Каждая битва для кого-то последняя 3 страница
Ван Роттенхерц сконцентрировался, он пришел в этот мир не подглядывать за воспоминаниями мальчишки. Он должен был отыскать Луи.
Шаг, еще шаг, будто продираясь сквозь густую смолу, алмарец двинулся наугад, пытаясь в мириадах туманных разрывов увидеть тот, что приведет его к хозяину этого места.
Шаг или тысяча шагов, собственные мысли охотника путались. Память переживала удивительные метаморфозы, становясь неподатливой и хаотичной. Он выступил из тумана, оказавшись в обширном кабинете.
Книжные шкафы нависали над головой, уходя тысячами полок в темную бесконечность пустоты. На этих полках громоздились тяжелые фолианты – старая бумага, желтый пергамент, массивные переплеты, забранные цепями и металлическими оковами обложки. В центре полукруглого зала стоял массивный стол, он был до основания фигурных ножек завален раскрытыми книгами, прочитанными или отброшенными. Страницы в них слиплись и оплыли, текст расплывался, образуя мистические узоры. Лица демонов, налитые кровью глаза, ощеренные пасти.
– Нет, нет! Быстрей, еще быстрее! Прочь. Прочь!
На шатком табурете перед столом сидел мальчик, белые волосы поседели, истончились, стали почти бесцветными, лицо осунулось, из-под тонкой кожи выпирали кости. Дрожащими руками Луи перелистывал страницы, в темных провалах глаз шло лихорадочное мельтешение, жадный взгляд перескакивал со строчки на строчку, быстро. Болезненно быстро. Губы иногда принимались шептать текст, но не поспевали за работой глаз. Стол, руки, страницы книг – все было залито свечным воском, десятки огарков усеивали деревянную поверхность. Несколько свечей еще горело, придавая изможденному лицу ребенка ореол мистического мученичества.
– Нет! Нет! Не подходите! Еще! Еще немного! Я успею!
Взгляд лихорадочно метался, ребенок углублялся в чтение, будто ища спасения от какого-то зла на этих древних страницах. Иоганн сделал шаг вперед, и все встало на свои места. Из тьмы библиотеки, на грани неровного света свечей выступали высокие фигуры в балахонах. Некоторые были облачены в грубую ткань или вареную кожу, другие щеголяли шелком и бархатом, ситцем и атласом с изящной вышивкой по краю. Фигуры, их было великое множество, медленно приближались.
Ван Роттенхерц сделал еще шаг, существа в балахонах, чьи лица были сокрыты густой тенью, тоже приблизились.
– Нет! Нееет! Прочь! Я почти успел! Я повергну вас! Я все равно узнаю, как вас победить! Твари! Слуги огня и стали!
Голос ребенка срывался, шелестели страницы, стянутые воском пальцы лихорадочно теребили пергамент.
– Карл, – обратился ван Роттенхерц из тьмы, - Луи! Я знаю – ты не настоящий, лишь отблеск, фантом прошлого. Где мне найти тебя? Где скрывается тот, что заключен в этой стране кошмаров?
Охотник на монстров сделал еще шаг. Смыкая кольцо, следом шагнули страхи в балахонах.
– Нет! Да! Не настоящий! Конечно! Шанс! – рука де Люмино оторвалась от книги и указала вглубь комнаты за себя.
Повинуясь властному взмаху, свечное пламя метнулось. На миг из тьмы блеснула бронза дверной ручки. Не теряя более ни минуты, алмарец бросился туда, без труда пробившись через фигуры в балахонах. Очень скоро металл лег в руку, дверь, скрипнув, распахнулась, впустила в затхлость и пыль библиотеки запах камня и подземной влаги.
Последнее, что услышал Иоганн, шагая за порог:
– Нет! Нет! Оставьте меня! У вас нет власти! Я ничего не сделал! Он ушел! Ушел!
Кольцо высоких фигур сомкнулось над книжным мальчишкой, блеснули золотые амулеты, из широких рукавов потянулись сильные руки. Визг. Скрип двери. Она закрылась за охотником, который шел вперед. Остального он не услышал.
