторые командиры не умеют наступать – только живой силой, не понимая силы собственных огневых средств, не проявляя настоящего упорства для преодоления, надо сказать, несильного противника. Вот поэтому-то сводным батальоном командовал капитан Старощук – грамотный, трудолюбивый и высоко дисциплинированный командир. Товарищи Старощук, Криворучко, их командиры и политработники высоко поддержали боевой престиж бригады. Им исключительную помощь оказали 120-мм миномёты, батальонные миномёты и противотанковая артиллерия. Когда были снаряды, то помогал и дивизион 76-мм пушек».
Воспоминания Григория Антоновича Криворучко дают интересный фактический материал об особенностях боёв в наступательных действиях гороховцев в тот период: «…Наступление, можно сказать, начали успешно. Первую и вторую траншеи заняли в первый день почти без потерь, продвинулись на 800 метров. Но это продвижение по времени заняло всё светлое время суток, и не было легким. Воинам пришлось преодолевать расстояние при морозе минус 18-25 градусов и по местности с мелким кустарником и более чем полуметровой глубины снегом. Бойцы проваливались при передвижении в снег выше колен.
Хотя враг и понёс значительные потери от огня нашей артиллерии и миномётов, но много огневых точек ещё оставалось, окончательно они подавлены не были. Они оказывали сильное огневое сопротивление. В таких условиях бойцы батальона могли делать только очень короткие перебежки. Приходилось часто падать «по расчёту» (время на прицельный выстрел от перебежки к перебежке). Бойцы запутывались в кустарнике, спотыкались о прикрытые снегом трупы. От этого перемещения все сильно уставали.
Но и в этих сложнейших условиях гороховцы отыскивали вражеские огневые точки, уничтожали их своим прицельным огнём. В батальоне было два противотанковых орудия, миномётная рота 82-мм миномётов, несколько ПТР. Миномётная рота двигалась непосредственно за боевыми порядками батальона и вела прицельный огонь с открытых позиций по огневым точкам противника, чем очень помогла продвигаться вперёд.
Ещё засветло батальон продвинулся к третьей траншее врага на расстояние 50-100 метров. Но продвижение это было уже не перебежками, а переползанием в глубоком снегу как прикрытие. Свинцовый дождь сыпался на тех, кто по неосторожности поднимался выше снежного покрова.
«Высота с самолётом»
…Эта третья траншея была за обратным скатом «высоты с самолётом». От неё выдвигались ходами сообщения к гребню пулемётные площадки, отдельные окопы, наблюдательные пункты. А она не наблюдалась нашими артиллеристами и поэтому в период артподготовки и во время наступления совершенно не подверглась подавлению и даже обстрелу. Гарнизон этой траншеи был не менее роты, усиленной огневыми средствами. Об этом свидетельствовал настоящий огневой шквал со стороны противника.
В системе обороны противника эта высота была опорной. Её гарнизон держал под обстрелом не только пространство перед своим фронтом. Ещё лучший обстрел враг с этой высоты имел вправо и влево, воздействуя сильным огнём не только на нас, но и на соседей справа и слева… Вероятно, поэтому соседи значительно отстали от нас в продвижении.
К вечеру погода ухудшилась: ветер бил в лицо нашим бойцам, ослепляла низкая метель. При этом крепчал мороз. Почти всё управление батальона находилось непосредственно в цепи. Атаковать третью траншею было невозможно. Мы лежали в снегу перед третьей траншеей около, а то и более, часа. Командир бригады полковник Маголашвили дважды вызывал меня к телефону и спрашивал, почему мы не берём «высоту с самолётом».
Я обстоятельно докладывал обстановку, понимая, что ему трудно отдать распоряжение отойти во вторую траншею. Это было 200-300 метров назад. Полковник требовал выполнить ближайшую задачу дня, то есть взять «высоту с самолётом», требовал выполнения приказа «Ни шагу назад».