За дверью оказалась небольшая пещера, или грот. Тусклое сияние мха на стенах, истекают слезами сталактиты, запах плесени, влажная взвесь в воздухе. И легкий аромат свежей крови.
В центре пещеры располагалось небольшое озерцо, возле него, безразлично разглядывая бессмысленное движение слепой рыбы на дне, сидит юноша, молодой, сильный, мускулистый и загорелый. Совершенно обнаженный. Нет, не юноша, очень развитый мальчишка двенадцати лет. Светлые волосы ниспадают сияющим водопадом по плечам и ниже, до середины спины. Поза расслабленная и напряженная. Как у хищника, готового броситься на добычу. На коленях у нового Луи лежит большая пантера. Черная шкура лоснится, под ней перекатываются мощные мышцы. Зверь насторожен.
– Луи? – обратился ван Роттенхерц к мальчишке, решив не приближаться и не волновать зверя.
– Они уже идут. Они всегда приходят, – эхо грохочет под сводами и уносится в пустоту.
– Ты тоже ненастоящий, – определяет охотник на монстров. – Мне нужен тот, что создал тебя. Тот, кто заперт где-то здесь.
– Не заперт. Нет. Нет, – ребенок улыбается белыми, ровными зубами, – борется. И ждет своего часа. Да. Он здесь. Иди.
Мускулистая рука в резком жесте указывает во тьму, в сторону, откуда приходит сквозняк.
– Иди, иди. К ним навстречу. Они придут. Ты уйдешь. Они всегда приходят. Слабые, жалкие, жадные твари. Они хотят отнять то, что наше. Занять место. Заставить нас скулить и пресмыкаться. Терять силу. Делить с ними добычу. Нет. Нет. Мы не будем. Мы сильные. Очень! Самые! В конце всегда скулят и пресмыкаются они. Будет бой. Всегда бывает бой. Победим. Иди!
Качая головой от странной сцены, Иоганн пробирается к выходу из пещеры, протискиваясь через толстые сталагмиты. В темноте, у стен, в неявном свете плесени он видит тени, ощущает животное тепло, слышит тяжелое хищное дыхание. Мимо него крадутся хищники. Они идут в пещеру. Идут убить ребенка и его зверя.
На выходе из пещеры ревет ветер, он носит клочья жирного тумана, в высоте, возле самого солнца, желтым диском гордыни сияющего в высоте, парит орел. Охотник оказался на скале, внизу бесконечная пропасть теряется в облаках, наверху нестерпимой синевой раскинулся купол неба. Под ногами узкая, не больше шести шагов поперек, площадка. Она, будто воздушный причал, выдается из скалы.
На самом крае скалы стоят двое – мальчишка с восторженным лицом, ветер рвет его белый плащ. И некто в шутовском колпаке и одежде цвета лоскутного одеяла, его бежево-бурый плащ висит тяжелой тряпкой, не поддаваясь песне быстрого воздуха.
– Верь мне, брат! – легко и радостно, звонким голосом восклицает Луи, его волосы, перехваченные стальным обручем, сияют на солнце расплавленным золотом. – Сделай шаг, и мы полетим! Всего шаг и мы оба познаем крылья! Верь мне. Если ты начнешь падать – я подхвачу тебя. Главное – верь мне, брат!
Шут мнется, потирает руки, переступает, тренькая бубенцами на остроносых туфлях, с ноги на ногу и медлит.
– Де Люмино? Карл? – обращается охотник на монстров, и ветер несет его слова адресату. – Где настоящий ты? Я чувствую! Ты все ближе!
– Вот, брат! Взгляни! Он верит мне! – смеется вместе с солнцем лучезарный мальчишка и манит к себе гостя из мрачной пещеры.
Ван Роттенхерц осторожно подходит ближе. Бездна, раскинувшаяся внизу, манит и равно пугает пришельца мира кошмаров.
Луи отпускает шута и обнимает за плечи своего горе-спасителя.
– Главное – верить! Он должен верить! Его так долго мучили. Но ты пришел. И принес надежду! Защитник! – голос мальчишки все возрастает, сливаясь в громогласное крещендо с ветром. – Он должен узнать, на что ты готов ради него. Ради жизни? Шаг и ты достигнешь цели!