Находясь в цепи, мы слышали здравую оценку положения нашими бойцами. Они были настроены решительно, были готовы, в конце концов, выполнить приказ – идти в атаку и погибнуть при этом. Говорили: лучше погибнуть в атаке, чем замерзать в снегу, хотя мы и были обеспечены тёплой одеждой. Находиться в открытом поле при сильном морозе на снегу под огнём врага почти неподвижно – невозможно. Тёплая одежда уже не спасала. Эта решительность бойцов была осуждением неразумных действий командования. Вся ответственность ложилась на нас – командиров батальона. И мы решили отойти во вторую траншею, то есть на 200-300 метров назад.
К вечеру подвезли дров, затопили немецкие печки-«буржуйки», обогрелись, обсудили итоги боя за день. Командование батальона, работники штаба и политработники за ночь побывали во всех подразделениях, повстречались, побеседовали с бойцами. Там и провели всю ночь.
В штабе батальона коллективно оценили обстановку, силу противника, свои силы и пришли к выводу, что без надёжного подавления этого опорного пункта артиллерийским и миномётным огнём атака успеха иметь не будет. Потеряем людей, рисковать этим нельзя.
Доложили обстановку комбригу Маголашвили. Наша просьба не могла быть им удовлетворена, так как бригада не располагала такими средствами. Он требовал выполнить задачу – взять «высоту с самолётом». Однако мы понимали, что раз огневых средств крайне недостаточно, то требуется некоторое время для подготовки успешного наступления.
Но 11 января батальон возобновил наступление. В сущности, повторили то, что достигли накануне. Дальше продвинуться не могли. Полковник Маголашвили пригрозил мне наказанием за невыполнение приказа. Я доказывал, что нашими силами, хотя мы и находимся от противника на расстоянии броска в атаку, но при неподавленных огневых средствах и достаточном количестве пехоты в немецкой траншее, при глубоком снеге – атака захлебнётся.
В это время в штабе бригады находился начальник оперативного управления штаба 66-й армии. Полковник Маголашвили предложил мне доложить ему обстановку по телефону. Представитель вышестоящего штаба меня внимательно выслушал, спросил, сколько времени необходимо на выполнение задачи, имеется ли у нас план её выполнения. Я сообщил, что такой план у нас имеется, на подготовку необходимо не менее трёх дней.
После этого разговора мы получили приказ удерживать достигнутый рубеж, а я – прибыть в штаб бригады с планом выполнения поставленной задачи. Суть его состояла в следующем: обмануть противника, усыпить его бдительность на этом направлении, а после атаковать. В батальоне план предложил Иван Григорьевич Ершов. Мысль заключалась в том, что мы должны атаковать противника два дня подряд – 10 и 11 января. 12 января необходимо подползти на расстояние атаки, сделать ложные снежные окопы и опять отойти в свою траншею. Немцы, увидев окопы, примут их за подготовку очередной атаки русских и будут вести по ним огонь, чтобы сорвать наступление. После «срыва» атаки или «уничтожения» русских перед атакой у противника сложится мнение, что русские ушли. В тот же день, то есть 13 января, мы не должны показывать никаких признаков нашего присутствия во второй траншее, чтобы убедить фашистов, что перед их фронтом русские ушли.
В ночь с 13 на 14 января, то есть на старый Новый год, мы должны были ночью как можно ближе подползти на расстояние атаки и по сигналу стремительным броском (хотя это и трудно в глубоком снегу) ворваться в немецкие траншеи, блиндажи и уничтожить противника, а потом отразить его возможные контратаки и дальше наступать в направлении балки Сату около 1,5-2,5 километров.
Каждое подразделение знало свой рубеж и объект атаки, так как 12 января мы провели репетицию. Все были полностью обеспечены боеприпасами. Было в достатке гранат, в том числе противотанковых.
Атака на рассвете
В ночь на 14 января мы заняли рубеж для атаки и по сигналу на рассвете стремительно атаковали высоту. Бой был очень скоротечный, менее часа. В траншеях противника было немного – видимо, дежурные группы с пулемётами, патрули. Вышло так, что они даже не успели открыть огонь, и были атакованы. Их было 10-15 человек: они подняли руки и сдались, крича «Гитлер капут».
Очень много фашистов оказалось в большом блиндаже. Это было капитальное сооружение с покрытием не менее чем в 2-3 наката в земле. Длина около 10-12 метров, ширина около 4 метров. Имелось два входа. Внутри находились двух- и трёхэтажные нары. В целом этот блиндаж мог вместить до ста человек, фактически целую роту. В нём огнём стрелкового оружия и гранатами было уничтожено более 50 фашистов.
А всего в этом бою было убито и пленено около ста немцев. С нашей стороны потерь не было, кроме нескольких легкораненых…
За день боя бригада уничтожила 130 солдат, 1 автомашину, 1 пушку, 5 блиндажей. Подбила 1 танк. Захватила 10 ручных пулемётов, 1 шестиствольный миномёт, 1 пушку и 6 блиндажей. Нашими трофеями были склад боеприпасов, около 150 автоматов и винтовок, 10 пулемётов, более 120 одеял и другое имущество. Ещё мы отвоевали и наш советский подбитый самолёт, благодаря которому высота получила своё название в наших переговорах.
В этом бою трудно было выделить наиболее отличившихся. Все бойцы и командиры проявили самые высокие боевые качества. Почти все бойцы и многие командиры были отмечены боевыми наградами. Старший лейтенант Бондаренко Степан был представлен к ордену Александра Невского, но был награждён вторым орденом Красного Знамени».
Бои в степи в первой половине наступления были для гороховцев очень тяжёлыми. Генерал армии А.С. Жадов подчёркивал в своих воспоминаниях: «Боевые действия… проходили в тяжёлых условиях зимы: глубокий снег, 25-30-градусные морозы, обжигающие степные ветры. Положение осложнялось и тем, что гитлеровцы, отходя от рубежа к рубежу, имели подготовленные окопы, утеплённые блиндажи в балках. А наши люди оставались на поле, в снегу».
Гороховские ветераны обороны Сталинграда испытали это на себе в полной мере. Крепкий мороз, ветер. Кругом, насколько хватает глаз, ровная, как стол, заснеженная степь. Мороз сковывает всё живое в свои ледяные клещи. Укрытий нет. Ветер заметает снегом дороги и тропки. Моментами не различишь в степи, в снегу, где наши, где немцы. Как вспоминал И.Н. Чернов, «мы оторвались от своих тылов, вторых эшелонов. Были без связи, без боеприпасов, без питания».
Ситуация такая: где ночь застанет, там и ночуй. Ночь тёмная, вьюга со снегом завывает в степи. Хорошо, если найдёшь какую-то нору, хотя и ту топить нечем. Бывало, приходилось ночевать, закапываясь в снег. В нём более-менее тепло и уютно. Но упаси боже высунуть из снега наружу ногу или руку – в госпитале ампутируют отмороженной. И.Г. Ершов вспоминал, что ему приходилось по ночам «ворочать» отдыхавших в снежных укрытиях бойцов, чтобы те не пообморозились или не замёрзли насмерть.
…Передовые подразделения наступающих частей закрепились на открытом ровном поле, здесь нет окопов, всюду замёрзшая земля. Трудно удержать достигнутый рубеж. Бойцы оборудуют имеющиеся воронки, разгребают из-под снега старые окопы. С наступлением темноты тыловики подвезли дров и горячий обед. В воронках, накрытых палатками, установили железные бочки. Затопили, стало тепло и как будто уютно. К ночи мороз крепчал.
Иной раз, по рассказам ветеранов, на пути попадались большие утеплённые офицерские землянки врага, набитые самым разным «барахлом»: дорогими скатертями, посудой, даже хрусталём, различной домашней утварью. Но пользоваться этим было отвратительно – ведь всё это награблено у нашего мирного населения. Да и ночевать холодно – всё, что могли, сами давно сожгли сбежавшие теперь их прежние хозяева.
И.Н. Чернов: «Наступление было настолько стремительным, что немцы, румыны не успевали ничего забрать с собой из награбленного. К вечеру первого дня наступления заскочили в какую-то балку, выбили румын. В блиндажах обнаружили много награбленного добра. Везде навалом всякого барахла, вещей, посуды… И так сердце заныло от такой картины, словно это украли у тебя самого из твоего дома».