С внезапным ужасом Иоганн смотрит в бездну. «Это сон, всего лишь сон, кошмар, но кошмар не опасный. Так я здесь не умру».
– Вера! – улыбается золотоволосый подстрекатель.
И охотник делает шаг в пропасть. За спиной он слышит:
– Видишь, как просто, брат мой? Всего шаг. И я покажу тебе силу! Силу нашего единства.
Вновь тьма. Густая, молчаливая, жадная, как младенец, сосущий грудь мертвой матери. Во тьме есть луч надежды. Нет, столб света. Он озаряет каменный трон и рыцаря на троне. И ребенка у его ног.
Иоганн тяжело поднялся, на него вновь обрушилась усталость, заныли старые раны, голова начала кружиться. Пол был холодным и твердым, нерушимый гранит чужих кошмаров. Плащ с пелериной, касаясь его, издавал легкий шелест – единственное, что нарушало тишину.
Трон занимал могучий рыцарь, при первом взгляде он выглядел усталым и изможденным, воин будто отдыхал от долгого боя. Столб света в море темноты скрадывал детали. Когда ван Роттенхерц приблизился, он понял, что ошибался. Рыцарь, кругоносец, был мертв. Или умирал. Массивный доспех с наплечниками в виде оскаленной волчьей головы и круга с виноградной гроздью, был пробит и искорежен, белая туника пропиталась кровью, крупные алые капли просачивались сквозь трещины в броне и скорбным дождем падали на пол, образуя алые озера, блестящие на свету. Из последних сил рука бойца сжималась на рукояти великолепного клинка с двумя кровостоками. Темные, пропитанные красным волосы, растрепанные и запыленные, скрывали лицо.
У подножия трона сидел Луи, невероятно худой, осунувшийся, в ночной рубашке, напоминающей грязную монашескую робу. Грязные волосы, почти как у рыцаря, падали на лицо, из-за них льдисто сверкали глаза, будто дарованные мальчишке легендарной Царицей снегов.
Иоганн подошел еще немного. Его плащ, будто сложенные крылья, волочился следом, подкованные сапоги грохотали по призрачному камню. Во сне у него был палаш, ради успокоения рука уверенно легла на эфес верного клинка.
– Луи? – в который раз произнося это имя, алмарец в этот раз ожидал услышать осмысленный ответ. – Карл Луи де Люмино? Вставай. Я пришел забрать тебя отсюда.
Раздался слабый стон. Затем ребенок поднял голову, его сухие губы издали восторженный крик, он рванулся навстречу пришельцу из тьмы. Вскочил на ноги, пробежал два шага и с грохотом упал. Зазвенела массивная цепь, она вела от щиколотки мальчишки к латной перчатке кругоносца, мертвой хваткой вцепившейся в изъеденный нечестивыми знаками металл.
Ван Роттенхерц узнал символы. Он всегда узнавал почерк отца. Цепь была знаком кошмара. Олицетворением черного колдовства, удерживающего сознание Луи внутри скорбного мира кошмаров и искаженной памяти. Здесь охотник на монстров был бессилен. Он не мог разорвать цепь. В его власти было лишь помочь Карлу самому разорвать порочную мистическую привязь.
– Луи. Меня зовут Иоганн. Иоганн ван Роттенхерц. Я здесь, чтобы помочь. Я могу вывести тебя из этого места. Но ты должен меня слушаться. Ты должен разорвать цепь. Освободиться от оков этого мира.
Ребенок поднял взор и встретился взглядом с гостем темноты. С трудом, опираясь на дрожащие руки, он поднялся. Весь его вид выражал нерешительность. Он дернул цепь, еще и еще раз. Металл звенел. И только. Мальчишка не мог надеяться победить прочность звеньев толщиной в кулак.
– Тяжело, – прошептал Луи старческим, надтреснутым голосом. – Очень, очень тяжело.