Ещё Чернов вспоминал о таком случае: «Ашот Григорьевич Газарьян (помощник командира батальона по тылу. – А.Ш.) организовал в румынском блиндаже ужин. А блиндаж завален мебелью, посудой и т.п. И вот мы, неумытые, небритые, уставшие, сели за стол, накрытый белоснежной скатертью, уставленный фарфором и хрусталём. Помню, какое нас охватило тогда чувство. Во-первых, мы присмирели, глядя на эту роскошь. Во-вторых, возникло гнетущее чувство, что это всё – наших людей, всё награбленное, но невывезенное. И что было в ночь и на утро! Все – от рядового до офицера, – презирая смерть, ринулись буквально догонять немцев. Никакого удержу не было».
16 января 1943 года бригада мощным огнём и дерзким действием автоматчиков 1-го и 2-го батальонов прорвала оборону, закрепила за собой занятые окопы и блиндажи. А 17 января, окончательно изгнав немцев с укреплённых ими позиций, заняли балку Сату.
Об итогах боевой деятельности в начале наступления только одного – 2-го батальона бригады свидетельствует справка: «В результате 5 боёв с 13 по 18 января батальон продвинулся на 2,5-3 км вперёд, уничтожил до 250 солдат и офицеров противника, подбил 2 танка, захватил 9 пленных (одного унтер-офицера), 14 блиндажей, до 20 открытых окопов. Захватил 6 автомашин (3 исправных), 4 самоходные пушки (одна исправная), самолёт, 2 разбитых танка, 1 орудие, 1 бронемашину со стереотрубой, 12 пулемётов, 6 автоматов, до 45 винтовок… За мужество и отвагу в наступательных боях представлены к правительственной награде 20 бойцов и командиров».
Как писал в воспоминаниях И.Г. Ершов: «Мы даже не могли себе представить, что это за балка Сату. После взятия её удивлению не было конца. В самой балке было сосредоточено до 5 тысяч автомобилей разных марок… Вырытые блиндажи отделаны деревом, с печами, нарами, всё по-немецки аккуратно».
Есть у него и такой любопытный фрагмент воспоминаний: «…Вскакиваем в один блиндаж. Сидят три немца, из тыловых, и варят себе еду. Подхожу к ним. А один, показывая кивком головы – руки-то он поднял – на котелок, говорит: «Мяу, мяу». Что за чертовщина, думаю?! А тут наш автоматчик показывает шкурку кошки. Ну, говорю, и дожились, завоеватели… Автоматчики хохочут».
Так что теперь, к середине января, немец уже не тот пошёл: и силу нашего оружия отведал, и кошатины поел. Немецкие солдаты на передовой всё чаще кричали: «Гитлер капут» – и сдавались в плен. Но враг продолжал сопротивляться, и его было необходимо добить.
Последний штурм
Генеральное наступление советских фронтов в районе Сталинграда, начавшееся 10 января 1943 года, шло полным ходом. И главные события разворачивались на направлениях, далёких от того, где выпало действовать 124-й отдельной стрелковой бригаде.
В предыдущих главах мы уже рассказывали, сколько сил потребовалось истощённой в длительных оборонительных боях бригаде, вернее, её остаткам, чтобы овладеть в степи, северо-западнее Сталинграда, «высотой с самолётом». Название это пошло от того, что на ней находился наш подбитый самолёт. Это наступление, малозаметное на фоне масштабных событий на главных направлениях, стало для гороховцев серьёзным испытанием. Ощутимого пополнения личным составом бригада не получила. Во всей бригаде – 150-200 активных пехотинцев. Сложности были и с артиллерийской поддержкой. Армейская артиллерия использовалась на главных направлениях армии и фронта (кроме самого первого дня генерального наступления). Поэтому гороховцам пришлось рассчитывать в основном на свою бригадную артиллерию.
А наступать приходилось с чрезвычайным напряжением сил. Высота, взятая с боем, после нескольких неудачных попыток атаковать её в лоб, оказалась важным и сильным опорным пунктом немецкой обороны. Оборона врага опиралась на капитально оборудованные блиндажи, траншеи с разветвлёнными ходами сообщений, многочисленными площадками для пулемётов и позициями для орудий и миномётов. Всё это было заблаговременно подготовлено для круговой обороны и построено, скорее всего, руками самих сталинградцев ещё летом 1942 года, до прорыва врага к городу.