Во вспышках света осколками разбитых зеркал за спиной мальчишки возникли образы кошмаров, виденных по пути сюда алмарцем. Сквозь блистающую завесу света на трон, его узника, мертвого рыцаря и бессильного охотника взирали дети из кошмаров де Люмино. Книжный мальчик средь бесконечных шкафов библиотеки смотрел с надеждой. Луи из пещеры, казалось, был готов сам броситься на цепь и разорвать ее, пантера в его ногах беззвучно рычала. Блистающий золотом парень с ветреного шпиля шептал: «Вера!» Все они были там. Ждали развязки. Подбадривали узника кошмаров и давали силу его спасителю.
– Я знаю, что это тяжело, – вновь заговорил ван Роттенхерц. – Невыносимо, больно и унизительно. Ты стал заложником зла, Карл. Оно стремится навсегда завладеть твоей душой. Телом. Мыслями. Всем. Но ты не должен сдаваться. Борись, парень! Я столько времени пытался спасти тебя, кажется целую вечность. Но я ничего не смогу без твоей помощи. Без твоей силы.
– Невыносимо, – хрипит младший де Люмино и тянет цепь, собирая последнюю волю в кулак. – У меня не получится. Это слишком.
Тьма наполняется металлическим звоном, скрежетом цепи о камень. Рука мертвеца держит крепко.
– Не сдавайся, парень. Ты уже столько пережил. Неужели ты позволишь злу победить? Ты не такой, – голос Иоганна стал уверенней, борьба «пациента» вдохновила его. – Каждый из нас делает выбор в жизни. Каждый идет своим путем – кто-то сдается и позволяет судьбе нести его бурными волнами жизни в пустоту. А кто-то борется. Сам выбирает тропу и идет по ней, преодолевая страхи и лишения. Не позволяй никому решать за себя, парень, ты де Люмино! Сын благородного человека. Потомок великого воина. Не сдавайся. Ты сможешь победить тьму, что застилает тебе путь.
– Да! – шепчет ребенок и начинает тянуть цепь все сильнее.
– В каждом из нас есть зло, Луи. Но злодеями не рождаются. Ими становятся. Делают выбор. Из-за слабости. Из принуждения. Из неумения побороть пороки внутри себя. Но ты не такой. Я не вижу зла в тебе. Я не вижу зла вокруг тебя. Ты сильный, Луи. Твои дела говорят сами за себя. Парень, ты совершил немало хорошего. Ты уже выбрал свой путь. Вспомни. Там, за завесой тьмы есть те, кто ждут тебя. Вспомни брата, который любит тебя, которого ты спас! Вспомни деда, мать, отца – все они надеются на тебя. Вспомни все, что дает тебе силы. Все, чем ты на самом деле являешься!
– Я помню! – рычит Луи и рвется из мертвых когтей.
– Тебе есть ради кого жить. Там, в мире живых тебя ждет твой кот – верный друг и соратник. Знак твоей доброты и милосердия. Тебя ждет твоя цель – путь воина и героя, который ты постигал на тренировочном поле и в библиотеке, когда корпел над пыльными фолиантами. Тебя ждет твоя любовь, наконец. Девушка, которую ты оставил, не по своей воле. Та, что каждый день плачет о человеке бесконечно добром и дорогом для нее. Есть, за что побороться, парень!
– Я буду, буду бороться, – стонет мальчишка, и цепь начинает поддаваться.
– Вырвись! И ты обретешь все, что заслужил. Своими поступками, – голос Иоганна гремит под темными сводами кошмара, – делами и стремлениями. Старый, грязный негодяй и его темные уловки загнали тебя сюда. Он решил сделать выбор вместо тебя, Луи. Лишить тебя права на собственный путь. Заставить стать тем, кем ты быть не желаешь. Борись, де Люмино! Борись с ним.
Раздался скрежет металла и свист освобожденной цепи. Взметнувшись в воздух, освобожденные оковы Луи описали круг и ударили ван Роттенхерца в грудь. Охотник тяжело повалился на пол. За спиной освобожденного ребенка возник еще один осколок зеркала памяти. Там был узник кошмаров и его возлюбленная.
Колонии приносили немало благ шваркарасской аристократии – табак, перец, чай, лекарственные травы, экзотических животных, наркотики. И конечно – рабов. Служанка Мирта, юная и миловидная, относилась к последней категории. Ее мать была человеком-лисицей из Экваториального архипелага, а отец – садовником одной из городских резиденций семьи де Люмино. От родителя ей досталось приятное личико со вздернутом носом, глубокие карие глаза, прямой и тонкий нос, от матери – пушистый хвост, лисьи уши, рыжеватый пушок, имитирующий шерсть по телу. Когда Гиттемшпиц нашел ее, Мирта убирала трофейный зал.
Со стен скалились мертвые головы убитых ради забавы животных, воздух полнился запахом пыли и тлена, тяжелые шторы на окнах были закрыты. Разговор шел уже некоторое время.
– Я не знаю всех деталей, месье хальст, но, в общем, все выглядело почти так, он заставлял меня покрывать их встречи, и угрожал, что в случае неповиновения найдет способ сослать меня на плантации, а ее в маркитантки, – голос девушки дрожал, она выглядела печальной и потерянной, будто страдала от неразделенного горя, все время пока Иоганн лечил Луи, Мирта выглядела именно так, но что-то подсказывало, что эта приятная и добродушная служанка не всегда была такой. – Я могу по-разному назвать это, но точно не любовь. Есть другое слово – извращение.
– Но как же слова Вероники? – Гиттемшпиц покачал головой. – Она же все видела своими глазами, и говорила очень убедительно.
– Издалека, – кивнула лисица, – как-то раз я и правда упустила ее из виду. К счастью, ничего плохого девочка не успела рассмотреть. У него было хорошее настроение. Он и Миа... Они просто гуляли.
– Она говорила о нескольких случаях, – хальст был удивлен и раздосадован. Сбывались худшие его подозрения. Это все равно, что устроить пикник и к концу трапезы обнаружить, что сидел ты на недельном собачьем трупе, прикрытом соломой. Что-то воняло.
– Дальше я стала за ней приглядывать. Она же маленькая госпожа – не запретишь. Еще она требовала деталей. Ну, я хороший рассказчик. А что? – в глазах служанки вспыхнул огонь. – Лучше было, чтоб она знала правду? Рассказать ребенку, как он пытал Мию, бил, издевался? Нет, уж лучше пусть верит в любовь и книжные романы. Все остальные знали – никому от этого не легче. А Вероника – в ней еще осталось что-то правильное.
– А как же ты? Ты не могла что-то сделать? – хальст начинал закипать.
– А что я, – вспышка гнева сменилась громким всхлипом, – говорила с ним, пригрозил сделать меня следующей. Говорила с ней, просила уехать. Просила ее родителей услать. Испугались. Говорила со стариком – сказал: «Пусть играет!», и с молодым – «Все пройдет, это временное – мальчик взрослеет». А я тоже боюсь. Мне моя шкура дорога.
– Ясно, – Кивнул Гиттемшпиц, затем погладил Мирту по руке. – Все будет хорошо! Где она живет?
Напарник ван Роттенхерца не был убежден. Ему хотелось знать все из первых рук. Он должен был поговорить с Мией – мнимой возлюбленной Карла Луи де Люмино. Девушкой, которую он мучил уже полгода. «Кошачий ужас», дневники чернокнижников, колодец. Все выглядело в совершенно другом свете для слуги, чем это было представлено хозяину. Иоганна надо удержать от ошибки. Но хальсты – педантичный народ. Он хотел увидеть всю картину.
– Ты прав, – раздался сильный, гулкий голос Карла Луи, – я должен был бороться. Это было тяжело. Невыносимо. Все новые и новые мучения приносило мне мое проклятье.
Иоганн с трудом поднимался. Удар цепи сломал несколько ребер.
– Я думал – все будет легко и быстро, но пришел он, – руки ребенка больше не дрожали, он указал на тело кругоносца покоящееся на троне. – Он долго ждал такой возможности. И твой папаша ее предоставил. Этот древний, замшелый гад хотел меня сожрать! Он терзал мою душу, хотел захватить тело. Я бы с ним справился.