Помимо большой балки Сату, находившейся на направлении наступления 2-го батальона 124-й бригады, были и другие балки – с крутыми обрывами высотой до 7-8 метров и более. Они служили фашистам убежищем, хорошо защищали от нашего артиллерийского и миномётного огня и холода. Здесь же поблизости находилась железная дорога, которая вела на станцию Древний Вал. Выяснилось, что оборону в этом районе держало около батальона немцев.
Теперь эти наши же, по всей вероятности, укрепления гороховцам и соседним частям с большим напряжением сил пришлось отбирать у врага. Его солдаты всё ещё предпочитали плену продолжение борьбы. Но сейчас они боялись не только русского плена, но и репрессий своего командования, нацистов в отношении тех, кто помышлял прекратить борьбу «до последнего патрона».
По воспоминаниям Г.А. Криворучко, назначенного командовать 2-м батальоном, «по распоряжению штаба бригады мы пытались пленных немцев отправлять обратно в их подразделения, чтобы они агитировали солдат прекратить бессмысленное сопротивление и сдаться в плен. Но пленные категорически отказывались возвращаться к своим, поясняя, что там будут уничтожены как предатели, а трупы их будут сожжены. Они заявили, что лучше расстреляйте нас здесь, чем возвращаться в свою часть, где их ожидает пытка, а потом смерть».
«И действительно, – пишет в своих мемуарах Криворучко, – впоследствии за балкой Сату были обнаружены сожжённые трупы. Вероятно, это и были те самые немцы, которые, по рассказам пленных, неосторожно говорили о сдаче в плен или вернулись из плена к своим».
Как бы ни был потрёпан немец, он в те дни всё ещё сопротивлялся. Ветераны гороховской бригады несли потери. Накануне боя по захвату «высоты с самолётом» погиб герой боёв в Сталинграде Василий Барботько. Дело вышло так. Замкомбата Василий Потапович Барботько вышел один вечером из блиндажа, отошёл в сторону и неосторожно закурил. Когда его окликнули, чтобы он вернулся в блиндаж, ответа не последовало. Выяснилось – убит: фашистский снайпер прицельно выстрелил на огонёк папиросы. Пуля попала в лицо, сразив Барботько на месте.
Г.А. Криворучко вспоминал, что Барботько «как человек и офицер был привлекателен многими качествами. Был завидно храбрым в поведении. Он играл на гармошке и баяне. В период обороны он выходил в передовые окопы на расстояние 40-50 метров от траншей противника, а то и ближе: играл мелодии советских песен, кричал немцам «Гитлер капут», поднимая настроение наших бойцов, вселяя в них уверенность в победу. Он часто бывал в передовых окопах, беседовал с бойцами, был очень близок к воинам своей непринуждённостью, а в бою личным примером выдающейся отваги».
Бесстрашного защитника тракторозаводской части Сталинграда Василия Барботько похоронили в братской могиле в Рынке, на северной окраине города (месте боевой славы гороховской бригады).
Наступательные бои того периода запомнились ветеранам трудностями в управлении наступающими подразделениями. Так, А.И. Щеглов писал: «Наступление идёт довольно неорганизованно. Может, сказалось долгое сидение в обороне, может, недоработал и штаб бригады. Но ведь и от бригады остались одни рожки да ножки. В ротах по десятку стрелков, фронт наступления растянулся, а противник лапки кверху и не думает подымать – огрызается порой очень основательно».
Эту оценку развивает Иван Николаевич Чернов. Поначалу в ходе наступления он выполнял обязанности начальника штаба 2-го «сборного» стрелкового батальона. Потом из остатков четырёх стрелковых батальонов бригады собрали два: 1-й и 2-й. Затем до конца наступления Чернов возглавлял штаб 1-го сводного батальона, куда воедино «слили» все оставшиеся наличные силы 124-й бригады.
«Мне приходилось, – вспоминал Иван Николаевич, – держать связь с новым комбригом полковником Маголашвили. Никто не видел, не знал, каков он есть, наш новый комбриг. Но я и сейчас помню его заученно-формальные команды: «Короткими перебежками – вперёд!» Его не интересовало, есть куда перебегать или нет и что нужно для батальона, чтобы вести бой. В батальоне, ротах царила нервозность. Нередко одна команда противоречила другой. Людей на глазах немцев перебрасывали с фланга на фланг, с первого эшелона во второй и наоборот. И вот Саша Графчиков сорвался, не вытерпел этой бестолковщины, покрыл от души матом этих «главковерхов» – и полковника, и представителя корпуса в штабе бригады».
«Противник крепко держал нас перед железнодорожными вагонами, – пишет И.Н. Чернов. – В снежной пустыне эти вагоны высились как неприступная крепость. Бьём прямой наводкой, снаряды отскакивают от железных колёсных пар, высекая искры. Только поднимемся в атаку, противник точно из-под земли начинает поливать нас из пулемётов. Долго мы топтались у этих вагонов. А в трубку только истошные, с грузинским акцентом, команды: «Короткими перебежками – вперёд!» Как нелепо и больно было после командования Горохова слышать такую глупость от нашего нового начальника.
…На подступах к вагонам мы потеряли много наших людей. Смельчакам удавалось добраться до вагонов, и тогда между колёсами завязывались жестокие рукопашные бои. Сколько мы «ни грызли» эти вагоны – дело долго не удавалось. Но вот «прогрызли» и вновь вышли на простор».
По мере втягивания в наступательные бои командованию становилось понятно, что у бригады ослаблена и подорвана боевая мощь. Она дерётся с врагом своими немногочисленными силами, потому что её бойцы и командиры получили хорошую боевую выучку, имеют высокий моральный дух. Но пять месяцев непрерывных боёв дают о себе знать. Бригаде требуется срочное пополнение, которого нет. Поэтому на ходу пришлось переформировывать остатки подразделений. Командир бригады решил всю оставшуюся живую силу свести в один стрелковый батальон. Согласно приказу о реорганизации, из всех стрелковых частей в бригаде сколачивают один сводный батальон. Из поддерживающих огневых средств решено было создать мощную огневую группу.
Атакует сводный батальон
1-й сводный батальон, как его теперь стали официально именовать, возглавил капитан Дмитрий Фёдорович Старощук. Он выполнял в штабе бригады обязанности начальника разведки. Высвободившиеся при реорганизации офицеры были выведены в тыл, где создавался командный резерв бригады.
Наступление бригады продолжалось. В тезисах доклада на партактиве 124-й отдельной стрелковой бригады 4 марта 1943 года «Об итогах боёв бригады под Сталинградом и очередных задачах» отмечалось, что «20 января после тщательной огневой подготовки 1-й осб стремительной атакой овладел высотой 143.6 и, отбив несколько контратак немецкой пехоты, прочно закрепил за собой высоту. Бойцам и командирам бригады за отличное и умелое действие была объявлена благодарность командующим 66-й армией». В этот день были полностью очищены от врага балка Сату, Кузьмичи. Части бригады, встретив незначительное сопротивление врага, продвинулись вперёд на два километра, вышли на железную дорогу.
24 января первый сводный батальон под командованием капитана Д.Ф. Старощука при поддержке огневых средств перешёл в наступление и, преследуя отходящего противника, продвинулся вперёд на 5 километров. Наша пехота шла вперёд, огонь артиллерии и миномётов расчищал ей путь. Расчёты противотанковых пушек, изнемогая и выбиваясь из сил, тащили волоком орудия по снегу. Колёса застревали в глубоком снегу, но пушки от пехоты почти не отставали. Батальон овладел высотой 124.0 и к 17.00 полностью очистил балку Грязная, захватив большие трофеи.
Пленные показали, что немцы в панике, дисциплина потеряна, все солдаты голодают. Однако даже при этом трудности наступления зимой в степи продолжают сказываться. Начштаба сводного батальона Чернов вспоминал, что немцы всё ещё находились в траншеях, блиндажах, землянках, а у нас на передовой для обогрева бойцов в ночное время было всего 4-5 палаток с железными печками.