Картинка в зеркальном осколке памяти на заднем плане прояснилась. Там был Луи, и симпатичная девушка лет тринадцати, он грубо целовал ее, хватал за волосы, кусал в шею. Губы шептали: «Повинуйся». Девушка плакала, тряслась от страха и повиновалась.
– Я бы справился. Но появился ты. ТЫ! Мучал меня месяцами, каждый раз, каждый раз, когда я был близок, ты отбрасывал меня обратно в пропасть. А когда уходил – оставлял эти проклятые браслеты. Холодное серебро так жжется. Я полюбил эту боль.
С прочих зеркальных воспоминаний так же начал спадать ложный блеск.
– Выбор, ван Роттенхерц! Я сделал его давно. Зло. Это ты злодей – населяешь мир слабыми, защищаешь бесполезных. Топчешь тех, кто сильней. Уничтожаешь любого, кто способен выжить без таких, как ты.
Голос мальчишки дрожал от ярости и силы.
– Это ты! Ты хотел отобрать у меня мой путь. Ты хотел заразить своей пошлостью и глупостью. Благодарю покорно! Мой выбор другой!
С издевательским смехом ребенок начал исчезать. Твердо вставший на ноги ван Роттенхерц бросился к нему, но не успел. Вспышка – и двуличный фантом кошмаров растаял. Гостя темного мира тоже необратимо потянуло прочь. Прочь в свое собственное тело. Исчезая, он увидел память Луи без прикрас – трое полумертвых котят дерутся за кусок мяса, один из них черный. Ночной порой детские пальцы листают страницы запретных фолиантов. Сильные руки младшего брата толкают старшего в колодец, тот не успевает ничего понять и думает, что упал сам. Надменный аристократ «приручает» крестьянскую девку, дочь лесника, из любопытства он заставляет ее изображать любовь и страсть, желая понять – как долго она сможет валяться в грязи и сколь мало ценит свою честь.
Гиттемшпиц спешил, ему казалось, что он летит как стрела, но у хальстов коротенькие ножки, он бежал вперевалку, припадая к земле. В небесах торжествовал рассвет. Времени оставалось все меньше. Чернила снов действуют лишь несколько часов. Он узнал что хотел, побеседовал с красивой, но заплаканной и бесконечно несчастной Мией. Ее трусливым отцом, помнившим фермера, которого повесили за защиту жены, забитой и безразличной матерью. Те ужасы, которые творил с девочкой Луи де Люмино, напарник охотника на монстров унесет с собой в могилу. И никогда никому не расскажет. Он должен поведать другое. То, что услышал от несчастной девочки.
«Он говорил, что нашел способ. Что скоро станет высшим существом. Он... Он обещал, что обретет бессмертие, а меня сделает своей наложницей. Конечно, ведь жена у него должна быть благородная. Он говорил о власти, о силе, о своем призвании. Тем вечером, когда шел на кладбище, он все твердил о Кубке Кровавой луны, наследии его предка Луи и воде мертвецов из кладбищенского колодца. Он говорил, что станет непобедимым и вернется за мной...»
Иоганн обязан знать. Хальст должен успеть.
Пробуждение пришло внезапно, будто удар под дых в начале трактирной драки. Ван Роттенхерц широко распахнул глаза и столкнулся с нестерпимым блеском льда во взгляде де Люмино. Охотник помедлил, месяцы упорно труда, клятвы родным и близким, обещание бороться до последнего. Невинный вид ребенка, только что проснувшегося от долгого сна в измятой кровати. Нежный рассвет, разогнавший черные тучи за окном. Все это притупило боевые рефлексы охотника на монстров. Карл Луи успел первым.
Нечеловеческие когти рванулись к лицу мучителя, не дававшего ему завершить становление долгие четыре месяца, брызнула кровь.
Гиттемшпиц опоздал. На несколько мгновений он опоздал. Но не безнадежно. Окно спальни больного разлетелось дождем витражных осколков. Хальст еле успел подхватить выпавшее оттуда тело патрона. Эти карлики были очень сильны. От падения напарник не пострадал. Но его лицо – все, что было на месте глаз и переносицы, представляло собой кровавое месиво. Охотник лишился зрения.
Следующим выскочил вампир. Бывший Карл Луи де Люмино. Ныне – голодный кровосос. От него шел дым и смрад горящей плоти – браслеты из холодного серебра вплавились в кость. Хальст не растерялся – рявкнул мушкетон, заряженный серебряной дробью. Мальчишке снесло половину лица, под плотью обнажились бритвенно острые клыки в два ряда. Он взвыл. Но у мушкетона был второй ствол.
Тварь бросилась прочь, припадая на все четыре конечности. Гиттемшпиц бережно положил напарника и хотел метнуться следом. Но чудо из разряда дьявольских уловок – молодой кровосос обратился вороном, расправил черные крыла и устремился в небо.
– Ничего, – сплюнул хальст и стал привычно заряжать ружье. – Свидимся, выблядок.
Закат надежды
Форт пал. Надежда еще теплилась в его стенах. Но Луи де Люмино был прагматиком. Все его люди были мертвы или умирали. Знамя с золотым кругом еще развевалось над каменной рухлядью сторожевой башни, но его некому было защищать. Форт жил милостью солнца. Повинуясь законам Темного, с наступлением заката хмааларцы отступили для вечерней молитвы. Потери воинства Рашида впечатляли. Воины последней надежды бились неистово. На каждого погибшего приходилось четверо поверженных конных лучников. На каждых двоих – по одному сипаху из элитной сотни.
Под стенами форта Рашид Великолепный потерял брата. После жестокого залпа картечи, прервавшего жизнь брата Маркоса и нескольких десятков всадников, рыцарь ордена Красной Перчатки преподнес врагам последний подарок. Когда хмааларцы снова пошли в атаку, тело воина взорвалось в ярости божественного огня. Пламя унесло не меньше, чем вой картечи.
Следующим пал Эктор. Израненный ветеран умирал долго. Из его доспехов ручьями лилась кровь, ей пропитался камень там, где он стоял, плащ кругоносца и сюрко. Последним ударом воитель размазал сразу троих неверных, взобравшихся по стене с саблями в зубах. Рыцарь громогласно рассмеялся, похвалив свой серебряный молот за лучший в жизни удар, плюнул за стену и рухнул. Больше уже не поднявшись.
Люди Эктора – тяжелая пехота, воодушевленная героизмом командира, стояли до последнего. Даже самый слабый пал только после седьмой стрелы.
Последним выбыл из боя Бернард де Консорме, за пять минут до того, как враг протрубил сигнал к отходу. Он, выражаясь такими словами, от которых краснели небеса и раскалился камень форта, разложил своих умерших стрелков на стене, закрепив в их холодных руках оружие и стрелял за каждого по очереди. Пока не кончились заряды. Стрела поразила наемника в грудь. Он кашлял кровью и улыбался, демонстрируя силу воли. Оставшийся на стене в одиночестве Луи сам отнес лучшего друга под сень сторожевой башни. Положив поодаль от прочих мертвецов и умирающих.
Луи де Люмино знал, что тоже умирает. Он жил лишь силами магического доспеха. Превозмогая боль от десятка торчавших в теле стрел. И особенно от стилета – какой-то ловкий хмааларец нашел щель в броне и вонзил оружие, чуть-чуть не достигнув сердца кругоносца.
Луи де Люмино не был готов умереть. Он выполнил свое обещание – герцог Люзона обещал бывшему барону новый титул. Титул маркиза своих земель, щедрое вознаграждение и руку младшей сестры впридачу. Все это за один день, на который нужно было удержать Рашида. Луи не любил не оплаченных долгов.
Ему нужна была жертва. Нечто значительное и важное. Нечто, способное пробудить темные силы, с которыми барон водил весьма близкое знакомство. Вокруг лежали тела кругоносцев – воинов веры, защищенных от скверны светом Единого. Чтобы залечить свои раны и удержать форт, чернокнижнику нужно было пожертвовать чем-то действительно ценным.
К счастью, у него была подходящая жертва. Сильные руки в когтистых перчатках разорвали дублет и рубашку на груди Бернарда де Консорме. Под ними осталась лишь обнаженная плоть - небольшая идеальной формы грудь с крупными розовыми сосками. Женская.