Вспоминает А.И. Щеглов, командир взвода связи: «Мы ожидаем, что немцы неизбежно скоро капитулируют. Всем видно, сопротивление бесполезно. …Сидим в просторной, но холодной землянке. В степи невозможно найти палку, даже ветку. Бумагу, обрывки кабеля, мусор, даже мотки бикфордова шнура – всё сожгли, и больше топиться нечем. Но бойцы не унывают, строят прогнозы: куда дальше поедем воевать после Сталинграда, дадут ли отдохнуть? А потом запеваем любимые песни.
Слышится звук пролетевшего самолёта. Это, скорее всего, немец. Вскоре приходит Рогов. Он заходит к нам в поисках топлива. «Смотрите-ка, фриц опять гостинцев прислал», – Рогов протягивает нам большую булку – батон. В последнее время это случается часто. Редкий самолёт противника, прорвавшийся сквозь наши противовоздушные заграждения, кидает продукты и боеприпасы окружённым, но они часто попадают к нам. Пробуем есть булку, она соблазняет нас своим видом. Но проглотить это страшно сухое месиво удаётся только с водой, да и то с трудом. Обнаруживаем дату, отпечатанную на булке: «1936». Оказывается, это эрзац-хлеб. Да, несладко приходится фрицам в нашем «колечке»...
В этот же день в штабе бригады был получен приказ – сжать кольцо окружения немцев ещё туже, выйти на рубеж Уваровка – Орловка. Но 25 января наша пехота каких-либо активных действий по противнику не проявляла. Только авиация сильно бомбила Орловку, Городище и прилегающие опорные пункты в балке Коренная.
С.И. Чупров зафиксировал в своём военном дневнике события последней недели января 1943 года и последних дней участия в битве на Волге 124-й бригады: «26 января в 8.00 утра армия перешла в наступление. Со всех сторон гудит канонада артиллерии. Идёт сильное артиллерийское наступление 66-й армии. Над степью висит туман, немного моросит снег, наступило потепление. Немцы, не выдержав мощных ударов артиллерии и пехотного оружия, начали отступление в сторону города. Наши части преследуют врага. К исходу дня Орловка и Городище были в наших руках. Немцы закрепились в Верхнем посёлке СТЗ, оказывают сопротивление.
124-я бригада одним сводным батальоном и сводной артиллерийской группой наступает во втором эшелоне за 99-й сд. К исходу дня, в 16.00, батальон достиг гребня высоты 97.7 – места осенней битвы».
Получилось так, что 124-я отдельная стрелковая бригада рядом с дивизиями 66-й армии вела наступление с запада на восток, то есть как бы на свою прежнюю оборону.
Кольцо вокруг врага всё больше сужается. Вспоминает А.И. Щеглов: «Вдали раскинулась панорама руин Сталинграда, кругом, веерообразно к городу стягивались колонны наших войск. Немец ещё стреляет, но артиллерии и авиации у него уже нет. Наши роли с противником сменились. Теперь мы наступаем, а он обороняется в руинах города. Победа обеспечена, враг зажат в 3-километровое кольцо.
Нашему батальону посчастливилось получить задачу – нанести удар по северо-западной части посёлка СТЗ. Ориентир – пятиэтажный дом над Мокрой Мечёткой. Знакомый нам дом. В нём 28 августа, 5 месяцев назад, был НП нашего 3-го батальона. Бывают же такие совпадения! Мы мечтаем выйти обратно к Тракторному. Но наступающим частям становится всё теснее, и те из них, что истрёпаны сильнее других, выводятся в тыл. Нашей 124-й бригаде не суждено было войти в город. До слёз было обидно! Как всем хотелось вступить на территорию посёлка СТЗ, с которым связано так много из жизни бригады!»
Ночной марш на Котлубань
Последний боевой выстрел на сталинградском поле битвы прозвучал в 124-й бригаде 26 января 1943 года близ Орловки. С.И. Чупров: «26 января в 16.00 получено распоряжение штаба армии – наша 124-я бригада отводится в тыл на доукомплектование. Готовность выхода в тыл – 18.00». Согласно шифротелеграмме с приказом штаба Донского фронта, 27 января 1943 года 124-я осбр выбыла из состава фронта.