– Думаешь, сейчас самое время? На камне будет как-то неудобно, – укоризненно заметил друг сквозь кровавый кашель. – Да и стрела помешает обниматься.
– Потерпи, любимая, скоро все пройдет, – сдавленным горлом прошептал кругоносец, извлекая из ножен мизерикорд.
Наемника на самом деле звали Бернадетта. И он, вернее, она, была единственной женщиной, которую когда-либо любил Луи. Женщиной, которая любила его настолько, что даже отправилась с ним в последний бой. Больше нее де Люмино любил только жизнь.
Резко и быстро узкий клинок вонзился в сердце женщины, как хотелось верить Луи, не успевшей понять, что произошло. Он поцеловал ее, впитав последний вздох. Затем, орудуя клинком и когтями перчаток, чернокнижник вырезал сердце мертвой возлюбленной и впился зубами в твердую, неподатливую плоть. Сердце было теплым. Кровь текла по подбородку и заливалась под доспешный ворот. Луи тошнило, но он продолжал есть, прерываясь на шепот заклинания. Жертва была принесена. С каждым куском плоти раны каннибала зарастали, выпали стрелы, с мощным толчком и алыми брызгами вылетел стилет, жизнь неведомым, колдовским способом возвращалась.
– Мэтр! Мастер! Я вернулся.
Из-за спины разнесся слабый голос, пошатываясь от усталости, в изодранной кольчуге, весь в синяках, кровавых ранах и ссадинах, к командиру несуществующего отряда последней надежды приближался Патрик. Оруженосец выжил и вернулся. Прошел сквозь ад и прибыл во тьму.
– Мэтр, я сражался до последнего, – парень продолжал подходить, щурясь в темноте, – меня топтали, били, резали, но я выжил. Скрылся под убитой лошадью, и вот я здесь. Мастер, что вы...
Ни сил, ни времени. И никакой надежды. Широким взмахом мизерикорд распорол горло оруженосца. «Тебе стоило умереть там, мой друг, это была бы славная смерть», – подумал де Люмино.
Патрик упал, его забили конвульсии, удивленным взором он впился в окровавленное лицо наставника. И в последний момент все понял.
– Прок... – кровь бурным потоком с хрипами рвалась наружу, но он сумел договорить, – наю.. Пре... тель.
Командир горстки мертвецов сам закрыл глаза ученика, которого смог пережить. Оставалось совсем мало времени. Из недр сторожевой башни Луи вывел своего верного вороного скакуна. И вскоре был далеко от Форта Последней надежды. Он оставлял за спиной медленно поднимающихся мертвецов,с начертанными на лице кровавыми знаками, свою любовь без сердца, своих друзей, которых предал, и свой плащ кругоносца. Унося лишь проклятье, в которое не верил и позор, о котором никто не узнает.
Хмааларцы были известными колдунами, познавшими таинства темных наук, но Рашид не терпел ворожбы в своей армии и не взял с собой адептов мрачных искусств. Еще день воинство гневного эмира штурмовало форт, наполненный оскверненными мертвецами, которых нужно было разрубить на куски, чтобы повергнуть. Бегущие кругоносцы получили большую фору.
Вороной Луи пал в пустыне, за час до лагеря герцога. Его кровь и плоть позволили чернокнижнику закончить путь по холодным пескам.
На борт галиота «Надежда» – флагмана герцога Люзона всходил уже не кругоносец и командир отряда последней надежды, но маркиз де Люмино. Названый брат властителя и жених его сестры.
Бывший барон ехал в святую землю не беднеть и умирать. Вернувшись в Шваркарас, он приказал основать богатый особняк на утесе озера Плевро, куда ввел молодую супругу. Остаток жизни рыцарь прожил в неге и комфорте, почивая на лаврах героя и победителя. И только слуги, тайком, вдалеке от глаз хозяина, обсуждали, как страшно их владыка кричит по ночам, а оставаясь один, почему-то мечется по комнатам внутренних покоев и спорит сам собою на разные голоса, умоляя оставить его в покое.